Хроники Беке Мара. Неслучайная Фантазия. Отрывок 7

…Привалившись к камням на обочине горной дороги, обрывавшейся, словно в пропасть, в синее зимнее небо, женщина развернула карту и внимательно вгляделась в нее.
На ней были темные прямые джинсы, уже истертые и кое-где перепачканные грязью, приталенная куртка с меховым воротником и удобные кроссовки одной из лучших марок. А ее светло-русые волосы, убранные в длинный хвост, были продернуты в бейсболку. 
Вторая женщина остановилась рядом с ней, пытаясь заглянуть в карту. Одежда этой путницы так и резала глаз! Светлые – без единого пятнышка грязи – джинсы в обтяжку, бросающийся в глаза дорогой ремень на них, из-под расстегнутой модной куртки видна невесомая блуза, завязанная узлом ниже груди, поверх темного топа. И то, что не могло остаться незамеченным в этих местах, – полусапожки на узком каблуке двенадцать сантиметров! Слишком уж модно выглядела эта еще молодая женщина на фоне изрытых боями гор, сожженных селений и голодной ребятни!
«Ну, где мы, Тереза? - поинтересовалась она, отбросив за спину белокурые волосы, забранные в высокий длинный хвост, - Хоть приблизительно скажи, сколько нам еще идти до ближайшего села!»
«Недолго. Прямо по курсу – Грозный!» - заявила та с улыбкой, указав на пропасть перед собой.
Блондинка обижено поджала губки.
«Издеваешься? Нам так и топать донизу пешком? – возмущенно воскликнула она, - Я устала! Людвиг!»
«Людвиг занят, у Людвига важное дело! – откликнулся неунывающий блондин с земли и, приподняв ребенка, игравшего у него на груди, прорычал устрашающе, - Я злой и страшный серый волк!»
Блондинка усмехнулась и присела на корточки рядом с ним.
«Ну, ты ее уже три месяца пытаешься напугать! – рассмеялась она и добавила игриво, - Хочешь, я напугаю сразу?»
Людвиг быстро перевернулся на бок, заслонив от нее ребенка.
«Сгинь, чудовище! – рассмеялся он, - Ринка любит только дядю Людвига! И когда-нибудь она его испугается… наверное…»
Широко улыбнувшись, девочка потянулась к его лицу и схватила мужчину за нос.
«Люда!» - выдала она и громко рассмеялась.
Женщины тоже покатились со смеху, услышав это прозвище, которое ребенок дал своему няню.
Грустно вздохнув, Людвиг прямо посмотрел в огромные чистые глаза девочки.
«Когда ты уже научишься? Людвиг, Людвиг, - произнес он медленно, - Ну, Ринка, повтори. Людвиг».
«Люда!» - выкрикнула девочка счастливо и снова расхохоталась.
«Людвиг, на тебя смешно смотреть! – заявила блондинка, вытирая слезы смеха, - Чтобы вампир из рода Шега, более того, лорд Шега… и так возился с ребенком!»
Людвиг зло покосился на нее и крепче обнял лопочущую девчушку.
«Бесчувственная женщина! Ты погляди, какая она миленькая! – расплывшись в улыбке, сказал он, - Такая хорошенькая и такая сообразительная! И такая мужественная девочка! Да, Ринка?»
Женщины давились смехом и даже не могли ответить.
«Людвиг Шега в роли личного слуги трехлетней человеческой девочки – это, воистину, нечто!» - выдавила блондинка, наконец.
Тереза согласно закивала.
«Да хоть кто-то из вашей кровососущей компании сохранил нечто человеческое! – словно обрезал их смех недружелюбный окрик. И женщина в белой сорочке и синих джинсах, приблизившись к Людвигу, присела рядом на корточки и улыбнулась ребенку, терзающему его волосы, - Что, Ринка, нравятся кудряшки дяди Людвига? – спросила она совсем другим, нежным, голосом, со вздохом посмотрев на коротко остриженные волосы девочки, - Ничего. Через годик и у тебя такие будут. Даже лучше! – и, обернувшись к Терезе, она бросила недовольно, - Ну, разобрались?» 
Женщина в ответ только вздохнула и молча протянула ей карту, словно говоря: ну как здесь разобраться?
Сев на землю с картой в руках, Марина углубилась в чтение. Тереза Байош была великим манипулятором, она кого угодно могла стравить, если это бывало нужно ей, она умела выдумывать адски изощренные планы. Все так. Но в топографии, тем более, в военной топографии, она была полнейший ноль. А Марину Цвонко обучил всему, что ей, как Беке Мара, могло понадобиться в ее борьбе, и этому тоже. Достав из кармана джинс огрызок синего карандаша для глаз, Марина отметила что-то на карте.
«Ну, положим, сведения у тебя старые, и русские теперь стоят несколько ближе, - произнесла она медленно, сунув карандаш за ухо, - В Ханкале теперь бригада контрактников. Слухи о них в округе не лучшие, но, как говорится, не проверим – не узнаем…»
И, сложив карту, она протянула ее Терезе. Та удивленно посмотрела на нее.
«А откуда ты…» - начала она только, как звук приближающихся машин заставил путников быстро отскочить к обочине и вжаться в камни.
«Мариночка! Красавица, вот я и догнал Вас, прелестница моя! – прокричал еще издали какой-то бородатый коротко стриженный военный, высунувшись в окно, - Это судьба! – увидев блондинку, он смолк на мгновение и сказал тише, уже выскочив из машины, - Мариночка, а Вы не говорили, что у Вас здесь будут модели! Представьте меня скорее!»
«Привыкай, они тут слегка одичали, - усмехнулась Марина на ухо раздосадованной женщине, - Андрей, знакомьтесь: Полина, Тереза, - она помолчала, собираясь с мыслями. В голову лезло «Люда!», но так она представить блондина не могла, и Марина сказала, - Леонид. Ну, все по машинам?»
«А что это за прелесть?» - расплылся в улыбке контрактник, склонившись к ребенку, которого держал на руках Людвиг.
Тот быстро отвернулся и бросил через плечо: «Ты руки вымой, потом к детям их тяни!»
На мгновение военный растерялся. Но, услышав смех женщин, он, похоже, понял все на свой лад и тоже улыбнулся.
«Твоя, что ли? Марин, это…»
«Нет! – отрезала женщина, забрасывая в кузов рюкзаки, - Людвиг, живо грузитесь! Отвечаешь мне за Ринку головой!»
Андрей понимающе улыбнулся.
«Вот это мама! – вздохнул он, - Мне б такую! – и добавил с дружеской улыбкой, - Полиночка, Терезочка, ну, куда же вы лезете к этим, - он покосился на солдат, - Вы у нас как принцессы поедете – в кабине! А я уж пересяду… Терезочка, а Вы сюда…»
Пока он суетился, устраивая женщин, Людвиг успел перекинуться с Мариной парой фраз.
«Он не опасен?» - это было первое, что приходило ему в голову при виде Андрея Зимина.
Марина рассмеялась.
«Нет! Одичал малость, - откликнулась она, - А так нормальный парень…»
«И кто это?» - посмотрев на колонну машин, поинтересовался Шега.
«Та самая бригада, - улыбнулась женщина беспечно, - Ну, или какое-то там для нее подкрепление. На месте разберусь…»
«А откуда?»
«А я боевика зашила вчера, - не дождавшись вопроса, откликнулась Марина, - Все-все рассказал в знак благодарности!»
Голубые глаза Людвига Шега стали идеально круглыми от изумления.
«Ну ты даешь, Мара!»
«Да, я такая! – усмехнулась та весело, - Так, давай, подашь мне ребенка в кузов. Если что – ты не при делах! Просто защищай Ринку!» - добавила она грозно.
«Да знаю я, знаю!» - недовольно откликнулся Шега. 
И улыбнулся, посмотрев в лицо уснувшей девочке.
…До Ханкалы автоколонна не доехала. Военные остановились неподалеку от города. Там тоже был разбит лагерь.
«Не надо вам в двести пятую, к пьяни всякой! – уговаривал Зимин женщин, устраивая их на ночлег, - Вот утром вышестоящее начальство протрезвеет, и я поговорю, как вас можно доставить за пределы Чечни…»
Когда он вышел, Полина уронила голову на руки и страдальчески простонала.
«Сколько раз он сказал «пьянь», «напиться» и «бухать»? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила горестно, - Тереза, чудовище, мы погибнем среди этих алкоголиков!»
«Да много ты алкоголиков видела! – презрительно бросила Марина, - Тебя, вообще, как принцессу встретили, а ты недовольна! Ну, все, - она схватила сумку с одеждой и мылом, - Я на десять минут. Людвиг! Не спи!»
«Я не сплю…» - откликнулся вампир, сворачиваясь калачиком вокруг Ринки и зажевывая ее волосы.
Недоуменно заглянув в его лицо, с которого почему-то исчезли глаза, Ринка потянула его за ресницы, пытаясь их открыть.
«Я не сплю! – выпрямившись и потирая глаз, повторил вампир громко и добавил обижено, - Ринка, ну, ты чего делаешь?»
«Глазки!»
«Ах, это… - Людвиг устало вздохнул,  - Ну, давай… У кого какие глазки?»
Не смотря на свое депрессивное настроение, Полина покатилась со смеху, в тысячный раз наблюдая эту нелепую игру.

…Закрыв дверь комнаты, чтобы не слышать шума снаружи, мужчина сбросил форменную куртку с нашивками воинов-защитников на стул и включил магнитолу. У него было только два диска. Ему и не нужно было больше. На этих зеркальных пластинках отпечатались чувства последних двадцати лет.
Музыка зазвучала сначала тихо, потом громче и громче, и голос певца разорвал тоскливую тишину ночи своей неизбывной тоской. Сильно зажмурившись, мужчина провел обеими руками по волосам – от шеи к макушке, – взлохматив их, и упал на кровать, вслушиваясь в слова, которые помнил наизусть.

«Belalim
Yaban cicegim
Belalim
Askim gercegim
Belalim…»

…Посмотрев на женщину, все еще не открывавшую глаз, Базиль, недовольно нахмурившись, поставил песню на повтор.
«Не надоедает?» - спросил он мрачно, вернувшись на свое место.
Марина усмехнулась, не открывая глаз.
«Есть вещи, которые не могут надоесть».
Ратоборец нахмурился еще сильнее, посмотрев в ее, определенно, безмятежное лицо. А ведь она понимает, что через два дня предстанет перед Советом Ордена и будет казнена!
«Да ты даже смысла не понимаешь!» - бросил он раздраженно, отведя взгляд.
Ему трудно было смотреть в лицо настолько бесстрашному человеку, даже если глаз он не видел. В такие моменты он вспоминал слова рыцаря Дамьяна об уважении, становящемся сильнее ненависти. «Это очень мешает, Бажо, - вздыхал рыцарь Дамьян, - Постарайся избежать этого настолько, насколько сможешь. Иначе ты можешь стать жертвой своего уважения к врагам». Он будто предвидел свою судьбу!
Длинные ресницы женщины едва заметно дрогнули, и она произнесла тихо, не открывая глаз, и каждое ее слово вписалось в песню:

«Не уйти от мыслей о тебе, беда моя.
Не забыть тебя мне и на миг, беда моя.
Дни тоскливы, ночи холодны без тебя, беда моя. 
Счастлива ли ты теперь в своей дали?

Беда моя.
Ты весна в моем сердце, цветок в пустыне.
Беда моя, мое счастье и мой злополучный рок.               
Беда моя, ты одно, что мне дорого отныне.
Любовь моя. Беда моя, боль моя».

Базиль удивленно посмотрел на нее, но спросил безразлично: «И эти песни ты пела в девяносто пятом?»
«Уже в девяносто шестом! – усмехнулась Марина, не открывая глаз, - Нет, тогда я пела другие песни».
И впервые тень сожаления накрыла ее лицо. Базиль придвинул к женщине чашку с горячим чаем.

…Автоматная очередь взрыла землю у ног женщины, и та с длинным «Йё-ёо-о!» метнулась в сторону, сбив в окоп двоих рядовых.
Один из них при ближайшем рассмотрении, впрочем, оказался сержантом.
«Идиоты? – поинтересовалась она, вжавшись спиной  в стену окопа и посмотрев на молодых парней перед собой, - Чего шляетесь? И даже без подобающей формы, или как это там называется! Нарочно лбами перед снайперами сверкаете?!»
«Снайпер! – хмыкнул сержант презрительно, - Снайпер бы попал! А это так, кто-то из местных…»
Не поленившись, женщина привстала и отвесила парню тяжелый подзатыльник.
«Рот захлопнул, когда с тобой старший по званию говорит! – прорычала она озлобленно, - Фамилия!»
«А мне можно уйти?» - тихо спросил его спутник, пока ошарашенный парень таращил глаза на незнакомку в гражданском.
Та безразлично махнула рукой.
«Проваливай! – и, снова посмотрев в лицо немного опомнившемуся сержанту, она повторила свой вопрос, - Фамилия?»
«Совсем, что ли? – вместо ответа выкрикнул тот, - Тебе вообще повезло, что на меня нарвалась. Другой бы давно дурь вышиб! – и он поднялся на ноги, собираясь уйти, - Старший по званию!»
Едва произнеся последние слова, парень взвыл от боли и ткнулся лицом в землю.
«Другому я бы руку сломала, - сообщила незнакомка холодно, продолжая удерживать его запястье, - А так, - и перед лицом парня возникла какая-то книжица, - Читай!»
«Что я здесь прочитаю, здесь не по-русски! – взмолился тот отчаянно, - Руку пусти!»
«Волшебное слово?»
«Пожалуйста!»
«Волшебным словом было «Отпустите меня, товарищ лейтенант», но и так сойдет! – усмехнулась женщина, убирая книжицу в нагрудный карман куртки и сверху вниз глядя на парня, потирающего ноющее запястье, - Ладно, вставай. Как тебя зовут? – она протянула ему руку, но парень испуганно шарахнулся от нее в первое мгновение и лишь спустя некоторое время решился вложить свою руку в ее ладонь, - Ты под началом Зимина? Или из «вечно пьяной»?»
«Нет и нет, - откликнулся тот, хмурясь, - Владислав Беляев. Мы сегодня прибыли. И…»
Голос молодого человека оборвался, и его светлые карие глаза расширились при виде оживления в другом конце лагеря. Женщина нахмурилась. А снайпер, все-таки, был. Только стрелял он не по солдатам, а по их командиру, выскочившему, похоже, чтобы загнать этих мальчишек в укрытия.
Солдаты уже заносили его тело в блиндаж, и длинные руки мужчины безвольно качались на весу. А следом бежал бледный, как полотно, Зимин и, кажется, плакал.
«Твой командир? – спросила женщина, кивнув в сторону блиндажа. Сержант молча кивнул в знак согласия, - Почему под землю несут? У вас же света там нет. Оперировать не смогут».
«Оперировать некому, - преодолев горловой спазм, ответил Влад, - Хирург с майором со вчерашнего дня пьют…»
Не сказав ни слова, женщина бросилась к блиндажу, и до молодого человека донесся ее надорванный простудой голос.
«Зимин! Не заносите!»
Остановившись рядом с военными, незнакомка заговорила с Зиминым, одновременно осматривая рану ротного. Похоже, она отдавала какие-то распоряжения. Но что самое странное, Андрей Викторович слушался ее. Когда женщина со всех ног бросилась назад, к своему блиндажу, ротного несли уже в палатку. И Зимин не выглядел уже таким несчастным, словно у него появилась маленькая, но надежда.
«С дороги! – оттолкнув Влада, незнакомка нырнула в блиндаж, и оттуда послышался шум и ее отрывистые повелительные окрики, - Глаз с нее не спускать! В округе снайпер, так что, чтоб даже ноги вашей не было снаружи! Я вернусь!»
«Когда?» - прозвучал ей вслед растерянный женский голос, но она уже бежала к палатке, прижимая к груди большой сверток.
«Воду! Мыло! Спирт!»
Ротному очень повезло в этот раз. Глядя на бледное безмятежное лицо мужчины, Влад думал, что ему очень везет по жизни. Он ведь столько раз уже мог умереть в одной только России! А еще до России…
Закончив операцию, незнакомка, имени которой сержант все еще не знал, ушла куда-то и вернулась, спустя полчаса, – чистая, в белоснежной сорочке, словно ничего и не было.
Присев на корточки рядом с парнем, она вырвала сигарету у него изо рта и затушила ее о камень.
«Отучайся! – усмехнулась она дружески и добавила, протянув ему руку, - Марина Мара. Можно просто Мара. Тебя я буду звать просто Владе».
«Как скажете, товарищ лейтенант!» - усмехнулся молодой человек устало и осторожно пожал ее огрубевшую руку.
Наутро, когда проспавшийся майор узнал, что операцию во вверенном ему подразделении проводила какая-то неизвестная, а ассистировал ей сержант-контрактник, лагерь огласился настолько непристойной бранью, что Людвиг, хоть он и надеялся на малолетство Ринки, все-таки, зажал ей ушки.
«Не слушай дядю, не слушай дядю!» - повторял он без устали, уткнувшись носом в макушку девочки, пока разгневанный командир носился по лагерю в поисках виноватых.
«Где эти?» - негодовал он.
«Логично было бы предположить, что в операционной, - донесся до него сонный голос из-за полога палатки. И в следующую минуту перед военным выросла стройная женщина с длинными темными волосами и насмешливыми пронзительно-серыми глазами, - Надеюсь, вопросов никаких?» - поинтересовалась она ехидно, достав из нагрудного кармана несколько корочек и протянув их майору.
Тот быстро прочел содержимое документов.
«Марина Мара, - произнес он медленно, словно запоминая, - Вы понимаете, что нарушили закон?»
Голова раскалывалась, и майор говорил не совсем так, как всегда. Он даже не кричал.
«Скажите об этом Стасю, когда он проснется, - безразлично откликнулась женщина, забирая у него документы, - И, раз уж у вас, все равно, нет врача, предложите это место мне».
Мужчина хмыкнул.
«Военного хирурга? А ты пробовала… кроме вчера?»
«С девяносто второго по девяносто пятый в Книнской Краине».
И, сказав это, она ушла к своему блиндажу, не удостоив майора и взглядом.

…Столпившиеся у блиндажа солдаты недоуменно перешептывались, не понимая, почему Мара снова кричит. И Беляева Леня вытолкнул наружу так, словно он избить его хотел. Но теперь вот, укачивая невозмутимую сонную девочку, он его как будто успокаивает. Странно все…
«Да не бери ты в голову! – улыбнулся Людвиг широко, похлопав молодого человека по плечу, - Это их женские дела!»
Услышав последнюю фразу, солдаты, разочарованно вздыхая, стали расходиться. И Людвиг оценил еще раз силу этих, поистине, волшебных слов, подсказанных ему однажды Марой. Действовали они безотказно.
«Пойдем-ка лучше в лазарет! – усмехнулся он, увлекая растерянного сержанта за собой, - А то майор увидит, что ни тебя, ни Мары нет на месте, опять орать будет. Он у вас такой громкий!»
Влад рассмеялся и последовал за ним. За несколько недель на войне эти двое поразительно сдружились. Это удивляло не только сослуживцев Беляева, знавших не понаслышке о его переходящей все рамки нелюдимости, но даже Терезу и Полину, привыкших уже к общительности Людвига, но не видевших еще ни разу за сто лет, чтобы с кем-то он сходился настолько близко. И, кроме всего, этот «кто-то» был человеком!
Сильнее сжав горло вампирши, уже угрожающе оскалившей клыки, Марина ударила ее спиной о стену блиндажа. Полина зажмурилась от боли. Железная хватка Беке Мара. Как она могла забыть о ней?
«А теперь еще раз, - повторила Марина тихо, сильнее сжимая пальцами шею вампирши и близко глядя в ее налившиеся кровью глаза безжалостными глазами, - Я понимаю, что ты давно голодаешь. Без Анрэ тебе плохо. Я сожалею, что тебе приходится терпеть все это, - она помолчала и добавила твердо, - Но еще раз я заподозрю тебя в чем-то, вроде этого, - в ее руке сверкнул металл, - И я использую это по назначению!»
Широко распахнув испуганные глаза, Полина вжалась в стену, глядя на холодно сверкающее оружие в руке Беке Мара. Она не должна была забывать, что это Беке Мара!
«Беке! Не надо! Убери это от меня!» - взмолилась она, глядя на острие затравленным взглядом.
Марина подняла оружие на уровень ее лица. Странно, но больше всего для этой вещи подходило сравнение с розой. Действительно, на рукояти, обернутой для удобства кожаным жгутом, с одной стороны ограниченной выступами наподобие полуромбов, чтобы рука не соскальзывала, находился железный наконечник, очень похожий на розовый бутон. И длина обеих частей странной конструкции не превышала длины двух мужских ладоней. 
Нажав на незаметный рычаг на рукояти, Марина близко поднесла к лицу вампирши раскрывшийся бутон. Два ряда плоских зубьев и кол посередине – вот какова была «роза Беке Мара». Это было быстрее и проще, чем магия Ратоборцев.
«Этим я вырываю ваши сердца, - произнесла Марина тихо, закрыв бутон, - Точнее, разрываю. И ребра трещат, когда я извлекаю ошметки наружу…»
«Беке! – взмолилась вампирша, - Хватит! Убери это от меня!»
«Будем пить женскую кровь?»
«Буду!» - сквозь рыдания согласилась пани Вуйцик.
Марина спрятала оружие.
«И даже не смотри в его сторону!» – произнесла она грозно, протягивая вампирше руку.

…Усмехнувшись, Марина посмотрела в лицо Базиля, едва освещенное светом настольной лампы.
«Не поверишь, но ее каждый раз рвало!» – поделилась она.
Базиль хмыкнул.
«Лебединая верность? Милорд и миледи? – усмехнулся он, - Не заметил за ними такого! Да и ты сама…»
«Лебединая верность, - повторила женщина медленно, снова откинувшись на спинку дивана. И тьма скрыла ее лицо, - Или то, что творят вампиры дома Байош. Если бы ты голодал, ты бы тоже терял рассудок, Бажо, поверь мне. Я голодала, - она недолго помолчала и добавила с горечью, - Конечно, тебе внушали, что все это – их истинная сущность. Но по возвращении в Россию Полине Вуйцик хватило одной капли его крови, чтобы унять свою жажду. Если бы в свое время Орден поддержал Беке Форкош в его борьбе, все могло быть иначе…»
«Без войны?» - в голосе Базиля прозвучала горькая насмешка.
Но Марина ответила совершенно серьезно.
«Двух веков хватило бы нам, чтобы уничтожить их, если бы мы тогда объединились. И тогда сейчас войны между вампирами и людьми не могло бы быть. Беке Форкош отдал за это жизнь. Не умаляй ценности его жизни только потому, что он был вампиром!»
Базиль тихо вздохнул.
«Это Тереза Байош, не так ли? – спросил он, пересаживаясь на диван, чтобы видеть лицо женщины, - Она рассказала тебе о своем брате? Говорят, она обезумела, когда Бертольд Байош убил его…»
«Быть может, - удивительно легко согласилась та, - Но я уже говорила, что расскажу о себе, но скрою то, что связано с ними».
«Хорошо. Расскажи тогда о том времени. О том парне. Чем он тебе так приглянулся?»
Не отдавая себе отчета в этом, Базиль начал перебирать длинные пряди ее волос, и Марина не отодвинулась, словно она и не заметила этого.
Может быть, она и не заметила. Воспоминания были такими живыми, даже спустя семнадцать лет!
«Владе? – она улыбнулась, - Знаешь, а ведь этот мальчишка бросил мед. ВУЗ и пошел служить по контракту из-за несчастной любви! – она невесело рассмеялась, - Третий курс! Вся жизнь была перед ним, как большая светлая дорога, а он…»
Она замолчала и отвернулась от Базиля. Но раньше тот успел заметить странный блеск в ее глазах.
«Он отслужил в армии, потом, со второй попытки, если тебе интересно, поступил, - продолжила она, спустя какое-то время, - И бросил все, проучившись три года, из-за одной большой глупости!»
«Которую обычно называют любовью…» - очень тихо прокомментировал Базиль.
Марина его услышала. Но не стала спорить. Он прав. Это ее сердце зачерствело настолько, что она уже не может вспомнить правильного названия самых простых и важных чувств.
«Знаешь, кем он мечтал стать? – с улыбкой произнесла она погодя, - Педиатром! Детским врачом, - Базиль тоже рассмеялся, и, наконец, она снова посмотрела на него, - А он бы мог стать отличным хирургом, - произнесла она уверенно, - Знаешь… Еще в Краине, когда мне пришлось оказывать помощь бойцам ЮНА во время боев, все удивлялись на меня. Все говорили: какая она жестокая, это от молодости! – она снова немного помолчала и продолжила тише, - Просто, когда кто-то умирает, врач ведь должен хоть минуту поскорбеть о нем, даже на войне, правда? А у меня не было на это ни минуты. И за упокой их душ я тоже никогда не пила. Поэтому не спилась! – усмехнулась она, - Я говорила: «Не повезло!» - меняла перчатки и оперировала снова. И Владе был такой же».
Сбоку глядя в лицо женщине, Базиль отмечал про себя, как она постарела за эти минуты. Глубокие морщины исчертили ее лицо. Это были следы оскалов злости, отчаяния, ненависти. И складка под губой – она, должно быть, появилась оттого, что многие годы этой женщине приходилось упрямо сжимать зубы, чтобы не выдать своей слабости.
«Ему оставалось полгода до конца срока, - заговорила она, наконец, - И я вдалбливала в его пустую голову каждый день: поступай на хирурга, поступай, не пренебрегай Божьим даром! Не знаю, не уверена, что он понимал меня, - вздохнула она печально. И Базиль неосознанно потянулся к ее волосам, провел рукой по голове, утешая. Он странно чувствовал себя рядом с ней. Марина сбросила его руку и выпрямилась, - В любом случае, все вышло так, как вышло!» - произнесла она жестко.

…Вырвав бутылку у молодого человека из рук, женщина наотмашь ударила ей о стену выгоревшего дома и, нагнувшись, приставила оставшуюся в ее руке «розочку» солдату к горлу.
«Еще только раз увижу, - прохрипела она озлобленно в его в миг протрезвевшее лицо, - Своими руками! – и, отбросив осколок, она опустилась на корточки рядом с ним, - Что такое, Владе? Ну, какое такое горе случилось, что ты снова напиваешься, а?»
«Вы же уже прочитали, - пробормотал тот, опуская голову, чтобы не видеть ее глаз, - Ну, я дурак!»
«Да без сомнения! – усмехнулась женщина, - Ну, Владе? Владе? – он снова посмотрел на нее, и она ободряюще улыбнулась, - Кончай хандрить. Мой отец, очень мудрый человек, говорил, что, предаваясь своим горестям, мы только помогаем своим врагам. А нужно уметь сбросить все ненужное…»
«Как на операции? – быстро спросил Влад, прямо посмотрев собеседнице в глаза, - Как когда человек умирает, а ты такая спокойная, словно это тебя не касается? – опомнившись, он виновато сощурил солнечные глаза, - Извини…»
Марина села на грязный пол рядом с ним и обвела взглядом большую и когда-то, должно быть, красивую комнату.
«И так тоже, - согласилась она, - Пока мы бьемся в истериках из-за одной потерянной жизни, мы можем потерять и две, и сотни. Пока ты оплакиваешь прошлое, будущее не наступит для тебя, Владе. Поэтому вставай, - и она сама быстро поднялась на ноги, - В одном из домов нашлось почти целое пианино, и Людвиг только ради тебя старается там, подбирает те песни, с твоей кассеты…»
«Дебилы!» - пробормотал молодой человек, вспомнив тех, кто сломал его кассету.
И, поднявшись на ноги, он впервые улыбнулся женщине.
«А странно вы его, все-таки, называете! Леонид – Людвиг… Никак не звучит!» - сказал он, направляясь за ней к выходу.

…Стянув свитер, Людвиг накинул его на плечи Полине и завязал рукава тугим узлом.
«Не обижай Ринку! – угрожающе бросил он весело ухмыляющейся блондинке и добавил ласково, посмотрев в глаза девочке рядом с ней, - Нельзя обижать таких прекрасных принцесс! Да, принцесса?»
«Да!» - с готовностью согласилась та.
«Иди уже! – рассмеялась Полина, подтолкнув расплывшегося в улыбке мужчину к инструменту. И, когда он отошел от них, наклонилась к ребенку, - Слушай. Сейчас Людвиг будет петь. У него нет мозгов, но у него безупречный слух и потрясающий голос!»
Ринка сердито насупилась.
«Совсем нет мозгов? – уточнила она серьезно, - Даже куриных?»
Полина уже умилилась этим непосредственным детским замечанием, когда внезапная догадка заставила ее глаза вспыхнуть гневом.
«А у кого куриные мозги?» - спросила она, присев на корточки рядом с девочкой.
Та не задумалась и на секунду.
«У тебя!»
Кровь отхлынула от лица пани Вуйцик, но гигантским усилием воли она сумела сохранить спокойствие.
«А кто так сказал?»
«Терра!» - и Ринка ткнула пальчиком в направлении едва сдерживающей смех Терезы Байош.
Полина обожгла миледи ненавидящим взглядом.
«Что ж ты не мужчина! – пробормотала она себе под нос, - Закусала бы!»
Солдаты удивленно посмотрели на внезапно расхохотавшуюся женщину у дальнего окна. Она едва не выпала в окно от смеха.
«Не слушай ее, Ринка, - обижено произнесла Полина, снова заглядывая в глаза девочке, - У меня хорошие мозги!»
«Как у мамы?» - восторженно воскликнула та.
Полина поморщилась и пробормотала невнятно: «Вроде того…»
Таким ответом Ринка была вполне удовлетворена. Ей нравилась Полина, и это было очень хорошо, что мозги у нее, все-таки, как у мамы, а не как у курицы. Оставалось разобраться с мозгами Людвига.
«Их не положили?» - спросила она тихо, спустя некоторое время.
Полина сначала посмотрела на нее удивленно, но потом невольно улыбнулась.
«Да нет, я пошутила, - сказала она, - У него тоже мозги, как у твоей мамы, - и она крикнула нетерпеливо, - Людвиг! Долго ты там еще? Мы ждем!»
«Я стараюсь! – весело откликнулся Шега, продолжая ломать инструмент, - Потерпите еще немного, леди. Сейчас будет музыка!»
Солдаты, толпящиеся вокруг него, тихо посмеивались.
«Оптимист! Это уже третий заход! Бросай эту рухлядь, Ленька, ты ее не настроишь!» - звучали голоса.
Но Шега не обращал на них внимания и продолжал терзать пианино, пытаясь наладить в нем что-то исключительно важное. Наконец, выпрямившись, он провел черными от пыли руками по белокурым волосам и победно улыбнулся.
«Для разумного и просвещенного человека, если он не лишен любознательности, нет ничего невыполнимого! - произнес он насмешливо, придвигая к инструменту покосившийся табурет, - Заказывайте музыку, леди!»
И он сел за пианино.
«Колыбельную!» - подпрыгнув от радости, выкрикнула Ринка, опередив всех взрослых.
Солдаты недовольно переглянулись. Какой шустрый ребенок! Что ж, они бы, конечно, предложили что-нибудь другое, но перед этой девчонкой Ленька просто благоговел, и похоже, что у них просто нет другого выхода, как прослушать эту колыбельную.
Улыбнувшись девочке, уже предвкушающей нечто волшебное, Людвиг коснулся клавиш. Он так и не сумел до конца отладить инструмент, и звуки получались немного дребезжащие, но этого, кажется, никто не заметил. Может быть, его искреннее стремление порадовать всех, или это его глупое упорство, или его чарующий голос, или эта улыбка для маленькой девочки… Не ясно что, но что-то исправило искаженные звуки, сделав их чище, звонче и прозрачнее мелодий лучших пианистов.
«Ложкой снег мешая, ночь идет большая. Что же ты, глупышка, не спишь?» - пропел Людвиг полушепотом.
И сердца людей на мгновение замерли от чистого детского восторга.
Марина остановилась в проеме выломанной двери и едва заметно улыбнулась. Идиллия!
«Смирнов! – шепотом подозвала она сержанта из роты Ворана, - Где Беляев?»
Молодой человек замер на мгновение, опустив глаза, не зная, как сказать, или, может быть, не стоит говорить вообще. Но Мара молчала и смотрела на него своим рентгеновским взглядом. И он сказал, все-таки.
«Письмо из дома получил. Наверное, пьет».
«С чего вдруг?» - нахмурилась женщина.
Смирнов молча протянул ей измятый, кое-где порванный листок. Комкали это письмецо остервенело.
Прочитав письмо, Марина коротко выругалась на родном языке. Уже одно это не предвещало для солдат ничего хорошего. А ее взгляд, когда она подняла глаза от клочков бумаги у своих ног, и снова посмотрела на собравшихся, был, определенно, страшен.
«Ща погонит!» - пророчески произнес кто-то из солдат.
Быстро приблизившись к Шега, женщина огляделась вокруг.
«Других дел нет? – спросила она грозно, - А то ведь устрою!»
«Я говорил: погонит!» - вздохнул знакомый голос.
«Короче! – не обратив на эти слова внимания, продолжила Марина громко, - Если кто хочет попасть на день Рождения Людвига сегодня, советую живо найти мне Беляева!»
«А че, пить будем?» - радостно предположил кто-то из молодежи.
«Гулять будем!» - быстро откликнулась Марина.
Реакция контрактников была молниеносной.
«Мои слушатели… - вздохнул Шега, глядя в проем окна, куда выскочили несколько солдат, - И вообще, Мара, разве я не говорил, что родился в январе? – пробурчал он обижено, - Что с Владом?»
«Теперь-то тебе какая разница! – усмехнулась та и добавила тише и серьезнее, - Полагаю, Влад в очередной раз пытается напиться до смерти. Да, кстати… Сможешь воспроизвести те песни с его кассеты? Раз уж у нас намечаются танцы…»
«Они намечаются? – игриво уточнил Шега, ни словом не ответив на сообщение о Владе, - Что ж, попробуем… Ринка! Иди к дяде Людвигу! Будем учиться играть!»
И, усадив подбежавшую девочку себе на колени, он попытался подобрать мелодию.
«Как там… Сердце, сердце, мне с тобой беда… Ринка, помогай!»
Посмотрев на счастливое лицо дочери, Марина тихо отступила к двери. Ей так хотелось обнять Ринку сейчас! Почему-то именно сейчас она осознала, как давно не обнимала ее. Но она боялась своим вмешательством разрушить эту гармонию. В конце концов, по итогам последнего года выходит, что ее дочери даже с вампиром из рода Шега и то лучше, чем с ней. Она здесь лишняя, и она одна виновата в этом. Больше некого винить.
Когда она вышла, Ринка обернулась к двери и надолго задумалась. Шега даже не сразу заметил это, увлеченный своей игрой.
«Сердце, сердце…»
«Почему мама всегда уходит?»
Оборвав песню, Людвиг внимательно посмотрел в серьезные печальные глаза ребенка. Он прожил на свете больше ста лет. И он не знал ответа.

…«Я была тогда, как загнанный зверь! – горько усмехнулась Марина, с ногами забираясь на диван подальше от Ратоборца, - Других учила жить, а сама в своей жизни разобраться не могла! Тогда я так скучала по нему, - вздохнула она, опустив взгляд, - Он бы помог. Он бы всегда подсказал мне, как лучше. А без него, - она помолчала, - Я боялась коснуться своей дочери, чтобы не замарать ее… и одну за другой совершала глупости, которые едва не стоили мне…»
Она смолкла, глядя на вновь приблизившегося мужчину. Его глаза лихорадочно блестели в полутьме. Марина нахмурилась.
«Поздно для таких рассказов, Бажо, - произнесла она твердо и поднялась с дивана, - Впереди еще два дня. Я успею ответить на все твои вопросы».
Дверь спальни закрылась за ней. И Базиль со стоном упал лицом на диван. Наваждение!

…Когда он смотрел на нее – поющую, танцующую, смеющуюся так звонко и весело, словно за стенами этого полуразрушенного дома не было войны, – одно только слово приходило ему на ум.
Сколько там сейчас людей с ней. И со всеми она говорит, шутит и смеется. Веселится, как любой человек. И он бы мог переступить порог.
Прислонившись к стене дома, мужчина закрыл глаза. Он не мог подойти к ней и не мог заговорить с ней, как другие. Он трусил, как мальчишка, перед ее холодным безразличным взглядом. За прошедшие месяцы она ни словом не вспомнила тот разговор в девяносто втором. Но он и так не забывал о нем все эти годы. Они стояли у стены больницы. Она слушала внимательно, ни разу не перебила. Потом она посмотрела ему в глаза и сказала: «Ты мне не нужен». Развернулась и ушла. И ее ледяной голос до сих пор эхом отдавался в памяти, не забывался, как тот ее безразличный взгляд.
«Ты помнишь, как хрусталь! – выбивая звуки из дребезжащего пианино, самозабвенно пел Людвиг Шега, - Мерцал, роняя блики!»
И люди в комнате – солдаты и местные; мужчины, женщины и дети – танцевали вокруг него, кто как мог, забывая в это мгновение обо всем, что было горестного в их жизни. Когда-нибудь снова будет мир, и все будут танцевать и смеяться вместе. Ротный улыбнулся этой наивной мысли и быстро обернулся на звук шагов.
«Товарищ капитан…» - сержант запыхался от бега.
Стас махнул рукой.
«Вольно! Что случилось?»
«Проверка!»
А вот это было как-то некстати! Стас нахмурился и хотел уже зайти в дом, чтобы прекратить все веселье, но, заметив приближающиеся фигуры, понял, что, все равно, опоздает.
Двух генералов он, определенно, не ждал!
Отдав честь и представившись, и на одно мгновение задержав взгляд на раскрасневшейся физиономии Зимина за спинами генералов, показывающего жест, который, наверное, означал что-то вроде «Повешусь!» или «Повешу всех!», Стас перевел вопросительный взгляд на без меры довольного майора. Мысль о том, что проверка в батальоне была санкционирована без его участия, не могла даже прийти ротному в голову. 
Майор уже начал говорить что-то о неподобающем уровне дисциплины в ротах Ворана и Зимина, когда из дома снова послышалась музыка. Это было ему как раз на руку, и мужчина попытался развить свою мысль о дисциплине, но один из генералов – сухопарый и уже серебристо-седой, не смотря на свой далеко не преклонный возраст, – повелительным жестом заставил его замолчать и, улыбнувшись, остановился у окна, словно приглашая остальных присоединиться к себе.
Мрачно переглянувшись, Стас и Андрей остановились за его спиной. Прощайте, звездочки! Да нет же, прощайте, погоны!
Из окна была отлично видна вся комната.
Двое солдат, устроившись на ящиках рядом с пианино, слаженно перебирали струны потертых гитар. И эти звуки гармонично сливались с мелодией расстроенного пианино Шега. И две потрясающе красивые женщины обеспечивали сопровождение певцам.
«Давай поговорим о вечном. О душе. Она ведь есть, хоть мы ее не видим, - пропел Шега проникновенно, через пианино заглядывая в большие голубые глаза высокой блондинки, - Давай поговорим. И, может быть, уже мы завтра даже мухи не обидим. Поговори со мною по душам! Вполголоса, спокойно, не спеша. Поговори со мной, поговори…»
Сухопарый генерал одобрительно улыбнулся и оперся локтями о подоконник.
«Хорошая песня…»
Ротные переглянулись снова, удивленно.
«Давай поговорим! – звонче и призывнее пропел второй певец, темноволосый и кареглазый, слишком молодой для этой войны, - Зачем земля кругла? Что есть любовь? Куда уходят деньги? Давай поговорим! Откуда столько зла? Ведь добрыми рождаются все дети!»
«Поговори со мною по душам! Вполголоса, спокойно, не спеша. Поговори со мной, поговори! – пропели они хором, и голоса женщин вплелись в песню протяжно и просительно, - Жизнь, если честно, все же хороша. И, до того, как отлетит душа, поговори со мной, поговори!»
Людвиг склонился к инструменту, и под звуки проигрыша сержант в сопровождении шикарной блондинки и не менее шикарной брюнетки медленно протанцевал в «зал», к восхищенным зрителям. И, подняв на руки маленькую девочку, закружил ее вокруг себя. Ребенок смеялся, и взрослые смеялись тоже.
Под одобрительные выкрики, аплодисменты и свист певцы низко поклонились и вернулись к роялю.
Влад усадил Ринку на инструмент.
«Лучшее место для нашей принцессы! – улыбнулся он девочке и поинтересовался, склонившись к музыканту, - Людвиг, у тебя там пальцы еще не отваливаются? Третий час играешь!»
«И ты считаешь, что это мой предел?» – усмехнулся тот в ответ, легко сменив мелодию.
Влад улыбнулся.
«Вот как? Ну что ж. Ринка, ты ведь разрешишь мне пригласить твою маму на танец?» - спросил он.
Девочка радостно улыбнулась.
«Да!»
И, пританцовывая под быструю энергичную музыку, Влад направился к Марине, уже протягивая ей руку.
Сдернув шнурок, женщина резко тряхнула головой, разметав по плечам густые темные волосы.
«Моей душе то грустно, то тревожно! В моей душе тоска, как острый нож! – тихо пропел Людвиг, наигрывая мелодию припева, - Без тела жить, без тела жить возможно. А без души ни дня не проживешь!»
Передергивая плечами в такт музыке, Влад и Марина сделали несколько шагов навстречу друг другу и взялись, наконец, за руки. И глаза у приезжих генералов медленно полезли из орбит при виде их танца. Эти двое двигались совершенно синхронно, да еще и танец был, определенно, из разряда спортивных бальных. Количество прыжков, кувырков и других специфических элементов просто зашкаливало.
Уперевшись руками о подоконник друг рядом с другом, генералы быстро кивали, пытаясь уследить за танцорами.
А блондины в это время пели. Да как пели! У генералов рождался только один вопрос при виде всего этого: «Откуда они здесь?»
«Бог потел неделю не зря, нам планету эту творя, разделив ее на моря и сушу! – быстро пропел Людвиг, - Бог, чудак, как лучше хотел. Налепил из глины он тел, а в тела нам втиснуть сумел он душу».
«У-у-у! У-у-у!» - пританцовывая под музыку, чувственно протянула Полина, обеспечив певцу фон.
И взгляды генералов почти против воли просканировали ее от макушки до пяток. Такие женщины бывают в реальности! Это было потрясением для них.
«…Она торчит там, как аршин! Свершений жаждет и вершин! – голос певца снова прозвучал тихо и печально, когда он повторил припев. Но второй куплет прозвучал даже не насмешливо, как первый. Он прозвучал ядовито,  - Бьются волны, сушу круша. В бренном теле стонет душа. Что ей надо? Жизнь хороша. Ха! Конечно! – Влад быстро прокрутил Марину и уронил ее на руку так, что, перегнувшись, женщина коснулась волосами пола,  - Нас заели хамство и быт. Телу – что? Поело и спит. А душа болит и скулит о вечном. Как нас судьба не потроши!»
«У-ху!» - пропела Полина Вуйцик.
«…На Бога, все же, не греши!»
«Пу!» - взвизгнула блондинка, взметнув в воздух длинный хвост белокурых волос.
И хором они пропели припев снова, пока Влад и Марина кружились по грязному полу, словно по паркету танцзала.
«И которая из них Марина Мара?» – тихо спросил седой генерал, отходя от окна.
Стас и Андрей тревожно переглянулись.
«Брюнетка…» - откликнулся Стас.
«И Ваша… просьба, - на мгновение генерал замялся, - Она все еще в силе?»
«В силе, - быстро  откликнулся Воран, - Я не знаю, что Вам сказали, но я представил все отчеты о проведенных ей операциях…»
«Югославия…» - задумчиво протянул генерал.
Стас кивнул.
«Книнская Краина, - уточнил он, - Я лично был свидетелем того, как она работала там».
«Лейтенант…» - снова прервал его генерал.
Стиснув зубы, ротный кивнул снова. Он и сам понимал, что той армии, лейтенантом которой была Марина Мара еще в прошлом году, в этом году больше не существует. И это было главным препятствием на ее пути в Россию.
«И что, по-вашему, она будет делать, получив гражданство?» - спросил генерал жестко.
Ответ ротного прозвучал ничуть не мягче.
«То же самое, что делала до сих пор!»
Генерал посмотрел на своего спутника.
«Пойдем поговорим…» - откликнулся тот сонно.
Он предпочел бы все разговоры отложить до завтра, но их столько времени атаковали жалобами на Зимина и Ворана, и вопрос об этой… кто она там… стоял уже так остро, что генерал решил разобраться со всем немедленно.
Через час все вопросы были решены. И, танцуя с Полиной Вуйцик, сонный генерал, совершенно проснувшийся от ее близости, клятвенно обещал женщине, что Россия примет их «как родных».
То, как Марине удалось договориться с генералами, так и осталось секретом для всех, включая негодующего майора, который ожидал от этой проверки совершенно других результатов.

…«Как ты проникла в Россию, скрыв свое прошлое? – крикнул Базиль, открыв глаза, - Должны же были остаться хоть какие-то сведения об этом времени. Но ты даже в наших досье проходишь как человек без национальности!»
«Ваши досье исключительно правдивы!» - усмехнулась женщина.
Он же не ждет ответа на этот вопрос, в самом деле?
«Это связано с тайнами Терезы Байош?» - предположил Базиль.
Марина с горечью усмехнулась. Значит, они скрыли это даже от лучшего рыцаря!
«Спи, Бажо!»

…Это было связано с Террой, конечно. Вся ее жизнь была связана с этой одержимой. Но не в ней было дело. О ней Марина, может быть, и рассказала бы Ратоборцу. О ней, Людвиге и Полине, и той ночи, когда весь батальон праздновал получение доктором Мара российского гражданства и ее назначение в один из военных госпиталей на периферии. Но она ничего не расскажет ему об этой ночи.

…В ту пьяную ночь он осмелился подойти к ней впервые. И это было совсем как в девяносто втором. Он знал, что через несколько дней в батальон прибудет новый врач, а она отправится в Россию – так бесконечно далеко от него! – и отчаяние оказалось сильнее страха перед новой болью.
Ринка в сопровождении Полины, Терезы и Беляева, которого она ни в коем случае не желала отпускать от себя, уже отправлялась спать. Поцеловав дочь, Марина улыбнулась ей.
«Не мучь Владе. Хорошо?»
«Я тихонько!» - невинно улыбнулась девочка.
Владу такое обещание не сулило ничего хорошего. Но в веселой усмешке Марины не было и тени сочувствия, когда она отошла от них, увлекая за собой Терезу.
«Ну?» - спросила она коротко, отведя женщину к стене, где никто не мог их услышать.
Та пожала плечами.
«Тебе показалось. Я все обошла, но не нашла и следа,  - тихо откликнулась она. И улыбнулась приблизившемуся мужчине, - Доброй ночи, капитан Воран!»
«Доброй ночи, - он дождался, пока она отойдет, и прямо посмотрел в холодные глаза, - Всего один танец».
Она понимала, что должна отказаться. Но, услышав мелодию танго, она молча вложила руку в его ладонь.
Как они танцевали! Никогда и ни с кем она не танцевала так самозабвенно, как с ним в ту ночь. Словно никого не было вокруг. Словно остановилось время. Словно ничего не существовало на свете, кроме них, соединившихся в танце на эти три минуты так, как соединяются на всю жизнь.

…Зажмурившись, Марина насмешливо улыбнулась своим мыслям. В молодости она была редкостной идиоткой! Но та ночь была самой необъяснимой из всех ее глупостей…

…Уложив Ринку спать и, наконец, усыпив ее своими сказками, Влад поднялся на ноги и обернулся к Полине.
«Я Вам еще понадоблюсь?» - спросил он шепотом, чтобы не разбудить ребенка.
Пани Вуйцик печально вздохнула. Какой милый мальчик! Двадцать пять – это такой чудесный возраст. И ведь в ее силах сделать так, чтобы этому мальчику всегда было двадцать пять…
«Полина?»
Тихий голос сержанта вывел ее из задумчивости, и Полина опять вздохнула.
«Нет, спасибо. Иди спать, - улыбнулась она и добавила, подумав, - Если я забуду… Когда ты дослужишь, наконец, послушайся Мару. Она редко говорит по делу, но в твоем случае это именно так. Не возвращайся сюда, Влад. Восстановись в институте и учись дальше. Ты станешь хорошим доктором».
Влад удивленно посмотрел на женщину. Впервые за этот год эта высокомерная блондинка говорила с ним так человечно, заботливо, как старшая.
«Наверное, так и сделаю, - улыбнулся он, - Только я, все равно, не хочу быть хирургом. Мне нравится с детьми…»
И он улыбнулся снова, посмотрев на Ринку.
«Тогда не слушай Мару и становись детским врачом! – тихо рассмеялась Полина, - Иди».
Когда молодой человек ушел, Полина склонилась над спящим ребенком, внимательно вглядываясь в умиротворенное личико.
«Наверное, здорово, когда кто-то настолько чистый любит тебя со всеми твоими грехами!» - вздохнула она задумчиво.
И тревожно прислушалась к тишине. Мара сказала, ей почудилось присутствие врага, но Тереза не нашла ни вампиров, ни Ратоборцев. Полина нахмурилась. И, тем не менее, эта тишина!
«Тихо! Молчи! – шепотом приказала она, зажав рот девочке, и продолжила быстро, глядя в ее огромные от страха глаза, - Ринка, тут плохие дяди. Понимаешь? – та кивнула, и Полина убрала руку и протянула ей одежду, - Одевайся! Надо прятаться. Ясно?»
Этот ребенок не мог не радовать! Она уже одевается. Так шустро! Полина усмехнулась этой мысли и снова стала серьезной.
«Прячься и сиди тихо, пока кто-нибудь не придет за тобой! – приказывала она, быстро обувая девочку, - Что бы ни случилось, как бы тебя ни уговаривали выйти, не выходи к чужим! Ясно? – Ринка молча кивнула. Она была напугана, но держалась мужественно. И, не сдержавшись, Полина быстро поцеловала ее в лоб, - Прячься!» - повторила она свой приказ, оттолкнув ребенка.
И поднялась на ноги, судорожно сжимая кулаки. Будет много крови!

…Неслышно ступая шаг в шаг, Ратоборцы продвигались по коридору в направлении той части дома, где по их сведениям остановились вампиры и Беке Мара с девой Мара. На этот раз приказ Магистра звучал четко: истребить всех.
Главную опасность для Ратоборцев представляли Тереза Байош и сама Беке Мара. Но одна из них была сейчас в доме на другом конце села и вряд ли вспоминала даже о своей дочери. А вторая должна была уже встретиться с крестником своего супруга. В этот раз цели Магистра Освальда и лорда Байош совпали в точности. Оставалось застать врасплох Вуйцик. Но «кровавая пани», наверняка, сейчас утоляет свою жажду кровью кого-нибудь из личного состава роты. Дева Мара должна быть одна.
В руке командира блеснул нож. В уничтожении порождения греха нет ничего греховного.
«Будте осторожны, - произнес он шепотом, - Вуйцик где-то поблизости…»
«Ближе, чем ты думаешь!» - раздался за его спиной дрожащий от гнева голос.
И командир успел только прокричать в рацию: «Вуйцик!» - а двадцать солдат уже лежали на полу коридора с вырванными трахеями.
«И, все-таки, я не напилась!» - усмехнулась пани Вуйцик кровожадно, вытирая подбородок.
Рыцарь Эмилиан нахмурился и выключил шипящую рацию.
«Поджигайте!» - приказал он коротко.
Еще одна атака казалась рыцарю просто убийством своих солдат. Если Полина Вуйцик там, то, сколько бы их ни вошло в здание, наружу не выйдет уже ни один.
Командиры отрядов недоуменно переглянулись.
«Но, рыцарь, там наши люди…»
«Уже нет! – мрачно откликнулся тот, поднимаясь на ноги. – Поджигайте! Мы уходим. Будем надеяться, Терезе Байош не так повезет».

…Обведя взглядом темноту вокруг, Тереза различила в ней сотни красных огоньков. Они пылали так кровожадно! И, тем не менее, никто не решался выйти из тьмы и приблизиться к ней.
«Так значит, чутье Беке Мара не подвело ее, как меня подвело мое поначалу! – усмехнулась женщина, делая шаг навстречу незримым врагам, - Мне пришлось уйти далеко в горы, чтобы добраться до вас! Вильгельм? – она оскалила в улыбке длинные клыки, - Это ведь ты, мальчик? Дядюшка подослал тебя, чтобы прикончить тетю Терезу? И вы даже сговорились для этого с Ратоборцами! Нехорошо!»
Бросив взгляд через плечо, она различила внизу, в селе, высоко пылающее здание.
«Как же это нехорошо! – повторила она, швырнув куртку на землю и перехватив резинкой длинные волосы, - Ты ведь понимаешь, Вили, что, если Беке не спасет сейчас деву Мара, тебе тоже лучше не жить?»
Медленно сглотнув, Вильгельм Байош невольно отступил назад перед пылающим ненавистью взглядом. И другие вампиры последовали его примеру. Даже те из них, кто помнил Терезу еще как леди Байош, жену их лорда, не узнавали ее в этот миг.
Сбросив кроссовки, которые всегда почему-то мешали ей драться, Тереза сделала еще несколько шагов вперед и оказалась, наконец, в сплошном кольце вампиров дома Байош. Теперь она видела перед собой очень хорошо одного из любимых крестников своего мужа. Одного из тех, кто предал Беке! Глаза женщины стали черными от крови.
«А теперь я расскажу тебе о своем родстве с графом… тем самым графом, - произнесла она медленно, неумолимо наступая на своих врагов, - Тебе ведь интересно, почему меня называют его крестницей?»
Наконец, пересилив свой страх, Вильгельм остановился и тоже оскалил клыки.
«Давно, посетив Венгрию, граф окрестил там многих, но из того поколения выжили только трое, - произнесла Тереза, и ее глаза сверкнули негасимой ненавистью в темноте, - Одним, как ты, должно быть, знаешь, был Бертольд Байош. Двое других были связаны кровными узами еще до обращения. Эти двое были, - она подавила горловой спазм и выкрикнула громко, - Брат и сестра Форкош!»
Вильгельм успел осмыслить эту мысль. Она дала ему время для этого прежде, чем разорвать его на части.

…Снизу вверх глядя в сердитое лицо женщины, Стас безмятежно улыбался. Теперь он не отпустит ее.
«О чем задумалась?» - спросил он ласково, перебирая длинные пряди ее спутанных волос.
Марина нахмурилась еще сильнее.
«Думаю, сколько уже времени. И как меня сюда занесло, вообще!» - откликнулась она недовольно и упала на спину, чтобы не видеть его глаз.
Смотреть на нее с такой нежностью! Сейчас, не смотря на все, что было, не считаясь с тем, что еще может быть… Непростительно!
Рассмеявшись, Стас приподнялся на локте и большим пальцем осторожно разгладил ранние морщинки у нее на переносице.
«Не хмурься. Ты такая красивая, когда смеешься…» - произнес он тихо.
И от этого голоса все сжалось внутри. Марина потянулась за одеждой. Бежать, бежать, бежать! Это ее всегда спасало.
Схватив ее за руку, Стас пристально посмотрел женщине в глаза. Они стали такими холодными за это мгновение!
«Я тебе не нужен?» - сердце больно сжалось, но он продолжал смотреть ей в глаза.
Он хотел услышать правду, чтобы хотя бы попытаться оставить ее в прошлом, пусть даже он и знал: правда больше не стоит ничего; он, все равно, никогда не сможет забыть о ней.
«Забудь!» - сердце больно сжалось, но она сбросила его руку и отвернулась.
Беке Мара никому не приносит счастья. Беке Мара не может быть счастлив сам. Беке Мара – это даже не человек. Это оружие. Оружие не чувствует ничего. Пусть даже сегодня она на одно мгновение поверила, что может быть иначе.
Стас сел рядом с ней и сбоку посмотрел в ее лицо. Она не видела, она чувствовала боль в его глазах.
«Марина…»
«Товарищ капитан! Пожар! – забыв даже постучать, солдат вбежал в комнату и уставился на Марину огромными заслезившимися вдруг глазами, - Мара… Ваш дом горит…»
Бросив ботинок, Марина, как была, в джинсах и майке, вылетела из комнаты.
«Ринка! Ринка! Ринка!»
Она ничего не видела от слез. Она даже не чувствовала, как камни, гильзы и стекло впиваются в ее босые ноги, раздирая стопы в кровь. Она не замечала препятствий на своем пути и на глазах изумленных солдат и жителей перелетала преграды выше собственного роста. 
И она не задумалась ни на мгновение, когда в охваченном пламенем доме дорогу ей преградил вампир.
«В сторону!»
Вылетев в окно, вампир поднялся на ноги и усмехнулся.
«Кажется, Беке Мара безоружна сегодня!»
«Ринка! - вопль Шега был, поистине, ужасен, - Порву, твари!»
И он нырнул в огонь следом за Мариной.
Солдаты и жители отступали от дома, который мог обрушиться в любую минуту. Но, к общему удивлению, желающих погибнуть под завалами было немало. Следом за другом в огонь прыгнул Влад, а за ним и ротный.

…Ворвавшись в комнату, Марина бросилась к дочери, совершенно невозмутимой, не смотря на происходящее вокруг.
«Ринка! Родная моя! – прижав ребенка к груди, разрыдалась она, - Тебя не обидели? Тебя не покусали?»
Ринка серьезно посмотрела ей в глаза.
«Не плачь, мама. Это Поля всех кусает, - сказала она, указав пальчиком на окровавленную пани Вуйцик, - А я пряталась».
Впервые Марина слышала, чтобы ее молчаливый ребенок говорил так много, чисто и продуманно. С ней Ринка обычно ограничивалась несколькими словами, и Марина начала уже беспокоиться о ее развитии, но, похоже, она зря беспокоилась.
«Чтобы развить у ребенка речь, с ним, по меньшей мере, нужно разговаривать! – словно прочитав ее мысли, фыркнула Полина и, отбросив в сторону очередное сердце, выпустила бездыханное тело, мгновенно рассыпавшееся прахом у ее ног, - И где твое оружие? – хмыкнула она недовольно, посмотрев на Марину, - Или, так, посмотреть пришла?»
«Я – ее оружие!»
Мужчина, возникший в дверном проеме, был ужасен, и Марина попыталась закрыть Ринке глаза. Но та, увидев его, весело залопотала и потянула к вампиру руки.
«Людик, Людик!»
Опустившись на колени рядом с ней, Шега вытер окровавленный подбородок и улыбнулся.
«Ну вот, уже лучше… Как ты?» - обернулся он к Полине.
Та весело усмехнулась.
«Почти напилась!»
«Поздравляю Вас, пани Вуйцик! – усмехнулся Людвиг в ответ, - Только нельзя ли поскорее? Дом сейчас рухнет. Нам, конечно, ничего, а вот им... - и он сильно сжал рукой горло вбежавшего в комнату вампира, - Как же вы мне все надоели! Ринка, закрой глазки, солнышко!»
Оттеснив дочь в угол, Марина поднялась на ноги. Шега и Вуйцик сильны, конечно. Тридцать седьмое и двадцатое место в списке Ратоборцев на истребление. Но и они не всесильны. А вампиров дома Байош как-то подозрительно много в этом доме!
«Ринка, стой тут и кричи, если к тебе кто-то захочет подойти, - приказала она, - Надеюсь, ты не станешь заикой после этого, родная…»
Девочка удивленно подняла брови. И чего взрослые так переживают? Весело же!
«А теперь идите сюда, мрази!» - произнесла Марина на сербском, чтобы дочь не поняла ее, и шагнула навстречу вампирам.
Если они считают, что уничтожить их она может только «розой Беке Мара», то они очень ошибаются!
Услышав звук ломающихся ребер, Полина и Людвиг одновременно обернулись, и их голубые, а теперь почти красные от крови, глаза выразили равное изумление. Это, должно быть, и называется материнским инстинктом.
«Кто еще?!» - выкрикнула женщина, отшвырнув изувеченное тело, мгновенно рассыпавшееся пеплом.
Девочка за ее спиной восхищенно ахнула.
«Мама! Ты такая сильная!»
«Ой, Ринка, чему ты радуешься, дуреха! – простонала Марина виновато, оттесняя дочь назад, - Не выходи! Стой здесь!»
«Крыша…» - тихо произнес Шега, подняв глаза к потолку.
Треск, действительно, звучал теперь как-то иначе.
«Марина! Марина, где ты?»
Появившись в дверном проеме в тот момент, когда окровавленный парень с длинными зубами бросился на женщину, Стас, даже не задумавшись, схватил того за шкирку и ударил головой о стену.
«Марина! Ринка! – он обвел комнату взглядом, - Какого?!»
«Людвиг!» - два голоса слились в один.
Влад вбежал в двери. А босая, изодранная, искусанная Тереза, не женским ударом выломав фанеру, закрывавшую дыры, появилась в окне второго этажа.
«Живее! Сейчас все рухнет! - крикнула она, протягивая руки к Марине, - Беке! Дева Мара?!»
«Людвиг! – позвала Марина, только теперь ощутившая боль от ран, - Позаботься о ней. Ринка, иди с дядей Людвигом…»
Подхватив Ринку на руки, Людвиг выскочил в окно.
«Встретимся внизу!» - весело усмехнулась Полина, не глядя, прыгнув следом.
Стас склонился над Мариной. Идти она не сможет – это ясно. Удивительно, как она, вообще, стояла на ногах до сих пор.
«Держись крепче!» - повелительно произнес он, поднимая женщину на руки.
Влад выглянул в окно и жестом остановил его.
«Не выйдет, Станислав Андреевич. Вы не спустите ее в одиночку, - произнес он серьезно, - Погодите, я помогу, - и он шагнул на карниз, - Мара! Иди сюда! Станислав Андреевич, а Вы вниз…»
Парень оказался сообразительный. И, пусть в ожогах и ссадинах, но они все благополучно достигли земли прежде, чем дом начал рушиться.
«Можешь звать меня по имени, - улыбнулся Стас, привалившись к стене палатки, пока Влад вынимал из стоп Марины все, что туда набилось по дороге из одного конца села в другое, - Если бы не ты, не знаю, как бы мы справились…»
«Прирожденные защитники! – простонала Марина и улыбнулась парню, посмотревшему на нее с недоумением и даже обидой, - Только зачем вы полезли в огонь?»
Полина Вуйцик, уже чистая и благоухающая, как всегда, вздыхая, выстригавшая опаленные и спутанные волосы у стены, подняла на нее насмешливый взгляд.
«Вот что просто, как дважды два! – усмехнулась она, - Еще бы Стась не бросился за тобой! Да, Стась?»
Ротный хмыкнул и отвел глаза. Он до сих пор еще притворялся, будто там, в доме, ничего не понял. Но что, если они читают мысли, как пишут в книгах? Впрочем, по следующему вопросу Людвига можно было понять, что, если кто-то и читает мысли, он не в их числе.
«А, - протянул блондин печально, укачивая уснувшую от усталости Ринку, - Значит, и ты, друг?»
Полина скептически хмыкнула. Чего она ожидала от Шега?
«Нет, у этого была другая причина!» - откликнулась она, ткнув ножницами в направлении Людвига.
Тот расплылся в широкой улыбке.
«Да, я знаю… Любой бы бросился в огонь за этой красавицей!» - проворковал он, целуя Ринку в лобик.
Марина уронила голову и закрыла глаза. Не смеяться!
«Он от рождения идиот, или это обращение на него так повлияло?» - поинтересовалась Полина, протягивая Терезе ножницы.
Та закусила губу. Не смеяться!