Золото, зо-о-о-лото!!!

Нет, мужики, не согласен я с Богом. С претензией я к нему, с критикой, если хотите. – Ну сотворил ты, дорогой, благое дело. Ну создал ты посередь космической темени планету нашу прекрасную. Из космоса глянь – красотища. Ну просто украшение ёлочное вселенского масштаба. Ну, слепил Адама, предка нашего, по облику и подобию своему. Поглядел – одно ребро лишнее. Вынул – вот тебе и пассия Адамова. Уж какие получились. А что уж они потом натворили – ты им судья, как прародитель. Наплодились вот, почище кроликов. Вот уж два миллиарда голодом сидят – на два доллара в день. И то – кому повезло. Сжирает человек планету потихоньку, ну саранча и саранча. Раскрасил Бог нас, человеков, в разные цвета – белые, чёрные, красные, коричневые, жёлтые. В красках, видать, как у Гогена, дефицита не было. И всё бы ничего. Да натворил ты, родимый, со своей всесторонней образованностью.

Ну в биологии слегка дров наломал из-за недостатка грамотёшки – двухвЫмённую корову на радость будущим фермерам, Адаму с Евой, хотел. Чё-то не тем осеменил, и что получилось на радость грядущим поколениям – клоп да гнида. Ну никак, нам без них. Скукота. Прямо, как у Пугачёвой, про козу.

Или вот в физиологии человека, взять. Не знаю, может ассистенты Создателевы, ангелы – специалисты в этой отрасли, когда Адама складывали по подобию, видать после троицы, или другого торжества, взяли да и прилепили лишнюю запчасть. Ну да, кишку эту двенадцатиперстную. Это же надо, в двенадцать перстов. Чёрта с два выговоришь. Может, и руки помыть забыли. Вот и маются хирурги по сю пору – вырезают, да собакам. И обозвали как-то по-матерному – аппендикс. Остальное-то все вроде к месту всё пришпандёрили – по уму, по подобию.

Пусть меня верующие простят. Я ж не со зла. Только ведь Саваоф, он не тоталитарист какой, узурпатор. Скорее демократ, человеколюб. Значит – имею право на критику, и самокритику, естественно. Какая ж без этого демократия?

Но это я только к теме подобрался. Коснусь слегка химии. Конечно, Бог в этом разделе науки много чего понимал. Как бы он, к примеру, моря создал на пустом месте, не зная про Н2О, не ведая, как кислород с водородом соединить. Или из чего земную твердь соорудить, не зная таблицы элементов или законов кристаллизации минералов. С Менделеевым сдыбаться ему не пофартило. Вот и пришлось в одиночку. Голова-а-а-а. Это уж потом, уж после Ломоносова Менделеев до тайны Божьей докопался. Тоже голова.

Тут к нему, к Богу-Отцу, одна претензия, критика содеянного, типа. Кто, не Бес ли, кость ему в глотку, надоумил его, под локоть толкнул, когда он золото – элемент такой химичил, блестяшку эту цвета грешного? Создать такое на голову человеческую. Помнишь радость сатанинскую – Люди гибнут за мета-а-ал. Сатана там правит бал.  – И ржёт сатанински, радуется, падла. Прости Господи.

С тех пор, Бог наш, душа добрая, и покатилось всё в тар-тарары. Из- за такой промашечки, или неосторожности. Из-за проделки сатанинской. И смешались на той сатанинской тусовке все цвета и оттенки человеческие, узаконенные Богом. И разделилось Божье «стадо», на два еретических Марксовых класса (клана, рассы, компании, кодлы) – бедных и богатых. Не верите?

А посмотрите в глазки сатанинского отродья, чьи дрожащие ручки беспрерывно тянутся к этому сатанинскому металлу. У этих одно лицо,  отвратительное – таинственно-хитрое, умильно-подлое, максимум интеллигентное, и костюмчик сидит.

В одном конце нашей красавицы планеты нефтяной «сосун», исходя потом, накрутивши на голову парчовую чалму, загромоздив дворец мешками с этим золотым «добром», все рассовывает и рассовывает мешки по углам – в гарем к белолицым красавицам пройти мешают.

 А на другом конце, посередь Москвы, гордость наша, несбывшийся президент – просто таблеточный король Брынцалов (не слыхали?, смотрите НТВ), в камеру слюнявому оператору тычет свою скромную хату, всю «обсусаленную» этим паскудным металлом. В сортир, горшок показать, кому-то из них прямая извилина тормознула. Про рожи наших нефтяных «сосунов», народных страдальцев – чернило на пере сохнет.

Это же ж надо!!! «Сосунище», не-то Танин, не-то Протанин, не-то вообще Манин какой-то, жлоб ещё тот, видать, детишкам своим несчастным всего по мильону зеленью завещает – на спички, да на трамвай. Остальное сами, детки, сами. Я ж вас мордами к самому нефтяному корыту притянул, не посрамите Танинскую династию.

Радуешься, Господи, глядя на эти золотые подсвечники, облепившие твои алтари, аки мухи навозные. А они, неприлично шебуршат в штанах зелёными, будто чешут чего, готовя плату за индульгенции. Боже праведный, может, тучами закрыло от очей твоих те алтари засиженные. Может не силён ты в английском, маракуешь со спецами своими над каким-то сатанинским «Челси», а Ной-бедняга, загружая братьев наших младших в утлый ковчег под драными ветрилами, не ведал про яхты Обобрамовичевы, которые тот с топором и долотом комстролит на верфях своих, аки Пётр во времена приснопамятные, во славу Руси, и поныне нанолапотной.

Чешешь репу? Чего это понесло меня на золотопомазанных батон крошить. Да ещё с Богом дискутировать. Прости меня, коли праведный ты, да на критику не обидчивый. А просто, причастен я каким-то боком к металлу этому бесовскому – пофартило, а может на беду мою.

Пацаном, считай связался. Лозунг-то какой – Валютный металл. Всё на потребу родного государства, для блага народного. – Где то государство? Где тот народ? Из телека, словно кукиши, подсвечники да морды сатанопомазанные. Все месторождения, на которых наши парни горбатились, эти «….мовичи», мать иху так, инофирмам на откуп слили, «за так», естественно. Терпеть ненавижу. Вот и покажу тебе, читатель, картинки эпистолярные с вкраплениями этого жёлтенького монстра сатанинского.

До отрочества, не видел я, да и не ведал особо про металл этот дьявольский. Знал, что  если было, несли на танки да самолёты сдавали – война была, народная. Ленинград голодный вымирал, да не сдавался. Переживал пацан, что у нас не было, нечего было отнести, отцу на танк или пушку какую сдать. Пусть и голодные.

Это уж потом, погулял в тайге, увидел в лотке, в бороздочке чёрной среди песочка блеск тех крупинок жёлтеньких. Поднаторел слегка в науке той – как к нему подобраться, где природой припрятано. И на Чукотке  вроде прижился – вот уж и первая надбавка северная.

Первый отпуск. Идём с молодой женой в село родное вдоль лесополосы,  ещё перестройкой не выкошенной. Шелестят над головой тополя, листочками блестящими подмаргивают. Духмяный ветерок с полей ноздри щекочет. Тепло после снегов северных, радостно. Жаворонки в небе приветствуют. Мотоцикл колясочный догнал – Кто такие, не наши, что-ли? Сельский человек тогда приветлив был, не то что нынче – вечно насупленный. – Да вот, иду к бабушке Палажке в гости, в отпуск приехал. – А з видкиля ж, пробач? З самои Чукоткы? – И погнал в село, только пыль за ним по просёлку.

Пришли в село. У бабули во дворе вся родня – весть в селе от хаты к хате стрелой летит. Деды двоюродные, братья троюродные – многих и в лицо не помню. Бабушка, в слезах радостных, палочкой упирается, от калитки торопится – Ой дытынонька моя ридна, ой онучок мий, до бабушкы своейи завитав. – И концами хусточки глаза вытирает. – Ну и гуляночка. А как же? Кто за заборчиком-парканом мимо – заходь, будь ласка, онук же ж до мэнэ прыйихав, свято у мэнэ.

Я пацан, на стол две бутылки «КВВК» – гвоздь программы. Был тогда такой – коньяк выдержанный высшего качества. Не лыком, мол шиты, северяне. Дедам разлил, чокнулись гранчачками – ну со свиданьицем. Ловлю реакцию. Скривились деликатно, я же объяснил, что это за нектар. Зашептались аккуратно деды. Просёк я среди застольного гомона – Гимно якэсь, а мабуть дорогэ. – и повыскакивали на стол из пиджаков дедовых пляшки с чистым, как слеза самогоном, вишнёвой настоечкой – понятными и привычными украинцу. Тогда-то и оживилась беседа. – И щё ж вы там шукаетэ, хлопци? И дэ ж вона та Чакотка? – Продвинутый дед поясняет – Цэ там, за Японию, вжэ коло самойи Амэрыкы. Тилькы на самий пивночи, дэ снигы та морозы вэсь рик, а лита й зовсим нэмае. –   Бабульки всплёскивают ладошками – А бо-о-о! – Поясняю. Ищем металлы разные – олово, медь, цинк, ртуть, ну и золото.

Если перечень первых не обратил особого внимания, то на золоте мужики встрепенулись. – Маруся, дытынко, ану бижы сюды – зовут чью-то внучку от бабкиной юбки. – Покажи дидови свойи золоти ковточкы – серёжки по-русски. – И мне ухо Марусино показывает – Оцэ воно? – Я кивнул, а деды, загомонив, отпустили девочку – Таки гарни у тэбэ ковточкы, бижы до бабы. – Маруся убежала к бабушкиным коленям. А та, вероятно, вспоминала те базарные рублик к рублику, которые копила она в узелке на подарок любимой внучке.

Золото, зо-о-о-лото. Какое разное оно, как блестит по-разному, как играет людскими судьбами, как злобно и коварно оно порой.

Застуженные бронхи, заботами врача, занесли меня в солнечную Абхазию, в доступные тогда и приветливые Гагры. Лечение лечением, а отдых по расписанию. Вот и заносит человека после дневного перегрева в веселье вечернего ресторанчика, открытого вечерней морской прохладе. Кто с компанией, кто погрустить в одиночку, а большинство в марьяже – курорт же, где «коньячок под шашлычок вкусно очень».

За нашим с товарищем столиком оказался такой вот интернациональный марьяж. Он – яркий представитель кавказской национальности. Ярко выраженный нос, намечающаяся ранняя тонзура, яркая рубаха, открывающая густо поросшую грудь. Она – ярко выраженная, спорного происхождения блондинка, украшенная скирдой завитых в крупную стружку волос. Всё выдавало в ней принадлежность к всевременнОй корпорации распорядителей дефицита. Рембрандтовская стать, вальяжность манер и тонкая аура парфюма были достойным приложением. К чему? ТО-то и оно. К золоту. От тяжести металла отдыхали только ноздри, всё остальное было в браслетах, кольцах, серьгах и зубах. Отнести весь этот металл к золоту было страшновато – нужна приличная грузоподъёмность. Видать, была. Да и у «короля», видать, глаз был набит, да и ощупь, наверное заинтересовала. Бедная «дама», если бы знала ты, зачем впрягалась в эту сатанинскую сбрую.

Вы видели, как пляшет кавказец после пары бокалов крепкого вина? Особенно, если манит его голубым взором, вошедшая в роль стройной горянки белокудрая рембрандтовская бестия. Не видали? Слава Богу. То был ритуальный танец, танец смерти.

На следующий день, по радио и человеческим вещанием по Гаграм разнеслась страшная весть. На приветливой ночной скамейке, под светом старой сводни-Луны, обнаружен труп беловолосой женщины, с известными нам приметами. Золота она лишилась будто в порыве любовной садисткой оргии. Кольца снимались плохо….

Золото, зо-о-о-лото. Как разнится блеск твой в глазах людей. Как разнится отношение к тебе.

В тот раз,  выходя к себе на базу, заглянул я, по пути, на стан старателей. Старались они поблизу полигонов крупного золотого прииска. А мы неподалёку рудное месторождение откопать старались. Встретила меня приветливая повариха-хохлушка – От гарно, як раз до обиду, оно вжэ и наши повертаються з роботы. А ну, хлопци, рукы мыты и до столу, бо борщ стыгнэ. – Артелью уселись к столу вдоль длинной сорокаместной палатки, застучали ложками. Я, познакомившись с председателем, с благодарностью сел рядом. Объяснил про руду, про свой интерес – сростки золота с кварцем, медью, другими металлами. Мужик с понятием – Покажу, говорит. – Запили – кто чаем, кто киселём, кто компотом, а кто квасом добрым – довольны мужики, благодарят хозяйку. Мужик её, за плечи обнял, сам аж светится – за жену рад. Уговорил, с Полтавщины на Чукотку, уважил артели. Вытерла повариха стол, а председатель несёт две большие банки жестяные – была в таких тушёнка югославская, да и рассыпает песок золотой горбом вдоль стола – Ищи свои сростки, геолог, может пофартит.

Это надо было видеть, как разгребали мы с поварихой эту гору золота.  Как по-домашнему, навалившись на стол мощной грудью, словно перебирала гречку, разгребала она на столе золотой песок. Как радовалась она каждому сросточку, нужному мне – смешному для них, старателей, геологу. И не было в её глазах дьявольского блеска. В ни светилось человеческое добро.

Председатель артели, когда я показал ему с десяток отобранных нами крупинок, даже обиделся – Возьми вон пару самородочков, если для вас важны, изучай. Мы ж не жлобы, парни против не будут. – А я, упрятав свою добычу, по дороге домой, радовался встрече с этими людьми. Я знал о них многое, я видел их труд, плоды его – этот желтый песок, этот самый грязный металл – ошибку Господню с подачи Дьявола.

Ведь бОльшая  часть его уйдёт на расплату с прииском – за аренду техники, за запчасти, за солярку для тракторов. И только то, что намоют парни за последнюю, морозную уже неделю, достанется им, в оплату за грязь по колено, за мозоли, за «радостный» радикулит и литры донорской крови на комариную потребу.

А вот тут уж как пофартит. Никто не скажет, будет ли старательским детишкам на молочишко, или сам весной вернёшься сюда в заплатанных портишках. В апреле – технику промёрзшую поднимать. Это ведь через полгода с гаком. Неисповедимы пути Господни.

А как-то заглянул на Колыму премьер, советский ещё – Косыгин. Собрал он директоров приисковых, парней ушлых в золотом вопросе, людей державных, государевых. Такой собрался праздник большого говорения. Косыгин напирает – Поднатужьтесь, мужики. Державе валютный металл во как нужен – социальные нужды подпирают, ВВП, да партийная касса вливаний требуют. План дело святое.

Чешут мужики репы лысеющие – Так-то оно так, тужимся. Дык вот техникой бы нам подмогнуть, крепкой.  Сотки наши, бульдозеры, слабоваты против мёрзлых грунтов. «Катерпиллеров» бы нам американских, вот это зверюга. Такую борозду в мерзлоте кладёт, а в кабине Вивальди слух услаждает. Тогда б уж мы-ы-ы-ы.

Тогда Косыгин чубчик свой поворушил с ухмылочкой – А что, мужики, по десять кил с каждого, сверх плана да ваших соцобязательств – и получИте по «Катерпиллеру» своему, давайте державе золотишко. Мужики потными лысинами блестят, мозгами тужась – Хорошо ему-то, ухмыляться. Грехи наши тяжкие. Он нам по десять кил, наших же, мы ему по пять тонн, наших опять же.

Золото, золото, золотото-о-о-о. Золото делает золото. Правит свой бал сатана среди грязи и диких морозов. Страшен его дьявольский смех.

И снится мне радостный сон, улыбаюсь я. Будто, открыл Создатель ясны очи свои ранним солнечным утром, средь белых пушистых облаков, да на ясную голову отогнал крестным знамением Сатану от локотка своего, загнал в преисподнюю. Усадил в кружок ангелов, алхимиков, да и решили всей академией – Чудо сотворить, заменить враз Сатанинский металл на назьмо домашних братьев наших младших. И в мешках, и в схронах банковских, на яхтах да в хатах обсусаленных, да на руцах, Сатаной обукрашенных. И всё в долларовом эквиваленте. Благода-а-ать. Конечно, не совсем «Шанель».

Гонит по тундре, водрузив на плечо пастушью «гарлыгу» коренной Чукча Обрамович, лелеет тучные стада оленьи свои – назьмо высокой пробой идёт, в цене растёт. А Чукча-то как рад – мяса много, однако. Скоро нано технологию привезут, говорят – стука хоросая.

Плюнул на свой Ёмобиль народный радетель Лебедев – картошкой массивы засевает для своего же свинского поголовья – из под тех конечный продукт тоже, хоть и вонюч, под известным брендом идёт. Мясокомбинаты колбасой дешёвой исходят – побочный продукт, дешёвка. Рыдает от счастья народ, вертит бутерброды на завтрак. Да и картофан не модифицирован, чтоб свинья по-человечески росла – свой конечный продукт, чтоб согласно бренду. Чтоб проба не падала. И завертелось-поехало – всё разумно, всё по Божески. Нивы заколосились злаками и клубнями. У Потанина из труб молоко хлещет фонтанами – ребятишки по Руси лицами розовеют.

Брынцалов по утрянке носом повёл – вся хата назьмом усусалена. Вроде, не тем сусалил, жёлтым блестело. Разобрался к обеду – в долларовом же эквиваленте. Смердит, конечно. Плюнул – зеленые не пахнут.

Сам я со сна вскочил, принюхиваюсь под впечатлением. Слава, Господи – ниоткуда, вроде, не тхнёт. Ну, думаю – взбредёт же.

 Вот, поделился мыслями еретическими. Думаю, может Господь наш ко мне на страничку заглянет. Он же везде с нами и среди нас, и в нас. Поправит, если в чём не прав я. А может и поспорим демократично. Простит, если чего. Демократы ж мы.