О культуре, о будущем, о перестройке

Гуго Вормсбехер
Будущее связываем с перестройкой
(Интервью газете «Советская культура» 17.06.1989 г.)

Публикации последнего времени в центральной печати приоткрыли перед советскими людьми почти полувековую завесу над историей и драматической судьбой одного из народов нашей страны - двух миллионов советских немцев. А какой путь прошла культура советских немцев? Что она вообще представляет собой?
Об этом беседа с редактором литературно-художественного и общественно-политического журнала советских немцев «Хайматлихе вайтен» («Родные просторы») писателем Гуго Вормсбехером.
 

Вопрос: Что же представляет собой сегодня культура советских немцев?

Прежде чем ответить на этот вопрос и сказать, что сталось с нашей культурой, надо вначале сказать, какой она была. В этом году мы отмечаем 225-летие нашего народа. Годом его рождения мы считаем 1764 год, когда первые немецкие переселенцы прибыли по приглашению Российского государства на Волгу. Однако и раньше в Россию приглашалось немало немцев, как мы сказали бы сегодня - творческой, научной и технической интеллигенции, которая внесла, без преувеличения, огромный вклад во все сферы жизни России. Достаточно перелистать страницы истории России, чтобы увидеть в  ней сотни славных имен - немецких имен. В науке эти имена невозможно было вычеркнуть даже из школьных учебников наших 50-х годов, после страшной  войны с Германией - учебников, отражавших давнюю линию «борьбы с немецким засильем». Эти имена прочно вошли и в русскую литературу: Фонвизин, Хемницер, Дельвиг, Кюхельбекер, Даль... А кто бывал в Георгиевском зале в Кремле, своими глазами мог увидеть, какое место занимают немецкие имена на скрижалях военной доблести и славы России.
То есть, культурный потенциал российских немцев был достаточно высоким, если мог внести такой вклад в иноязычную культуру, в историю такой страны, как Россия. Вообще теснейшие многовековые связи русского и немецкого народов, очень дополняющих друг друга, дали обоим народам много. И можно только радоваться, что эти давние традиции сегодня проламывают наследие двух кровопролитнейших войн, в которые наши народы были ввергнуты, и мы снова стоим перед активным и многообещающим сотрудничеством.

Вопрос: Но Вы упомянули о 1764 годе...

Да, именно с этого года приглашение немцев в Россию приобрело довольно массовый характер. Однако цели были уже иные: нужно было освоить и закрепить за Россией окраинные тогда пустые земли в Поволжье и на Украине. Для этого требовались в основном крестьяне и ремесленники. Именно они и прибыли из разных германских земель-государств, принеся с собой не только необходимые стране высокоразвитые земледелие и ремесла, но и свою культуру. Обычно выходцы из одной земли - а Германия тогда еще не была единым государством - селились вместе, и т.о. культура немцев Поволжья представляла собой в течение почти двух веков,  включая и советское время до самого начала войны, уникальное явление: в немецких селах мозаично сохранились язык (диалект), обычаи, традиции, фольклор в таком виде, в каком они были середине 18 века в той или иной германской земле. Это представляло огромный научный интерес - ведь в самой Германии многое за это время уже исчезло.

Вопрос: Не говорит ли это явление и о стремлении к замкнутости, обособленности, нередко приписываемом советским немцам?
      
Такой вывод прямо-таки напрашивается. И это стремление действительно исключить нельзя. Однако скажите мне, какому народу это стремление не свойственно? Особенно проживающему в инонациональной среде? Ведь что мы видим сегодня, на 72-ом году Советской власти в национальном движении как не «стремление к обособлению»?
Думаю, это стремление естественно. Как каждый человек, как каждая  семья стремится сохранить свою целостность, свои взгляды, свои привычки, свой уклад, так и каждый народ стремится сохранить себя. Что же касается российских немцев, то их обособленность была не столько их целью, сколько результатом объективных моментов. Они были «обособлены» с самого начала: ведь им выделили еще не заселенные земли. Позже они были отделены языковым, религиозным барьером. Наряду с этим были, конечно, и «защитные меры», которые вырабатывает для себя каждый народ, ну, хотя бы в виде  предупреждения браков с «иноверцами» или представителями иной национальности.
Однако нельзя, на мой взгляд, выдавать естественное стремление народа остаться самим собой за шовинизм, за национальное высокомерие, за национализм; надо уметь различать эти явления. «Замкнутость» жизни российских немцев выражалась, как правило, в том, что они стремились, пока это позволяли экономические условия, не отрываться от своего национального ядра - своих поселений. Однако они совсем не противодействовали тому, чтобы к ним шли другие. Так, в АССР немцев Поволжья, как известно, лишь две трети населения составляли немцы, остальные были русские, украинцы, казахи, калмыки, и никакого антагонизма не наблюдалось.

Вопрос: Сегодня, когда так обострен национальный вопрос и межнациональные отношения всё больше выходят на первый план, ценен всякий опыт дружбы и взаимоуважения. И не хотелось бы ограничиваться только их констатацией, но и увидеть основу...
 
Деклараций дружбы, единства, монолитности было, действительно, много. На мой взгляд, у российских немцев, и в частности, у немцев Поволжья, из которых я сам происхожу, и у представителей других народов, с которыми они соприкасались или жили вместе, был большой взаимный интерес друг к другу. Немцы-колонисты никогда не знали крепостного права, они всегда были свободными, суверенными хозяевами на своей земле, и сам общественный уклад их жизни был притягательным, был мечтой для окружающих крепостных крестьян. Ведь у немцев было, пусть и усеченное, но самоуправление. Сами они заботились и о своей школе, о просвещении - по сравнению с другими народами они тогда выделялись своей грамотностью. Отличались они и высокой культурой хозяйствования - до сих пор немецкие села в Сибири и в Казахстане уже своим внешним видом показывают, что здесь живут люди, умеющие работать. Всё это не могло не представлять собой ценного опыта для других.
Одновременно и опыт русских, украинских крестьян, казахов и калмыков, - опыт, накопленный в течение веков жизни в незнакомых для немцев-колонистов суровых климатических условиях, - был ценен для немцев. Такая необходимость, полезность друг другу и сотрудничество всегда сближают людей и народы - не в смысле утраты  ими своих национальных черт, а в смысле обогащения их опыта, в смысле  формирования уважения друг к другу.

Вопрос: Наверное, это неизбежно вело и к взаимодействию культур?

К взаимодействию да. Но если понимать под взаимодействием формирование некоей «общей культуры», то я не склонен считать, что  критерием близости и дружбы народов является количество общих моментов в их культуре. На примере истории Германии, Кореи, Вьетнама, да и нашей страны мы видим, как может расколоться один народ, со всецело единой культурой. По-моему, больше всего могут сблизить народы, если можно так сказать, неукоснительное уважение к суверенности друг друга, полное отсутствие даже малейшего потребительского отношения друг к другу, признание полной равноправности друг друга - и не только признание, но и до педантичности, до жестокости (по отношению к себе!) соблюдение этого равноправия другого в повседневной жизни. Что же касается взаимоотношения культур, то мне лично в другой  культуре интереснее всего то, что отличает ее от культуры моего народа.

Вопрос: Не опасаетесь вызвать подозрение в стремлении помешать  формированию «новой общности»?

От подозрений никогда невозможно застраховаться. Возможно, я не прав. Но мне кажется, что жизнь подтверждает неперспективность иного подхода. Ревнители слияния наций в «одну большую семью», надо  отдать им должное, кое в чем преуспели: некоторые народы почти полностью утратили свой родной язык, у них во многом уже «общая культура», т.е. отсутствует своя, да и искусство, литература отличаются иногда лишь по именам действующих лиц. Казалось бы, мечта этих ревнителей была совсем близка к осуществлению. Только почему-то никому из народов в нашей стране не радостно от такой  схожести и общности.
Наше сближение должно, по-моему, происходить не за счет утрат, а за счет приобретений. А чтобы приобретать друг у друга, нужно, чтобы у каждого что-то имелось. Союз бедных хорош, чтобы отобрать что-то у имущих. Для нормальной, тем более счастливой, свободной совместной жизни нужен союз  богатых. Богатых не только материально, но и духовно. Когда у каждого будет что поесть и где жить, когда  каждый научится хорошо работать, то главным богатством каждого народа, ценным для других, будет именно его духовный, интеллектуальный потенциал, его национальная культура. Именно поэтому каждый народ должен иметь все возможности для максимального развития своей национальной культуры. Потому что именно она явится его вкладом в общечеловеческую культуру.
Еще раз: не в исчезновении, не в подавлении особенностей национальных культур видится мне путь к сближению народов и их культур; не в создании единой для всех  культуры; а в формировании общечеловеческой культуры как общего достояния; в том, чтобы особенности и ценности национальной культуры каждого народа обогащали общий культурный капитал всего человечества. Не обязательно все должны петь, допустим, как казахи или танцевать как грузины, но казахи обязательно должны иметь возможность сохранить и развивать свое искусство пения, а грузины - свое искусство танца, и каждый советский человек должен иметь возможность слышать, как поют казахи, и видеть, как танцуют грузины. Потеря хотя бы одной, пусть и малой, культуры, - это потеря для всего нашего советского общества, потеря для всей нашей культуры. Тут я полностью согласен с тезисом перестройки.
Однако мы несколько отошли от нашей конкретной темы...

Ввопрос: Вы упомянули об АССР немцев Поволжья. Как отразилось ее создание на культуре советских немцев?

Наверное, АССР немцев Поволжья - наиболее яркий пример того, что могла, в кратчайшие сроки, дать Советская власть национальной культуре. Конечно, и до Октября в немецких колониях, и не только Поволжья, отмечался заметный уровень культуры. Особенно славились немцы многоголосым пением, инструментальной музыкой. Летними вечерами, после нелегкой работы, молодежь собиралась где-нибудь на краю села и - пела до глубокой ночи. Это была прочная традиция. Хорошие певцы, музыканты были широко известны и почитались высоко. Часто их искусство передавалось из поколения в поколение.
Однако только к концу 20-х годов, когда немецкие колонии несколько оправились от голода 1921 года, от последствий гражданской войны, культура советских немцев получила мощный толчок, ибо она перестала быть частным делом каждого, а стала делом всего народа, элементом государственной политики. Республика стала, насколько я знаю, первой республикой сплошной грамотности. Художественная самодеятельность буквально заливала немецкие села: духовые, струнные оркестры, хоры, драмкружки, ставившие не только самодеятельные пьесы, но и Шиллера; школы изобразительного искусства; ежегодные республиканские художественные выставки - всё это возникло именно в годы Советской власти. Только в республике выходила 21 газета на немецком языке. Широко издавались книги, учебники: в 1933-1935 г.г. было издано 555 названий книг...
Однако не надо думать, что был сплошной расцвет и никаких проблем. Репрессии тридцатых годов были трагическими для всей советской культуры, для советской немецкой - вдвойне, потому что на ней сказался не только общий «классовый подход», но еще и национальный, когда всё немецкое отождествлялось с фашистским, так как фашизм пришел  к власти и в немецкой стране.
Ну, а потом пришел 1941 год с его Указом о выселении всех немцев в Сибирь и Казахстан, после этого уже не осталось ничего...

Вопрос: Теперь, наверное, мы можем перейти и к сегодняшнему состоянию культуры советских немцев?

Оно неотделимо от времени войны. Когда все немцы выселялись - а часто на сборы давалось 24 часа, а то и меньше, и брать с собой разрешалось только ручную кладь - было, конечно, не до культуры. Мы лишились фактически всего нашего изобразительного искусства. Самая большая потеря здесь - это наследие крупнейшего художника из российских и советских немцев, Якова Вебера. Я бы рекомендовал газете обратиться к исследовательнице его творчества И.Н. Соловьевой-Волынской, чтобы подготовить о нем отдельную статью, ибо даже то немногое, что осталось из его творчества, представляет, по-моему, большую ценность для всего советского изобразительного искусства, и оно должно быть сохранено для нашей страны.
После репрессий тридцатых годов и трудармии у нас осталось в живых всего несколько художников (иногда благодаря «заказам» жен комендантов лагерей). Типичная судьба наших художников после войны - работа оформителями на предприятиях: писать лозунги, плакаты, оформлять стенды. Сегодня у нас около двадцати художников, однако национального в их творчестве мало, даже в тематике. Не удивительно: трагическая судьба советских немцев, их проблемы послевоенной жизни были до последнего времени запретными во всех видах творчества. Знаю пока только двух художников, обратившихся к национальной проблематике: скульптор Иоганнес Зоммер на Алтае и художник Михаил Дистергефт из Нижнего Тагила.
Почти отсутствует сегодня и национальная музыка. Объяснить это отсутствием талантов невозможно: вклад советских немцев в советскую музыку и после войны заметен; достаточно назвать имена Г. Нейгауза, С. Рихтера, Р. Керера, А. Шнитке.
Есть у нас сегодня и театр (до войны их было пять). Однако в условиях, когда у двухмиллионного народа в течение 48 лет нет ни одной  национальной школы, среднего или высшего учебного заведения, когда многие утратили родной язык, когда не готовятся кадры национальной интеллигенции, когда только в последние два года начала возрождаться художественная самодеятельность, отсутствовавшая до этого начисто - одному театру,   несмотря на всё его мужество, невозможно и в малой степени устранить этот огромный дефицит, который образовался у советских немцев в сфере удовлетворения культурных запросов.

Вопрос: Но судьба литературы сложилась вроде несколько благополучнее?

На таком фоне - пожалуй. Однако насколько, можете судить сами. Дело в том, что с 1941 по 1956 год у советских немцев не было даже своих газет. Сейчас у нас их три: центральная, республиканская в Казахстане и межрайонная на Алтае. Вот эти три газеты, а точнее, еженедельные литературные страницы в них, и являлись до 1981 года единственной «издательской базой» для нашей литературы.
Впрочем, литература удерживалась в рамках газетной литературы не только скудными возможностями для публикации, но и газетной тематикой. Ибо запреты на отражение в ней истории народа, его жизни, его проблем были просто непреодолимыми. Газетные «площади» и темы определяли и развитие жанров: в основном рассказы и стихи.
В 1981 году был создан журнал «Хайматлихе вайтен». Хотя он до сих пор выходит всего два раза в год (пробить четырех-шестиразовый выпуск не удается), в нем за 8 лет опубликовано романов и повестей в несколько раз больше, чем за все предшествовавшие 40 лет. Но - пропускная его способность не соответствует напору литературы. Писатели годами ждут публикации своих произведений.
То же самое с выходом их книг: и количество, и тиражи угнетают. Может быть, для наглядности лучше привести несколько цифр. На одного советского немца у нас в стране издается художественной литературы на родном языке примерно в 100 раз меньше, чем у киргизов, в 160 раз меньше, чем у латышей, и в 320 раз меньше, чем у эстонцев, - я взял для сравнения народы, по численности меньше советских немцев, но имеющие свои республики. По журналам же эти цифры еще более красноречивы: соответственно 330, 1330 и 900...
Впрочем, литература советских немцев - тоже тема для отдельного разговора.

Вопрос: Когда я готовил свою первую статью о советских немцах, мне не раз приходилось слышать о том, что они якобы более религиозны, чем другие наши народы. Так ли это? И если да, то чем это можно объяснить? И вообще - какова роль религии в истории и жизни советских немцев?

Может быть лучше начать с последнего… Предки советских немцев  привезли с собой в Россию в основном три вероисповедания: они были лютеранами, католиками и меннонитами. До революции религия играла большую роль в сохранении и развитии национальной культуры, в просвещении, издании книг и газет. После революции борьба с религией, а точнее, с верующими, в немецких селах была не менее жестокой, чем в других.
Выселение, ликвидация государственности в 1941 году оставили советских немцев вообще без церкви. Но не без религии. Наоборот, неимоверные испытания, через которые прошел народ, несправедливости и унижения, дискриминация и насаждаемое недоверие к нему, антинемецкие настроения, в которые у многих советских людей трансформировалась боль от неисчислимых потерь в войне с фашизмом - всё это не могло не вызвать у советских немцев определенной замкнутости, ухода в себя и обращения к религии как единственной для многих опоре в этой жизни. Тем более, что религиозные общины и собрания стали, в условиях исключительной распыленности проживания советских немцев, практически единственным местом, где еще звучала немецкая речь, где уделялось внимание национальным традициям и где поддерживалась национальная культура.
Во многом эта роль сохраняется в общинах до сих пор. Этим объясняется   и повышенный процент верующих среди советских немцев, а также то, что бездумное, иногда жестокое преследование верующих воспринималось ими фактически как преследование их национальной культуры и родного языка, во что эти преследования объективно и превращались. Отсюда и выезд в ФРГ многих верующих советских немцев.
Любую религию, как и идеологию, есть за что критиковать. Но как по тому, что в нашей партии были, причем и на высших должностях, фактически преступники, нельзя делать вывод о том, что в партии вообще нет честных, действительно преданных делу и интересам народа людей,  и что социализм как идеология вообще никуда не годится, так нельзя, по-моему, на основании уязвимости религии считать всех верующих подозрительными или, по крайней мере, недоразвитыми, а саму религию - сплошным обманом. Многие свои ценности религия пронесла через века, ибо они являются ценностями общечеловеческими.

Вопрос: И последний вопрос к Вам, уже не просто как к писателю, а и как к сопредседателю Всесоюзного общества советских немцев «Возрождение». В чем же вы видите выход из того положения, в котором находится сегодня культура советских немцев?

Выход этот подсказывает как наша история, так и перестройка. Если даже большие наши народы, имея свои союзные республики и, т.о., казалось бы, все права и возможности для развития своей культуры, говорят сегодня о деградации национальной культуры и языка, то что остается народам, вообще не имеющим своей государственности? Часто следствия культа личности и застоя пытаются свести к вине отдельных личностей. Думаю, что дело тут не только в этих «отдельных личностях», потому что имя им - легион. Власть  ведь как женщина: не будучи разборчивой сама, она развращает и тех, кому отдается. И гарантом строгой морали власти может служить только всевидящее око критики в форме полной гласности. На этом пути - пути совершенствования власти, мне и видится выход.
В экономике мы вроде уже поняли, что не сдвинемся с мертвой точки, если не сделаем человека полным хозяином на его рабочем месте. В политике мы также поняли, что не выберемся из ямы, если не вернем всю власть от аппаратов - наших исполнительных органов, наших наемных работников - народу, каждому гражданину страны. Хватит «слугам»  помыкать хозяевами. Хватит хозяевам униженно просить и ждать, когда и как их «слуги»  распределят для народа произведенное им добро и решат за народ, как ему жить.
В сфере национальной мы тоже приходит к выводу, что национальная культура, национальная жизнь - дело прежде всего самого народа. Никто не может решать вопросы жизни народа лучше самого народа. Поэтому каждый народ как минимум должен иметь свою государственность - материальный, политический, правовой гарант сохранения и развития своей культуры, языка сохранения народа вообще. И каждый народ должен иметь право сам распоряжаться своей судьбой, сам решать все касающиеся его вопросы.
Эти положения должны быть, по моему глубокому убеждению, распространены на все советские народы, в том числе, наконец, и на советских немцев. Возможность этого я связываю сегодня только с перестройкой.

Июнь 1989 г.


Рецензии