Никогда не говори никогда

Никогда не говори никогда. Ни уткнувшись больными висками в жесткую подушку, ни горящим от виски горлом. Твоя партия в вист еще не сыграна? Что ж, поздравляю, дерзай, только без предрассудков. Впереди – взлеты и падения, понимаешь? Посмотри на самолет, в котором улетают от тебя твои любимые и замоли грех, заранее. Знаешь, почему стоит? Потому что заря тоже бывает холодная, с мурашками по коже, как и рассвет, как и вечный свет ароматизированной ванилью свечи. Как вкус холодных поцелуев.
Ты думаешь, я не забыла их? Забила на них? Наивный! Взгляни на самолет, в котором улетают от тебя твои любимые, и прости. Просто прости. Но никогда не говори никогда! Не рви мосты, а лучше, построй свою дамбу, да вот только я тебе больше не дам. Не там строить, кроить наши отношения в свободном выкрике лазурных небес по размытой слезами выкройке. Больше никакой  лазаньи, сплетения рук на голом подоконнике, вечного стояния под окнами, «вечного сияния чистого разума».
Веришь, я до сих пор люблю гулять по коньку крыши, но теперь не затем, что раньше. Теперь я больше не провожаю и не встречаю зарю, я провожаю и встречаю взглядом самолеты, в которых улетают от меня мои любимые, чтобы никогда больше не увидеться…
Но знаешь, никогда не говори никогда! Никогда не произноси этих чудовищных слов, заточи их в темниу своей гордости, в оковы своей совести, как это сделала я, и прости. Прости за пресмыкания, за пресные слезы, за преступления, за исступление во взгляде, за лирические отступления в прозе банальной ноты соль. Я просто хотела быть сильнее, но захлебнулась в недопонимании, в своих недо… недовстреча, недолюбовь, недовсплеск, недокурить, не до конца… Эти недо навсегда останутся в моей душе, в моей маленькой  недодуше.
Ты любишь тирамису и стакан портвейна, а я – горячий кофе и бутерброды. И что с того, когда у нас на двоих один закат, который никогда не кончится, никогда не закатится. Но никогда… Тсс… Ты слышишь, бьется мое сердце аккордами перебитой гитары и впадинами заезженных струн. Ты слышишь, как оно болит? И эту дикую, щемящую северную боль не заглушит рев турбины того самого самолета. Он лишь вторит ей, втыкает в нее иголки вуду, второпях набирая на клавиатуре курс над облаками.
А там, внизу, играют дети. Они такие счастливые, какими не станут уже никогда. Никогда не говори… Тсс… Ты помнишь. Мы были как дети и строили свои песочные замки, плотики из соломы? Тогда крики чаек не казались такими душераздирающими, как теперь. Тогда мы не чаяли души в далеком, призрачном маяке, а ведь только теперь понимаешь, как он тогда скалился и ехидно подмигивал.
Терпи. Перетри эту боль и улыбнись. Ведь вокруг играют дети, светит наше банальное солнце, плавают в лужах кораблики из газет и летают бумажные самолетики, самолеты. Самолеты, в которых улетают наши любимые, чтобы… Тсс…
Тебе страшно? Страшно оступиться, уступить? Ха, а я бесстрашная такая, отступница, мне страшно, страшно сжимать в руке 99 франков и ступать на 99-ю ступеньку чердачной лестницы, ведущую на пресловутую крышу, где было все… Где были все. Где падали звезды и загадывались желания. Где мы обжигались… где предавались… Тсс… Где предавали.  Жгли на ведьмином костре свои предательства. Где ты целовал мои запястья, а в запятнанном сердце прекращала пульсировать пресловутая боль… Где сейчас стою я и смотрю, как взмывает ввысь самолет, в котором улетают от меня мои любимые, чтобы никогда больше… не почувствовать той боли…
Но никогда не говори никогда…