Раскололи

    Капитан Сидоренко работу свою не любил. Сразу после армии он пришел в милицию за романтикой, погонями и засадами, а его завалили всевозможными бумагами, отчетами, протоколами и планами. Причем с каждым годом их становилось все больше и больше. Было ощущение, что крупнейший целюлозобумажный комбинат на Байкале трудится только на одно их РОВД, все продолжая загрязнять своими отходами самое чистое в мире озеро. Всякий раз на него нападала зеленая тоска, когда надо было отчитываться о закрытии месяца, квартала или полугодия, будто работал он не в милиции, а на какой-нибудь фабрике мягких игрушек.
     Начальство раздражало своим самоуверенным и высокомерным тоном, а те кого приходилось допрашивать насточертели постоянным и откровенным враньем. Врали все и всегда, врали поочередно и вместе, врали даже если сидели напротив друг друга. Врали глядя капитану в глаза небесно-чистым ангельским взглядом. Один знакомый  ГАИшник , каждый раз выезжая на  ДТП , произошедшее на перекрестке оснащенном светофором, обоим водителям всегда задавал один и тот же вопрос, сам при этом внутренне умирая от смеха.
 - Ну что? Оба конечно же ехали на зеленый?!
 - Да! – в один голос отвечали те, с выражением лица человека готового поклясться в своей искренности даже на кресте.
     Опять же это только в кино воришек припирают доказательствами, отпечатками пальцев и результатами биологических экспертиз. А тут , в станице, приходилось надеяться, что кто-то что-то видел или слышал, либо на то , что виновный сознается сам. Но люди с правдивым характером капитану практически не встречались и поэтому как только он понимал, что откровенный разговор не получается, то звонил по местной связи своему сослуживцу «Феде», а точнее Гришке Федько, который отличался не очень приветливым выражением лица и весьма внушительными физическими габаритами. К примеру, трехлитровый баллон с пивом в его ладони помещался как кофейная чашка. Федя приходил в кабинет, делал страшные глаза, а если этого было не достаточно, давал пару оплеух и беседа приобретала  откровенный и правдивый характер.
     В это утро у Сидоренко настроение было особенно паршивым. Мало того, что начальство обрадовало, сообщив о приезде проверяющего, так еще и ночью не удалось по-человечески выспаться. Накануне вечером он слегка выпил в компании своих товарищей по детству. И уже непонятно зачем, видимо в качестве сувенира, подарил одному из них случайно оказавшиеся с собой наручники. Тот забавлялся ими весь вечер. Крутил и вертел на пальцах, щелкал и клацал трещеткой, а когда все уже разошлись по домам  умудрился таки застегнуть их у себя на руках. Попытки освободиться самостоятельно привели к тому, что наручники еще сильнее впились в запястья какой-то собачьей хваткой.
     Дело позднее, соседей он будить не стал, а отдел милиции находился неподалеку – вот он и пришел туда с искренней просьбой и деформированной алкоголем лексикой  «…ребята, расстегните пожалуйста…». А дальше все как в кино.
 - Тебя кто привел?
 - Никто, я сам пришел!
 - Что правда сам?
 - Ну да, сам!
 - Молодец! Ну тогда проходи…
 - Да нет, мне только расстегнуть!
 - Да ты проходи, проходи разберемся…
Разобрались с помощью Сидоренко в четвертом часу ночи.
     Дверь распахнулась, и в кабинет вошел обещанный начальством проверяющий. Он представился и плюхнулся на единственный стул, стоящий напротив стола капитана.
 - Слава богу, пьющий – подумал Сидоренко, мельком, но очень внимательно, взглянув на малость помятое лицо проверяющего, который был одет в довольно поношенный штатский костюм. Хуже всего, когда приезжает трезвенник. Будет ковыряться в каждой бумажке – то ему не так, это ему не эдак, а тут хоть и вредно для печени, зато не так болезненно для психики.
 - Интересуют какие-то конкретные дела, или за весь период будете документы смотреть? – поинтересовался капитан и получив исчерпывающий ответ, стал набирать номер Федько, чтобы вместе подготовить все нужные бумаги.
 - Алле, Федя, зайди ко мне срочно – произнес он и положив трубку стал ковыряться в столе перебирая толстые папки.
Меньше чем через минуту в кабинет, слегка пригнувшись в дверном проеме, втиснулся Федько. На его лице было откровенным образом написано, что прошлая ночь у него тоже не сложилась.
 - Здорово Петрович – протянул он свою лапищу Сидоренко, а затем, не дав никому опомниться, повернулся к проверяющему и со словами « Ну что! Не колется?!» врезал тому леща в правое ухо.
Проверяющий такого гостеприимства не ожидал, сидел довольно расслабленно и поэтому после оплеухи юркнул под стол как подкошенный. В ту же секунду туда бросился Сидоренко, продемонстрировав недюженную ловкость и мгновенную реакцию.
 - Ты чего сдурел ! – зашипел он , глядя на Федько дикими глазами, который в свою очередь, ничего не понимая в происходящем, тупо смотрел на то как капитан торопливо втаскивает в свое кресло изъятое из под стола полусознательное тело.
 - Это ж проверяющий из края – еще более выразительно продолжал шипеть Сидоренко, беззвучно добавив в конце несколько фраз из русского матерного, которые легко читались по губам.
Федя переменился в лице, втянул голову в плечи, съежился до сороквосьмого размера и с глазами виноватой собаки кинулся к пострадавшему. Тот смотрел по сторонам ошалелым и полусознательным взглядом. Он никак не мог осмыслить все вокруг него происходящее и поэтому  всякий раз вздрагивал и шарахался в сторону, когда Федя заносил над ним руку, стараясь отряхнуть испачканный в пыли костюм.
     Извинялись трое суток. Все эти трое суток пострадавшего поили самым дорогим коньяком в самых престижных заведениях района. Федя нежно обнимал его за плечи и сложив губы трубочкой, время от времени, дул на раскрасневшееся ухо. Он стойко терпел откровенное хамство и запредельные оскорбления в свой адрес, позволяя проверяющему даже тыкать худеньким кулачком себе в лицо. А когда тот в очередной раз засыпал за столом, бережно брал его на руки и нес к машине, старательно оберегая от всяческих углов, дверных косяков и остальных травмоопасных препятствий.