В Гномбурге - переполох

В Гномбурге – переполох.



     С утра в Гномбурге переполох! Почтенные патриархи спешат на совет старейшин, готовя гневные отповеди молодым реформаторам, которые хотят переименования столицы в Гномоград. Понятно, что жизнь гномов протекает на территории России  в непроходимых брянских лесах, но ведь и основали его все же германские  пилигримы, близко знавшие еще  братьев Гримм. Вообще молодая поросль отбилась от рук, называют себя гномерами, строят жилища не в корнях пней, а в пластиковых бутылках разных объемов, с переходами. Вся жизнь прозрачная, на виду. Тьфу – стыдобища! Ведь поднимали на последнем сходе вопрос с молодоженами, устроившими дюплекс в пятилитровке, и даже мхом поленились обложить. И вот  - дождались сапога грибника. Хорошо хоть самих дома не было, а то кувыркались бы вместе с обстановкой метров восемь.  В общем, с утра весь город гудит, как рассерженный улей, не к ночи будь помянут.
     В этой, в общем-то, активной обстановке, гномер Мутабор, спокоен как статуя, пребывая в Центральной  Нервической Клинике, в отдельной палате, разминая плечи, затекшие от смирительной рубашки. К нему спешит Главврач Хёйленд, торопясь сообщить удивительную новость, а именно: с ним готов встретиться знаменитый одиночка, гений частного сыска  г-н  Верфиндер. Интерес к Мутабору возник не на пустом месте. У сыскаря вообще в голове мало незаполненных мест и между ними постоянно возникают новые связи, благодаря которым и растет репутация. Теперь все трое спокойно сидят в гостевой комнате, наполненной кривым солнечным светом, и внимательно разглядывают друг друга. Света становится меньше, где то в вышине крон деревьев тучи цепляются за ветви.
      - А скажите любезный Мутабор, отчего вы до сих пор не женаты? – Нарушает молчание Верфиндер.
      - А вы? – Фыркает Мутабор.
      - Не слишком любезно отвечать вопросом на вопрос, тем более в вашем положении, но тем не менее я отвечу. Я был женат. Но дело в том, что род моих занятий требует отрешенных размышлений и одиночества.
      - А по моему, вам просто трудно заставить залезть нормальную гномку в скворечник. – Пучит глаза Мутабор.
      - Кхе-кхе, если вы не в курсе, господин Верфиндер живет не просто, как вы изволили высказаться - в скворечнике. Это прекрасно оборудованная студия выстроенная детьми Великонов на совесть еще в прошлом веке. Дом всегда на виду, не вызывает подозрений. От птиц надежно защищён ажурной решеткой. Внутри – уют и порядок. Простите, ничего, что я это рассказываю? – Прерывается Главврач,  при этом испытующе смотрит на сыскаря.
      - Ничего, представится возможность, и я обязательно приглашу господина фокусника. Моя веревочная лестница гостеприимно размотается перед самым его  носом.
      - Я устал повторять, что не фокусник! – Взрывается Мутабор. – Я артист оригинального жанра. Я превращаюсь, я перевоплощаюсь, я могу стать кем и чем угодно.
      - И при этом, не стесняясь, нарушаете неприкосновенность жилища. В зафиксированных сводках вы, то месяц торчите в виде напольных часов в губернаторском доме, то висите пейзажем у механика гаража, то протекаете краном у сантехника. Признайтесь, вы испытывали удовольствие, когда он вас завинчивал и менял прокладку?
      - Я не женился не по той причине, которую вы предполагаете. – Скрипит зубами Мутабор. – Всему причиной эти замшелые законы. Гномка должна носить бороду, пока не выйдет замуж и не станет уважаемой гномихой. И бреет ее перед мужем в торжественной обстановке золотой бритвой. Вот вы упоминаете «сводки». А есть ли в них те, кто воспользовался этой бритвой, покончив с жизнью и позором, увидев  то, что скрывала эта поросль много лет? Мы вырождаемся и  единицам везет лицезреть если не красавицу, то хотя бы симпатичную мордашку. А ведь иногда бритва может повернуться и в другую сторону…
      - Что вы делали три недели назад? – побледнел Верфиндер.
      - Известно что. Я был в Мексике. Прикидывался кактусом. Хотел испытать себя жарой и обезвоживанием. Обмотался зеленым поролоном, натыкал в себя зубочисток и стоял в пустыне четыре дня.
      - Кто может это подтвердить?
      - Есть фото, правда не очень хорошего качества, ведь у меня не было с собой камеры Великонов, кроме того снимок делал соседний кактус.
      - Как лицо наделенное полномочиями, я могу забрать вас отсюда за дачу ложных показаний и подержать в кротовьей норе. Заодно испытаете себя холодом и сыростью.
      - Ну хорошо. Снимок был сделан автоматически, с помощью таймера, в остальном я не лгу. Я долго готовился, летел через океан в отсеке шасси, трясся в машине, обняв лючок заливной горловины.
      - Снимок действительно вклеен в историю болезни. - Подтвердил Хёйленд.
      - Допустим. Теперь я попрошу вспомнить вас обстоятельства, при которых вы попали сюда.
Мутабор откинулся назад, прикрыл глаза, и казалось, окружающее перестало для него существовать. Главврач кашлянул в кулак и жестом подозвал санитаров, которые бесшумно покатили коляску с обмякшим телом в палату. Затем он выразительно поглядел на Верфиндера, тот кивнул ему в ответ и вышел наружу под становившиеся всё чаще и крупнее шары дождя, с грохотом разбивавшиеся о камни.

      В полумраке тесной палаты Мутабор силится собраться с мыслями, ухватить кончик нити, попытаться все вспомнить. Нужно с чего - то начать. Например? Например, Великоны. Всегда Великоны несли ужас и смерть. Гибель под тяжелой поступью, под колесами гигантских механизмов. А то вдруг поссорятся, и вся земля горит и рыдает, и нет спасения ни в глубоких ходах, ни в травах. Веками каждый желал худа Великону, да только куда уж тягаться?  Дальше… Дальше вспоминать труднее. Ах да, ведь есть книги, хотя бы вот эта: «Основы взаимодополнения  двух цивилизаций». Откуда она здесь? Название какое-то странное. Откроем наугад… «Учитывая растущее и постоянно превосходящее по техническому уровню развитие великонов, необходимо, признавая мимикрию, как единственно доступный способ выживания, всеми способами применять и внедрять в жизнь достижения механической и электронной промышленности. Мы не можем ждать милости от Великонов. Взять у них силу и мощь – вот наша задача!» Ничего не понимаю, что и кого автор имеет в виду. Может пойму, когда пройдет голова? Нужно вспомнить, как я сюда попал. Что же они со мною сделали?

      Верфиндер быстрым шагом приближался к дому и готов был уже привычным движением протянуть руку к рычажку, выпускающему веревочную лестницу, когда рядом вынырнул из травяных зарослей внедорожник привычной зелено-желтой окраски. Эмаль местами облупилась, обнажая кричащие аляпистые надписи. Дверца распахнулась, и сидящий за рулем Главврач Нервической клиники жестом пригласил Сыскаря в салон. Верфиндер с тревогой взглянул наверх, затем привычно бросил взгляд по сторонам и не заметив ничего подозрительного, забрался на жесткое заднее сидение.
     - Мне, право, очень неудобно, что я заставил вас покинуть клинику, ведь если я правильно понял, мы не успели закончить беседу. – С трудом поворачивая толстую шею, закряхтел Хёйленд. – Может, пригласите меня к себе?
     - Вы ведь уже оценили мою обстановку? – усмехнулся Сыскарь.
     - Надеюсь, вы простите мне эту небольшую ложь. Это один из наших, так сказать, профессиональных приемов, имеющих цель расположить пациента к собеседнику. Этот Мутабор совершенно замкнулся, слова из него не вытянешь, а ведь был главным возмутителем спокойствия!
     - Да? Прием? Так знайте, теперь он еще более замкнется, подозревая тотальный заговор против себя, ведь он бывал у меня, и знаком с обстановкой в отличие от вас. «Прекрасно оборудованная студия» - какая чушь!
Хёйленд застыл, подбирая слова и наконец выдавил:
     - Но каким образом? Я даже не мог допустить! Всем известно, что вы никого не допускаете в свое жилище с тех пор как… Еще  раз простите!
     - Поясню. Мутабор пробрался ко мне тайно и прикинулся вентилятором. А у меня его сроду не было. На большой высоте, знаете, всегда свежо. Я его, разумеется, сразу обнаружил, да и выкинул в знаменитое круглое окно. А он как-то извернулся  на этих своих лопастях и полетел в чащу. Навстречу, так сказать, приключениям. Откровенность за откровенность. Скажите, откуда у вас этот автомобиль? Легально, по ценам официальных Добытчиков, его не каждый член сената потянет. Плюс переоборудование с дистанционного на внутреннее управление. Плюс частая смена батареек?
Главврач втянул голову в плечи и затянул:
     - Ну, на прежние доходы оно, конечно… Но ведь ваше ведомство прилично доплачивает.  К нам ведь теперь разных кладут. Лечение сложное, специфическое. Но ведь и машинка-то сильно бэ-у. Прежде чем к нам попасть, хорошо ее погонял Великоний сынок. Да и батарейки. Что батарейки? Они теперь везде валяются. Опрокинул – и кати в гараж. А я ведь уже не мальчик столетний, и у меня пациентов на дому от дубравы до просеки. Не набегаешься. Вам если по надобности куда, то обращайтесь в любое время! Вот возвращаясь к теме, так сказать. Мутабора я ведь сам лично привез в бессознательном состоянии. А его нора после отселения из города аж в ельнике! Он был очень плох. Сейчас ему уже гораздо лучше, читает самостоятельно рекомендованную вашим ведомством литературу.
      - Господин Хёйленд. Действительно, есть категория пациентов, которой рекомендован курс социальной реабилитации, хотя я, как вы знаете, не отношусь с уважением к вашим методам. С Мутабором ситуация иная, несколько запутанная и нам с вами предстоит узнать еще много интересного. Скажите, вы знакомы с доктором Артцем?
      - Да, мы знакомы. Он мой коллега и в некоторой степени конкурент, хотя об этом не принято распространяться в наших кругах. Дело в том, что он как раз убежденный сторонник крамолы. Знаете эти все теории, что гном способен стать сверхгномом: сначала путем каких-то там техник превращаться в неодушевленные предметы, как наш фигляр Мутабор. А затем ему откроется путь в какой-то Дом Улиты и оттуда он выйдет Великоном и останется в большом мире. Хотя, что я вам рассказываю, у вас на него наверняка обширное досье.
      - У нас, допустим. А вы - то откуда настолько осведомлены о сути крамолы?
      - Так у меня в клинике сейчас этих крамольников – пруд пруди. Все прибывают и прибывают. Только и успеваем мозги промывать.
      - Да. Это вы умеете. Вернемся к Артцу. Как и чем он лечит своих пациентов?
      - То есть, в досье этого нет? Странно. Хотя… Ну, травами да грибами. Уж в этом он ортодокс. Вы уж извините, меня пациенты ждут. Не возражаете, если я снова приглашу вас в клинику на  завтра?  А лучше, кхе-кхе, на завтрак. У нас знаете ли, прекрасная великонья еда бывает.
      - Покорно благодарю, я крошек со стола не подбираю. Ждите меня после вашего обхода.
С этими словами Верфиндер выпрыгнул из авто на влажный мох и вдруг услышал вдогонку:
      - Кстати, у меня в штате есть отличные психологи – специалисты по семейным проблемам. Если вдруг ваша супруга вернется, милости просим на консультацию.
Если бы Хёйленд не нажал изо всех сил на педаль, с целью скорее выехать на ровное место, он бы успел увидеть, как позеленел господин Сыскарь, сжав до боли кулаки.

      Утром следующего дня Мутабор через мутное стекло палаты наблюдал за холлом клиники. Никакого новомодного пластика: Земляной утоптанный пол, переплетение корней, в некоторых из которых, впрочем, были выдолблены ниши, в которых светились холодным сиянием светодиоды. Ах,  да, ведь дома должны быть такие же. Он сам с бригадой Добытчиков помогал тянуть провода, ведь оплатой за возможность пользования благами Великонов является личное участие. Однажды, когда подключали здание Палаты Общин, погиб его двоюродный брат. Ему, как наиболее опытному, доверили самый сложный участок. Сначала разбирали кусок стены ближайшего загородного дома Великонов. Затем подбирались кирками и ломами к утопленной в стене части розетки. Одно лишнее движение - и лом налетел на контакт. Брат сгорел как спичка...
     Мутабор глубоко вздохнул и стал внимательно разглядывать дежуривших у входа Досвиданцев. Обычные, как везде. Крупные, с кустистыми бородами, в традиционных красных колпаках и того же цвета повязках повыше локтя. Вот скука. А вот и Главврач зашел к себе в кабинет с крупной вишней в ладони, внимательно изучая газету, отпечатанную на толстой бумаге, которою в Большом мире называют папиросной. Жаль,но на листьях деревьев уже давно не печатают. Интересно, что его так привлекло?

      Тем же временем Верфиндер твердым шагом ступил на твердую дорожку, ведущую в обширный двор, украшенный черно – зелеными стягами, в глубине которого виднелся добротный дом, сплетенный из гибких и темных прутьев, удачно сливавшийся с окружающим пространством. По мере углубления в заросший сад  количество стягов и народа увеличивалось. Небольшая толпа сгрудилась у лотка и, галдя, приобретала книги в одинаковых черно – зеленых переплетах. Едва получив нужное, гномы устремлялись к письменному столу, установленному посреди песчаного круга, за которым восседал грузный старик в высоком несминаемом колпаке. Он с достоинством принимал очередной подаваемый ему том и степенно подписывал его на титульном листе. Верфиндер, задрав голову, немного постоял под полотнищем, разглядывая золотую вязь, в которой не сразу угадывались надписи:
Достигнем
Общего
Совершенства.
Вместе
Искать.
Дольше
Активней
Надеяться.

Улучив момент, когда рослый Досвиданец отвернется, сыскарь стянул у него из подсумка пухлую книгу и, отстояв положенную очередь, положил ее перед старцем. Тот уже было изготовился занести воробьиное перо чуть ниже заголовка «Основы взаимодополнения…» но, заметив, что подпись уже присутствует, поднял изумленный взгляд. Встретившись глазами с Верфиндером, старик резко встал и резкой поступью отправился в дом. Сыскарь последовал за ним. В полумраке прихожей Старец резко обернулся. Свет снаружи проникал через прутья, делая бороду полосатой.
      - Как ты осмелился явиться сюда? Я отдал тебе самое дорогое – единственную дочь. Ты не смог уберечь ее.
      - Простите меня, почтенный  Деодон. Вы знаете, как я любил и люблю ее. Для меня ее исчезновение - такой же страшный удар. Все наше Ведомство сбилось с ног в тщетных поисках. Но сейчас мне нужно окончательно подтвердить или отринуть версию с Домом Улиты.
      - Бред, ересь и крамола в моем доме! – Взбеленился Деодон. – Все твое Ведомство, открыто поддерживая,  втайне издевается над моими попытками объединить расколотое агонизирующее общество. Наша последняя надежда - это  объединение с Великонами после вековой вражды, каких бы жертв это не стоило! Нет и никогда  не было никакого Дома Улиты, этого мистического оплота декадентов! Но скажи - внезапно смягчившись, спросил старец – она хотя бы оказалась красавицей?
      - Чудо, как хороша – Вздохнул Верфиндер. – Всё же, мне нужна ваша помощь. В психушке Хёйленда лежит некто Мутабор, мастер перевоплощений.  В вашем доме он засветился под видом напольных часов и всей семье показывал точное время несколько суток подряд. Есть данные, что он не так давно видел Хельгу, но кто-то здорово его обработал.
- Сынок, нужно расколоть его. – Жарко засвистел Деодон. – Я отправлю своих самых устрашающих Досвиданцев.
- Не в этом дело. – Поморщился Сыскарь. – Этого добра там и так хватает. Мне нужно пообщаться с членом вашего общества, господином Артцем. Кажется они знакомы с Мутабором.
       - О, перед ним я в долгу. Он смог вылечить Хельгу от наваждений и странных видений. Бедняжка в бреду все время бормотала о Северных пещерах, которые, как все знают, давно засыпаны, после того как там стали пропадать гномы. Хорошо, я позову его на обед. Приходи завтра. Мы должны использовать все возможности для поиска моей доченьки. Но будь деликатен, Артц очень обидчив и горделив.

      Хёйленд вошел в кабинет, бросив короткий взгляд на прилипшего к стеклу палаты Мутабора и, поднеся ко рту крупную вишню, надкусил её. Несколько крупных капель упали  на газету «Крот» рядом со статьей с заголовком «Цирк в Шапито». Удивившись несуразице названия, главврач углубился в чтение:   
«Несмотря на то, что широко разрекламированное выступление гномера Артцера, закончившееся конфузом, состоялось более двух недель назад, публика до сих пор продолжает жаловаться на головокружение, расстройство стула и общее недомогание, начавшееся после посещения Шапито. Мало того, что племянник господина Артца, которому не дают покоя сомнительные лавры Мутабора, возомнил, что сможет превратиться в целый ряд неодушевленных предметов на глазах у почтенной публики ( но не смог довести до конца и половины заявленных превращений), так еще и бесплатно разливавшийся перед выступлением «Артц-Дринк» до сих пор «аукается» в животах у несчастных завсегдатаев цирка.
      - Бывших завсегдатаев! - Уточняет гномер Домер. – Ноги моей в этом гадюшнике больше не будет!
      - Я разорен! – В отчаянье сообщает нам директор Шапито. – Номер с дрессированными насекомыми запретили Досвиданцы, как негуманное зрелище. Группа акробатов освистана ими же за якобы нетрадиционные наряды. Новый сезон под угрозой срыва!
Не пора ли господам Досвиданцам вернуть Шапито былую славу и выйти на арену в качестве клоунов?»
Смело! – Подумал Хёйленд. Теперь и «Крота» прикроют. Совсем нечего читать будет кроме этого истеричного листка «До свидания, старый мир».
Что-то в статье, впрочем, не давало ему покоя. Что-то связанное со вчерашней беседой, с этим мутным Верфиндером. Со всеми-то он на короткой ноге. Все его за своего держат. Или он и вправду идеалист, надеющийся на консолидацию общества, или провокатор. Наловит рыбку в мутной воде и… А что собственно «и»?  Куда ему деваться-то? Разве только в сказочный Дом Улиты!
- Ну и что нас так развеселило? – В проеме двери стоял сыскарь и брезгливо разглядывал растянувшееся в ухмылке лицо Хёйленда.
- А вот извольте сами взглянуть – нашелся Главврач, подвигая газету.
Верфиндер пробежал глазами текст: сначала равнодушно, затем глаза его округлились.
- Опять Артц! Слишком много совпадений. Только слепой не увидит связи действия этого сомнительного пойла с неудачей племянничка. Небольшие дозы его снадобий могут вызывать галлюцинаторный эффект, а когда понадобился промышленный объем, он ошибся в пропорциях! Кажется, появилась зацепка! Ну, а как там наш замкнутый пациент?

Замкнутый пациент лежал на кушетке и разглядывал причудливые деревянные узоры на потолке. Ближе к дальнему углу проступала голубая плесень, которая, вместе с прожилками и сучками образовала контур лица, недобро ухмыляющегося сверху. «Синяя борода» – усмехнулся в ответ Мутабор. Неожиданно резким толчком всплыли новые воспоминания: да, вот она, заброшенная лисья нора, довольно далеко от этих мест. Толстый  Блаубарт сидит во главе грубо сколоченного стола со своими братьями. Вернее, он думает, что  за столом. На самом деле, это он, Мутабор,  уже вторые сутки изображает из себя этот предмет мебели. В практике перевоплощений это для него давно пройденный этап.  Тут дело в другом, ему очень хочется знать; кто они, эти Синие Бороды. Просто подонки и преступники, как считает Ведомство? Маньяки, как решили в Ц.Н.К?  Борцы с замшелыми пережитками, как зовут их прогрессивные гномеры, или кто-то еще? Неуловимые, они нападают всегда неожиданно на молодых незамужних гномок, быстро и ловко сбривают им бороды и отпускают восвояси. Иногда по ночам, но бывает и днём, даже свидетели им не помеха. Когда заплаканные гномки возвращаются домой, всегда в складках их одежд находится листок с манифестом, из которого следует, что каждый гном имеет право видеть истинный облик гномки, иметь право восхищаться красотой и делать осознанный выбор для дальнейшего супружества. Синим бородам, как их сразу окрестили по этому отличительному признаку, было невдомёк, сколько трагедий разыгрывалось за закрытыми дверями «опозоренных» домов. Давно сосватанная за удачливого предпринимателя или важного чиновника, молодая гномка наглухо запиралась родителями от посторонних глаз на срок, пока борода снова не отрастет. За этот срок женихи успевали сто раз передумать и найти себе другую невесту.
     Однако бывали и другие случаи. Влюбленные пары, не могущие по разным причинам получить родительского благословения, тайно женились, и под утро счастливая гномка ставшая гномихой, сияя гладко выбритым лицом, рассказывала домашним ужасную историю про ночное нападение злобных Синебородчиков. Конечно находились «свидетели» из числа друзей и подруг молодоженов. Таким образом, к реальным событиям была подмешана изрядная доля мифов и слухов, что только накаляло ситуацию. 
Однажды, в Гномбурге решили, что безобразиям положен конец, когда Ведомство во главе с Верфиндером провело удачное расследование, в ходе которого выяснилось, что «неуловимость» синей банды не более чем миф. Оказалось, что некоторые участники и не думали скрываться, выкрашивая быстро смываемой краской бороды лишь на момент «операции», а в остальное время их знали, как уважаемых и часто популярных членов общества. По приговору их повесили за бороды при выезде из города, измазав с ног до головы синей краской. Некоторое время всё было спокойно. Через некоторое время налеты снова возобновились, и стало ясно, что орудуют пришлые чужаки. Ведомству нужно было показать, что все под контролем, но все было тщетно. Вот тогда-то Мутабор  решил познакомиться с Синими Бородами поближе. Три недели ушло у него на подслушивания и подглядывания. Простаивая ночи на пролет в харчевнях и кабаках в виде бочек и светильников, удалось наконец узнать про тайное место сбора Синебородчиков. Проболтался совсем юный неофит с жиденькой бороденкой, в которой, если присмотреться, можно было заметить дистрофичную косичку голубоватого цвета. Для него все происходящее было волнующим приключением горячечной молодости, а его собеседник был настолько пьян, что даже не понял, о каких подвигах ему похваляются. Странно, что в это же время в кабаке не оказалось ни одного осведомителя Ведомства, не то проблема для города решилась бы намного раньше. Так или иначе, Мутабор понял, о каком месте идет речь и принял решение действовать самостоятельно. Полдня пути верхом на мышонке, и он на месте. Все сходится. Слева – расщепленная надвое молнией сосна, уходящая ввысь, как в бесконечность. Справа – высокий боровик, под крышей которого можно укрыться в ненастье. Аккурат между ними незаметный лаз лисьей норы. Уже смеркалось,  и Мутабор едва успел вытащить наружу и спрятать в траве обеденный стол, а затем занять его место. Сначала все было тихо и казалось, что время будет потеряно зря. Но ближе к полуночи посреди мягких сводов подземелья зажегся, кряхтя и вздрагивая парафиновый огарок и в столбе его пламени Мутабор смог разглядеть всех прибывших на сход. Среди присутствовавших не было ни одного знакомого лица, и «стол» понял, что все гномы состоят из числа отшельников, что строят свои жилища подальше от любых мест обитания, опасаясь Великонов. Немудрено, что именно таким, как они, было сложнее всего найти себе подругу жизни, и именно им стояли поперёк горла старинные обычаи. Тем более странным было лицезреть во главе этой честной компании знакомое широкое лицо с маленькими глазками, принадлежавшее грузному телу, назвавшемуся Блаубарт. Ранее тело с лицом, до бровей заросшее синющей бородой называло себя по-другому, было главою восточной управы Гномбурга и воровало из бюджета так, что чертям становилось тошно. По личному приказу лица добытчики приносили пластиковые строительные блоки «лего», и вскоре посреди черничного сада, гордости горожан, вырос безвкусный, но роскошный особняк с балкончиками и башенками. Подобное самоуправство, которое торчало уродливым зубом среди тщательно спрятанных домиков, угрожало безопасности всего города, а потому переполнило чашу терпения общества. Даже то, что глава управы был обручен с дочерью Верховного прокурора Гердой, не спасло его от суда и позорного изгнания за пределы кольцевого рва, без права селиться в городах. И вот теперь этот пройдоха наглаживал свою синюю бороду и рассуждал про гражданские свободы в сырой и мрачной норе. Мутабор в эту ночь вдоволь наслушался и иных пафосных выступлений, так что к утру его изрядно тошнило. Но главное, он теперь знал новое точное место и время предстоящей акции! Под утро, когда последний огарок догорел, а затем растворились в тумане участники собрания, Мутабор вышел из образа, выполз на поверхность и, оседлав мышь, отправился прямо к доктору Артцу.  (Артц! Будто яркая вспышка посетила сознание Мутабора, но она не смогла ничего осветить, и мысль, немного поблуждав в потемках, решила вернуться на единственную видную тропинку).  Мутабор сделал над собой усилие и продолжал вспоминать. А что, собственно, Артц? Каждый раз любая метаморфоза отнимала у Мутабора массу сил, а доктор заботливо отпаивал его настоем Вырвиглаза Краснолистного с добавлением Мутной Фуксии и  приводил в чувство. До очередного нападения на Гномку оставалось двое суток и было время поразмыслить. Конечно, старые обычаи ужасны, но Мутабор был противником насилия в любом проявлении, а потому принял решение слить Блаубарта  Ведомству. Утром следующего дня Верфиндер обнаружил под дверью кабинета осиновый лист, на котором аккуратным почерком была изложена вся необходимая  информация, к сожалению, без подписи, что впрочем, не имело значения. Операция по задержанию была подготовлена очень тщательно: банду нужно было взять, что называется с поличным, а потому бойцы не спешили вязать Блаубарта, пока он не сбреет бороду несчастной жертве. Синебородчики засели в засаде слева от тропы, а справа, в зарослях земляники, за ними следили отлично экипированные сотрудники Ведомства. Они со смешанными чувствами наблюдали за приближением молодой изящной особы, возвращавшейся со службы, но дальше весь предполагаемый сценарий был разрушен. Едва налетчики начали свое синее дело, и в руках Блаубарта стала летать острая бритва, он был назван по прежнему имени несчастной гномкой, которую крепко держали его подельники. Тут бритва выпала из ослабевших рук, и Вервальтунг повалился на колени, рыдая и умоляя о пощаде. Сбитые с толку, шокированные налетчики тут же ретировались, а полуобритая гномка также повалилась на колени и обнимая обидчика вопила в голос и гладила его нечесаную шевелюру. Не в силах более наблюдать душераздирающую сцену, Ведомщики затолкали обоих в заводной микроавтобус и, доставив в изолятор, заперли до особого разбирательства. Наутро примчался отец Герды и забрал дочь домой, а Вервальтунгу самолично так накостылял, что дежурные в изоляторе, хотевшие ничего не заметить, еле выволокли его из камеры вчетвером. Дело было очевидным, факты – неоспоримыми, и на суде Вервальтунг (Блаубарт) ничего не отрицал и каялся. На последнем заседании очевидцы вдруг заметили, что подсудимый сильно исхудал, а борода у него какая-то клочковатая, хоть и по прежнему синяя. Когда ему предоставили последнее слово, он молча вышел на отведенное место, повернулся, с шумом сбросил с себя одежды и изумленным присяжным, а также бомонду, жаждавшему скорой расправы, явились четкие женские половые признаки. Что тут началось! Верховный прокурор упал в глубокий обморок, до того пытаясь прикрыть срам  дочери (тоже синий!),  скатертью с судейского стола, экзальтированная публика визжала и переворачивала стулья, и даже, говорят, кому-то откусили ухо. Так закончилась прекрасная история любви  хулигана Вервальтунга – Блаубарта и барышни Герды, принесшей себя в жертву приличиям, обычаям, чувствам и еще непонятно чему, но красиво и с пафосом. Стражников, проспавших подмену, с треском выгнали и отправили на околачивание орехов. Синюю бороду более никогда не видели. А замужнюю по факту Герду отец заточил в беличье дупло и теперь под ним каждый четверг проходят шумные митинги с участием обнаженных гномеров.
 На этом месте Мутабор, измученный столь объемным воспоминанием, отворачивается от злого лица на потолке, и проваливается в глубокий сон.

      - Опасаюсь, что в настоящий момент мы вряд ли сможем побеседовать с господином фокусником. Они изволят почивать  после тяжелой умственной деятельности. – Хёйленд покосился в сторону холла, через который медленно плыла, как тень, пожилая гномиха, качая на руках сонную навозную муху. Та лишь иногда тревожно дергала слюдяными крыльями и, задевая рукав халата, обнажала белый локоть пациентки. – М-да, без преувеличения тяжелый случай глубокого помешательства. Муж выгнал беджняжку из дома, после того как она два раза подряд родила гномиков – уродцев.
     - Не помню, что бы я задавал вопросы об этой госпоже. Считаете с врачебной этикой у вас всё в порядке? – Холодно осведомился Сыскарь.
Хёйленд вздрогнул, подтянулся и затараторил:
- Разумеется. Я лишь хотел вам в очередной раз проиллюстрировать, насколько дух разложения, духовного и физического…
     - Проник в наше общество. Слышу по нескольку раз на день. Потрудитесь пригласить Мутабора для беседы и подготовьте ваш этот, как его, надиктон?
     - Диктофон? Извольте. – Главврач засеменил к соседнему столу и стал с силой стучать кулаком то в углы, а то ближе к центру. Верфиндер заложил руки за спину и с достоинством приближаясь, наблюдал. На светящемся столе экрана загорались яркие символы, сменяя друг друга, пока не появилась анимированная картинка двух катушек с перематываемой пленкой.
     - Готово! – Отчитался Хёйленд. – И что бы мы без техники Великонов делали?
Вскоре привели Мутабора. На его висках были заметны странные воспаленные пятна, похожие на ожоги. Он, по своему обыкновению, вольготно расположился в кресле и, закинув ногу на ногу, осведомился какое сегодня число. Узнав, что пятнадцатое, замер на несколько секунд, напряженно хмуря лоб, а затем прояснился и воскликнул: - День старой бороды!
     - Да, память к вам возвращается, это отрадно. – Заметил Хёйленд. – Может вспомните, чем этот день примечателен?
     - Конечно! Старейшины срезают вшивую поросль и жгут бороды на центральной площади в знак обновления природных циклов. Вонь обычно стоит страшная.
     - Ладно, это мы так и быть затрём. – Поморщился Сыскарь. – Я хотел бы спросить, что вас связывает с Артцем?
При упоминании этого имени Мутабор резко вскочил и стал вышагивать по кабинету. Наконец, он резко остановился и сказал:
     - Я ему доверял, как брату. Но теперь я уже ни в чём не уверен. Дело в том, что он всегда знал, как помочь мне после самых сложных превращений.
В тот день я совершенно разбитый вернулся из дома Улиты…
- Стоп. С этого места поподробнее. Вы утверждаете, что не только знаете, где находится мистическое место, но и ходите туда вроде как в отхожее место, когда у вас есть нужда?
- Нет, отчего же? Я хочу сказать, что я действительно посвященный, у меня большая практика, и я никогда не делал из этого страшной тайны, как поступают напыщенные жрецы. Знания нельзя скрыть, оно принадлежит всем. Я могу пройти в мир Великонов, могу вернуться, но помочь сделать тоже самое, можно только тому, кто этого по настоящему желает и к тому стремится.
- Бла,бла, бла. Хорошо, мы к этому еще вернёмся. Я уже вижу, как череда отчаявшихся гномов выстраивается в очередь к дому Улиты, с тем, что бы навсегда улизнуть в Большой мир, лишь потому, что господин Мутабор готов поделиться со всеми выдуманными тайнами. Вернёмся к Артцу.
- Как хотите. Так вот, я вспомнил. Артц всегда проявлял какой-то повышенный интерес к моей персоне. Я всегда его благодарил за зелья, которыми он меня отпаивал и делился с ним всем, что знаю и умею. Но ему всегда хотелось большего. Ха, как-то он так и сказал – хочу, мол, большего! И руками вокруг себя обвел. Я его спросил: «что ты имеешь в виду?» И он ответил, что… Ну вот мы и вернулись к предыдущей теме.
   - То есть вы хотите сказать… - Теперь настала очередь вскочить Верфиндеру. 
   - Да. Но… Точнее у него ничего не получилось. Не вышло. Тело его вошло отсюда, а туда не вышло. Сюда вернулось.
На этих словах Мутабор запнулся. Мутная пелена закрыла глаза и он упал, потеряв сознание. По сигналу Хёйленда дюжие Досвиданцы – санитары уложили ослабевшее тело на носилки, и поспешили было в блок интенсивной терапии. Неожиданно одна из перекладин – зубочисток разломилась, и … Верфиндер едва успел поймать голову Мутабора, за мгновение до того, как она коснулась острого осколка. Всего несколько секунд в ладонях у Сыскаря, но за эти мгновения Мутабор успел открыть глаза и прошептать: «я видел вашу жену», - затем изо рта обильно пошла пена на уже готовые новые носилки, а Верфиндер так и остался стоять с раскрытыми ладонями, провожая глазами спины санитаров. Придя в себя, Сыскарь ворвался к Хёйленду и закричал:
     - Немедленно заводите вашу машину! Мы должны вырвать у Артца противоядие. Это не просто легкое отравление, – продолжал он, пытаясь за что-нибудь ухватиться в несущемся на полной тяге автомобиле. – Артц жестоко мстит Мутабору.
     - Я ничего не слышу, - отвечал Хёйленд, - ваша дурацкая привычка садиться сзади… - Вдруг, гул электромотора затих и внедорожник встал. Очень некстати. И батареи сели. Некстати.
     - Действительно. – Нахмурился Сыскарь, которому неожиданно вспомнились странные пятна на висках Мутабора. – Не вы ли хвастали большим запасом батареек? Ответьте, когда палата общин запрещала практику электросудорожной терапии в клиниках, подобной вашей, и мониторинг заключался в фиксации скачков напряжения на выделенных больницам линиях, к вам ведь не было претензий? Завтра же все помещения обыщут и если запрещенное оборудование…
Договорить он не успел. Хёйленд резким движением выхватил из под сидения заряженный арбалет и повернул  в его сторону. Верфиндер посуровел и коротким ударом ребра ладони выбил арбалет, нырнул в заросли подорожника.  Главврач, полный мрачной решимости, проявил необычное для его комплекции проворство и умудрился на лету подхватить свое орудие. Поправив швейную иглу в ложе, он спрыгнул на землю и тыча остриём в мясистые листья, стал орать:
     - Бросьте, вам от меня не уйти! Довольно всё вынюхивать и совать свою бородёнку в чужие дела. Вы никогда не узнаете, какие гномы за мной стоят. Всё спишут на несчастный случай. А я всё равно свалю отсюда в Большой мир и не буду больше вздрагивать от хлопанья крыльев комаров и ос, и спотыкаться о червяков. Ну да, у меня есть и аппаратура, и медикаменты, и я уже узнал от фокусника всё что хотел и теперь превращу его в овощ. «Знания должны принадлежать всем», держи карман шире! Знание заключается в том, что каких-то пятьсот лет назад мы были по пояс великонам, и лишь чьё-то проклятие или генетический сбой превратил нас в лилипутов!
Чёрная тень метнулась у него за спиной, и в следующий момент оглушённый и связанный, Хёйленд лежал, уставившись в небо и скрежетал зубами от ярости.
     - С чего это ты решил, что я не уйду? Я ухожу и прихожу когда захочу, и не такой груде жира решать за меня. Что, может в Десну тебя скинуть, и поминай, как звали? Нет, не наши это методы. – Покачал головой Сыскарь. – Полежи пока здесь, у внедорожника в подорожнике, а у меня дела с Артцем. Кстати, раз прервалась наша столь увлекательная дискуссия о знаниях, напомню, что слово «гном» происходит от древнегреческого «gnoma», что означает примета, доказательство, а главное – познание. Любишь песни Великонов? «Быть таким, каков ты есть – в этом мужество и честь». Песня носит название «Южная прощальная». Вот и ты прощай, да не поминай лихом.
Главврач должен был подумать о пациентах, как там они бедненькие без него, но отчего-то он думал только о себе. Наручники, которыми Великоны ради игры сковывают себе пальцы, намертво стянули его запястья, сомкнутые за толстым стволом цветка подорожника, и он нещадно царапал спину.
     - А как же мои больные? – Воскликнул фальцетом Хёйленд вслед удаляющимся шагам, но вместо ответа услышал лишь механическое хлопанье крыльев откуда-то сверху и справа. От дурных предчувствий подкатила тошнота, и следом, в плечо резко, с хлюпающим звуком воткнулось нечто зазубренное и стало резкими толчками углубляться, разрывая мышцы и сухожилия. Несчастный страшно заорал, и повернув голову столкнулся взглядом с бессмысленными фасетчатыми глазами. Мощный инстинкт выживания заставил резко сесть, сдирая кожу со спины и вывернутых предплечий и перебирая ногами попытаться дотянуться до всё еще заряженного арбалета. Больше всего хотелось Хёйленду вытянуться ещё хоть чуточку, но короткие толстые ноги лишь сучили в миллиметре от орудия. Наконец, когда адская боль уже застила глаза алой пеленой, в суставе что-то хрустнуло, и пятка со всего размаха опустилась на натянутую тетиву. По иронии судьбы, свистящая игла влетела в тоже плечо и пробила хобот комара. Тот, издав омерзительный звук, вырвал обрывок из измученного  тела, и взмыл в пелену зелёных зарослей… Хёйленд уронил голову и заплакал. Вскоре у него начались галлюцинации. Маленький безбородый Великон прошел по его ноге и назидательно подняв крохотный пальчик воскликнул:
     - Чего Гном боится, то вот и случится!
Гном вздохнул и умер.

    Верфиндер в отличном расположении духа шел по родному лесу и отмечал про себя красоту и величие окружающей природы. Отчего Гномы – не птицы? - Задавал он себе вопрос и сам себе отвечал: «Да, нам не дано летать, но Гном может оседлать птицу и повелевать ею, взмывая в поднебесье, он может подарить жизнь и отнять жизнь у любого существа…» «Чьи это мысли?» - поразился Верфиндер. Возможно, подобное их течение и принизило нас до сегодняшнего состояния? Надо будет поразмыслить на досуге об этом. Совсем рядом показался дом Артца. С виду ничем не примечательный, он на все четыре стороны выходил круглыми окнами разного диаметра и высоты. Пришлось обойти вокруг всей старой березы, прежде чем обнаружилась неприметная дверь, да и не дверь вовсе, а так, занавесочка. Внутри было прохладно и гулко. На полках стояли бутыли, ранее служившие Великонам ампулами с лекарствами. Теперь они были заполнены мутными жидкостями и плотно закупорены. Посередине возвышался круглый стол, за ним сидел Артц и что-то кипятил на горелке. Завидев гостя, он вскочил, и опрометью кинулся к окну, намереваясь в него выпрыгнуть. Расчет оказался не верен, окно было выбрано неправильно. Высоко расположенное и узкое оно вместило ровно половину тела. Артц банально и глупо застрял, побултыхал в воздухе ногами для приличия и обреченно затих. Пришлось Сыскарю покинуть негостеприимное помещение и снова обходить основание дерева, перелезая через толстые корни. Глядя под ноги, Верфиндер увидел сначала слетевший с головы Артца колпак, а затем и его  хозяина, точнее половину, торчавшую из коры древа, подобно уродливому наросту.
    - День добрый! Надеюсь, я вам не очень помешал. – Учтиво обратился Верфиндер к свисавшим голове и рукам. Артц угрюмо молчал.
    - Мне нужно задать вам несколько вопросов. Я видите ли большой любитель бесед на свежем воздухе. Место здесь уединенное, я в отличие от вас, ничем не стеснён, так что смогу и подождать, если вы не очень расположены к беседе. – И Сыскарь демонстративно насвистывая «Моя Лилипуточка, приди ко мне», стал вышагивать взад и вперёд.
    - На сколько вопросов я должен ответить, что бы вы помогли мне освободиться? – Спустя некоторое время прошамкал пленник.
    - Люблю деловой подход! – Показно обрадовался Верфиндер. – Я знаю, вам нравятся точные пропорции. Сколько, насколько. Вы ведь никогда не ошибаетесь в них, не правда ли?    
    – Артц услышав это, задёргался.
    - Вопрос первый. Вы считаете Мутабора своим другом?
    - Я вам отвечу так. У Великонов есть такая провокация. Подходит один к другому и спрашивает: «Ты в гномиков веришь?» Тот, ясное дело отвечает: «Нет!» Тогда первый ему значительно объявляет: «А они в тебя верят. Смотри, не подведи их!» Считайте, что я вам ответил.
- Спасибо. Теперь срочно передайте мне противоядие для Мутабора, и больше вопросов не будет, клянусь честью.
Артц пристально взглянул в глаза Верфиндеру и твёрдо произнёс:
- Вторая полка, четвертая бутыль слева.
Сыскарь без труда снял нужный сосуд, и быстро вернувшись, ухватил Арца за лацканы куртки и выдёргивая его резкими движениями из оконного проёма, кряхтя вопрошал:
- Что за содержимое?
- Клюквенный сок. – Падая на землю сообщил Артц. – Вы вероятно сбиты с толку, судя по вашему выражению лица. Но я также готов присягнуть на чём угодно, что не причинял вреда своему другу. Я неоднократно предупреждал его, что столь частые переходы из мира в мир, разрушат его молекулярную структуру. Мутабор умирает, и мы ничем не можем ему помочь. Но есть кое-что поважнее.
Артц вцепился мёртвой хваткой в шею гостя и вплотную придвинув своё лицо, продолжал горячо шептать.
- Я очень стар и возможно покажусь вам высокомерным. Ни в малом, ни в большом мире не осталось ничего более главного и возвышенного, чем любовь. Оставьте все ложные ориентиры, и следуй за Хельгой через Северные пещеры. Я сегодня должен быть у Деодона, и он сильно обозлится, если я не явлюсь. Он заподозрит тебя, и я не буду скрывать от него всё, что сегодня произошло и тогда тебе не поздоровится. Все твои заслуги не спасут тебя от позора. Теперь ступай к Мутабору и заставь его провести тебя к Великонам, а меня оставь в покое.
- Вы все посходили с ума! – Крикнул Верфиндер с трудом вырвавшись из цепкой хватки Артца, и шатаясь побрёл в чащу.
- И ещё, запомни! Нет, и не было у меня никаких племянников. Я один как перст на белом свете. Я сам хотел заработать в дурацком шапито хотя бы пару монет на жизнь. Но тайна Мутабора, это его дар. Просто копируя его можно получить только пшик! 

Сильные порывы ветра раскачивали дерево и вместе с ним, будто на воздушных волнах раскачивался скворечник. Широко расставив ноги, как заправский морячок, Верфиндер гладил ладонями шершавое полотнище занимавшее всю стену. От потолка до пола бежали по строчкам легкие свободные буквы. Вновь и вновь он проводил рукой, будто стремясь кожей впитать самую суть письма.
«Любезный мой любимка! Помнишь, когда я называла тебя так, ты смеялся до упаду, и я придумала тебе прозвище «Люблюб». Ты навсегда останешься им. Было больно Люблюб. Очень больно. Тело по ночам ноет до сих пор. Оно росло очень быстро, и я лежала ничком, меня сотрясала дрожь и одежда сползала с меня лоскутами. Я знаю, ты считаешь меня предателем. Но это не так. В этом мире никто не сравнится с тобой. Возможно, это смешно, но все здесь очень мелки. Мелкие устремления, мелкие проблемы.
Сытый, самодовольный мир. Когда ко мне кто-нибудь клеится, я вспоминаю тебя и смеюсь им в лицо. И когда мне жалуются на местные так называемые «трудности» я опять смеюсь. Знаешь, у меня репутация немного чокнутой.
Но у меня неплохая работа и я снимаю маленькую квартирку и зову ее скворечник. Тебе понравится, ведь он не качается! Я очень скучаю по тебе Люблюб. И папа мне снится. Бедный, он не поймёт никогда. Но ты сможешь, я верю. Надеюсь, что пойдёшь с Мутабором раньше чем его сживут с этого света и обоих миров. Он такой милый и наивный идеалист. Он везде чужак.
Найди его скорее и помни, что осенью северные пещеры заливает дождями.»
Внизу раздались истошные крики усиленные рупором:
- Действительный оперуполномоченный по делам сыскного комитета, гном приближенный ко всем властным структурам, господин Верфиндер. Вы арестованы. Предлагаем Вам немедленно спуститься и предстать перед справедливым и гуманным судом.
- В чём меня обвиняют? – Высунулся в круглое окошко сыскарь.
- В оставлении в беспомощном состоянии, повлекшем за собой смерть лейб – лекаря Хёйленда, в насильственных действиях над почетным членом общества Артцем, в превышении полномочий и еще семь пунктов.
- А, ну сейчас, сейчас, штаны надену только.
 Верфиндер открыл боковую дверцу, забрался по скобам на крышу, застегнул на груди лямки сложенного за спиной параплана, зажмурился и прыгнул. Вскоре порывистый ветер наполнил купол и Верфиндер натягивая стропы повернул в сторону севера. Там далеко, у входа в дом Улиты сидел Мутабор, и глядя на небо, приветливо улыбался приближающейся крошечной точке.