Граница

  Хороший будет день. Солнце уже поднялось над зелёной равниной, разогнало ночные тучи стариков за горизонт, пригласив в сегодня молодые, белые, пушистые. Мой сонный водитель подкатил к самому домику, потянулся, устало приник затылком к изголовнику.
- Приехали, шеф.
  Я не торопился. В салоне тепло, а утренний ветер ещё холодный, ещё хранит прелесть весны.
  Опустил стекло. Свежий воздух мягко обнял лицо, скользнув прохладой по щекам, остудив и почти прогнав сон. Вздохнул.
- А здесь хорошо.
- Наверное, - тихо протянул шофёр; ему хотелось обратно, домой, лечь спать до вечера, отдохнуть после долгой езды. Наверное, стоит и о нём подумать.
- Что ж, спасибо, - ещё раз вздохнул я, протянул мятую бумажку между сиденьев.
- Да ладно вам... - промямлил шофёр, но, поразмыслив, неловко принял деньги в большую ладонь. - Удачи.
- И вам, - сказал я, хмыкнув, и открыл дверцу.
  Ступив на твёрдую почву, слегка шатнулся - долго сидел. Машина рыкнула, пуская облачка пыли, двинула в обратный путь. Я видел, как шофёр высунул руку из окна и жестом простился со мной. Я закурил.
  Дом пограничника чуть покосившееся, массивное бревенчатое строение. Из трубы на крыше клубами по утреннему неспешно вырывается дым. На давно не мытом окне занавески, под окном - скамейка.
  Скрипнула дверь, на крыльце, обращённом к границе, показался сам пограничник, в пухлом бушлате, в меховой шапке. Он, скрываясь в тени, опёрся о перила крыльца, выдохнул струйку дыма, щелчком направил По Ту Сторону окурок и спустился по косым ступенькам.
- Утро доброе, - приветствовал он.
- Доброе, - ответил я.
  Кожа, съеденная ветрами, солнцем и годами, седая аккуратная бородка, сеточка морщин вокруг глаз. Немного сутулясь, пограничник прошёл к скамейке, устало на неё опустился, вытянул ноги. Увитые ветвями жил пальцы ловко скрутили новую сигаретку, сунули в бороду.
- Собрались Туда?
  Я ухмыльнулся, опустив взгляд. Мелкие камни да песок.
- Наверное.
- Что ж так не уверенно? - пробасил пограничник, прикуривая от спички.
- А Туда идут полные уверенности?
- А как же...
  Легонько размявшись, я тоже сел на скамейку, прикрыв ладонью глаза, поднял взгляд к небу.
- Хороший будет день.
  Пограничник, глянув из под густых седых бровей, тоже обратился в высь, и, сморщившись, произнёс:
- Не думаю... К вечеру гроза разразится.
  Докурили в молчании. К яркому голубому неба, словно обтекая сферу, липли медленные облака. Солнце поднималось из-за далёких холмов, прощаясь с тёплым постельным туманом.
- Что же ты тут делаешь, если не уверен? - не глядя, спросил пограничник.
- Не знаю... Наверное, надо.
- Надо, значит... Завтракать будешь?
  Я не ел со вчерашнего утра...
  В его домике было тепло, тихо, лишь мерный шелест стрелок старых часов на стене разбавлял тишину. Я сел за стол, укрытый чистой белой скатертью, на неё нежно улёгся ослепительный прямоугольник солнца из окна.
- Бутерброды, булочки, яичница, блинчики.. Вчера только испёк...
- Чай, если можно, да булочку какую-нибудь.
- Не густо, - проворчал пограничник и загремел чем-то в соседней комнате.
 Пили чай вместе.
- А много таких, как я? - спросил я.
- Хватает, - уклончиво ответил старик. - Не скучаю.
- А молодые или..
- Разные.
  И он, шумно отхлебнув из громоздкой чашки, прищурившись, глянул в окно.
- а вот и ещё пожаловали.
  Кряхтя, пограничник поднялся из-за стола и не спеша вышел на улицу, скрипнув петлями двери. С улицы донеслись новые голоса, и я решил скорее покончить с завтраком - уж очень мне стало интересно.
  Когда я вышел на крыльцо, то увидел моего старика рядом с престарелой парочкой. Мужчина, ещё более сутулый, нежели пограничник, осторожно, но крепко держал под руку старушку, совсем слепую - на столько лицо её уже оплыло, что и глаз не видно.
  Пограничник, словно в раздумьях, погладил бородку, опустил голову. Шаркнул сапогом, пустив пыль низко над дорогой, и спросил у гостей:
- Надеюсь, оба решили? Никто никого не заставлял?
  Мужчина, бережно коснувшись правой рукой сухих пальцев жены, тихонько, и как-то смущённо улыбнулся; женщина лишь старчески закивала головой.
- Хм.. - просипел пограничник, - понимаю... Ну, а на дорожку ничего не желаете?
  Мужчина улыбнулся шире, но ещё более смущённее, жалостливо, приложил ладонь к груди и вежливо, словно извиняясь, отказался.
- Понимаю, - повторил пограничник, продолжая поглаживать бородку. - Тогда.. Ну, что ж... Прошу вас.
  И отступил на шаг, сделав руками жест приглашения, как будто престарелую парочку за углом дома ожидал накрытый на юбилей стол. Все трое медленно прошли... Скорее, даже проковыляли мимо крыльца, в сторону границы, и я спустился на землю, что бы посмотреть.
  Впереди, глядя себе под ноги и изредка шаркая, ступал пограничник, за ним семенили старик со старушкой. Женщина не поспевала, и тогда муж чуть сбавлял темп, что-то ласково приговаривая. Я шёл следом.
  Внезапный, резкий порыв хлестнул холодом и пылью. Я отвернулся, пережидая, а когда вновь посмотрел вперёд, увидел одинокий шлагбаум, пограничника, держащего верёвочку, что крепилась к конце перекладины, и стариков, вставших теперь друг напротив друга, взявшихся за руки.
  Старушка смотрела вниз. Наверное, она уже не могла поднять головы, и только кивала ей, пока муж что-то тихо, ласково улыбаясь, наговаривал. Пограничник смотрел По Ту Сторону, на поднимающиеся из-за Края могучие кудрявые облака и мусолил в свободной руке сигаретку. Через минуту старик ему что-то сказал, и пограничник, шумно вздохнув, поднял руку; подчиняясь, но нехотя, перекладина устремилась в небо, открывая проход, и парочка медленно переступила черту. Они скрылись не сразу - дорога спускалась вниз, и я ещё долго видел сперва их спины, а потом затылки с жидкими белыми волосёнками, тревожимые беспокойным ветром. Тем временем, пограничник потянул за верёвку, закрепил перекладину и направился ко мне, всё так же глядя под ноги и шаркая.
- Вот одни из моих гостей, - тихо произнёс он, поравнявшись со мной. - Но эти давно решили.
- Совсем старенькие...
- И слава Богу...
  Он пошёл к дому, за ним и я.
  Хороший день продолжал оставаться хорошим. Ветер временами нагонял тучки, но так же скоро их уносил прочь. Солнце всё поднималось, пригревая, заливая зелёные волны равнины.
- Не торопишься? - спросил пограничник.
  Мы снова сидели на скамейке, оба вытянув ноги.
- А нужно?
- А я почём знаю? Кто-то торопиться, кто-то мнётся... Ни туда, ни сюда... А зачем же тогда сюда идти? Путь-то не близкий.
- И то верно.
  И молчание. И камушки на дороге, и одинокие, жалкие травинки, присыпанные пылью, совсем не по весеннему. Как будто здесь, на Краю, уже наступила осень. Или словно она всегда здесь, ранняя, ещё тёплая осень.
- Скоро Ким приедет.
- А кто такой Ким?
- Продукты мне привозит. Не каждый же сразу решает перейти. Кто-то остаётся, как ты... Кто-то не ел давно, сюда спеша. Вот я его покормлю, он отдохнёт, и дальше в путь.
- А дальше есть путь?
- Почём мне знать? Я пограничник. Я здесь, По Эту Сторону, смотрю на людей, спрашиваю - готовы ли они, и провожаю.
  Я достал из кармана ветровки пачку сигарет. Осталось две.
- А Ким сигареты не возит?
- Не возит. Да не волнуйся: у меня табаку много.
- Ясно. Это хорошо.
- Вредно это, - усмехнулся пограничник; от этого морщинки вокруг глаз собрались, полностью подражая густой паутине. - Но хорошо.
  На далёком холме что-то сверкнуло и погасло. Видимо, это как раз Ким, и лобовое стекло его машины отразило лучи солнца. Посмотрев в ту сторону, я удивлённо вскинул брови: по дороге, неуклюже ступая, шёл паренёк лет двенадцати. Пограничник тоже заинтересовался гостем, поднялся, поправил шапку, вздохнул, и направился навстречу.
 Паренёк был одет бедно. Заношенные штанишки, давно не стиранная рубашонка да сплюснутая, старомодная кепка, слишком большая, навалившаяся из-за этого на лопоухие уши. Пограничник преградил ему дорогу, выпрямился, как мог, и парнишка, остановившись, боязливо взглянул на него.
- Ну и куда мы идём, малец?
- Дяденька... Мне надо...
  Вдалеке раздался приглушённый гудок. Ким летел на всех парах.
- Прям так уж надо?
  паренёк шмыгнул носом, опустив взгляд.
- Да, - буркнул он.
- И что же именно надо?
  Молчит, не смотрит. Пограничник вздохнул, почесал в бороде, лихо развернулся и громко произнёс:
- Раз надо - не смею задерживать!
  Широкий молодецкий шаг, от которого малец немного опешил и не сразу двинулся в след. Гордо задрав бороду, пограничник прошагал мимо меня, за ним на коротеньких ножках пробежал паренёк. Я поднялся со скамейки и хотел было тоже пойти за ними, но что-то меня удержало. Они скрылись за склоном дороги, ветер приподнял облачко пыли и стих. Я закурил и сел. Странно...
  Я думал, что сюда только одни старики да обречённые приходят... А тут - мальчик. Совсем ещё маленький. Ему бы по дворам гонять, на палках со сверстниками драться, девчонок за косы дёргать... А здесь... Что ему тут делать? Осень, одинокий покосившийся дом, старик пограничник, ветер да тишина... Безвременье...
  Я вздрогнул: на ухо гаркнул автомобильный гудок. Поднял рассеянный взгляд - высунувшись в окошко двери на меня смотрел круглолицый детина, широко улыбаясь, светя потерянным зубом.
- Здоров будешь, - гаркнул детина задорно, - А старик где?
- Да вот, - промямлил я, - гостя повёл...
- Это того что ль, мелкого? - гоготнул Ким.
- Ну.. Да.
- Ха! Ща увидишь, как он его повёл.
  И верно: поднимая клубы пыли со стороны Границы бежал мальчуган. Кепку он где-то обронил, глаза прикрывал рукой, словно плакал, и не хотел, что б кто-то видел эти слёзы. Он быстро промчался мимо меня и Кима, и водитель, весело хохотнув, глянув в зеркало заднего вида, просигналил ему.
  Наш пограничник устало брёл, сжимая в руке пыльную кепку. Подойдя к скамейке, он хмыкнул, собрав морщинки вокруг глаз, положил кепку рядом со мной и прикурил.
- Здоров, Ким, - не глядя, бросил пограничник водителю.
- Здоровей видали, - охотно отозвался Ким, вылезая из дрогнувшего под его весом авто.
  Большой человек, высокий. Голова круглая, шеи нет, пузо - два меня не обхватят.
  Ким чесанул грудь, брезгливо косясь на небо, потянулся, зевнул, и гаркнул:
- Ну, что, старик, давай разгружать?
- Давай, отрок, давай.
  Я тоже помог. Коробки с консервами, несколько буханок хлеба, упаковки сока, яйца, картошка, овощи...
  А потом, когда пограничник скрылся в доме укладывать продукты, Ким плюхнулся рядом на скамейку, от чего та жалобно скрипнула, протёр мощный лоб, морщась, и спросил:
- А ты-то кто будешь?
- Я? - даже немного растерялся. - Да я.. Тоже... Гость...
  Ким хохотнул.
- Тоже? Туда же? Эээ!
  Он достал мешочек из кармана свободных шаровар, сыпанул из него в рот, начал жевать.
- И чего же ты тогда здесь сидишь?
  Я немножко разозлился. И смутился. Или даже больше смутился, чем разозлился. Я должен ему отвечать? Какое ему дело?
- Ладно, - снизошёл детина. - Не хочешь - дело твоё, не отвечай. Только глупо это, чесно слово... Я как-то тоже пришёл... К старику. Пришёл, значит, и говорю: надо! Он на меня так посмотрел хитро, присвистнул, шапку поправил, и отвечает: а точно надо ль? И ты знаешь, стало мне от этого взгляда так стыдно, будто я не мужик... И стою, как пень, молчу. А он лишь ещё раз хмыкнул да в дом пошёл. И стою я, как дуб, ветер в спину, думаю. И пошёл обратно. С тех пор вот и езжу, привожу ему... Спас он меня... Ведь теперь у меня и Нюрка, и Никитка малой бегает... Эх...
  Детина улыбался. Приятно улыбался. Такое с ним, наверное, происходит только тогда, когда важное для себя рассказывал. А я в ответ только кивал, и мне всё больше становилось перед ним... стыдно.
- Ну, ладно, домой пора. А то пока доеду, пока то, сё... - он брезгливо поморщился. - А дома - жена!.. Бывай.
  И, сунув мне огромную лапищу, потопал к машине, загрузился с металлическим скрежетом и подал назад.
  Пограничник вышел скоро...
  По небу текли струйки вечерних облаков, на горизонте собирались тёмные, подозрительные тучи. Вот я и дотянул. Весь день сижу, курю, смотрю... А сам...  Сижу.
- Ну, вот и пожаловали.
  Пограничник, сидящий рядом, смачно сплюнул, закурил.
- Хороший денёк, да не хороший вечерок...
  Помолчал.
- Так ты... Как, решил?
  Я промолчал. Смута какая-то во мне поселилась. Ехал сюда - легко, свободно, ни мысли... А теперь - роятся, роятся, будь они не ладны... За Край... Куда? Что там? И надо ли?
- Если не решил, то не беда. Завтра день ещё будет.
  Ветер поднялся с новой силой. Прижал траву за дорогой, сыпанул пылью. Будет гроза. И я спросил у пограничника табаку, неумело, под смешок старика, скрутил сигаретку, прикурил... А на дороге показался ещё один гость.
  Подгоняемая ветром, шатаясь, шла девушка, закутанная в палантин. Из под него выбились струи волос, и ветер игрался с ними.
- Здрасти, не ждали, - буркнул пограничник, поднимаясь для привычного дела.
  Девушка остановилась у скамейки. Старик поправил шапку, явно смущённый гостьей. Я взглянул на неё, на едва видимое лицо.
- Доброго вечера, сударыня, - осторожно произнёс пограничник.
  Девушка, крепко сжав под подбородком края палантина, кивнула. Хотела что-то сказать - словно движение навстречу сделала, - и не смогла, опустила голову.
- Плохо, сударыня, - тихо молвил пограничник. - Вы точно решили?
  И вновь - лишь кивок. Сигарета начала тлеть, забытая между пальцев.
- Что ж... Моё дело спросить. Прошу...
  И пограничник, совсем устало, старчески вздохнул. И этот вздох кольнул меня, как тяжёлый мешок на плечи лёг. Ветер полыхнул пылью, взметнул палантином и волосами, заставив девушку сжаться, присесть на дороге, а старик стоял спиной и ждал. Шаги. Услышав их, он двинулся вперёд.
  А я сижу. И я молчу. Тупой, как валенок, пустой, как глобус... В голове звон, в глазах песок, и слёзы катятся по щекам... И сигарета, дотлев, вдруг обожгла пальцы, и этот укус вернул на землю, на скамейку, в вечер и непогоду. Стемнело вокруг. В небе - грязная вата. Равнина исходит волнами беспокойного, штормового моря... А я сижу...
- Стой!..
  Я догнал их, когда пограничник уже поднял руку, освобождая путь перекладины, и девушка, вздрогнув, обернулась. Я стоял, сдерживая спиной ветер, и отчего-то задыхался. Хотелось рыдать и выть от слабости, топать ногами, бить посуду... Но я лишь смог выдавить дрожащим голосом:
- А может, завтра? Когда будет солнце и тепло?..
  Девушка крепче сжала палантин, а пограничник ухмыльнулся, шаркнув ногой.