Волгоградские рассказы

      На фото : " Ворота Славы ". Ул. без названия, недалеко от ул. Депутатской, Кр.Октябрьский р-он.               




                Осень.
                --------



      Вернувшись поздней осенью в родной город, я был захвачен сразу двумя противоречивыми чувствами: с одной стороны - восторг от милых сердцу картин, с другой - острая боязнь потерять всё это когда-нибудь. И потеря эта, как ни странно, должна будет состояться именно в момент моего окончательного возвращения на родную землю. В полном слиянии с окружающим, в становлении одним из стольких-то, растворяясь всё сильнее в повседневном, я буду приговорён (отчётливо понял сейчас это) к потери всей этой прелести взлелеянного в сердце родного угла и восторга ежегодного приезда.
      Итак, несколько застигнутый врасплох второю мыслью и целиком сосредоточившись на первой - безусловно сильнейшей, я начал новую жизнь в своём городе.
      Но прежде всего был, конечно, приезд. Поезд подкатил к вокзалу уже затемно (а темнеет, как обнаружил я после, здесь ровно в пять) и запоздалую осень, зелёную листву на многих деревьях (это в ноябре-то) увидел только на следующий день, увидел и удовлетворённо заметил про себя, что ноябрь - это вовсе не январь, и что природа данным образом помнила обо мне, подзадержав своё увядание.
      Прошёл через тёмный парк с трудом угадывая дорожку под наваленной листвой; вошёл в любимую квартиру, слегка раскидал вещи из сумок, - спешил увидеться с родственниками - так же неожиданно, как и всегда.

      А потом текут тихие дни в уже не разгорающейся, а затухающей осени. За неделю облетает почти вся листва, встречающая меня так торжественно. Парк никто не метёт и прогулки по мягкому жёлтому ковру несомненно превосходят прогулки по любым плиточным тротуарам. Но темнеет тот ковёр с каждым днём и напоён прохладный воздух его прелостью.
      Неизменны маршруты моих прогулок: парк и прилегающие к нему улицы, проспекты Малый (Ленинский) и Металлургов, улица Батова, с подобием смотровой площадки над спускающейся на Первую Продольную предлинной каменной лестницей и открывающимся с неё видом заволжских просторов; трамвайные поездки в центр, спуск по центральной лестнице к Набережной на закате, когда небо и река попеременно приобретают оттенки от розового до бирюзового.
     И каждый день, конечно же, я не могу обойти стороной свой старый Двор, всё такой же как и тридцать лет назад (картины прошлого мелькают в голове: мне пять, десять, шестнадцать...) .Всматриваюсь в небесный экран, очерченный по периметру домами, вижу спешащие белесые облака над громадными вязами, раскинувшими в половину двора свои ветви. А вечером, в восьмом часу идя навестить маму, захожу во двор через арку и вижу над соседним домом, отделённым от двора узкой улочкой Гуртьева, повисший звёздный ковш, едва не касающийся своим днищем крыши.
      "Осенняя пора жизни, то есть завершение её, подведение определённой черты под прожитым, - думаю я, проходя по заваленным листьями, шуршащим аллеям парка, - как это неверно замечено, Осень - это только начало нового периода Жизни, преддверие самого первого и самого чистого Срока - ослепительно белой Зимы, румяного утра, словно щёки детворы, катающейся со снежных гор, рождение Нового Года."
      "Осень - это только начало..," - думаю я глядя на прозрачные посеребрённые инеем рощи из окна поезда, уносящего меня обратно.
               

   Уже после моего отъезда, в конце 2004 года, улица Гуртьева была переименована в Аллею генерала Гуртьева  за " склонённые удивительным образом ветви деревьев над дорогой, уводящей в детство..."


                2004г. Волгоград



   

                Синее небо. Красная стена.
                -------------------------------




     Иду домой из школы, улицы почти не видно - метёт, покалывает лицо снежная крупа. Считаю боковым зрением квадраты панелей последней "хрущёвки" до поворота в свой двор. Преодолевая сопротивление смёрзшихся заиндевевших ресниц, сильно зажмуриваю веки, и вот- я уже в лете, в своём любимом городе, и рядом со мной красная кирпичная стена, отделяющая огромный завод от остального мира, стена неимоверно длинная ( кто-то когда-то даже назвал её Китайской ), из 214 пролётов, отделённых один от другого кубообразными колоннами, чуть выступающими из общей кирпичной кладки, и над всем этим: стеной, заводом, убегающей пустынной дорогой и выпирающей зеленью из-за другого, досчатого, забора, заслоняющего частные владения посёлка под интригующим названием " Малая Франция ", раскинулась синева, нестерпимо яркая от высокого летнего солнца.
     Есть что-то магическое в этом пути, который, кажется, так и уходит в бесконечность своими стеной и дорогой. Впрочем, в перспективе всё же имеются какие-то скаты крыш одно-двухэтажных строений (слева), но далеко впереди только зелёная гладь. Стена, возвращающая данное ей солнцем тепло, волну жара, в сторону дороги и идущих вдоль неё редких путников, кажется имеет раскалённо-красноватый оттенок ещё и из-за своей температуры. В горячем воздухе всё видимое как будто плывёт и вот уже стена не стоит, она движется рядом...
   
     Сижу дома в своей комнате за письменным столом, над ним книжная полка, заставленная учебниками, у ног школьный портфель с домашним заданием внутри, которое своим объёмом грозит заполнить весь остаток вечера. Смотрю на участок розоватых обоев, оставленный между столом и полкой, с прикреплённым расписанием уроков на нем, закрываю глаза и становится жарко, кирпичи лежат своими ровными, чуть запылёнными рядами и на одном из простенков белеет надпись: "РОТОР навсегда". Именно эта дорога вдоль красной стены ведёт на тренировочную базу футбольной команды "РОТОР" и по ней часто проезжает специальный личный автобус спортивного клуба, своим респектабельным видом напоминая о тех днях, когда команда была "на плаву" и играла в высшей лиге российского футбола.
    Вот за стеной нарастает громыхание локомотива, доходит до точки, когда скрежет стальных колёс начинает сопровождаться подрагиванием всего вокруг- даже,  кажется, дрожит сам воздух, и вот, через мгновение, начинает удаляться: так мы в который раз узнаём о железнодорожном пути, проходящим вдоль стены на территории завода. Что можно увидеть за красной стеной? Совсем немного. Какая-то ржавая вышка с прожекторами, видимый только с определённого ракурса угол корпуса какого-то цеха, да случайное дерево, которое заставляет подозревать о существовании за стеной своей зелёной полосы. Какой талантливый инженер-строитель заключил территорию предприятия советской оборонной промышленности в неприступную монолитную стену с рядами колючей проволоки под напряжением за ней? В наше время так уже не огораживают... Взглянуть бы на строителей этого грандиозного проекта. Тогда, в послевоенные 50-ые годы, какие были нормы, сколько выкладывали рабочие за смену? Пол пролёта? Один? два? Можно не сомневаться, что работали на совесть, тогда страной ещё не правил шамкающий Леонид Ильич, народ был скован железным духом сталинизма и потому ни трещинки, ни выбоинки не увидишь на прямой как стрела, вот уже более полувека несущейся вдаль, монолитно-кирпичной стене. Ведущей... Плавный поворот влево и стена, закругляясь, огибает завод, направляясь в сторону Нижневолжского посёлка и это уже Волжский проспект ( данная пыльная улочка с двухэтажными, утопающими по самые крыши в зелени, домами с одной стороны и забором из металлических прутьев с другой, явно не дотягивает до своего звучного названия, но возможно когда-то... Экскаваторы и бульдозеры уже несколько лет преображают большой участок территории, находящийся слева от стадиона "Монолит").
    Стена осталась позади. Я открываю глаза - пора за уроки. А какая была прогулка... И главное во всём этом пути ( мимо длинной стены, мимо стадиона и того самого дерева у небольшой гостиницы, которое в октябре загорается своими красными листьями, по крутому и долгому спуску вниз ), конечно же, его Итог - Волга-река и белые, в синеве, облака, жёлтые берега и зелёные дали...
    А возвращаешься - над тобою красное закатное небо, рядом синяя, в вечерней тени, стена...


                2008г. Норильск








               
                Ворота Славы.
                ------------------



      В полночный час через железную ограду перемахнёт, бывало, чья-то тень, и с незначительным дефектом, скорее всего невидимым едва ли существующему наблюдателю, проследует дальше.
      А днём глазам случайного прохожего предстанет следующая картина: пустынная улица, невысокая кирпичная стена, из-под основания которой настойчиво выпирает на узкий тротуар густая растительность, так что пройти по нему почти нельзя, и, между двумя прямоугольными колоннами, большие двустворчатые железные ворота. Это - строй направленных в небо кованых наконечников безжалостных пик, связанных между собою не без художественного изыска: здесь втиснутые высокие ромбы внизу, горизонтальный ряд окружностей в середине и завершающий связку верхний ряд полуокружностей. Каждую колонну подпирает высоченное дерево: правую - тополь, левую - вяз, - самые распространённые деревья города, известная неприхотливость которых позволяет противостоять крайне засушливому климату.
      Но, довольно. Нет больше призрачной тени и несколько боком прошествовавший незнакомец поворачивает за дальний угол стены, тот, за которым ещё один вяз, мой добрый приятель, и теперь уже сам я оказываюсь у ворот, стою перед ними, глядя на покоробленные проржавевшие прутья, сквозь которые тянутся прямые ветви кустарников, на которые легла ниспадающая листва деревьев, за которой видно так мало.
      Там, в глубине бывшего рынка - площади, обнесённой кирпичной стеной, соединяющей несколько одноэтажных зданий, главное из которых архитектурно выделено портиком над входом, там в настоящее время автостоянка, а преемственность былых торговых площадей воплотил в себе магазинчик стройматериалов.
      Это улица без названия, на которую выходят железные ворота, пересекает улицу Депутатскую и обрывается, встретившись с улицей Титова, всегда пустынна и тиха. Зимой здесь трудно пройти из-за глубокого снега, весной - из-за обильных луж и грязи, но летом здесь хорошо. Прямо по направлению Депутатской садится солнце, дотлевает летний день. Последние лиловые вечерние краски я вижу сквозь старые кривые ворота. Пройдёт время и откроются они, распахнутся настежь, я войду в них и увижу, что нет более места ничему старому, что сметено былое и передо мной высятся многоэтажные здания нового жилого комплекса. С балконов и окон последних этажей люди также смотрят на солнечный закат, только немного с другого ракурса.


                2010г. Волгоград







                Юность.
                ----------



   Ранним утром я стоял у Речвокзала. Неяркое сентябрьское солнце уже взошло над Волгой. Небо, дали, река, идущие суда, - всё было окутано дымкой. Холодные волны несли в себе солнечные блики. Всё дышало ровным спокойствием. Город за моей спиной смотрел вместе со мною в открытые просторы, но шум его почти не долетал сюда, равнодушный шум недавно разбуженных улиц. Здесь, у реки, положив руки на парапет, я стоял совсем один, стоял, прощаясь со всем этим. Я уезжал отсюда на северную землю, к снегам и ветрам. Я пришёл проститься с Волгой, с волжскими далями, я не знал, когда буду здесь снова.
        Всё было ещё впереди, вся Жизнь с её надеждами и свершениями. В туманной картине утренней реки, неясных очертаниях другого берега, было что-то задумчивое, но вместе с тем обещающее и прекрасное, как в неизведанных, едва различимых тогда, но лучших годах Юности.


                1996г. Норильск














           "А за окном шумит твой сад"
           --------------------------------------


      Тенденция вести дневник возникла у Серёги далеко не сразу.  Отправной точкой, вероятно, следует считать лето' 86, когда дед Виктор посоветовал внуку, гостящему у него и бабушки на каникулах, отмечать среднедневную температуру данного месяца с целью сравнения с месяцем последующим. Затерявшийся вскоре листок с колонками цифр с повторяющимися значками градуса и Цельсия, заменил блокнот с результатами многократных тренировок того лета - количеством подходов и повторений различных упражнений, километража пробежек и прочего, пока ещё начисто лишённого художественной основы. Только общую тетрадку, заполняемую более-менее регулярно событиями последующего учебного года, уже можно было как-то отнести к дневниковым записям.
       Но настоящий дневник - ежедневник в твёрдом коричневом переплёте и несколькими сотнями страниц, был начат через два года. И пусть изредка, то здесь, то там, имели уже место некоторые внеплановые отступления. Подобной направленности придерживался Серёга и в дальнейшем, следуя по всё стремительнее летящим годам жизни - строго фиксируя основные события, не вдаваясь при этом в особые рассуждения, но порою отвлекаясь на чепуховые мелочи, понятные лишь одному автору.
        Уже подходила к середине вторая книга, когда грядущий переломный момент в судьбе заставил Серёгу задуматься о том, как можно вести свои записи в местах, никак для этого не предназначенных. Приближалась срочная. Принятое незадолго до ухода решение заключалось в отправке со службы писем не только родным и друзьям, но и предполагаемого материала - на собственное имя, что будет отложен близкими до его возвращения.

      Что может быть нелепее планов, заранее составленных для предстоящего совершенно неизвестного этапа жизни? Всего-то и было одно такое письмо, в котором отправил не что-то, а самое дорогое, чем обладал в ту пору - письма близких людей, перечитанные бессчётное количество раз. А своих записей в тот момент быть не могло, - даже не по причине отсутствия времени и возможности. Просто пришлось Серёге в силу непреодолимых обстоятельств на какое-то время стать другим человеком с новыми качествами. Не ведущим никаких записей  - в том числе. Оказавшись заброшенным по осени в один из приморских колхозов на полевые работы, в первую же ночь Серёга остался без личных вещей, украденных новыми сослуживцами. Чудом уцелевшую синюю записную книжку он на следующий день прикопал вдали от части под столбом электропередач и вернулся за ней только в день отъезда, через полтора месяца. На исходе курсантского лета в этой книжке уже появилось несколько четверостиший, следующей же весною - строки про "светлый май". Дело в том, что начало первого лета в Приморье было довольно дождливым и далёкая дембельская весна, по всей вероятности - поздняя, просто не могла не восторжествовать своими ясными и тёплыми днями над ранней - хмурой и сырою.
      Долгожданная эта весна, помимо прочих невероятных возможностей, открывала и дорогу в " мир своих друзей", в тот незабвенный мир юности, в котором обитали прежние единомышленники, так сильно схожие с ним своими дальнейшими планами. И завершающая строка утверждала не больше, не меньше, - приход именно " е г о  в е с н ы", того времени, когда все составляющие успеха будут исключительно на его стороне.
   
     Но весна' 93 не могла быть тёплой уже потому, что домой он возвращался на Север. В дороге, по мере удаления от океана и повышения интереса окружающих к его чёрной форме, Серёгу всё больше напрягал непонятный, насквозь пронизанный коммерцией и криминалом, чуждый ему мир заново рождённой страны. После трёх суток в поезде, сутки пришлось слоняться по аэропорту, ожидая, когда стихнет метель в пункте назначения. Сильнейшим порывом ветра высадило лобовое стекло автобуса, на котором, после перелёта, добирался до своего города, и выстуженный салон всю дорогу обдавало снежною пылью. А зайдя в школу к брату, чтобы взять ключи от квартиры, Серёга от учительницы узнал, что тот был недавно отправлен родителями в деревню. Вот так и пришлось прождать в своём подъезде около четырёх часов ( пошутил про себя: последняя вахта ) родителей с работы.
      Вместо предполагаемых трёхмесячных гуляний Серёга почти сразу оказался на производстве. В рабочей среде был только один показатель жизненного уровня трудящегося - профессиональный разряд. И никому уже не было никакого дела, где и когда ты служил. И всё же оставалась ещё в душе надежда на никем пока не свергнутый "весенний мир своих друзей".
      На деле оказалось, что мир этот Серёге больше не принадлежит. В нём у каждого была новая жизнь, в которой его место неизменно оказывалось занятым. Кроме новых приятелей, у многих уже были подруги, у некоторых - жёны. И дальнейшие пути никак не совпадали с Серёгиным.
 
      Простившись через двадцать с лишним лет с Севером и сравнивая далёкую дембельскую весну с наступившей, Серёге приходится признать свою ошибку - не ту весну он принял за с в о ю. Ведь только теперь поднялся его сад и вырос дом, утопающий в середине мая в цветении яблонь и вишен.
      Серёге удалось сохранить большую часть флотской переписки с родителями. Что касается открытия т о г о  с а м о г о письма, то оно так и осталось нераспечатанным.



Держись, мой друг, не унывай -
Так много впереди!
Нас позовёт тот светлый май,
Когда пройдут дожди.

И после тех гнетущих дней
Ты выйдешь в мир иной,
В весенний мир своих друзей,
Войдёшь в дом старый свой.

Как прежде, сядешь ты за стол,
На нём - твоё письмо.
Ты навсегда сюда пришёл, -
Пора открыть его.

Жизнь перелистана назад -
Какой она была.
А за окном шумит твой сад -
Твоя весна пришла.
                июнь 1992 г. Владивосток






               г. Волгоград  2019