Родился в грязи

               

     Ленька вышел во двор. В городе в это время он бы еще спал и спал, а в деревне куда там. Петух орет, как оглашенный, стук ворот, мычание коровы, скрип колодезного ворота – где тут поспишь. Стоя на высоком деревянном крыльце, потянулся до хруста в костях и подумал:
-Хорошо, что я приехал сюда. Дома и стены помогают.
Сейчас он остро нуждался в помощи. Дело в том, что, прожив вместе двенадцать лет, жена решила уйти. Леньке не хотелось думать о том, что она уже давно приготовила пути своего отхода. Ему было жаль себя, жаль сына, которого он любил.

      Был ли он хорошим мужем? Да, как все. Пил в меру. По праздникам, после баньки, которую просто обожал. На работе, если кто-то выставлялся по какому-то случаю. Женщины? Были. Но кукареку на плетне он никогда не пел. Жена ничего узнать бы не смогла. Но вот ведь судьба, сам Леня тоже ничего не подозревал о второй жизни своей Настены. Она просто собрала,  по-тихому вещи и неожиданно объявила, что уходит. У нее есть другой мужчина, они любят друг друга. Обманывать его Леню ей больше не хочется, противно. Сына забирает с собой, и вообще они вскоре переезжают в другой город. Привычная жизнь сломалась, как спичка. Как жить дальше, и что делать?

     Леня закурил, наслаждаясь терпким вкусом сигаретного дыма. Бабуля, закрывая ворота, за ушедшей со стадом коровой, повелительно крикнула ему:
- Ленька! Сходи подстилку привези и хлев почисть! Там в печи еду я тебе оставила!
Их внуков у бабушки  Феклы Кондратьевны было трое и четыре внучки. Бабушка, привычная к деревенскому труду, терпеть не могла лени ни в себе, ни в других. Когда ее дети приезжали к ним с дедом в деревню, то каждому находилось занятие по силам. Грамоты она имела два класса церковно-приходской школы. Умела прочитать газету и подписаться, но руководителем была от Бога. Характер имела железный. Внуки ее очень любили и уважали. Ленька докурил и пошел завтракать. Его ждало топленое молоко в кринке и большой кусок деревенского хлеба с домашней колбасой.

     День входил в свои права. Солнце заливало светом всю кухню, освещая каждый уголок, высвечивая призрачными бликами лики святых на закопченных иконах в красном углу помещения. Ленькины глаза скользили по давно привычным для него предметам обихода и остановились на бабкиной святыне:
- Господи! Как тяжело на душе. Хоть бы вера была бы, но и этого нет, - подумалось ему, и он отвернулся, и стал смотреть в окно. Поев, Ленька вывез тачку из сарая, взял  мешки, веревки, грабли и пошел в лес, толкая впереди себя хозяйственный инвентарь.

     Лес, тронутый солнцем просвечивал насквозь. Сосенки одна к одной ровными рядами стояли, устремляя свои колючие ветки к голубому с легкими облаками небу.
В их вершинах раздавался какой-то музыкальный шорох, скрип, будто иголки,  задевая друг за друга, издавали  симфонию хвои. Стучал дятел. Застрекотала сорока, поттревожанная человеческим присутствием. Где-то очень далеко куковала кукушка. Ленька прислушался и скорее по старой деревенской привычке подумал:
- Кукушка! Кукушка! А сколько мне лет жить?
 Кукушка сразу замолчала. Леня усмехнулся про себя:
- Вот, так всегда. Нечего наперед заглядывать! Сколько надо, столько и будет.
 
     Граблями собрал опавшую хвою, набил  мешки, привязал их к тачке, сверху нехитрый инструмент и покатил ее к дому. Дверь в хлев была летом всегда открыта. Дед запрещал ее закрывать. В хлеву под потолком ласточки построили свое гнездо. Занятые вскармливанием птенцов, они носились взад вперед, принося в клювах мошек для пропитания своих деток. Дед их любил и называл не иначе, как божья тварь. Посмотрев на гнездо, Леня опять вспомнил о своей боли, и ему так захотелось поговорить с кем нибудь о своей жизни.

    Говорить было не с кем. Бабушкина спина торчала коромыслом из картошки, которую она пропалывала, собирая хряпу для порося. Дед был в лесу, работал на заготовке смолы. Невзирая на преклонный возраст, он продолжал трудиться. Лесорубом уже было не под силу, а вот топить смолу и разливать ее в бочки мог. Да и что могли они сказать внуку, когда не могли понять, как это жена бросила мужа. Старое было у них воспитание. Горечь оставалась черным пятном на сердце Лени. Голова занята мыслями, а руки делают свое дело. Ленька вилами носил навоз в тачку, очищая помещение, а затем вывозил тачку за сарай, где вываливал содержимое в кучу. Весной пригодится в огороде.

     Дело подходило к концу, когда мимо Леньки, виражируя в стремительном полете, пролетела ласточка  в гнездо. Леня засмотрелся на нее и подумал:
- Надо начинать жизнь сначала. Вот только хлев моего сердца, кто вычистит от всех нечистот? Сколько там всякого г… накопилось! Авгиевы конюшни, да и только! Там вилами не справишься.
В голову неожиданно пришла мысль, что Иисус родился в хлеву. Ленька даже опешил от простоты промелькнувшей в голове фразы. Младенец Иисус, Сын Божий родился среди смрада и грязи. Леня вдруг отчетливо вспомнил, что Марию, Иосифа в Вифлееме никто не ждал, никто не приготовил им комнату, чистую постель. Все происходило именно так, в хлеву, среди коров, овец, навоза. И положили младенца в кормушку для лошади - ясли, как овес - корм для скота.

     «Я – хлеб живой, сошедший с небес», как-то просто под звуки щебетанья ласточек прозвучало то-ли в коровнике, то-ли в груди. На сердце стало удивительно спокойно. Вот только глаза защипало, от взявшейся непонятно откуда влаги. Сзади подошла бабушка, прижала к своему бедру голову, стоящего на коленях внука. По старой привычке потрепала, уже поредевшие волосы. Она все сразу поняла, когда увидела склонившегося Леньку. -Ленечка! Бог Он тебе поможет, обязательно поможет. Ты только дверь сердечка своего для него никогда не закрывай! Пусть она открытая будет!