Мой Рыцарь

Я годы потратил на поиски счастья,
Спускаясь в Аид, на Олимп поднимаясь.
Любовь – это зверь с окровавленной пастью
Мы гибнем, поймать его тщетно пытаясь
Otto Dix – Орфей

Он стаял на прикроватном столике, тонкий, как иголка, угловатый и немного не складный, ссутулив худые плечи под тяжестью заржавевших доспехов и длинного обоюдоострого меча. Толстый слой пыли, словно грязный снег, осел на его длинных ресницах и немного поредевших волосах. Из швов на тряпичных рукавицах в нескольких местах пробились растрепавшиеся нитки.
Рядом с прикроватным столиком, разметав по подушки, серебристо-седые волосы дремал старик, беспокойно ворочаясь во сне. Старику снился снег…

Снег. Снег. Снег... осевший на хрупких веточках немых деревьев, на влажном асфальте, на грязно-серых высотках, и на волосах, на его волосах.
«Нет больше времени… нет сил… нет слов… нет больше меня. Что-то кончается… что-то начинается… Что-то кончилось. И с этим «что-то» кончился я».
Холод режет молодые, высокие скулы, впивается в тонкие, непокрытые запястья, бьет по глазам.
«Еще одно сердце, еще одна победа и поражение, Тристан убивает Изольду, Джульетта уходит к Меркуцио…»
«А я?»
Меркли фонари, предоставляя воображению самостоятельно дорисовывать сцены, сюжеты, судьбы, скрытые за скупой темнотой улиц.
«На меня смотрят его лица, во всех прохожих – его лица, во всех цветах – розы, во всех улицах - весна.»
За пыльным стеклом витрины – куколки-марионетки.­ Балерины, Феи, Шуты, Мимы и Рыцарь, тонкий, как иголка, угловатый и немного не складный, ссутуливший худые плечи под тяжестью доспехов и длинного обоюдоострого меча.
«Такой хрупкий… так странно похожий на… на Него».
Дверь кукольного магазинчика устало скрипнула, отпуская в ночь юношу с высокими скулами, бережно прижимавшего к себе куклу-марионетку.
«Я подарю тебя тому, кто полюбит меня, полюбит таким, каков я есть, не за лицо, не за маску, а просто так, просто потому что я есть».
Стеклянные кукольные глаза смотрели в небо, грустные, водянистые, бесконечно добрые, потому что такими их сделал мастер.
«Мой Рыцарь…»

Он стоял на прикроватном столике, доживая свой девяносто восьмой год, все такой же тонкий, угловатый и немного не складный. Прислушиваясь, как тяжело дышит старик, судорожно пытавшийся набрать нужный телефонный номер на непокорном диске потрепанного телефона. Дрогнув, ослабевшая, старческая рука выпустила телефонную трубку, которая с грохотом разбилась об пол, утянув за собой весь аппарат. Старик не издал ни единого звука, мягко осев на постели. Казалось – он вновь уснул. Ресницы отбрасывали тень, причудливо расположившуюся под глазами. Расслабленный рот уголками вниз, придавал лицу скорбное ворожение…
«А ведь, он так и не подарил меня.»