***

Внутри, маленьким уродливым бутоном, раскрывается ископаемое, терзающее, не желающее оставаться в рёберном заточении, буквально, выдавливая похабный крик в харю каждому. Горячечный стон стиснут зубами, прижат к нёбу, и руки в тряске дохнувшего алкоголика жаждут чернил кровавых. Отравить, смешанными с ядом сонм слов, чистый бумаги лист, исковерканный складками от отчаяния. Внутривенно, внутренне, внутрь, все исходит от запредела нутра. Где же оно, что давит, импульс мучительный раззадоривая? Сердце, вываливается, как кишка из задницы. Душа ли, настолько волдырями пошла, что места не хватает от боли. Как уничтожить все, чтоб белесый был от улыбки, охватывая весь мир от уха до уха? Где каждому найдется место, а мнение мое причешет насильника, вора, педофила с пятилетним стажем. Когда же мука, заточенная в плоть, остынет, в бессилии обратившись в сон? Смерть ли конец всему, не скачут ли трупы ошпарено в черноземе и в другой плодородной почве?
Разорвался на двое, как сука, прыгаю в магазин на обутой палке, профиль мой в газету не годен, ракурс верный подобрать трудно. Я послужу отличным экспонатом для анатомического театра, могу играть в спектаклях, из меня отличная балерина, правда, извиняться придется долго за не вовремя упавший на сцену желудок. Все-таки он еще нужен, чтоб овощем продолжить скакать в рекламе, оденусь морковью в банку залезу с головою, как в прорубь кинусь. Каждый день от сего действа получать, именно, кровные деньги. Сниму комнату, метр на метр, много ли половинчатому надо? В туалет не сходить, не присесть нормально, по ноге все стекает и славно, уже день прожит не зря. Придет ко мне дама, так и буду, как в лифте, одной рукой ее щупать, сознание потерявшую от тела моего изорванного.