La vie en rose

Некоторые события остаются в памяти на всю жизнь не теряя с годами своей свежести и яркости красок. Как например поездка в Париж. Хоть и тебя там со мною не было, но ты тоже, знаешь, что я беру тебя в своих мыслях всегда и везде с собой. Сейчас решила освежить все произошедшее в те дни. А может просто пришло время и тебе это пережить так, как будто тоже была тогда - не в мыслях- а совсем-совсем рядом. По настоящему.


Как и каждый день, каждый месяц, каждая секунда - тот март был до безумия особенным: со своими запахами,  холодным сырым воздухом, уже не пугающими звуками падающего с сосен снега... Это было 7 марта. Мама отдыхала где-то на другом континенте. Брат летал в других незнакомых мне мирах. И отец. Проводил тот вечер с другими, незнакомыми и совсем чужими мне, но близкими ему, семьями. Так что я, решила устроить себе праздник сама - кофе, шоколадные конфеты и много ванильных сигарет. Если честно, то в тот день все казалось особенно бессмысленным. Никого не было рядом. Даже сейчас, за тысячи километров от дома, каждый из родных кажется ближе, чем в те дни. Эти часы были вечностью - с двух до 8 вечера я отмечала подкрадывающееся восьмое марта. Должна была приехать Женя, чтобы утром папа нас с ней вместе отвез в аэропорт.
Поскольку 8 марта намечалось днем очень разнообразным и эмоционально тяжелым, то отпраздновать мы решили накануне, у меня в бассейне. Купили в магазине бутылку советского красного шампанского, причем чьим производителем оказалась Испания, а импортЁРОМ Литва. Распили его с теми же ванильными, слушая Ассаи и говоря "за жизнь". Это очень смешно, потому что иногда мне кажется, что могла бы я вернуться в прошлое, то непременно надавала бы с огроменнейшим удовольствием себе пощечин и оплеух - за жизнь, за счастье и за все то дурачество. Но нет. Тогда, эта мизансцена у меня в бассейне была уж черезчур драматичной. Итак, пьяные и довольные мы пошли спать в предвкушении завтрашнего полета.

Утром в аэропорту меня задержали дяди-охранники, обвиняя в том, что я везу холодное оружие. В голову пришла мысль, что они решили, что я захочу кого-то убить, воткрув сережку в глаз, но оказалось, что в тайном кармане моей сумки лежал походный раскладной ножик. Что ж, я всеравно не собиралась нарезать им круассаны, такчто вручила его первому попавшемуся на глаза учителю. Поскольку мы летели через Финляндию, то очень трудно было с похмелья и к своему же ужасу не обратить внимания, что на авиабиллетах столица родины Санта Клауса обозначается таким неординарным сочетанием трех букв как HEL. Зато на борту давали вкусные батончики с яблочным повидлом и корицей (прости, у меня уже, видимо начался пост-постный синдром). Женя, как сама знаешь, очень грамотно взяла в свое пользование мой плеер, поэтому вместо по-французски лиричного Ассаи, мы слушали очень несакраментально подзадоренного Нойза. Пока не стали приземляться, потому что нас стало жутко трясти. Кстати, знаешь, когда лечу куда-то одна, и вдруг самолет, пусть даже легонечко, но потрясывает, мне срочно надо в кого-нибудь вцепиться, а когда лечу в кем-то из знакомых, кто начинает паниковать, то я безумно люблю демонстративно посмеяться над боющимися летать на самолете - самом безопасном виде транспорта - людишками. А потом еще такую гордость испытываешь, когда говоришь: Я же говорила, что ничего страшного! Так вот, я, преисполненная чувством отваги, отвлекала Женю, и сидящих за мной двух Оль, своими криками: Кто первый увидит Эйфелеву башню, тот выйграл! Опачки, смотрите... А, не, это не она. Незнаю, помогло или нет, но мое эго осталось довольно.
Потом были мытарства по аэропорту-автобусу-остановках у достопримечательностей и, самый долгожданный приезд в отель, где я провозгласила Женьку "girl next pillow" и стала фотографировать Эрнста. И все это казалось таким жутко смешным, что можно было даже плюхнуться на кровать и смеяться до коликов в животе и плакать.



Ты знаешь, оказывается, чтобы почувствовать Париж, надо опаздать. Везде опаздать. Такчто, думаю, ты правильно все поняла, что я этот город прочувствовала каждой клеточкой себя.
Опаздала на сбор группы у станции Malakoff. Русский человек посмеялся бы, услышав, как я обеспокоенно выспрашивала у французов про Малахова.
Опаздала на Монмантр, заглядевшись на пропитавшееся древностью и веками кладбище, в центре города. Там такие усыпальницы, наверное больше моей комнаты. А потом выпытывая о французской жизни армянского художника Артура, разбила его сердце, отказавшись от романтической экскурсии по ночному парижу.
Опоздала - не то слово, на спуск (!!) нашей экскурсионной группы с Эйфелевой башни. Как выяснилось, забраться на нее каждый может, а вот спуститься... В итоге с самого верхнего этажа, этой глыбы металла, я в минус 1 спускалась в примерзающих к полу кедах. Спускалась, надо сказать, по очень крутой лестнице. И я ничуть не преувиличиваю, если не преуменьшаю, говоря, что прочувствовала каждую ее ступеньку сводящимися от холода ступнями. Было так больно, что непроизвольно текли слезы из глаз. Вот как надо чувствовать Париж.

Вечером еще буянили с моей next pillow выдыхая белый дым в окно и кушая бутерброды с острой салями. После такого насыщенного эмоциями, холодом, и приключениями, дня, это были самые вкусные на свете будерброды.

На следующий день нас тоже ждал суматошный пробег по всем достопримечательностям, и я, не изменив самой себе, очень аристократично опоздала на «выход» из Лувра, минут на 40, ссылаясь на то, что я "зато успела увидеть все и даже больше". Но на самом деле, мы с Женькой просто не спешили, и здоровались с каждой скульптурой самолично (что отразилось на наших отношениях с охранниками музея, но, с другой стороны, помогло глубже познать такую черту как вспыльчивость в характере французев).

 

Успели еще опоздать в Собор Парижской Богоматери, но это было не так важно, как целый час свободного времени. Одноклассники пошли за сувенирами и кушать в избитый KFC или Starbucks, а мы вдвоем, все с той же Моногаровой, спустились к Сене, и задумчивая всматриваясь в проплывающие мимо нас теплоходы, покуривали те же ванильные. И в воздухе пахло холодной весной и Средневековьем. Несмотря на целующиеся на ступеньках спуска парочки и судорожно перечитывающих свои конспекты студентов, было тихо и очень по мартовски приятно, даже не смотря на влажный холодный воздух. За нашими спинами, только наверху – на уровне моста, вдоль променада были расположены лавки букинистов со старыми пахнущими временем и дорогими французскими духами глянцевыми журналами. Исследовав эту территорию размером не больше 50 квадратных метров, мы узнали о Париже больше, чем могли бы за чашкой кофе пусть даже и в уютном модном Starbucks.

 

Не очень хорошо помню как провела остальное время в этом городе до поездки в Страсбург, в котором все того же любимого и вечно нам недостающего времени вообще не было. Европарламент... дела... сама знаешь, что мне тебе рассказывать. Это все «шерще ля фам».
А что ты на самом деле должна узнать, так это последнее утро во Франци.

На часах прогудело «шесть» и я вскочила быстро принимать душ и приводить себя в соответствующий тому утру вид. А утро было такое. На земле еще лежал снег, но воздух уже был очень теплый и совсем не колючий. Очень мягко стелилился на землю солнечный свет сквозь тоненький беленький слой молочного неба. На улице было тихо, в городе – приятные лица и ароматы еще недопроданых рождественских пряностей. Я накрасилась, одела черные джинсы, в которые так похудела за те дни, что они на мне даже немного висели. Конечно же одела черное пальто. И черный вовсе не по трауру, а по Коко шанель. Потому что накрасила красной помадой губы и на голове сделелала себе растрепаную гулечку. Отправилась через центр города прямиком к блошиному рынку, который мне показала милая женщина, закупающая в овощной лавке еду на огромное семейство. Этот блошиный рынок, знаешь, оказался прямо таки ящиком Пандоры. Нашла и мебель к себе в гостинную, и старинные часы на 50-летие моего в будущем любимого мужа, и серебряные ложки твоим детям, которые им по дарю по случаю крещения, или именин, или просто выдуманного тобою праздника. Насытила голодные глаза красивыми вещами, и, увидев, что на часах уже время возвращаться в отель за вещами, я, остановившись в местной boulangerie купила себе длинный свежеиспеченый багет с самой хрустящей корочкой снаружи и таящим на подушечках пальцев тестом внутри. На обратном пути, медленно отламывая по кусочку свое лакомство, я напрашивалась своим довольным жизнью видом и не сходящей с моего лица улыбкой на комплименты от кудрявых "маленьких-взрослых-принцев" в пиджаках и с развивающимися на ветру шарфами, проезжавших мимо на своих ретро-велосипедах.

 

Дорога домой обещала быть длинной и скучной, но, попросив на борту самолета бокал вина, я вернулась обратно в то замечательное утро, в атмосферу Парижа, и в тихие приятные минуты, проведенные на улицах историй Мопассана и чудачеств Амели. Даже не заметила как оказалась дома, с частичкой чего-то нового. Того, что мы несомненно приедем навестить с тобой в Париже, за чашкой кофе и занавесом дыма ванильных.