Джамахирия гл. 15

  XV.  ДЖАМАХИРИЯ
                1
Тобрук – город и порт в Ливии, расположенный в 120 километрах от границы с Египтом на берегу Средиземного моря, на высоте 158 метров над его уровнем и разделённый надвое очень красивой приморской автострадой, по которой с удовольствием гоняют, сплошь и рядом нарушая правила дорожного движения, местные автомобилисты. По разным данным в этом приземистом, состоящем в основном из грязновато-белых малоэтажных домишек, городе проживает от 40 до 55 тысяч жителей.
Из немногочисленных достопримечательностей истории можно выделить руины английской колониальной крепости с береговыми орудиями и кладбище времён  второй мировой войны, где покоятся останки немецких солдат и офицеров «Африканского корпуса» фельдмаршала Эрвина Роммеля. За могилами на этом погосте и сегодня бережно ухаживают местные жители. Сюда с удовольствием водят экскурсии местные гиды. Несведущему человеку, впервые оказавшемуся здесь в качестве экскурсанта, обязательно бросится в глаза особое, почтительное отношение местных жителей к солдатам вермахта, поскольку в этой стране они не захватчики, а  освободители. Именно Роммель на рассвете 21 июня 1942 года принял капитуляцию английского генерала Клоппера, командовавшего англо-австралийским гарнизоном Тобрука. С этого момента Роммель стал не только национальным героем Германии и любимцем Гитлера, но и освободителем Ливии от ненавистного английского колониального ига.
В этом небольшом по европейским меркам  городке присутствуют даже аэропорт, какие-то малозначительные пищевые  предприятия и кустарные промыслы. Но самой главной достопримечательностью Тобрука является его сказочная бухта с одноимённым названием и город-спутник – нефтеэкспортный порт Марсаэль-Харига с нефтеперерабатывающим заводом, дающим жизнь и процветание не только городу, но и жителям его окрестностей.
Новым распоряжением Б-224 надлежало в течение 16 суток провести межпоходовый ремонт в порту Тобрук, в обеспечении плавающей мастерской ПМ-26.  Внезапность и ранее не оговоренная по линии МИД СССР специфика захода не предусматривали валютных средств для экипажа. Да и зачем эти самые ливийские динары подводникам, когда их потратить некуда? От рассвета до заката всё вокруг закрыто, никого нет и ничто не работает. Город словно вымер. И только после захода солнца, пробудившись ото сна, всё в городе оживало и начинало дышать полной грудью. Ночные улицы Тобрука содрогались от автомобильных сигналов, сирен и тысяч фар, потому что местные жители отправлялись в гости друг к другу. Повсюду открывались чайные и магазинчики, а советские подводники в это время уже крепко спали.
В стране заканчивался священный праздник Рамадан. Это время отмечено для верующих особым обрядом служения Создателю: в течение всего священного месяца мусульмане соблюдают предписанный шариатом (божьим законом) пост. Пост («ураза») в Рамадан обязателен для каждого мусульманина. Он позволяет ему укрепиться в своей вере и самодисциплине, точно следуя наказам Аллаха. От рассвета до захода солнца постящийся воздерживается от всех видов разговения (еды, питья, половой близости и др.) и стремится сохранять свой язык от сквернословия, а душу ; от нечистых помыслов.
С заходом солнца мусульмане прерывают свой пост. Блюдо во время ифтара (прерывание поста на заходе солнца) представляет собой совсем небольшую порцию пищи ; согласно сунне  это нечетное число фиников. Затем совершается вечерняя молитва (магриб), после чего наступает черёд для полноценного приёма пищи. Пост в Рамадан разрешается не соблюдать только тяжело больным, детям и людям, которые находятся в это время в пути, воинам, участвующим в боевых действиях.
Ливийские военные моряки, как и все правоверные мусульмане, пост не только соблюдали, но и на службе в течение месяца не появлялись вовсе. На каждом корабле на весь праздник назначался ровно один бессменный вахтенный или дежурный специалист, да и тот в дневное время спал. Причём специфика назначения такова, что все эти специалисты в совокупности  составляют экипаж одного ракетного катера, способного в случае тревоги  бороться за живучесть или выйти в море и выполнить поставленную задачу на одном из назначенных в дивизионе кораблей.
Так однажды и произошло. Среди бела дня вдруг заработала сирена. Все, кто дежурил на катерах, по сигналу тревоги собрались у здания штаба, а потом направились на обозначенный к выходу катер, но двигатели запустить на нём не удалось, тогда дежурный экипаж  бросился на другой корабль, однако и он оказался «мёртвым» и только третий катер удалось вывести в море для выполнения поставленной задачи.
Подводники с любопытством наблюдали за особенностями ливийского боевого дежурства. Целых пять часов катер был в море и целых пять часов одиннадцать кораблей Тобрукского дивизиона и его штаб были брошены на произвол судьбы без всякого присмотра.
– Хороши вояки, – заметил Володя Сафронов – ракетчик, назначенный на поход вместо Бризмера. – Заходи, бери всё голыми руками и оружия не надо.
– Достаточно одного коловорота, сэ-эр! – согласился Дербенёв.
– Интересно, сколько они за такую службу получают? – полюбопытствовал Хомичев, поднимаясь на мостик для смены вахтенного офицера.
– Ливийский офицер связи говорил, что довольствие младшего офицерского состава колеблется в пределах 700 – 1000 долларов США, а старшего офицера ; в размере дохода среднего бизнесмена нефтяной компании. – Отрапортовал  Дербенёв, вручая повязку вахтенного офицера на якоре Хомичеву.
– Много это или мало, по их меркам, мене не ведомо, а вот  обстановку передать, слабо? – поинтересовался Александр Иванович.
– Горизонт чист, нагрузка без изменений, заместитель командира дивизии и начальник политотдела по приглашению нашего консула убыли в «Шарик» . Командир и замполит ; в бане на плавмастерской, старпом ; в рубке оперативного, там же. Остальные на борту или на лёгком корпусе загорают. Купание запрещено.
– Ладно, вахту принял, хотя ты и соврал, – нехотя согласился Хомичев.
– Как соврал?  – не понял Дербенёв.
– А вот так! ; И минёр показал рукой на ворота аванпорта, куда на большом ходу заходил ливийский ракетный катер, возвращаясь с моря.
– Интересное дело,  никто не встречает? – удивился Сафронов.
– Также, как и не провожали. – Пошутил Дербенёв.
Катер сделал резкий разворот и, подав сигнал ревуном, направился к причалу, по-прежнему не сбавляя скорости. Ещё минута и он поравнялся с лодкой. На полную мощность заработали винты, давая задний ход, но скорость была всё ещё большой. Четверо ливийцев бесстрашно выпрыгнули на причальную стенку и, прихрамывая, побежали параллельно катеру, что-то выкрикивая. Несколько других моряков подали им швартовные концы, которые тут же были наброшены на чугунные палы на причале. Матросы отбежали в сторону. Катер содрогнулся,  как бы наткнувшись на внезапное препятствие и, со всего маху, ударился правым бортом о причал. Раздался страшный треск рвущихся швартовов и скрежет стали. Ещё миг и катер замер, как вкопанный. Командиру (он же дежурный по дивизиону) подали трап, и офицер смело убыл восвояси. За ним последовал помощник – он же помощник дежурного по дивизиону. Через десять минут, заведя все уцелевшие швартовы, экипаж построился коробочкой на причале и строем убыл по местам персонального дежурства, причём последняя шеренга шла на два шага сзади и «на цыпочках». У борта на причале остался только один вахтенный матрос, коврик для молитвы, шезлонг и выключенный телевизор.
                2
– Чего грустим, лейтенант? – спросил Хомичев Дербенёва, видя как тот, прячет в карман небольшой клочок бумаги.
– Да, так. Ерунда, какая-то… – ответил штурманёнок.
– Ерунда бывает разного размера. У тебя какая: большая или маленькая?
– Да я и сам не пойму, – застеснялся Дербенёв, – жена письмо с оказией прислала. Пишет, чтобы я выбрал до возвращения, что мне дороже: море или семья. Странное  какое-то письмо. Чушь просто. Почему я должен выбирать, если мне и море и семья дороги?!
– Ты не печалься, штурман, это пройдёт, – минёр положил руку на плечо Дербенёву. – Так у всех по молодости бывает. Бабы они дуры. Всё только сердцем своим чувствуют, а мозги у них куриные. И не могут они этими самими куриными мозгами понять, что не море главное, а то, что есть такая работа, которую за нас никто не сделает.
– Спасибо за поддержку, друг, но на душе, честно говоря, дерьмо.
– А ты давай, собирайся, поедем в городок на экскурсию к  военспецам разным и их жёнам, говорят даже француженки есть, – минёр задорно по-мальчишески потёр руки. – А ещё там обещают волейбол, концерт и даже консула советского показать.
– И особистов, по полвагона на каждого. Ни вздохнуть,  ни п…ть, – болезненно отреагировал Дербенёв.
 – Да брось ты свои ахи-вздохи, поехали? – не успокаивался Хомичев.
 – Ладно, уговорил, почапали в автобус… – Дербенёв наконец согласился.
Офицеры, закурив на ходу, направились к большому, комфортабельному японского производства автогиганту с кондиционером и мягкими сиденьями, где их поджидал замполит со списком отъезжающих.
– Быстрее, пошевеливайтесь, нас уже ждут,  – размахивая руками, прокричал издали Каченко.
– Я вижу: «двое с носилками и один с топором». – Машинально прокомментировал Дербенёв, глядя на замполита, корабельного врача  и  командира гидроакустической группы, стоящих у автобуса.
– А с топором  кто из них будет? – подхватил шутку Хомичев, – эскулап Галльский?
– Да уж, конечно… – не согласился Дербенёв, ; эти двое только стучат, ах извините – подносят, а рубит-то замполит.
– Что и Суворин ; из этого поля ягода?
– А то?! – Дербенёв улыбнулся в усы. – Я тут как-то спустился в секретную часть, слышу, а напротив, из  резервной рубки связи, доносится неизвестная мне мелодия. Слова такие классные: «небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой…». Не успел  прислушаться, как Константин пригласил меня на «рюмочку» чаю и заодно на откровенность, заговорщицки сообщив, что мы теперь с ним «повязаны», поскольку вместе слушали запрещённого в СССР Вилли Токарева.
– То-то, я смотрю, они неразлучными стали, просто «святая Троица», – согласился Хомичев.
– Не богохульствуй, отрок, – одёрнул товарища  Дербенёв, поскольку они вплотную подошли к входной двери автобуса.
                3
Советский, точнее интернациональный коттеджный городок размещался обособленно. В нём проживали семьи специалистов из разных стран, сотрудничавших с Ливией. Из иностранных военных специалистов кроме советских представителей здесь находились пакистанцы, французы – специалисты по «Миражам» и РЛС «Волекс», немцы, чехи, поляки, югославы и болгары. Последние обслуживали бельгийские дизельные двигатели. Наверное, были и другие, но Дербенёв этого не знал.  Да и зачем ему это знать, если именно здесь, в «Шарике», он встретил одного из своих учителей из Каспийского ВВМКУ. Капитан первого ранга Липовский был одним из руководителей специального советского военного центра по переподготовке ливийских офицеров любого профиля во флотских штурманов для ВМС Ливии.
Между учеником и учителем состоялась душевная беседа при официальной встрече на общем приёме у консула, потом задушевная неофициальная её часть при закрытых дверях и окнах в коттедже.
– Муамар Каддафи ввёл в Ливии сухой закон, а поскольку в особый отдел сливают информацию все ; и наши, и ливийские товарищи, приходится остерегаться. – Липовский открыл бутылку «Bushmills» и разлил виски по стаканам со льдом.
И неизвестно, сколько было выпито хорошего виски и прекрасного корабельного спирта, но от предложения Липовского работать за границей в качестве советника Дербенёв отказался.
 – Вы, товарищ капитан первого ранга, до какой должности на корабельном флоте дослужились? – зная наперёд ответ, поинтересовался Дербенёв. – До флагманского специалиста флотилии или эскадры? Так, что ж вы меня лишаете такой же возможности? Вы же мой учитель!
 – Да ты пойми, – убеждал опытный Липовский, – сейчас время другое и подобного предложения у тебя в жизни может быть никогда и не будет. Послужишь немного здесь, потом академия Советской Армии, дипкорпус, заграница, валюта, соглашайся. Тем более, пока ты будешь по своим морям шарахаться, я на тебя представление в Москву отправлю. А когда домой вернёшься, назначение уже состоится. Видишь ли, мне здесь штаты открыли, а специалистов не дали, говорят «подбирай сам». Как сам? Если здесь практически никого не бывает, а мне спецы, во-о-о как нужны. – Липовский провёл ладонью поперёк шеи, демонстрируя важность вопроса.
В какой-то момент Дербенёв вспомнил странное письмо от Татьяны и вдруг представил: он – молодой советник здесь в Ливии и с Татьяной, а дети где-то в Москве, учатся в школе при МИД СССР. «К чёрту все наваждения», – подумал Александр и произнёс вслух:
– Вы учили меня не штаны протирать, насколько я помню, а навигацкому делу. Чтобы корабли большие и малые по морям-океанам водить безаварийно. Вот я этим с вашего благословления и занимаюсь. Поэтому на поступившее здесь нетрезвое предложение отвечаю, как учили: «Спасибо. НЕТ!»
– Ну и зря! Я тебе то же самое и завтра повторю, на трезвую голову! – Липовский немного обиделся за оценку его предложения,  данную Дербенёвым.
– «Нет!» ; Будет мой ответ и завтра,  – повторил свое решение Дербенёв.
Липовский открыл дверцу бара и достал очередную бутылку виски.
– Давай тогда хоть выпьем, что ли?