Мы любим считать!

        Мы  любим  считать!  Ну  что  делать, если  мы  действительно  очень  любим считать. С  малых  лет  а  идише  мамэ  загибает  ребёнку  один  пальчик, потом  другой  и  так  до  пяти. Пока  не выбежит  зайчик. И дальше  начинается  рассказ  о  том, что  ему, этому  зайчику, придётся  не  просто гулять. И  с  малых  лет ребёнок  начинает  понимать, что  нужно  не  лениться  считать. Просчитывать каждый свой  шаг. Если  не хочешь  быть  застигнутым  врасплох.  Если  хочешь стать, как  говорит  а  идише  мамэ,  человеком!               
        Мы  любим  считать, сколько больших учёных, музыкантов и других известных людей вышло из нашего народа, сколько наших воевало, и сколько из них  стали Героями. А сколько  наших  создавало  ядерный  щит  страны? И  главное, какой  же  это  составляет  процент?  Вот  тут-то  и  начинаются  серьёзные  разногласия. 
Их  всего-то  –  ничего! А почему  столько учёных, почему столько героев и почему  так  мало  воевало?!  А сколько  должно  быть?!
Это  вечное соотношение! Оно  всегда  не  давало  покоя  многим. Которые  тоже любят  считать, только  считать  по-своему.  А если  счёт  получается   в   нашу пользу один  раз, и  два, и  больше.  Но  кто считает?! Что  есть, то  есть. Надо  ли  раздражаться   по  этому  поводу?
        Такие  вопросы  он  задавал  себе  всё чаще  и  чаще. Возможно потому,  что  уж  очень  хотелось  найти  ответы  на  эти  и  другие  вечные  вопросы, а  времени  оставалось  всё меньше  и  меньше. Он, как  и  многие  его  сверстники,  хорошо усвоил, что  «человек  –  это звучит  гордо!», что в человеке всё должно быть прекрасно. Тогда откуда  же  столько  раздражения?! Он  вспоминал  прошедшие  годы.
        В детском  саду первая  воспитательница, которая  тоже  умела  хорошо  считать, сказала ему, что  он  –  один  не такой,  как  остальные  дети. Почему  не  такой, он не понимал. Некоторые дети, как и он, тоже умели считать до пяти! Почему  воспитательница  выделила  его, он ещё не мог понять. Не понимал и другого. Как-то эта же  воспитательница, показывая  на  него, сказала  своей  подружке, тоже  воспитательнице, что  не любит  этих  кудрявеньких, хотя  волосы  у  него  совсем  не  завивались.
        А когда он  пошёл  в  школу, первая учительница, которая  вела свой счёт, обратила внимание  всех  детей  на  его  носик. Называя  ребёнка  по  фамилии, она  пыталась  каждому  дать  характеристику. Когда  подошла  его  очередь, он  встал, как  это делали  и   другие  дети. Но говорить  ему  ничего  не  пришлось. Всё поспешила  сказать  учительница: «Ну, этот  будет  совать  свой  нос  везде! Хорошо, что  он у нас один».  Почему  этой   учительнице  не понравился его  нос, он  тоже  не понимал.  И не только  он. Дети, разглядывая  на  переменке  его  нос, тоже  не  увидели  ничего  особенного. Пока  они    были ещё  детьми!
Но  в  третьем  классе, когда все  дети  уже  научились  считать  не только  до  пяти, он  понял, что хотела  сказать и  воспитательница, и учительница. То, что  понял он,  уже  знали  и  некоторые  другие  дети. А когда  ему поставили  первую  тройку, да ещё  по  арифметике, он уже  знал, что  ему  надо делать, чтобы  поставили  «5»: он  должен  был  знать  в  два  раза  больше. Но  его  маме  пришлось поправить  сына: «Ты  плохо считаешь, сын  мой,  –  сказала  мама.  –  Ты должен  знать  в  три,  в  четыре раза больше! Если  хочешь  стать  человеком!». Последнее всегда больше всего  беспокоило  маму. Он  и  не  собирался  стать  нечеловеком.
        Шли  годы. Он  уже  многое  прочитал,  и  Чехова, и Горького  тоже. Узнал, что  жизнь у  человека  только одна, и что  прожить  эту  жизнь  надо  так, чтобы  «не было  мучительно  больно….». Но  жизни  без  болей  не  было. В  институт  брали  только  определённый  процент  кудрявеньких  и  носатеньких. Расчётами занимались и тут. Вот когда  он ещё  раз  вспомнил  свою  первую воспитательницу, и  первую  учительницу.
        А  когда  надо  было устраиваться  на  работу, пришлось  ещё  тяжелее. Он насчитал более  тридцати  организаций, где  в  его  услугах  не нуждались, несмотря  на  красный  диплом. Он уже  соглашался  на  мизерную  зарплату  лаборанта.  Но с  высшим образованием не имели права брать на эту должность. Этот закон нарушить не могли, хотя  нарушали другой. Да! Всё дело было в том носе, о котором говорила первая  учительница.
        После  долгих  поисков в одном  месте  взяли, но с  условием:  не рассчитывать на  быстрое повышение. Кроме того, кадровик, бывший подполковник,  заметил, что было бы  хорошо,  если бы он не искал недостатки в работе других, которые очень не любили  такие  подсчёты. Он старался не подводить кадровика. Хоть тот и выпивал иногда  лишнее, но был  человеком  приличным. Кстати, кадровик  тоже неплохо считал. Как-то он рассказал ему о том, как два еврея-разведчика привели «языка» – немецкого офицера, что обеспечило успешное наступление полка. У кадровика были и другие расчёты. В обеденное время  он, взяв  свой старый жёлтый портфель,  шёл  в магазин  за  чекушечкой и бутылочкой пива. Но перед выходом всегда считал  пустые  бутылки, которые собирался  сдать, и необходимую  доплату. Так что по наполненности  портфеля  можно было судить о  финансовом  состоянии начальника отдела кадров. Он с признательностью  относился  к  этому  душевному  человеку,  понимая, в отличие  от  других, его  маленькую  слабость.    
        В работе было много  расчётов своих и смежников,  которых  необходимо было проверять. Что касается учёта и  контроля, которым  учили в институте, то  на  работе  эти  премудрости  не очень  любили. Получалось  так: где  необходимо было  контролировать, там  просили  не учитывать, а  где  учёт  принимали, там  контроль  не  терпели. Вот  такая  арифметика  была,  понятная  не  всем.  И  хоть не  такой  он   был человек, чтобы  видеть ошибки  и  молчать. Но  терпел. Не хотел  подводить кадровика.
        А  когда  перестройка  началась,  считать все  бросились. Каждый  свой счёт  вёл. Особенно хорошо  считали   не  своё. И многие  потом   многого  не  досчитались! Многие  так и остались  со  своими  ваучерами. Но  тоже  не надолго. Нашлись  новые счетоводы. И скупили у всех  эти ваучеры  почти  даром. Вот где считалочка пригодилась! Кто особенно  хорошо умел считать, олигархом стал. Он  таким  не  стал, хотя  расчётами  заниматься  продолжал. Но  не  теми.
С перестройкой и хамства  добавилось. В зависимости  от него, чтобы успокоиться, приходится считать до10, 20, 30. Всё  зависит   от  того, с кем  дело имеешь: хам  обычный  или с  высшим образованием, и хамство его глубоко продуманное  или чистой воды  импровизация  по случаю.
        А годы идут. Их уже и считать  не хочется. Растут  дети, дети  детей  его! И  уже, чтобы заснуть, приходится считать до 50, до 100, а иногда и больше. А  иногда  и  никакой  счёт  не  помогает, что уже  совсем  плохо.
Знаменитой  расчётной таблицы ему  не удалось создать. Остались и  вопросы, на  которые  так  и нет  ответа. Правда,  не только  у  него,  что  несколько  успокаивает.
        Говорят, Менделеев  всю  жизнь  тоже искал  ответ  на свои вопросы. Как  он  в  действительности относился  к  его вопросам, тоже  интересно, поскольку  легенды  всякие ходят. По слухам,  периодическая  таблица элементов учёному  во сне приснилась.
        Он  во сне  часто видит свои таблицы. В них  вся  его  жизнь  разделена на события, каждое из которых  имеет свой  балл. Этот балл он до сих  пор корректирует. В зависимости  от  количества  ошибок. Как своих, так  и чужих. Которые  посчитать нелегко, несмотря  на  всю его  любовь  к  счёту  с  самого  детства. И к тому  счёту, который  мы  все  так  любим.
         Пусть и другие считают. Пусть даже по-другому. И не надо  раздражаться. Когда-нибудь  сочтёмся.