Братство сестер - мартовская фобия...

...нахальный "камбэк" несвежего творения, по случаю праздника. Пардон.
Все, включая хмурое отношение к женщинам и синие носки, является вымыслом
(водка настоящая).

                1. Не все скоту масленица.               
   Что в мыслях у простого мужичка, с утра, 8-го марта? НОРМАЛЬНОГО, простого мужичка: не старого, не молодого, купившего цветы за день и преподнесшего подарок, а может и подарки, а то одни цветы (когда он враг себе, и своему здоровью). Ась?
    Так вот… идешь ты, скажем, в магазин, а может, как бы, покурить, а может просто подышать, но зная, что до 3-х ты не у дел, ты дух, ты нужен меньше пыли (ее хоть будут вытирать). Так что же в мыслях-то? Конечно ВЫПИТЬ… и лучше во дворе, и лучше с корешком, и с шашлыком, и с пивом, и чтобы дома о тебе забыли… СТОП! Это ветхие мечты из 23-го.
    Оставим просто: ”выпить”. Уйдем из мира грез к прилавку со спиртным, а там к приятелю во двор рукой подать, с такой-то ношей, и… КРАНТЫ!
     “Да как я выйду, нет меня, не в городе, у теши на селе. Ну извини братуха”. Кранты котенку – посидели. И как назло - свободная скамейка. ЭХ! Проза жизни. Вон, парочка могучих кучек по углам. Но не свои и я для них никто, и настроенье - дрянь. Сажусь, втупую наливаю, пью. Скукожившись и уперев в ладони лоб, смотрю на ноги проходящих. Дорожка здесь от трассы до квартала; движенье не ахти, но поглазеть занятно.
    Ага! Сапожки. Эта явно в гости. Спешит с маршрутки: каблучок, голенка, видать в пакете торт таранит.
    А вот. Ботинки зимние “а-ля Днепропетровск” 3-х летней выдержки, в обратном направлении к компашке на углу (там козырек к подвалу, все удобства) – слетал на точку за добавкой, кулечек звякает, эх “птица тройка”.

                2. Ну, настоящий полковник.
     ТАПКИ! Вот это цирк! Добротные, из кожи явно, шлепки. А ведь морозчик на дворе, снег, лед - НЕ МАЙ ЖЕ МЕСЯЦ! Кому-то явно хорошо. Притормозили… Ага, кому-то очень хорошо, но одиноко. Да шел бы ТЫ!
   - Нальешь?
   Спокойный голос, крепкий. Вопрос как факт, без вариантов. А ну мы поглядим, забавно даже. Поднялся взглядом и Пугачева в голове рванула: “Ах какой был мужчина - ну, настоящий полковник”! Глаза – кремень. Лоб, нос и губы с подбородком – цельный мрамор. Рослый, сбитый – армейский гарнитур. А голова седая, без покрышки, костюм спортивный, тапки… просто прЭ-Элесть.
   - Да не вопрос… Не холодно?
   - Не млей, студент - привыкший.
   Сел, руки заломил, в суставах захрустел. Ладошки-то холеные, но плотные, большие. Такой одной рукой башку открутит. Налил ему, себе.
   - За что? – смотрю поверх стакашка.
   - Уж не за баб, во всяком разе.
   - Что ж так, вредят?
   - Жить не дают!
   - Звучит паршиво. Ну, за нас!
   - За мужиков! Вот это можно.
   И выпили. И не заели даже – так пошло.
   - Женат? – он мне.
   - А как же. Все в комплекте – жена, детишки, паханы. А вас, смотрю, не балует семейка?
   - Не выкай, я тебе не теща.
   - Ну ”командир”.
   - Какой тебе я командир, ты… мышь амбарная.
   Во как солдата понесло, а выпил-то пустяк! Сейчас начнется - я голой задницей ежей давил, она вся в шрамах у меня… Ну–ну.
   - Когда я глотки грыз в горячих точках, за хренов долг интернациональный, ты дома мамины пеленки проссыкал. Я – боевой полковник, а ты, видать по роже, и в армии-то не служил.
    - Я там не знаю никого, - попробовал я отшутиться, но вышло вяло,- два образованья, потом семья, короче пролетел.
    - Скорее проскочил! Образованья два, - бубнил под нос полковник, - за первое видать не научили. Твой командир, студент, на кухне щас салаты рубит, вот ей и выкай. А я –  Семеныч; вполне достаточно, как для тебя.
    - Ну, за знакомство, - сказал я разливая, - а я Сергей. И далеко вам… то есть, пардон, Семенович, до дома топать? Не жарко, мягко говоря. Домашние переживают, ищут.
    Скосился на меня полковник, выпил, ответил с расстановкой.
    - До фермы километров сорок, меня тут дальнобой допер. Хватились – это точно, к  гадалке не ходи. Найдут-то скоро – сучки быстро ищут. Но рюмочку махнуть еще успею. Наливай.

                3. Собачья должность.
    - До фермы? Сучки? Во как. Ты фермер, стало быть, Семеныч?! Кого разводишь - курей, коров, кролей, а то лохов?
    Меня помалу разбирало хмелем, хотелось порезвиться.
    - Собачек… ВОЛКОДА-А-АВОВ, - сказал смакуя.
    - Каких таких. «Ирландских», что ли.- Я слышал о такой породе, вот видеть не пришлось.- И как, доходные собачки?
    - «Хохляндских» волкодавов, таких - с хвостами и в кроссовках, по двести тысяч штука, бакинских тугриков. А сам, при этой богодельне, кобель производитель.
    И заржал, невесело и громко. Так, что в компашке на углу обиженно засовались, считая  видимо, что нарушается торжественный интим приватного застолья.
    С меня и хмель сошел. Психованный! Ну точно! Какой нормальный человек по льду и снегу в тапках ходит. Сбежал наверное как был; тут до психушки трассой километров десять. И че с ним делать? Вот это праздник вышел. Вот посидел по-тихому. Зараза! Хотя, хрен с ним – авось не покусает.
    - С хвостами и в кроссовках? Прикольные собачки и стоят хорошо. А ты шутник Семеныч. Я сроду про таких собак не слышал. А сам за кобеля?… ты пить завязывай, не то горячкой кончишь.
    - Да не собаки это… Чего косишься, я не псих, не млей студент… Ну ладно, плюнь, забудь. Всего не объяснишь, да ты и не поверишь. Давай за братство мужиков, за дружбу крепкую.

                4. Все люди братья, все бабы сестры.
    - Ага: все люди братья, все бабы сестры. Ну, давай!
    И выпили. И как в песок пошло.
    - Тебе, я вижу, весело студент? – нахмурился полковник, - а ты прикинь, что ты родному брату, в каком-то смысле, родственник не больше, чем две доярки с одного села одна другой.
    - Вот это дал, вот это закрутил, Семеныч. А как же ДНК и все такое? Наука бздит (пардон), все под контролем?
    - С того, студент, что ДНК в ядре у каждой клетки каждой твари - одно, а в митохондриях – свое, другое. Да не кривись, для них все это по серьезному, без шуток. Так вот: состав центральной ДНК – коктейль из папы с мамой, а в митохондриях сидит шифровка мамина, без изменений, у мальчиков и девочек. У всех, студент. Так что доярки, которым все село родня, ничуть не в промахе, в каком-то смысле, двум братьям из любой семьи. Сечешь пехота, нет, к чему веду? К тому, что без особых изменений ДНК идет по женской линии от мамы к дочке и так дальше, а мы для них – вторичный фактор, наводим блеск на Евино наследство, по ходу войн и прочего отбора из лучших в лучшие. Для них мужик – ничто. Нет Бога-мужика - есть первая праматерь, и так во всем, что мужиков коснется. Они навечно – мы на час, расходный матерьял по смыслу дела.
    - Да хрен на них, на эти мехатондрии, пущай плодятся, мне чего?
    - А то студент, сейчас переведу: все бабы сестры – это точно, но с братьями ботва выходит, и мы для баб не ухом и не рылом, а так – седьмая грязь на киселе. Они быстрее сговорятся, чем ты с приятелем решишь какое пиво брать, уперши нос в прилавок. Им наши все разборки - кто где главный, да кто кого главней, да мордобитие, да войны, да грязная посуда, все дела… давно уже мозоль натерли. Все началось по-тихому: сначала суфражистки, потом эмансипация, а там уже махровый феминизм – все президенты бабы, все генералы бабы и в спорте и в искусстве все для них. Заметь, не гуманизм им нужен – феминизм! «Фемина» – по латыни «баба»! Все вроде как о равенстве пекутся, а на деле - они при бублике, а мы все в дырке будем, как пить дать. Мы все для них поганые «сексисты», гнобим по половому признаку бедняжек, а им до секса значит дела нет, вот как? твою растак в дивизию! В одном у них разброд – как кобелей между собой делить, а выход плевый – на общак всех кинуть и дело в шляпе. Но в каждой даме частный собственник сидит и херет весь великий замысел. Так вот, пока у них за папиков грызня – мы можем спать спокойно. Но так не  долго будет, я это верно знаю, как то что 23-му к 8-му как кирзачу армейскому до женской пары туфель. Когда-нибудь наступит время «Ж» и те собачки-волкодавы, которых щас старательно плодят, порядок наведут в умах и хатах. Вот так, студент. Пока ты при квартире, детишках собственных и личной бабе – живи и радуйся дурак, а то ведь может по-другому обернуться.
    - Да, мрачная картинка, - протянул я, хоть в голове совсем пошел разлет.
    - И будет с каждым годом веселей. Спектакль помалу добирается к финалу. Они крепчают, мы хиреем, так-то. А ну плесни в стаканчик.
    - Да кто, ”ОНИ-то”?!
    - Бабы! Вот кто! Да… тугодум ты братец, тугодум. Давай! За то, чтоб наши победили… или хотя б не обосрались, а то ведь можем, ох как можем.
    И, только вскинув голову, застыл. Затем, как бы сдуваясь, осел, поставил на скамью не выпитую водку и буркнул глухо:
    - Баста, обложили.

                5.Зина из магазина.
     К нам не спеша, вразвалку, подходила довольно рослая подруга. Как и Семеныч – налегке: в кроссовках, костюм спортивный синий, руки по карманам, причесочка - хвостом. И как бы ничего себе спортсменка - фигура ладная, щекастая, но взгляд студеный, неживой какой-то.
    - Шикарно отдыхаем, да, папахен? Чего ж ты по морозу-то в спортивках скачешь, инвалид.
    Уперлась взглядом исподлобья в полковника, тот на нее насупившись смотрел.
    - Хамишь Зинуля, - ответил мрачно, - я не инвалид. Погодка славная – с чего не прогуляться. Как там сестричка, я ее не слишком приложил?
    ”Зинуля”, не ответив, обмерила меня студеным взглядом  и, непонятно для кого, сказала, глядя в ноги:
     - Да ну его. Ботаник. Из местных видно, пусть живет. Еще с отчетностью мараться не хватало.
     Семеныч вскинул голову, метнул по сторонам колючим взглядом, резко встал.
     - Не будем портить праздник, девочки, студент не при делах.
     - Уже испортил, хренов партизан. Топчи к машине. – и опять, кому не ясно, в полголоса отрезала, - Девятая, давай карету, грузим кобеля.
     - Опять хамишь Зинуля, ох смотри – обижусь.
     - Иди, иди, обидчивый ты наш.
     И он пошел. Не глядя на меня и не подав руки, невесело сказал:
     - Не млей студент, прорвемся. За выпивку спасибо, не болей.
     - Бывай Семеныч. – ляпнул я, на спину глядя.
     Все как-то выходило не реально, не здесь и не со мной: Семеныч этот, Зина, водка, черт ее дери. По трассе подкатил микробус – синий ”Транспортер” и, поравнявшись с нами, стал. К нему ссутулившись шагал полковник. Запомнились седой затылок и ярко-синие носки на незакрытых пятках. И мысль тупая: "Не серьезно как-то – полковник, а носки - ультрамарин".

                6.День волкодавов.
      - Ну, чтоб не пропадало - за женский день. – раздалось рядом. И Зина тяпнула Семенычу налитую рюмашку. Бросились в глаза набитые костяшки, на крепком не по-женски кулаке. Подумалось: ”Серьезная дочурка у Семеныча - спортсменка, комсомолка”.
      - Живи студент, - сказала ставя стопку, сощурилась, - Ты симпатичный. Хорошенькая вышла бы девчонка.
      “Абзац! Приехали! Девчонка? Из меня? Прикольный юмор”. А вслух сказал:
      - Спасибо, мне и мальчиком неплохо.
      - Ну-ну, - и отвела глаза, - ну-ну.
      Засунула в карманы руки и без спешки, направилась к автобусу. В спортивках, от спины пониже, катались два добренных колеса. ”Такая если переедет – и не встанешь”. Но тут занятный вышел фокус: налево, из-за следующего дома, Зинулина двойняшка показалась – с хвостом, в кроссовках, в треньке синей; и справа, метрах в сорока, из арки дома такая же матрешка вышла, и обе быстрым шагом пошлепали к микробусу. "ОП-ПА!!!" Это чего, Семеныча спортивные дочурки-близнецы, как волчья стая, папахена по городу шерстят. Постой-ка-погоди, так он каких-то волкодавов поминал – в кроссовках и с хвостами…с хвостами и в кроссовках. "ОП-ПА-НА!!!"