I love you, молодая Москва

Мой папаша относится к московской молодёжи, как к тарантулу, найденному в спальне душной южной ночью - брезгливо. Когда он в хорошем настроении, то называет Москву «Новый Амстердам», а когда в плохом, то - «Новый Вавилон». Один раз я застал его за завтрачным столом с газетой в руках, фыркающим:
- Вот послушай! 42% московских подростков хотя бы раз пробовали лёгкие наркотики, 25% имели не менее двух гомосексуальных контактов! Ну разве это не Амстердам, разве не Вавилон?!

Бедный папаша, как он устарел… Нельзя же быть в двадцать первом веке таким ретроградом.
Сам я, положим, никогда не баловался травкой, а с парнем целовался единожды (и то на спор), так что меня даже нельзя включить в продвинутые 25%, но всё равно, слушая папана, я каждый раз подозреваю, что его душит пупырчатая жаба зависти.

Московские тинейджеры сильно изменились за последние лет семь, и я настаиваю – в лучшую сторону. Они стали зубастыми, расчётливыми, наглыми и сексуальными. Короче: они стали уверенными в себе. То, чего полвека не хватало русскому народу, есть в московском поколении 90-х. И знаете, благодаря чему? Благодаря социальным сетям. У этих парней и девушек выработалась стойкая аллергия на ложь и страшная ненависть к тем, кто лжёт. В соцсетях не нужно скрывать свой возраст, свою внешность, свои интересы. Ты интересен и любим такой, какой есть. «Продавщица? Классно! Покажь фотки. Классно! Давай встречаться». «Грузчик? Классно! Твои фотки? Вау, да ты секси! Давай встречаться».

Ещё поколение 80-х, поколение чатов, было глубоко несчастным и не уверенным в себе: все напропалую лгали. Друг другу – про зарплаты, парни девушкам – про размеры, девушки парням - про возраст и богатых дядь. В порядке вещей было присочинить поездку на Лазурный Берег, а уж признаться красотке в том, что ты, допустим, охранник – это было равнозначно самоубийству. У девушек комплексы были ещё страшнее. Теперь всё наоборот. На парня-охранника вешаются дюжины поклонниц, в том числе с деньгами – только успевай собирать урожай.
Как результат – это поколение привыкло жить по правде. Этих девушек и парней не ранят ваши доходы, ваши заморочки, ваша ориентация – это ведь правдивые приметы личности, а всякая личность по-своему прекрасна. Но если вы лжёте или что-то скрываете – вы никто и подлежите побиванию камнями. Лицемерие – единственное страшное преступление в глазах этих ребят.

Эта революция в сознании огромна, и чем больше я о ней думаю, тем яснее вижу, что социальные сети – изобретение, далеко превосходящее атомную бомбу, электричество, автомобиль и даже сам Интернет. Люди, живущие по правде с утра до ночи, неуязвимы для лжи. А если так, если все знают всё, если любые факты можно проверить в блогах и на страничках очевидцев, становится невозможной никакая пропаганда, никакая диктатура. Они неминуемо рухнут под напором социальных сетей и нового сознания, как карточные домики. И, похоже, уже рушатся. Мубарак со своими спецслужбами был очень смешон во время революции, когда пытался перекрыть Интернет – старичку было невдомёк, что социальная сеть и принцип правды давно уже у целого поколения в головах.

Ладно, заболтался я. Перейдём к делу.
Московские юноши стали гораздо смелее и самоувереннее, чем их сверстники году в 2000-м, и целый молодёжный тип – «ботан обыкновенный» - полностью вымер. Вы больше не встретите «ботаников» ни на первых курсах вузов, ни в старших классах школ. Все интеллектуальные парни перешли в разряд нарциссов (метросексуалов), фриков, качков и гламуров. И даже такие нежные существа, как музыканты и художники (раньше их называли даже не «ботаниками», а «одуванчиками») теперь могут так за себя постоять, что не все успевают унести ноги.

Во дворе дома, где квартирует сеченовец Тёма, находится небольшое кирпичное здание: раньше там были клуб и парикмахерская, теперь – частная художественная школа. На маленькой заасфальтированной площадке перед школой молодые репины, ван гоги и кандинские в тёплое время года рисуют с натуры (в сквере возвышаются два могучих дуба, которые так и просятся на холст).

Как-то раз, в майскую субботу, Тёма вышел на балкон пить утренний кофе. Во дворе намечалась заварушка: некий бритоголовый поц разместил свой огромный внедорожник прямо на площадке перед школой, где уже расселись художники с мольбертами. Один из ребят подошёл к внедорожнику и требовательно постучал по дверце кулаком. Сначала реакции не последовало, затем медленно поехало вниз боковое стекло:

- Чё надо?
- Машину уберите. Это вообще-то территория школы.
- А чё, напрягает?
- Да, напрягает. Мы, представьте, иногда здесь рисуем.
- Смотри, какой борзый, гыыы… А чё, моя тачка портит пейзаж?
- Офигенно портит.
Мужик поперхнулся и рассвирепел:
- Куда я те нахрен её уберу? Перед домом всё занято. Щас моя тёлка выйдет, я уеду, не возникай.
Стекло поползло вверх. Парень вернулся к своему мольберту. Но, как только он сел, из внедорожника на полную громкость зазвучала музыка: «Унц-унц-унц-унц». Даже кисти в стаканах – и те завибрировали.
Парень снова подошёл к машине и постучал. Боковое стекло осталось неподвижным. Парень постучал сильнее, всем кулаком. Спустя минуту стекло наполовину поехало вниз, из салона высунулась рука с квадратом цветной бумаги и приклеила эту бумагу к дверце. Затем рука скрылась обратно, показав на прощание средний палец.

Тёма быстро сбегал в комнату за биноклем и вернулся на балкон. Настроив резкость, он прочёл на бумажке: «Стоял и буду стоять. Вали отсюда, петушок».
Парень вернулся к мольберту и начал о чём-то совещаться с подошедшими к нему друзьями.
Через пару минут из подъезда тёминой многоэтажки вышла девушка на высоких каблуках – надо полагать, та самая «тёлка» - и быстро села в машину. Внедорожник дал по газам и скрылся со двора.

Тёма допил уже остывший кофе и подождал минут пять – не случится ли ещё чего-нибудь интересного? Но ничего не произошло.
Интересное случилось позже.

Тем же вечером, возвращаясь с прогулки, Тёма заметил на площадке знакомый внедорожник – видимо, бритоголовый поц остался у своей пассии ночевать.
Наутро, выйдя на балкон, Тёма не смог сдержать приступа здорового хохота – внедорожник превратился в произведение искусства, достойное Бэнкси. Огромное граффити, покрывавшее даже лобовое и боковые стёкла, изображало красочную сценку из тюремного быта: бывалые зэки проверяли новоприбывшего на прочность кормы. Причём «петушок» имел черты лица, удивительно схожие с владельцем машины!

К лобовому стеклу была прикреплена бумажка: «Рисовали и будем рисовать, чо».