Бзикопатия. точки просчета. многоточие первое

Вадим Тартаковский


БЗИКОПАТИЯ. ТОЧКИ ПРОСЧЕТА

Многоточие первое…


…Сознание было путанным, и, скорее потерянным, чем найденным. Звали сознание - Иван Мякушкин.
Хотя, надо заметить, что Сознание и Иван Мякушкин все-таки являлись двумя разными сторонами одной медали.
Медали за оборону мозга.
Мякушкин доверял Сознанию, а Сознание в свою очередь - обманывало его, ну... не то что бы прямо так, постоянно обманывало, нет, но подводило очень часто.
Вот как сегодня...


Точка, в которой Иван Мякушкин обнаруживает на себе  насекомых.

- Ух, ты! - Сказал Иван Мякушкин, доставая из-под одеяла свои ноги. - Ух, ты, какие ноги! Какие прекрасные ноги! Всем ногам ноги!
Потом он осознал, что эти ноги его.
- Но если это мои ноги, то они должны мне повиноваться! - Блеснул логикой Иван.
Ноги повиновались Ивану.
- Но ведь они могут притворяться! - Заподозрил Иван.
Ноги и в самом деле притворялись, потому что ноги... Почти всегда, это их особенность...  Не все, конечно, только часть ног... Короче ноги... Ну да ладно. Это долгая история...
- А это еще кто такой? - Спросил неизвестно у кого Иван. - Странно, откуда ЭТО взялось?
В руках (которые тоже, возможно, притворялись) Иван держал ма-а-а-аленького жучка-долгоносика.
- Кто ты, насекомое? - Спросил Иван, и тут же понял, что спросил и ответил одновременно.
Жучок пошевелил усиками.
- Ну что молчишь? - Спросил довольный собой Иван.
Жучок промолчал.
- Что-что? - Переспросил Иван.
Жучок промолчал вновь.
- Странный какой-то жучок, неразговорчивый.
Иван хотел уже выбросить жучка, но тут же увидел еще одного жучка, а точнее - нескольких... Ну, если быть совсем точным - еще три тысячи четыреста пятьдесят двух жучков-долгоносиков.
- Ого, сколько жучков! - Восхитился Иван - Чьи вы, жучки?
Жучки молчали.
- Молчите? - Констатировал Иван, - Что, нечего сказать? А вот мне есть что сказать, я это чувствую!
Жучки молчали. Стояли и молчали. Да-с, вот так - стояли и молчали!
- Эх, вы, жалкие насекомые!
Иван махнул рукой, потом выпустил жучка, которого он держал в руке и пошел умываться.
В ванной ему показалось, что сегодня утром произошло что-то необычное, что-то ненормальное, но, вспомнив свою первую любовь, он перестал думать о ненормальном.
Мякушкин всегда переставал думать, когда вспоминал свою первую любовь.
- Здравствуй человек! - Услышал Иван голос у себя в голове.
- Здравствуй! - Мгновенно отреагировал Иван.
- Мы рады приветствовать тебя!
- Взаимно! - Иван смотрел на свое отражение в зеркале и улыбался во весь рот (в котором, кстати, не доставало четырех зубов).
- Мы избрали тебя путешественником по нашему миру!
- Здорово! - Обрадовался Иван.
- Пойдем!
- Сейчас, только вытрусь.
Иван вытерся и вышел из ванной.
- Куда идем? - Спросил он у голоса в голове.
- Ты очень странный человек! - Задумчиво произнес голос.
- Я-то?
- Ты-то!
- Вполне возможно.
- Разве тебя не интересует, с кем ты говоришь?
- А должно?
- Ну, мы не знаем...
- И я не знаю, и никто не знает, должно ли меня это интересовать.
Иван прошел в комнату...

Кстати: Прошло уже двадцать лет с тех пор, как тибетские монахи пытались распознать в Иване Далай-ламу, но не распознали.
Ошибся Иван при отборе вещей.
И уехали тибетские монахи восвояси, не солоно хлебавши.
И не узнали они, что ошибся Иван Мякушкин сознательно.


Точка, в которой мы знакомимся с Татьяной Комковой, доселе,  не обращавшей на себя внимания.
А Татьяна Комкова знакомится с Повелителем Сквозняка, доселе обращавшим на себя внимание.

   Когда на земле наступает полночь, на небе зажигается созвездие Половины.
Что это за созвездие? Не знаю.
И никто не знает, надо ли нам это знать.
Но именно под этим созвездием родилась Татьяна Комкова.
Красива ли Татьяна? Скорее да, чем нет.
Умна ли она? Кто знает?
Не кому было проверить уровень ее интеллекта.
Не кому до этого дня.

А начался этот день с несчастного случая.
Несчастный случай произошел на лестнице, между вторым и седьмым этажами. Пенсионер Ванюшкин оступился и проследовал с седьмого по второй этаж, с громким воем и криком.
Он сломал ногу. Даже две. Вывернул плечо и получил сотрясение мозга.
Но последнее мало что изменило в моральном облике пенсионера Ванюшкина, так как пенсионер Ванюшкин был сто процентным мудаком. Да.
Так что его падение было даже не несчастным случаем, а, скорее, счастливым.
Так и будем его называть - счастливый случай с пенсионером Ванюшкиным.
Татьяна Комкова была соседкой пенсионера Ванюшкина.
И даже более того - была непосредственной свидетельницей счастливого случая, произошедшего с пенсионером.
И даже более чем более того - Татьяна была причиной этого счастливого случая, так как именно она отправила пенсионера Ванюшкина в путь по лестнице, толкнув его ногой в спину.
Зачем? Почему?
Татьяна сама не знала, ответы на эти два вопроса. Сейчас она стояла и думала над этим, а если честно то, совсем и не думала, а просто стояла и курила самосад.
Накурившись самосада, Татьяна Комкова отправилась в гости по телефону.
- Алло?
- Алло.
- Как дела?
- Нормально, а кто это?
- Это я!
- ..?
- Чего молчишь?
- Вы кому звоните?
- Тебе! Больше мне звонить не кому.
- А кто это?
- Да я это!
- ..?!
- Чего молчим?
- Не знаю что сказать!
- А-а-а-а...
- ...
- Я чего звоню?
- Я не знаю...
- Это понятно, я хочу сказать, чего я звоню!
- Кому сказать?
- Тебе!
- Ну, говорите...
- А чего ты мне выкаешь? Ты что действительно меня не узнала?
- Нет.
- Тогда зачем, спрашивается, голову морочить?
- Кому?
- Мне!
- А мне зачем?
- Что тебе зачем?
- А мне, зачем голову морочить?
- Не знаю, а зачем?
- ..?..!
- Да ну тебя, придурочная!
Татьяна отключила телефон.
Теперь Татьяна начала маяться дурью.
И так намаялась, что истратила всю дурь, а дурь нынче стоит много... 
А денег у Тамары было ровно половина многого, то есть не много.
- Где мне взять денег? - Спросила Татьяна у воздуха.
- Зачем тебе? - Ответил вопросом на вопрос воздух.
- Мне надо! - Сказала Татьяна и побледнела.
- Зачем тебе? - Повторил вопрос воздух.
- Что бы дурью маяться - Прошептала Татьяна со слезами на глазах.
- Для этого не надо денег, милая девушка.
- Не надо? - Машинально переспросила Татьяна и покачнулась.
Потом шмыгнула носом и еще раз переспросила:
- Милая девушка?
- Да вы сядьте! А то еще в обморок упадете! А там и без вас людей хватает.
- Где? - Все так же машинально спросила Татьяна, но уже сидя.
- В обмороке! Обморочная реальность просто переполнена! Да все больше всяческими придурками! Просто ужас! Верите?
- Да, я верю, отчего же мне не верить? Я верю! Конечно, верю! Ха! Еще бы!
- Вот и хорошо, так значит, вы решили маяться дурью? Вы, вероятно, желаете каких-то новых, и, желательно положительных ощущений?
- Да, желательно положительных, и по возможности новых! - Кивнула Татьяна и подозрительно огляделась, с силой ущипнув себя за ногу.
- Синяк будет. Не щипайте себя больше! И не переживайте, вы не сошли с ума!
- Нет?
- Нет.
- А жаль!
- Вернемся к нашей, а точнее к вашей проблеме! Вы все еще хотите положительных впечатлений?
- А вы кто?
- Я не могу ответить, на ваш вопрос, пока не получу подтверждение, вы все еще хотите положительных впечатлений?
- Да, очень хочу!
- Тогда я представлюсь! Повелитель Сквозняка, Вербовщик.
- И все?
- Мало?
- Достаточно!
- Не сомневаюсь.
- А как вы...
- Да вот так как-то… все как всегда и никак иначе… поэтому так вот и получается...
Татьяна понимающе кивнула. Лицемерка…
- А сейчас приготовьтесь, я объясню вам, как вы сможете получить положительные впечатления, и при том не потратив ни копейки.
- А вы не врете? – Насторожилась Татьяна.
- Повелители Сквозняка никогда не врут! А, тем более - Вербовщики!
- Откуда мне знать?
- Придется поверить на слово!
- Хорошо, я верю вам, Повелитель Сквозняка, тем более что такое сквозняк я знаю!
- Не уверен, что мы говорим об одном и том же сквозняке... Ну и ладно, слушайте...


Точка, в которой Иван Мякушкин попадает в туннель.

«Знать бы, чем все это закончится», - Интересовался Иван Мякушкин, наступая на что-то вязкое и вонючее.
Туннель медленно, но верно очищался от солнечного света.
«Странно, почему мне не страшно?» - Подбадривал себя Мякушкин, пытаясь пригладить стоящие дыбом волосы, и, наступая на что-то скользкое.
Мякушкину показалось, что туннель сужается. Вскоре он понял, что это ему не показалось - туннель и в самом деле сужался.
Да к тому же затемнился настолько, что Иван ничего не видел, и не было у Мякушкина ничего такого, что могло бы просветить его и его путь.
Так, в кромешной темноте Иван Мякушкин шел и шел, шел и шел, шел и шел...
- Осторожно, здесь яма! - Услышал Иван и провалился в яму.
- Мы же предупреждали! - Успокоили Мякушкина чьи-то голоса сверху.
- Действительно, - Согласился Иван, - Правда, немного поздно.
- Лучше поздно, чем никогда! - Усмехнулись голоса и продолжили, - А теперь встань и иди!
«Встань и иди!», - Что-то припомнил Иван, встал и пошел, вытянув перед собой руки, и, осторожно переступая ногами. Шел так Мякушкин, пока не уперся в стену.
«Все, пришел» - Подумал Иван.
- Все, пришел! - Услышал Мякушкин голоса сверху.
- Это я сказал? - Уточнил Мякушкин в воздух.
- Это мы сказали. - Так же уточнили голоса сверху.
- А вы кто?
- Вообще-то у нас не принято задавать такие вопросы.
- Я новенький. - Оправдался Иван.
- Здесь нет ни новеньких, ни стареньких.
- А какие есть?
- Ну, какие есть, такие есть!
- Ну, пусть будут, - Согласился Мякушкин.
- Спасибо. - Поблагодарили голоса сверху.
- А что я тут делаю? - Полюбопытствовал Иван.
- Смотришь.
- А-а-а... Хм...
- Что «Хм...»? - Немного раздраженно спросили голоса.
- Простите, а на что я смотрю?
- А вот на это.
- На что? Тут же темно!
- Совершенно верно, тут темно... Ну, видишь?
- А я должен?
- Ты просто обязан! Видишь?
- Что?
- Ну, вот ты видишь, все же перед тобой!
- Да что мне видеть-то, темень вокруг?
- Темень, это ерунда! Ты видишь?
- Хм... Ничего не вижу! - Сдался Иван.
- Вообще ничего?
- Вообще! Темнота, хоть глаз выколи!
- С глазом, всегда успеется, так что же ты ничего, ничегошеньки не видишь?
- Ничего, ничегошеньки!
- М-да-а-а-а...
- А что я должен увидеть?
- Что?
- Да, что я должен увидеть?
- Позитив.
- Что?
- Позитив! Ты должен был увидеть позитив! Позитивную реальность, ты должен был улицезреть!
- Хм... В темноте?
- В себе придурок! Но, если темнота внутри тебя, то... Да, в темноте!
- Хм... - Мякушкин задумался, - По-моему, я начинаю кое-что видеть!
- Не ври! Ни хрена ты не видишь! Раз ты задумался, значит, ничего не видишь... Если б видел, не задумывался бы.
- Да?
- Да!
- Интере-е-е-есно!
- Очень интере-е-е-есно!
- А что бы я тогда делал, если б увидел позитивную реальность?
- Ты бы смеялся!
- Да?
- Да!
- Хм...
- Опять это «Хм...», ты - неисправимый дегенерат! Знаешь ты это?
- Я не дегенерат!
- Докажи!
- Хм...
- Ха-ха-ха!
- Грешно вам смеяться! Я, в самом деле, ничего не вижу! Вы бы подсказали, научили, может быть, тогда я бы, и увидел эту вашу позитивную реальность!
- Не нашу, а твою.
- Ну, мою, не спорю. Так, где же она?
- Она - везде!
- Везде? И вот тут?
- Да!
- А тут? Тут тоже? Ой!
- Не дергайся, а то лоб расшибешь!
- Я, кажется, лоб расшиб! Вот это реальность, но не позитивная, правильно? Ведь разбитый лоб не позитивная реальность?
- Нет.
- А что же тогда позитивная?
- Все! Все, окружающее тебя все, есть позитивная реальность! Все естественное! Как бы ты к этому не относился!
- А смерть?
- И смерть! Смерть - тем более!
- А крысы?
- И крысы!
- И деревья? И закат, и рассвет, и муравьи, и коровьи лепешки, все это позитивная реальность?
- Да, особенно коровьи лепешки.
- А бой быков?
- С кем?
- Что значит, с кем?
- С кем они бьются? Быки-то?
- Ну, с тореадором!
- Это сплошное паскудство!
- А секс?
- Что секс?
- Секс ведь это - позитив?
- Да.
- А если между...
- Любой.
- Нет, а если между...
- Лю-бой!
- И с быками?
- Тьфу! Сказано же - любой! И с быками и с тореадором!
- Понятно, позитивная реальность - есть извращение!
- Сам ты есть извращение!
- Я понял, если я что-то испытываю, неважно с кем, и это испытание позитивно, это и есть позитивная реальность, если конечно, то, что я испытываю - реально!
- Запомни, Ваня, те чувства, что ты испытываешь, абсолютно не нуждаются в твоем испытании, они испытаны до тебя, и  утверждены. Так что ты можешь совсем ничего не чувствовать...
- Я не могу совсем ничего не чувствовать, я же - человек!
- Ну и что?
- Ну, я должен чувствовать...
- Ничего ты не должен!
- Правда?
- Это больше, чем, правда.
Иван сделал шаг вперед и упал во что-то вязкое и вонючее.
- Я упал во что-то вязкое и вонючее!
- Сильно вонючее?
- Не знаю.
- Как это не знаешь?! Понюхай еще раз!
- Понюхал. Сильно вонючее... не знаю даже с чем сравнить… Надеюсь это не позитив?
- Нет, это дерьмо! А позитив ты должен увидеть!
- Нет уж, спасибо! Вы тут вещаете мне о позитивной реальности, а я тем временем падаю в дерьмо! Превеликое спасибо за подобный позитив!
- Ты упал в дерьмо?
- Да! Вы думаете, мне нравится это повторять?
- А ты бы хотел взлететь в дерьмо?
- Как это?
- Ты пойми, Иван, что падающий человек уже позитивен, во всяком случае, он гораздо более позитивен, чем взлетающий. Точка позитива уже преодолена.
- Точка позитива?
- Да, это момент, когда все плохое уже случилось, а все хорошее еще впереди!
- А смерть?
- И смерть.
- Не понял.
- Отбрось ты все предрассудки насчет смерти! Стоишь, весь в дерьме и думаешь о смерти! Правилен ли ты?
- Хм...
- Смерть твоя и всего мира - предопределена и неотвратима! Так чего беспокоиться о ней?
- Я о ней и не беспокоюсь.
- Ну, вот и славно.
- А если зло, которое уже случилось, повториться?
- А если нет?
- А если да?
- А если нет?
- А если да?
- Боишься?
- Да, боюсь, пугаюсь, опасаюсь.
- Не бойся, не пугайся, не опасайся! Страх явление временное, это из-за отсутствия Знания и слабости Веры...
- Знавал я одну Веру с соседнего подъезда...
- Тьфу, дурак! Не о той Вере речь!
- Я не о Вере, я о слабости, она тоже была слаба... на передок!
- Тоже?!
- Тоже.
- Тоже, как кто?
- Тоже, как и Зина, соседка моя по....
- Заткнись, придурок! Кто его привел?
- Не знаем, он сам!
- Сам?! Вы понимаете, что вы говорите?
- Прекрасно понимаем, не стройте, пожалуйста, из себя тут самого умного! Вы, между прочим, много ерунды тут наговорили Ивану, а он человек доверчивый. Правда, Иван?
- Что?
- Ты доверчивый человек?
- Я? Да!
- Вот видите?
- Не видим!
- А слышите?
- Слышим! И что с того? Никакой ерунды мы ему не говорили, все сказанное, проверено и спозитивированно!
- Кем, интересно?
- Нами!
- Эй, - Прервал странный диалог Иван, - Эй, а вы кто?
- А ты еще не понял?
- Нет.
- Какая прелесть! - Восхитились высокие голоса, - Какой он доверчивый и непонятливый!
- Я могу быть любым! Могу быть доверчивым и непонятливым, а могу быть враждебным и проницательным! Жизнь моя - сложна и непредсказуема!
- Чушь!
- Чушь?
- Именно!
- Хм...
- Опять он хмыкает!
- Да, пусть хмыкает!
- Послушай, Ваня, жизнь твоя проста и предсказуема. Вот, например, во сколько ты хочешь умереть?
- Ну, лет в восемьдесят...
- А умрешь в полдевятого! Понял теперь?
- Ну... Хм...
- О-хо-хо... Как же тебе объяснить? Ты же не понимаешь, чего ты хочешь, и что тебе может быть предложено! Не понимаешь ведь?
- Не понимаю! Да, я не понимаю! Я обычный человек, да, согласен, я немного странный, даже может быть, не нормальный...
- Стоп! Ответь мне, что такое нормальный?
- Ну, это...
- Только не хмыкай! Это делает тебя еще более похожим на идиота, чем ты есть!
- Ах, оскорблять меня?! Да пошли вы на хрен!
- Не пошли, а полетели!
- Тем более - быстрее там будете!
Иван Мякушкин быстрым шагом вышел из смысла жизни.


Точка, в которой все не совсем правильно записано.

А вот и остальные!
«Здравствуйте!» - Говорят им первые встречные, а вторые просто кивают. Но мы их знать, не знаем, и не стремимся узнать.
На фига? Верно? Верно! Молодцы!
А вот Алексеевич, адвокат считает, что это неверно, и чертовски не прав.
Кстати, Алексеевич - это не отчество, а фамилия! Простая такая, но странная фамилия.
Верно? Верно.
А вот Алексеевич так не считает...
Но не будем продолжать, лучше посмотрим в левое ухо девушке Ирине и прислушаемся к темноте ее барабанных перепонок.
«Что я забыла?
Я ведь точно что-то забыла!
Я хорошо помню, что что-то забыла! Но вот что?
Какая неприятность!
Мамочка моя!
Я ведь хорошо помню, что что-то забыла! 
Как все это напрягает меня!
Я не люблю, когда меня что-то напрягает?
О! Что-то напрягает, может это что-то и есть, то что-то, что я забыла?
Получается, что я забыла то, что меня напрягает?
Мамочка моя!
Что я забыла? Забыла, что я забыла, а может, я ничего и не забывала?
Нет, я же хорошо помню, что я что-то забыла! Что-что, а память у меня хорошая, и если я вспомнила что, что-то забыла, то забыла, но вот что - не помню!
А если я не помню, что я забыла, то, получается, что память у меня не очень-то и хорошая! Вот оно что получается!
Мамочка моя!
А если память у меня плохая, следовательно, ей нельзя доверять, и если так, то получается, что память моя врет, и я ничего не забывала?
Но ведь я забыла! Или нет?
А если я ничего не забыла, то выходит, что память у меня хорошая...
Мамочка моя!
Как все запутанно!
Что мне делать? Ведь что-то же делать надо? Но вот что? Что-то! Может это что-то и есть то что-то, что я забыла?
То есть я забыла, что мне нужно делать?
А как я могла это забыть, если я не знала, что я буду делать? Фу-у-у-у…
Мамочка моя!
Мне уже плохо! Как поступить? Как мне выйти из всего этого? Я запуталась,  я потерялась в своем сознании, но ведь я в сознании? Я ведь его не теряла? Сознание свое... Нет, не теряла! Я ведь не могу быть без сознания?
Я ведь осознаю, что я делаю, что я мыслю, что я, например, забыла что-то, или не забыла, или забыла...
По-о-омо-о-оги-и-и-ите-е-е-е!!!»


Точка, передающая начало диалога Ивана Мякушкина и его товарища Антона Суслова
 
Иван и Антон немного помолчали. Потом Иван шмыгнул носом и спросил:
- Видишь?
- Что?
- Вот это!
- Это? Да, вижу...
- Нравится?
- Что?
- Вот это!
- Это? Нет, не очень...
- Почему?
- Что «почему»?
- Почему тебе это не нравится?
- Как-то все это странно...
- Что странно?
- Это все...
- Это?
- Да, вот это!
- Не думаю...
- Зря...
Оба помолчали...
- И все равно. Что бы ты не думал. Я считаю, что все они очень странные...
- Все они?
- Да, все они! Очень странные все эти старушки!
- Что же в них странного?
- Все! Например, то, что они голые!
- И что тебе не нравится?
- Все! В основном, то, что они голые! Это же противно!
- Почему?
- А ты не видишь?
- Нет, я не понимаю, почему голая старушка противна, а голая девушка  нет!
Пауза.
Интересная.
Смысловая.
- Ты действительно никакой разницы не видишь, между голой бабушкой и голой девушкой?
- Абсолютно никакой! Абсолютно!
- Это особенно странно...
- Ничего странного, в философском плане, все равно - что старушка, что девушка, если рассматривать их как просто единицу противоположного пола...
- Откуда ты знаешь?
- Я много думаю... ты о чем?
- Я о плане. Откуда ты знаешь про философский план? И что это за план? Расскажи поподробнее...
- Поподробнее не могу...
- Почему?
- Я слово дал...
- Философам?
Иван кивнул.
- Им...
- Понял тебя, брат.
Оба помолчали.
Закурили.
Покурили.
Выкурили.
- А насчет бабушек и девушек, ты не прав!
- Знаю...
- Я считаю, что все-таки есть существенная разница между старушкой и девушкой. Тем более если обе - обнажены. Это как электричество...
- Поясни.
- С удовольствием. Это как электричество. Как плюс и минус.
- Старушка - минус, а девушка - плюс?
- Да, я так это воспринимаю.
- А ты можешь мне сказать, как ты воспринимаешь, нечистоплотных, голых мужчин среднего возраста, с масками зайчиков на голове?
- Я могу тебе сказать. Как я это воспринимаю...
Молчание.
- Ну?
- Что «ну»?
- Чего же не говоришь?
- Обязательно скажу, вот подумаю и скажу...
- А так, сразу, импульсивно?
- Нет, так сразу, импульсивно про нечистоплотных, голых мужчин с масками зайчиков на голове, я не смогу...  Меня вырвет...

Старушки, между тем, плавно перешли в брод, здравый смысл, и, даже начали кому-то сниться.


Точка, в которой все чуть было, не началось сначала.

Татьяна Комкова стояла перед Иваном Мякушкиным на коленях и чистила ему ботинки бархатной тряпочкой, а Иван аккуратно и бережно расчесывал Татьяне волосы массажной щеткой.
Зачем?
Не понятно, но и ей и ему это нравилось.
Они делали друг другу приятное.
- К тебе приходили долгоносики? - Задал Иван ключевой вопрос дня.
- Это жуки такие? - Задумалась Татьяна.
- Да.
- Вредители?
- Ну... В общем, да!
- Нет, не приходили. Ко мне жуки-вредители не ходят, ко мне ходят только полезные ископаемые!
- Да ну?
- Ну да!
- Например?
- Например, ко мне часто приходят пенсионер Ванюшкин и его одноклассник Федя.
- А эти-то, зачем ходят?
- Смотреть, как я моюсь.
- Тьфу! Тебе самой не противно?
- Противно, но они мне за это отдают всю свою пенсию!
- Как-то мне не хорошо, после твоих слов!
- Понимаю тебя, поэтому я всегда, в приличном обществе предпочитаю молчать.
- А вот это ты молодец! Правда, молодец!
- Да, я такая, я приспособилась к реальности! Точнее мне удается отсеивать негатив, оставляя себе только позитивные ее стороны!
Мякушкин замер.
Он внимательно смотрел на Татьяну.
Татьяна тоже замерла и внимательно прислушалась.
Так они, замерев, побыли манекенами некоторое время, потом одновременно шумно вздохнули и продолжили делать друг другу приятное.
- Что? Что ты сейчас сказала? – спросил Мякушкин.
- Ты не услышал? Бедный мой, глухой друг!
- Ты откуда знаешь, про позитивную реальность?
- Мама рассказывала.
- А кем была твоя мама?
- Моя мама была Повелительницей Сквозняка!
- Понял тебя, прости за беспокойство, увидимся!
Иван, встал.
Резким движением выбросил массажную щетку, и быстро-быстро запередвигал ногами, чередуя правую с левой, и наоборот.
- Когда увидимся? - В спину Мякушкину вонзился вопрос, но не пробил кольчуги он Ивана, но не пробил, но не пробил...
- Бубырнадцатого! В крепнадцать дридцать! - Назначил время Иван.
- Хорошо! – Татьяна помахала вслед Ивану бархатной тряпочкой. -  Буду ждать до без шрямности прабнадцать!


Точка, в которой возможно все.

Иван Мякушкин встал, что бы стоять и не падать.
Да. Вот для чего он встал. Не меньше.
Проблески рассудка, случались с ним все реже и реже, и Иван, практически забыл о существовании рассудка, как о таковом. Мякушкин жил в бессознательном состоянии, и неплохо жил!  Высокие голоса жучков в голове стали привычными.
Стали такими привычными, что Иван даже путал свой голос с голосами жучков-долгоносиков, и считал себя одним из них.
- Здравствуйте, братья!
- С кем это он разговаривает?
- С нами, с кем же еще?
- Какие мы ему братья?
- Иван!
- Что?
- Иван, мы тебе не братья!
- И не сестры!
- Правда?
- Правда.
- Жаль.
- Тут мы согласны...
- И что же мне делать?
- Тебе следует прийти в себя.
- Что?
- Тебе надо прийти в себя.
- Хм... В себя?
- Да! Прийти в себя, и больше не выходить!
- То есть арестовать себя? Посадить под арест? Заточить? Лишить свободы?
- Ну, если ты так рассматриваешь наше предложение, то - да!
- А как же наше путешествие в позитивную реальность?
- Придурок! Путешествие в позитивную реальность и начинается с того, что надо прийти в себя! Это надо сделать в первую очередь! В самую первую!
- Правда?
- Правда!
- Хм...
- Ты что, Иван, нам не веришь?
- Верю, но...
- Но?! Никаких «Но»!
- Ладно, я приду в себя, вернусь так сказать...
- Не надо никуда возвращаться, приходи в себя, прямо здесь! Вот тут, на этом самом месте! Прямо сейчас!
И Иван пришел в себя, и больше из себя не выходил, так ему, по крайней мере, казалось...


Точка, в которой мы еще раз знакомимся со старым знакомым.

Вот тебе раз! Мы уже забыли про адвоката Алексеевича, а он нагло вторгся в наше повествование и даже пытается научить нас жизни...
- Я продолжаю утверждать, - продолжает утверждать Алексеевич, - что реальность, за которую вы тут пьете шампанское с молоком, существует только в вашем воображении, как гипноз! Знаете, что такое гипноз? Гипноз это...
- Мы знаем.
- Продолжаю...
- А надо ли?
- Надо!
Алексеевич, поправил, съехавший на левое ухо парик и продолжил:
- Реальность существует только в сознании индивидуума, причем отдельно взятого...
- Кем взятого?
- Неважно, важно другое, что все то, что нас окружает, есть реальность, которую каждый из нас рассматривает, по-своему, следовательно, окружающая нас реальность, состоит из множества субъективных реальностей! Это подтверждает моя теория «Удачников и неудачников»!
- Только не надо подробностей!
- Не надо?
- Ни в коем случае!
- Жаль... Но я продолжу...
И Алексеевич продолжил.
Но мы не станем его слушать, мы будем пить шампанское с молоком, и радоваться тому, что мы не Алексеевичи и что наша реальность, абсолютно отличается от его реальности, хотя и является одной и той же...
Какая глупость! Ура!!!


Точка, в которой  мы попытаемся узнать о  смысле иероглифов. Но только попытаемся...

Татьяна Комкова зарядилась позитивом и созерцала китайскую стену.
Надо заметить, что стена, стала китайской только после того,  как с нее были содраны обои, и нарисованы два иероглифа, туманного смысла.
Именно этот туманный смысл иероглифов, и пыталась разгадать Татьяна.
- Привет! - Услышала Татьяна.
- Привет! - Услышал от Татьяны тот, кто сказал «Привет» первым.
- Что делаешь?
- Размышляю над иероглифами...
- Над какими?
- Над этими.
Татьяна кивнула на стену.
- Это иероглифы?
- Да, а что, непохоже?
- Ну, не знаю, я вижу два неровных круга, выцарапанных, по всей видимости, ножом...
- Ногтями, - Уточнила Татьяна, - И это не круги, это цифры.
- Нули?
Татьяна кивнула.
- Да. Два нуля. Как мы с тобой!
- А ты знаешь кто я?
- А ты?
- Что я?
- Ты сам знаешь кто ты?
- Я? Я насильник и бандит...
- И все?
- Пока да...
- И что ты хочешь от меня?
- Ну, я хочу тебя изнасиловать и ограбить...
- И все?
- Ну... Может, даже убить!
- Может? Ты не уверен в этом?
- Ну... Как получится...
- Все пускаешь на самотек... Ты себя не контролируешь... А я вот могу тебя контролировать!
- Как?
- Легко! Я могу тебе все испортить, и что ты тогда будешь делать?
- Как испортить?
- Я могу отдаться тебе сама, потом отдать тебе все вещи и покончить жизнь самоубийством!
- А ты можешь это сделать?
- Да.
Татьяна оторвала взгляд от иероглифов, и посмотрела на вошедшего.
- Да, я могу, а вот ты, ты можешь это сделать?
- А зачем?
- Что бы стать другим!
- Это мне знакомо... Я ходил к психоаналитику...
- И что?
- Ничего... Изнасиловал, ограбил...
- Убил?
- Нет, но пообещал это сделать.
Татьяна помолчала.
Потом встала и села.
Незнакомец продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.
- Да, я ноль! - Вдруг сказал он.
- И я! - ответила Татьяна.
- Мы как брат и сестра. - Заметил незнакомец.
- Да, как нулевые брат и сестра.
Они помолчали.
- Ну, я пойду... - Сказал незнакомец.
- Если хочешь - оставайся.
- Можно?
- Нужно, ты мне необходим.
- Для чего?
- Для пары.
- И что мы будем делать?
- Ты будешь меня насиловать, грабить, и возможно убивать...
- Я не хочу тебя грабить...
- Все в твоих руках...
- Я останусь, сестра, и мы вместе разгадаем смысл иероглифов!

Они сидели и созерцали китайскую стену, и в них обоих бушевал позитив, выливаясь через специальные отверстия в их телах...


Точка, в которой мы узнаем, что произошло, после того, как одноклассник пенсионера Ванюшкина, Федя, приготовил странные грибы, собранные им в окрестностях среды обитания пенсионеров.

Квартира пенсионера Ванюшкина пользовалась среди жильцов славой. Дурной славой.
Чего греха таить, пенсионер Ванюшкин слыл во всем доме - извращенцем. А точнее - некрофилом, педофилом, зоофилом и т. д. и т. п.
Одноклассник же его Федя, наоборот - был известен, как примерный старичок, положительного образа жизни.
Что сблизило этих разных людей? Возраст? Вдовство? Полное отсутствие  потомков?
Неизвестно.
Но они держались вместе.
Так и сегодня, отведав грибного супчику, выпив водочки, закусив жареной картошкой с грибами, они сидели на кухне и курили самокрутки.
Обоим было как-то не по себе.
- Ты где грибы брал? - Поинтересовался Ванюшкин, пристально глядя холодильнику в лицо.
- Как где? В лесу! - Ответил Федя этому же холодильнику.
- Ты уверен, что они съедобные? - Спросил Ванюшкин у холодильника.
Холодильник не был в этом уверен.
Он побледнел, затрясся, и перестал работать.
- Ответ ясен. - Кивнул головой Ванюшин. - Что ж, будем ждать.
- Чего? - Поинтересовался улыбающийся космонавт Федя.
- Смерти!
- Какой?
- Тяжелой и мучительной!
- Будем! - Просиял Федор, и глупо хихикнул.
Пенсионер Ванюшкин, внимательно прислушался.
- Ты слышал?
- Что?
- Они смеются над нами!
- Кто?
- Грибы!
- Какие грибы?
- Которые нас отравили! Они смеются над нами! Эти грибы-убийцы!
Федор, прислушался.
Пукнул.
Еще раз прислушался.
- Да нет, на смех не похоже...
- Ты знаешь, как смеются грибы-убийцы? - Горько усмехнулся Ванюшкин.
Через три секунды, показавшиеся вечностью, Ванюшкин встал (так ему показалось) и, несмотря на гипс, а может быть и благодаря ему, вылетел в окно.
Сделав круг вокруг дома, он вернулся в квартиру и доложил:
- Ничего подозрительного! Это и есть самое подозрительное!
Федор, в костюме космонавта-камикадзе, приготовился к самому страшному.
- Затаились... - Ванюшкин уже приготовил казнь для пленных  грибов-убийц. - Но ничего, я знаю их страшную тайну!
- Какую тайну? - Спросил Федор, хотя раньше любопытством не отличался.
- Страшную! - Ванюшкин сделал большие глаза (так ему показалось).
- Твою мать! - Испугался Федор и убежал в бомбоубежище (так ему показалось).
- Назад! - Вернул струсившего одноклассника пенсионер Ванюшкин, и приказал, - Будем брать живьем!
- Кого? - Со знанием дела спросил Федор у газовой плиты.
- Грибы! Грибы будем брать живьем!
И тут Федора осенило! Это было прекрасно и ужасно!
- А-а-а-а!!!!! - Тихо произнес Федор.
- Кто кричит в самолете? Отставить! Так  вы мне всех стюардесс распугаете! Они оживут, развяжутся и убегут!
- Я понял!
- Я тоже...
- Товарищ, Ванюшкин, мы - в западне!
- Поясните, товарищ Холодильник, в какой!
- Грибы-убийцы уже внутри нас!
- В нас?!
- В нас!!!
- Информация проверена?
- Досконально и скрупулезно! Грибы-убийцы - в нас!
- Каким образом они в нас попали?!
- Мы их съели!
Тяжелая пауза посетила дом пенсионера Ванюшкина.
Тяжелая, тягостная, безысходная, отчаянная пауза. 
Четыре батальона милиционеров во время ее появились на свет, и бодро оцепляли соседние дворы.
- Нам конец! - сказал Ванюшкин, и открыл парашют.
- Это еще не конец! Мы сразимся с ними в нашем внутреннем мире!
- Молодец, товарищ Холодильник! Так мы и сделаем!

Пенсионер Ванюшкин бодро усмехнулся и закрыл парашют.


Точка, в которой мы начинаем подозревать Мякушкина в пессимизме.

Иногда бывает очень грустно наблюдать за человеком, который разговаривает сам с собой.
Но Иван Мякушкин разговаривал не сам с собой, он говорил с голосами в голове.
При чем в своей голове, хотя...
Может быть, Иван вел беседу с голосами в другой голове?
В чьей-то посторонней голове?
В голове с абсолютно незнакомым лицом?
Это было бы забавно!
Но пусть об этом думают вкусившие параноидального бреда братья Мескалино...
А Иван только что услышал аксиому:
- Позитивная реальность существует без всяких там стимуляторов.
Мякушкин задумался.
- То есть я могу ее увидеть без наркотиков?
- Только без них ты и сможешь ее увидеть!
- А-а-а... - Несколько разочарованно протянул звук Иван.
- Что «а-а-а»?! Наркотики это  дерьмо! Ты хочешь увидеть позитив при помощи дерьма?
- Нет, но...
- А если ты употребляешь дерьмо, то, что ты видишь?
- Многое...
- Запомни, Ваня, при помощи дерьма, ты сможешь увидеть только дерьмовую реальность!
- А алкоголь?
- Алкоголь, делает человека тупой скотиной!
- Это точно?
- Абсолютно точно!
- Информация проверена?
- Скрупулезно и досконально!
- Понял... Ну, я, в принципе, согласен... А если человек и до этого был тупой скотиной?
- Тогда он становится агрессивной тупой скотиной!
- То есть что бы увидеть позитив, я не должен себе помогать?
- Ты придурок, Иван, ты это знаешь?
- Только без оскорблений!
- Это не оскорбление, это констатация факта! Что бы увидеть позитив ты не должен себе мешать!
- Понял, то есть  ганжибас мне мешает увидеть...
- Да, мешает!
- Но ведь скучно... Тоска...
Иван удрученно встал и вышел из туалета.
- Эй! А смыть за собой! - Прозвучал голос в его голове.
- Не буду! Нет у меня сейчас настроения смывать за собой...
- Почему ты расстроился, Иван? Почему люди всегда расстраиваются, когда узнают правду?
- А может люди хотят умирать? Отравлять себя водкой, наркотой, венерическими заболеваниями, воздухом? Это им нравится!
- Тогда ты прав - людям не следует жить, если все так, как ты говоришь! Получается, что и мозг им не нужен.
- А он им нужен?
- Нет.
- Никому?
- Никому!
- А конкретно мне?
- Особенно тебе.
Мякушкину тут же стало легче.
Грамм на девятьсот...
Или сколько там весит мозг?
Вот настолько Ивану и стало легче.


Точка, в которой мы узнаем о бесполезности разговоров с фотографиями.

Карнаухов был кретином.
Иван знал об этом и откровенно побаивался Карнаухова.
И даже сторонился.
Это было бы несправедливым по отношению к Карнаухову, если бы не было справедливым.
Да, Карнаухов был кретином.
И еще он разговаривал с фотографиями.
И именно оттого, что он это делал, он не превратился в еще более отчаянного идиота.
Вот и сейчас он смотрел на фотографии предков и разговаривал с ними.
- Почему вы все время молчите и улыбаетесь? Что вас так радует во всем увиденном? Ответьте мне, не томите... - Вопрошал Карнаухов.
Но предки томили.
- Почему вы молчите и улыбаетесь?
Предки молчали и улыбались.
Карнаухов видел во всем этом некий заговор.
Против кого? Против него! Против Карнаухова был этот заговор! Предки хотели свести его с ума!
Предки хотели сделать из него безумца!
Конечно же Карнаухов ошибался. Это же очевидно!
Кретины вообще часто ошибаются, поэтому их и называют кретинами. Предки его совсем не хотели сводить его с ума!
Во-первых это было уже невозможно, а во-вторых - у предков были совсем другие проблемы, связанные со внезапным зависанием в астральных коридорах...
А что касается Карнаухова...
Предки просто хотели, что бы он перестал с ними разговаривать!


Точка, в которой мы абсолютно уверенно и обосновано, подозреваем подвох.

Мякушкин хрустел чипсами.
Он их не ел, нет. Брезговал.
Он просто мял пакетик с чипсами и думал.
Конечно, зрители в кинотеатре были недовольны.
Кое-кто даже проявлял агрессию, но Иван настойчиво сидел и хрустел, не замечая ничего вокруг.
«Все мои мысли, это просто цитаты». - Думал Иван, - «Я постоянно повторяю чужие, придуманные слова, и выдаю их за свои, а так как я мыслю этими же словами, то и мысли мои - совсем и не мои! Вот она - программа моей жизни!»
Иван открыл пакетик с чипсами и высыпал их содержимое на голову сидящей впереди девушки.
Возмутилась ли девушка?
Нет.
Возмутился ли еще кто-то?
Нет.
Тишина. Экран погас. И в полной темноте Иван вышел из зала, а потом и из кинотеатра.
- Как дела Иван?
- Отстаньте!
- Что значит «отстаньте»? А! Ты, наверное, подумал о программе твоей жизни! Так это полная ерунда!
- Ерунда? Что ерунда?
- А все ерунда, все, что ты подумал – раз! Вся программа твоей жизни – два! И, наконец, вся твоя жизнь - три!
- А что же не ерунда?
- Пакетик с чипсами, высыпанный на голову внезапно умершей девушки.
- Умершей?
- Совершенно верно. Ты только представь, какой возникнет переполох, когда в зале включат свет, и ее парень увидит свою возлюбленную, во-первых - мертвой, во-вторых - обсыпанную чипсами.
- Хм, неприятная ситуация...
- Тут мы с тобой опять не согласны, во-первых - «неприятная» это не то слово...
- Слушайте, что вы все заладили «во-первых», «во-вторых», у вас что, роман с числительными?
- Нам нравится считать!
- Понял.
- Ничего ты не понял! Ты помнишь идиота Александра Сергеевича Пуштякова?
- Пуштякова? Сашку? Помню...
- Ничего странного за ним не замечал?
- Я?
- Конечно ты, придурок! Кто же еще?
- Ну, мало ли...
- Мы с кем разговариваем?
- Со мной. В смысле в данный момент, а вообще... Не знаю, кстати, это очень интересно вы только со мной говорите, или же еще кое с кем? Ведь если бы мы собрались все вместе то устроили бы многочасовые беседы, этакий клуб шизофреников, разговаривающих с жуками-долгоносиками!
Круто! Правда же? Можно было бы пригласить телевидение, звезд эстрады и кино, транслировать это на всю страну, сделать радиопрограмму...
- Остановись, Иван!
- Остановился.
- Так что ты можешь сказать об Александре Пуштякове?
- Да ничего, кстати, почему вы его обозвали идиотом? Он вполне нормальный парень...
- Ты знаешь, что он выучил наизусть всего Кастанеду?
- Всего? Нет. Ну, он цитировал некоторый отрывки... часами. Но какое это имеет значение?
- Никакого!
- Хм...
- Помнишь своего бывшего духовника отца Сергия, в миру Николая Брюханова?
- Конечно... Жаль, что я его побил... неправильно сделал, но он сам виноват, нечего было смеяться на исповеди...
- Ты в курсе, что он знал наизусть, помимо Библии,  еще четыре тысячи страниц религиозного текста?
- Нет, но, наверное, догадывался.  Он же этот... священник, в смысле - поп... Ни фига себе память! А с виду...  Стоп! Это тоже не имеет значения?
- Не имеет. Знание текста и даже неукоснительное применение его в жизни - не имеет никакого значения!
- А что имеет значение?
- Действие, вне правил, установленных, знанием подобных текстов.
- Что-то как-то сложно.
- Чипсы, высыпанные на голову мертвой девушке - вот что главное!
- А вот оно что...
- То-то! Именно эти чипсы тянут за собой целую цепь событий, перестраивающую реальность!
- Но ведь следования текстам...
- Забудь! Следования текстам и правилам - это подтверждение существующей реальности! Подтверждение! В то время как внеправильное действие - это создание новой реальности!
- Позитивной.
- В случае с чипсами - да!
- Да?!
- Да.
- Странно.
- Тебе должно быть не странно, а стыдно за свой поступок.
- А мне почему-то не стыдно, а даже немного смешно, ну и стыдно чуть-чуть... Короче - очень неоднозначное чувство.
- Наслаждайся им.
Иван кивнул, и оглянулся.
К кинотеатру подъехала «Скорая».
Иван подошел к палатке по распространению чебуреков и кофе.
Иван купил чебурек у чебуречника и чашку кофе, у него же.
Из кинотеатра вынесли носилки с телом, накрытым специальной простыней.
Иван пил кофе, ел чебурек и наблюдал.
Непередаваемые чувства испытывал Мякушкин, и даже вкус чебурека,  напоминавший о каннибализме, не мог отвлечь его от этого испытания.


Точка, в которой все должно быть красиво.

Татьяна Комкова продолжала расти в своих глазах.
Она вошла в салон красоты и обратилось к некрасивому администратору женского пола:
- Здравствуйте.
- Добрый день. - Ответила администратор.
- Я бы хотела сделать прическу.
- Не сомневаюсь.
- Не сомневаетесь? Это что так очевидно? Или вы умеете читать мысли?
- Нет, я умею видеть. И первое, что я увидела, когда вы вошли это то, что вам надо сделать прическу... И не только...
- А что еще?
- Вам надо сделать все!
- Не поняла. - Не поняла Татьяна.
- Вы когда-нибудь в зеркало смотрите? - Улыбнулась администратор.
- Нет, я боюсь своего отражения.
- Именно об этом я вам и говорю!
- И вы можете это исправить? В смысле, в лучшую сторону?
- Да это же наша работа - исправлять все в лучшую сторону!
- За деньги?
- Конечно! Бесплатно мы можем только испортить, хотя в вашем случае что-то испортить будет сложно.
- Спасибо за откровенность.
- Не стоит благодарности. Это наше кредо.
- Что ж - тогда приступайте!
Татьяна начала превращение.
Тут надо отметить следующее: сама по себе Татьяна была прекрасной молодой женщиной с ухоженными волосами и кожей.
Она была действительно красивой, и пусть вас не вводит в заблуждение этот разговор.
Просто данный салон красоты, впрочем, как и многие другие, штамповал «красавиц» по собственному, устоявшемуся, журнальному вкусу и на свое усмотрение.
Ровно два с половиной часа понадобилось мастерам-красотыделателям, что бы превратить Татьяну в подобие Памелы. Выходя из салона, Татьяна столкнулась со своими «сестрами-близняшками», и приветливо им улыбнулась.
«Сестры» внимательно оглядели Татьяну и, признав в ней свою, улыбнулись в ответ белозубыми, силиконовыми улыбками.
Татьяна пошла в народ.
Мужчины, томными взглядами, смотрели ей в глаза и обнюхивали ее следы, пытаясь пометить.
Подростки хлюпали прыщавыми носами и меняли свои походки. Маленькие, толстые женщины, злобно кривили губы, и прикрикивая на своих затурканных мужей, деланно беспечно вышагивали по лужам, стремясь заляпать грязью прохожих.
Татьяна стала животным воплощением элегантности, так, по крайней мере, она себя чувствовала.
И еще она чувствовала стремительное наступление скудоумия и примитивного пафоса.
И ведь не плохо стало Татьяне Комковой!
Она была готова спасать мир своей клонированной красотой!
Но мир злобно кривил губы и отворачивался.               


Точка, в которой все становится на свои места, а потом меняется местами.

«Люди часто говорят друг с другом об одном и том же, спорят об одном и том же, ссорятся из-за одного и того же...» - Вот какие мысли бродили в голове у Алексеевича.
«Один я всегда думаю не об одном и том же, я всегда думаю разное»!
- Гм-гм... - Услышал адвокат Алексеевич.
Напротив него за столом сидел Клиент.
И судя по всему, долго сидел.
«И судя по всему, еще не раз сядет!» - Отметил Алексеевич, но вслух сказал другое.
- Здравствуйте, - Сказал он, - что вы хотите?
- Посоветоваться хочу! - произнес Клиент.
- Советуйтесь...
- Тут вот какое дело... Видите ли, у меня есть жена.
- Не вижу, но верю вам на слово.
- Ага... Так вот, я хочу что бы у меня ее не было...
Клиент  посмотрел Алексеевичу в глаза, пристально и... скрупулезно.
«Как он посмотрел мне в глаза!» - Заволновался Алексеевич, - «Пристально и... скрупулезно».
Возникла интересная смысловая пауза, похожая на сеанс телепатии.
- Ну и?.. - Поинтересовался Алексеевич.
- Совсем что бы, не было!
- Жены? - Уточнил Алексеевич.
- Ее.
Надо ли говорить, как напрягся Алексеевич?
А он напрягся!
И еще как!
- И что вы хотите от меня? - Спросил он.
- От вас? - Переспросил Клиент.
- От меня!
- Я хочу, что бы вы ее устранили.
- Я?
- Вы.
- Я лично должен устранить вашу жену?
- Именно вы и именно лично!
Алексеевич подумал... Потом еще раз подумал...
- А зачем мне это? - Спросил он.
- Вы получите деньги. Много денег.
- Очень много?
- Очень!
- А вы уверенны, что они мне нужны? Я похож на нуждающегося человека? - Как-то странно спросил Алексеевич.
- Ну... - сказал Клиент. - Деньги всем нужны...
- В отличие от жен, верно?
- Верно.
- Вот что, милейший, ликвидировать вашу супругу я не стану...
- Почему? Другим вы помогали, а мне нет? Чем я хуже них?
- Вы не хуже них, это я лучше вас, и сейчас я это отчетливо осознал! - Произнес Алексеевич.
Клиент часто заморгал, потом нахмурился и прошипел:
- Ну, смотри, адвокатишко...
- Нет, смотреть я не стану!  - С улыбкой произнес Алексеевич и добавил - И ты, падла, не станешь!
Что потом произошло?
Почему этот проныра Алексеевич выдавил глаза Клиенту?
Почему он потом долго бил его ногами в голову?
Почему Алексеевич раздел уже бездыханное тело Клиента, и вырезал ножом для резки бумаги на теле покойного маленьких лягушат?
Невозможно ответить на эти вопросы.
Но ужаснуться произошедшему вполне можно.
И мы все ужаснулись, и оставили, перепачканного кровью Алексеевича, продолжать сходить с ума.
Хотя, надо заметить, что лягушат он вырезал очень здорово...


Точка, в которой мы знакомимся с выводком кроликов.

Вот они! Кролики! Сидят такие... притаились, только носы подергиваются, вынюхивая очередной объект для спаривания.
Такие милые и такие сексуально не грамотные!
Но ближе к делу!
Кроликов зовут Альберт, Рудольф и Станислав.
Это не настоящие их имена, точнее это не их имена!
Их имена давно забыты и остались валяться на девственных подушках и простынях прошлого!
А сейчас они затаились и ждут...
- Что-то бабы не идут...
- Если бабы не идут к мужикам, значит, мужикам надо идти к бабам!
- Надоело мне это все!
- Что все?
- Ну эти наши походы! Ходишь, ходишь, потом лечишься, лечишься, потом снова ходишь, ходишь, а для чего? Что бы лечиться? А лечиться для того, что бы опять ходить по бабам? Надоело!
- Что с тобой?
- Не знаю, сам удивляюсь!
Мимо них прошла очень симпатичная девушка.
Они долго смотрели ей вслед, потом вздохнули и медленно пошли по направлению к вендиспансеру, ибо именно сегодня должны были прийти результаты анализов.


Точка, в которой мы начинаем кое в чем подозревать Ивана.               

Ивану Мякушкину, опять надо было идти в больницу за справкой, о своей нормальности.
А Иван, надо отметить, очень боялся больниц.
В коридоре стояли изрядно располневшие врачи и плотоядно смотрели друг на друга.
Иван прошел мимо них, опустив глаза и скрестив пальцы.
- Страшно. - Прошептал Иван.
- М-да, неприятное ощущение. - Ответили голоса.
- А я вообще больниц боюсь. - Добавил Иван, ожидая, что его спросят  «почему?», но никто не спросил. Досадно.
Уже через час Иван вышел из больницы, на свежий, здоровый воздух.
- Вот я и дома! - Радостно отметил Иван.
- Этот город твой дом?
- Да! Дом для меня везде, где нет врачей и медсестер!
Иван сделал смысловую паузу, но его опять не спросили «Почему?»
- А ты знаешь, что в этом городе кто-то ночевал? - Спросили Ивана голоса.
- Кто? Ну, мне действительно интересно!
- Мы не можем сейчас это сказать, но обязательно скажем потом.
Кстати, ты разве сам не заметил, как изменился город за последний час?
- Заметил. - Соврал Иван.
- Не ври!
- А я не вру, вот как только вы спросили, так сразу я и заметил!
- А заметил ты, что изменения начались сразу после того, как ты уничтожил врача?
- Повторите, пожалуйста...
- Повторяем. Изменения начались сразу после того, как ты уничтожил врача, из-за какой-то дохленькой справки о нормальности!
- Я никого не уничтожал!
- А что он тебе говорил, ты не помнишь?
- Ну, он так сосредоточенно мял губами воздух, а я смотрел ему прямо между глаз, и взгляд мой, как пуля, убивал его наповал. Убивал... убивал... Я даже устал от этого. Устал взял справку и ушел, правда, перед дверью я споткнулся о чье-то тело, но это же больница, там должны лежать тела... Или нет? Ни фига себе! Это что же, получается, что я его... Из-за справки? То есть я его...
- Успокойся, Иван это не ты, это - сам врач внушал тебе, что ты его убиваешь. Понятно?
- А как же труп? Он что же и труп свой мне внушил?
- Нет, труп был на самом деле. Он покончил жизнь самоубийством.
- То есть, как бы я  его убил, а на самом деле...
- Но не стоит себя винить, не стоит считать себя убийцей, вообще убийц считать не стоит - бесполезное занятье.
- Ну а если я решу их все-таки сосчитать, то начинать, вероятно, придется с себя?
- А вот сейчас ты молодец! Вот это хорошо! А теперь беги!

Кстати: Еще в школе, классе, кажется, в четвертом, один паренек, ударил Ивана Мякушкина учебником, кажется литературы, по голове. В ответ на это, Иван, повалил его на пол, между партами, а потом, ногой, выбил все зубы.
Не себе. Пареньку.
Верхние и нижние.
И порвал ботинок.
Свой.


Точка, в которой пенсионер Ванюшкин не желает всем здоровья.

Пенсионер Ванюшкин остро и болезненно переживал наличие жизни в тех, в ком, по его мнению, должно было быть ее полное отсутствие.
- Зачем они оттягивают печальный и закономерный финал? - Спрашивает он у своего друга детства и одноклассника Федора.
- Жить хотят! - Отвечает Федор.
- Жить хотят! - Передразнивает Ванюшкин, - На халяву!
- Почему на халяву?
- Потому что жизнь это единственное в этом мире, что дается человеку на халяву! Вот я, например, хочу денег! Ха! Никто мне их просто так не даст! А жизнь - пожалуйста - пользуйся, живи, пока не помрешь!
- А кроме денег?
- Что кроме денег?
- Кроме денег ничего больше не хочешь? Жену, детей, внуков?
- Нет! - Решительно отрезал Ванюшкин. - А хоть бы и хотел! Поздно! Уже слишком поздно! Никто уже не родит мне ни детей, ни внуков...
- Ничего не поздно! - Горячился оптимист Федор. - Сейчас молодых и доступных - пруд пруди! А у тебя - квартира, пенсия приличная! Так что любая... ну, почти любая молодуха сможет тебе родить!
- Угу, сможет... Мне, но не от меня!
- Не понял. - Не понял Федор.
- Я уже того - все, отстрелялся!
- Да иди ты!
- Угу... Импотенцию я тоже получил на халяву - Грустно произнес Ванюшкин. - Хотя нет, не на халяву, я ее честно заработал! Помню...
- Не надо вспоминать!
- Почему не надо? Надо! У меня есть, что вспомнить!
- Потому что это не справедливо! У тебя есть, а у меня нет!
- Как это нет? У тебя же эта была как ее... жена!
- Жена? Жена это не то! Жена это, как прописка! А вот кроме нее - ничего... то есть никого... то есть никого и поэтому ничего!
Ванюшкин задумался, думал он недолго, но за это недолгое время придумал новое топливо для велосипедов.


Точка, в которой адвокат Алексеевич почти молится

«У меня такое ощущение, что я должен всем мертвым!» - Подумал Алексеевич и встал.
«Вот только, сколько я им должен? И что именно я им должен? Жизнь?  Жизнь? Или что? Надо придумать ответ, ведь без ответа мне не легко. Ох, как мне не легко! Они же не могут мне сказать, а кто, если не они ответит на этот вопрос?  Никто и никогда, если...»
Алексеевич закурил очень красивую и вкусную сигарету.
«Если что?  Если я не умру. А я никогда не умру поэтому-то у меня такое ощущение. Любой другой бы умер... Ха! Запросто умер бы! А я - нет! И не потому что я убил живого! А потому что я убил мертвого! А мертвые  - они самые опасные! Живого можно убить, а мертвого...»
Алексеевич выключил мозг.
Помолчал.
Выпил кофе, и запил его чаем, и заел сахаром, и забыл об этом.
Потом он убил комара, и сразу же пожалел об этом.
А между тем все складывалось, как нельзя плохо!
К Алексеевичу пришел следователь.
Пришел его пытать.
Алексеевич это сразу понял.
- Добрый день, - Сказал следователь и представился.
(Как бы хотелось на этом и закончить!)
...И представился: назвал свое имя и фамилию, переспросил у Алексеевича его имя и фамилию и даже отчество.
- Вам известен Геннадий Стоков?
- Нет, - Ответил Алексеевич, -  Но мне известны многие другие, не менее интересные люди.
- А откуда Вы знаете, что он интересный человек?
- Ну, Вы же им интересуетесь...
- Не умничайте!
«Не умничайте!» - Мысленно усмехнулся Алексеевич. - «Да за кого он меня принимает»?
- Я не умничаю! - Ответил он, - Никогда этого не делал, и, если честно делать не собираюсь... Да и не получится у меня...
- Вы знаете этого человека?
Следователь показал Алексеевичу фотокарточку Клиента.
Клиент, на фоне яхты в обнимку с женой, весело улыбался Алексеевичу.
Улыбался прямо в лицо.
- Этого человека я не знаю. Этот человек для меня - загадка!
- Этот человек  мертв! А это заразно! И вполне возможно, что скоро мертвым можете оказаться вы!
- Я не боюсь смерти, я - верующий! - Соврал Алексеевич.
- Ты - прохиндей и авантюрист! Я читал все дела, которые ты вел! Ты - беспринципная скотина! Будь моя воля, мы бы говорили в другом месте и совершенно по другому, поверь мне!
- Я Вам верю, я же - верующий! - Опять соврал Алексеевич.
И следователь ушел, дважды ударив его в живот.
Алексеевич, скрючившись, лежал на полу и смеялся от боли и страха, от обиды и унижения, от неразделенной любви ко всему миру...

      
Точка, которую мы не начинаем походом пенсионера Ванюшкина в «Макдональдс», а заканчиваем неприятным происшествием, приключившимся с ним.               
   
Закончим тем, что пенсионер Ванюшкин обделался!
Да. Да. Да.
Обделался!
Мягко говоря.
И обделался он внезапно и категорично, весело и звонко, прямо в ресторане быстрого питания  «Макдональдс», и в самый час пик, и в самом центре очереди!
И... что-то вылетело из него!
В смысле - что-то ПОМИМО...
Что-то такое...  Непонятно какое!
И стало пенсионеру-засранцу Ванюшкину все по фигу!
И окружающие его люди перестали его интересовать!
И окружающие почувствовали это, и ответили пенсионеру  тем же.
И стоял пенсионер Ванюшкин, обделанный, никого не интересующий, веселый и звонкий!

Иван Мякушкин видел внутренним зрением, и смеялся!


Точка, в которой мы кое-кого не узнаем!

Татьяна Комкова гуляла в Парке Маньяков.
Она часто выходила погулять ближе к полуночи, но всегда - безрезультатно.
Маньяки сторонились ее, вероятно принимая за свою.
Трудно выразить то, глубокое разочарование, которое испытывала Татьяна, возвращаясь домой.
Но сегодня ей повезло.
- Девушка! - Услышала она голос у себя за спиной.
- Это вы мне?
- Вам, вы же девушка!
- Ну... Скорее всего... Вполне возможно, что да... Почти на сто процентов... Короче,  да, я - девушка! По крайней мере, в этой жизни, и в данный момент я себя так ощущаю!
- Вы себя хорошо чувствуете?
- Да, я себя прекрасно чувствую, и поэтому я гуляю в полночь по Парку Маньяков! Только по причине хорошего самочувствия! А вы что-то хотели?
- Да, в принципе...
- Не пугайте меня! Фраза «Да, в принципе», показывает крайнюю степень неуверенности, и означает «Скорее всего, нет!»
- А почему вы не оборачиваетесь?
- А надо?
- Я считаю, что надо!
- Вы уверены, что мне понравится, то, что я увижу?
- Ну, как-то неудобно беседовать вот так!
- Почему?
- Непривычно. Обычно во время разговора люди смотрят в лицо друг другу.
- Глупая привычка!
- Правда? Никогда не задумывался.
- Правильно делали! Задумываться, это еще одна глупая привычка!
- Вы интересный человек, а можно я вас обойду?
- Какой вы обходительный! Обходите!
Некто обошел Татьяну и снова занял свое место у нее за спиной.
- Вы красивая.
- Фраза «Вы красивая», сказанная в Парке Маньяков настораживает... А я случайно на вашу маму не похожа?
- Нет.
- А на папу?
- Тем более!
- Это уже неплохо...
- Вы не будете против, если я прогуляюсь с вами? - Спросил Некто и шмыгнул носом, - Точнее - за вами? Вы со спины - просто сногсшибательна...
- Я буду даже очень рада. Люблю, знаете ли, поболтать с незнакомыми людьми. - Улыбнулась Татьяна.
За ее спиной что-то зашуршало, а потом металлически звякнуло об асфальт.
- Что это за металлический звук?
- Не беспокойтесь, это я мусор из кармана выкинул. Ну, идем?
- Конечно...
И они пошли.
Татьяна а за ней Некто.
Они шли и читали стихи детских писателей, они шли и пели неприличные частушки, они шли и влюблялись друг в друга.
А столовый тесак, так и остался лежать на асфальтированной дорожке Парка Маньяков.


Точка, в которой мы становимся свидетелями внезапного прозрения!

-  Суки! Суки! - Кричал прямо в лица прохожих трезвый ветеран.
-  Вот, человек в возрасте, а все еще ищет! - Заметил Федор.
-  Он уже нашел. - Сказал пенсионер Ванюшкин.
Ветеран продолжал узнавать сограждан.
- А ведь  в чем-то  он  прав. - Ванюшкин скорбно покачал головой.
- В чем? - Поинтересовался его друг детства Федор.
- Да во всем.
Они продолжали идти молча, разглядывая лица идущих нам навстречу землян...
- Суки!!! - Неожиданно, громко и одновременно закричали оба и так же громко, даже еще громче и категоричнее повторили, - Суки!


Точка, в которой, мы смотрим прямо на обрез.

- Идут, уже идут, - Несло Татьяну. - Идут наши потомки, передергивая затворы ширинок, и брызгают мертвой спермой в разные стороны. Идут и зарывают в наши могилы книги наших философов!
- Это ничего, - промурлыкал Ванюшкин, - Еще немного, радость моя, и нам станет действительно интересно. Ты мне, веришь?
- Верю, я верующая!
Ванюшкин встал.
- Вот и хорошо! - Строго сказал он. - Вот и правильно!
И заплакал.
- Показать вам мой обрез? - Вдруг спросил примерный старичок Федор.
- Покажи! - Всхлипывая, согласился Ванюшкин.
И примерный старичок Федор, вытащив свой член, торжественно провозгласил:
- Вот он, мой обрез! Смотрите на него и смейтесь над моей глупостью и сумасбродством, не имеющими, кстати, ничего общего с эксгибиционизмом, присущему только нашей возлюбленной Татьяне Комковой и моей покойной супруге Ангелине! Смешно?
Но никто не смеялся.
Татьяна и Ванюшкин внимательно смотрели  на «обрез».
А потом Ванюшкин глубоко вздохнул,  затянувшись сигаретой,  и произнес:
- Друг мой Федор, какое нам дело до твоих обрезов и разрезов? Кто ты? Что ты? Ну, допустим, мудак ты знатный, но этого мало, очень мало.
И именно по этой причине Федор грустил весь вечер, а вовсе не потому, что на кладбище вандалы-извращенцы, эксгумировали тело его покойной супруги Ангелины и сексуально надругались над ним.


Точка, в которой философ-трансексуал Зыркалов сводит счеты с чужой жизнью:

Философ-трансексуал Зыркалов, стоял на парковке, во всем белом и с ненавистью смотрел на окружающих.
Окружающие, в свою очередь смотрели на Зыркалова с непониманием и брезгливостью.
- Ну что? - Спросил у них Зыркалов и поправил фату, - Что пялитесь?!
Окружающие не ответили на его вопрос, напротив - они остановились и приготовились его слушать.
- Ну чего, чего вы тычетесь своими харями в мои глаза? - Кричал Зыркалов, приподняв свадебное платье так, что б не испачкалось о грязный и заплеванный асфальт. - Чего вы пялитесь в небо, и топчите землю? Ваши жизни уже прожиты до вас!
Окружающие подумали об этом, кивнули и приготовились слушать дальше.
- А идите вы на хер. - Прошептал Зыркалов.
- А вот за «на хер», придется ответить... Девушка! - Нечто очень сильное, в форме охранника, надвигалось на Зыркалова.
Стало пасмурно.
Зыркалов посмотрел в лицо всему этому и, попятившись, наткнулся на стену.
- Сейчас, пидор,  тебе будет невыносимо больно, за бесцельно прожитые годы, за падение уровня рождаемости, за матерей-одиночек и за испохабленную отечественную эстраду! - Нечто сделало еще один шаг...
И тогда Зыркалов выстрелил.
Один раз. Второй. Третий.4.5.6...
Затем, достав другой пистолет, Зыркалов продолжил: 9,10,11,12...
Никакого шума.
Население внимательно наблюдало.
- Надо вызвать милицию. - Тихо прошептала женщина, чья-то жена и мать, не отрывая взгляда от происходящего.
- Милиция. - Так же тихо позвал мужчина, чей-то второй муж и хороший отец, не переставая моргать в такт выстрелам.
17,18,19...
И тут приехала милиция.
Все посмотрели на нее.
- Что тут происходит? - Задал первый вопрос рыболицый капитан.
Население переглянулось и пожало плечами.
- Да вот... убили кого-то...
Возле тела убитого уже суетились специалисты по убитым телам.
- Кто стрелял? - Задал капитан второй вопрос.
Население оглянулось.
Стрелявший исчез, бросив все три пистолета и скинув свадебное платье.
- Ничего, голый, и на каблуках далеко не убежит! - Сказал кто-то маленький в звании сержанта и с деформированным лицом.
- Так кто стрелял? - Повторил капитан и продолжил,  - Ну чего молчите? Чего вы тычетесь своими харями в мои глаза? Чего вы пялитесь в небо, и топчите землю? Ваши жизни уже прожиты до вас!
Население вздохнуло и начало расходиться. И снова появились звуки.
- Я видела, кто стрелял и куда он побежал. - Вдруг сказала миленькая девчушка лет семи.
- Ну и... - Капитан присел перед ней. - Ну и...
«Ну и...» - Прислушалось население.
- Ну и не скажу вам, хоть убейте! - Девчушка улыбнулась и уронила мороженное.


Точка, в которой адвокат Алексеевич участвует в реальности.

Утро было, как в сказке, яркое, солнечное, с птичками, там, все дела!
Классное утро.
Реально классное!
Алексеевич вышел на улицу, с опаской, но и с изрядной долей оптимизма наперевес.
Дела надо решать!
В первую очередь сменить, так сказать, базу, но куда?
Дела оказываются все серьезней, и серьезней, надо искать союзника, надежного и верного.
Но где?
Думает Алексеевич, значит, и вдруг слышит:
- Какие люди! Эй, адвокат! Иди сюда!
Алексеевич сразу запаниковал, ибо узнал голос Толика, местного алкоголика и хулигана.
От него живым не уйти, а точнее - трезвым.
Что ж ладно, все равно спешить некуда.
- Здравствуйте, Анатолий!
Толик уже подошел к Алексеевичу.
- Салют, адвокат, - дыхнул он перегаром, - Поможешь?
- Чем и в чем?
- Собой, в нелегком труде опохмеления.
- Анатолий, я спешу... У меня дело.
- Знаю! Весь дом знает, что к тебе следователь приходил! Но я, адвокат, тоже не чмо болотное! Я все понимаю! Убийство клиента, сокрытие трупа путем его частичного или полного поедания,  это настоящее дело... Это - да! Но поддержать друга...
- Ладно, что есть?
- Водка! Что ж еще?
- Может по пивку?
- Обижаешь!
Вот так все и началось.
Приняв, они продолжили далее, и, приземлившись в сквере, Алексеевич помянул свои мысли о спланированном отступлении в собственные проблемы.
Видимо, сам дьявол, присмотрел его личное дело и решил заняться Алексеевичем всерьез.
А пока Алексеевич с Толиком сидели и пили.
Пили и вели диалог.
Диалог этот был пустым и безжизненным.
- Адвокат! Адвокат!!
- Чего ты орешь?! Здесь я!
- От радости, что ты здесь, ору! Адвокат, вот ты мне скажи, а вот виагру по рецептам выдают, или как?
- Тебе подарят.
- Да? Спасибо.
- Не за что. Тебе зачем виагра-то?
- А я  Любку удивлю! Говорят, виагра - она мёртвого поднимет! Хотя мне она, если честно, без надобности, я ещё мужичок - хоть куда!
- Да ты, со своими пьянками, уже и не помнишь куда.
Толик кивнул, помолчал. Разлил водку. Они выпили еще.
Жить становилось тоскливо, но Толик не унимался.
- А вот скажи мне, правда ли что устрицы повышают потенцию?
- Устрицы? Не знаю, а вот женщины - точно!
И вот тут все произошло.
Сначала они услышали крики...
- Помогите! Люди добрые, помогите!!! - Кричал женский голос.
Кричал этот голос, возле ювелирного.
Потом Алексеевич с Толиком, как самые последние придурки,  помчались на помощь!
Алексеевич, потом спрашивал себя - будь он чуть-чуть потрезвей, побежал бы он на женский крик, помогать неизвестно кому, неизвестно как, неизвестно чем?
И с такой же частотой отвечал - да никогда в жизни!
Но в тот момент он был не трезв, к тому же присутствие Толика, создавала у него в голове образ целой толпы.
И вот они, всей этой толпой, прибежали к ювелирному.
На асфальте прямо перед входом  лежал человек.
Мужчина.
А кричала женщина.
- Ваш? - Кивнув на лежащего, спросил у нее Толик, зачем-то заложив руки за спину, наклонив голову набок, и, покачиваясь на носках.
Вылитый вождь мирового пролетариата!
- Нет, не мой! Мой служит на границе, по контракту с родиной… Я мимо шла, и вдруг машина, вон оттуда, и бах-бах-бах! Прямо в него! Его, бедненького, аж подбросило... А вы кто такой, из милиции?
- Бери выше! - Со значением произнес Толик.
И выразительно посмотрел женщине в лицо.
- А-а-а, - Неопределенно протянула  она.
- Вот то-то же! - Толик огляделся. - Так, граждане, кто еще видел покушение?
Граждане не спешили с ответами.
Они вообще ни с чем не спешили.
Они стояли вокруг и молчали.
Алексеевич наклонился к мужчине.
Тот был еще жив, и что-то бормотал.
- Как вы? - Спросил  его Алексеевич, и наклонился еще ниже.
- Четырнадцать девяносто семь - слоны не летают, важно это помнить, что бы счастливо жить... двадцать два сорок пять - нельзя плеваться гвоздями, все равно не попадешь... Ноль один тридцать два - не танцуйте танго с арбалетом, лучше пейте коньяк, попробуйте это действительно лучше... Скажите моей семье... нет, лучше прочтите им вслух утренние новости... Кремируйте меня, как этого хотел Дохлый Эдуард!
- А кто это, Дохлый Эдуард? - Продолжал вопрошать Алексеевич умирающего.
Но мужчина судорожно всхлипнул, плюнул Алексеевичу в лицо, и затих. Все.
- Что с ним? - Спросила женщина.
- Уже ничего. - Ответил Алексеевич, и вздохнул.
И тут приехала милиция.
Все посмотрели на нее.
Алексеевич почувствовал, что Толик тянет его за руку.
- Пойдем, чего стоишь? Тут и без нас разберутся.
- Уверен?
- Конечно, уверен, а тебе нужно, светиться рядом с трупом?
И Толик потянул Алексеевича обратно в сквер.
А оттуда они прошли во двор.
- Ну что? Помянем мужика? - Взбодрился Толик.
- Ты представляешь, умер, прямо у меня на руках!
- Вот это повод! Не каждый день у тебя на руках умирают! Не каждый!
- Да уж, не каждый. - Кивнул Алексеевич.
- Это повод. - Убежденно сказал Толик. - Я в магазин.
- А ты не знаешь, кто такой Дохлый Эдуард?
Но Толик только пожал плечами голову.
Алексеевич не очень хорошо помнил дальнейшее.
Они помянули мужика.
Обсудили кто и за что, почему и когда это закончится.
Некоторое время в голове у Алексеевича еще мелькали говорящие трупы, танцующие танго летающие слоны, и даже Дохлый Эдуард, пьющий коньяк, но потом это все смешалось и превратилось в огромное серое пятно.


Точка, в которой Иван Мякушкин противляется злу насилием.

- Это сколько же мы не слышались? - Иван Мякушкин начал загибать пальцы.
- Долго. - Прервали его голоса.
Они молчали и не могли намолчаться!
Режим конспирации, введенный здравым рассудком, заставил их быть одинокими.
- Помнишь, мы обещали тебе сказать, кто ночевал в этом городе? - Таинственно прошептали голоса.
- Конечно, помню, скажите?
- Да. В этом городе ночевал Исполнитель.
- А-га. - Затаился Иван.
- Он был здесь недолго, но его запах... Его запах даже ты мог бы сразу почувствовать.
М-да, Иван не был готов к этому, и  не знал, что делать.
Жучки, вероятно, ожидали от него какой-то определенной реакции, но Мякушкин...
- Ты наверно думаешь, что мы ожидаем от тебя какой-то определенной реакции? - Спросили тонкие, почти забытые голоса. - Нет, мы тебя не торопим. Ты потом сам нам скажешь, что ты думаешь по этому поводу.
- Ни фига себе! - Возмутился Иван. -  Что я думаю по этому поводу?! Да я ничего не думаю ни по какому поводу!!! Это лучше вы, скажите мне, как у вас, получается, находить ответы на вопросы, которые нам задает неумолимый сфинкс, имя которому - жизнь? Как вам удается решать проблемы, которые я вроде бы не замечаю, но которые давят на меня, отравляя мое существование, и заставляя меня менять свое мироощущение, в ущерб предопределению, заложенному в меня свыше? А?
- Ого! Ты не устал?
- Конечно, устал, но это приятная усталость!
- Видишь ли, Иван, в то время, когда все вокруг живут, мы - умираем. Мы каждый миг прощаемся с этим миром, стараясь запомнить его таким, каким он будет без нас. И этот  процесс позволяет нам познавать те законы, по которым этот мир существует. Ты начинаешь нас понимать?
- Да. - Соврал Мякушкин.
- Вот и славно. - Поняли его голоса.


Точка, в которой Иване Мякушкин решает не переживать больше, чем ему отмерено.

Иван Мякушкин никогда, никогда не  был лидером!
Это вполне очевидно.
А кем же он был? Вопрос...
Но в архивах истории болезни мы нашли, обнаружили ответ - Иван Мякушкин был Паскудником!
Первой этот факт отметила еще бабушка Ивана. Она так и звала внучка:
- Иван Паскудник! Сукин сын! Прекрати заглядывать мне под одеяло, и вынь мою вставную челюсть из своих грязных трусов!
Надо сказать, что в соседней деревне сектанты причислили Ивана к лику святых.
И поочередно молились ему - Ивану Паскуднику.
Сам Иван об этом не знал, но догадывался...
Приятели и друзья детства Ивана все умерли в один день.
Все, как один.
Свадебный автобус вылетел на встречку и...
Иван очень переживал по этому поводу, даже впал в депрессию.
Ну и, конечно, ему было обидно, что свадьба не состоялась...
Его свадьба!
Невесту так и не опознали...
С тех пор у Ивана и мысли о семье не было.
Он старался хранить верность безвременно усопшей, и иногда это ему удавалось.
А сейчас в этот момент Иван стоит, стоит, как...
Короче, стоит и беседует с дураком.
- Мы не можем принять вас на работу Иван. - Говорит дурак.
- Отчего же? - Спрашивает Иван, и ярость благородная вскипает в нем, как... Как волна!
- Оттого, что нас не устраивает ваш внешний и внутренний вид. Видите ли, Иван, вы слишком красивы! И внешне и внутренне! Вы красивее меня, вашего несостоявшегося начальника! Вы справедливее меня, вы совестливее! А это неприемлемо! Не может быть подчиненный меньшим подонком, чем его начальник! Это неправильно!
- Если надо, я стану большим подонком, чем вы! Ради работы у вас, я стану конченым подлецом и садистом! Если хотите, я даже изнасилую вас в этом кабинете, на этом столе!
Дурак задумался.
- Вы действительно можете это сделать? Ради работы, вы пойдете на это?
- Да! - Кивнул Иван. - Я сделаю это, и что самое страшное я получу от этого удовольствие, в отличие от вас.
- Вы меня плохо знаете. - Улыбнулся дурак.
Стоит ли продолжать?
Стоит ли описывать ужасную и неприглядную сцену, которая последовала потом?
Наверное, стоит...
Ну, точно - стоит описать эту сцену, но мы не будем!
Отметим, что Ивана приняли на работу.
По высшему разряду.
Вот каким подонком оказался Иван!
- Как ты мог?! - Спросили голоса.
- Вы же сами все видели! - Нахмурился Иван.
- А ответь нам, ты действительно получил удовольствие, или соврал?
- Соврал. - Признался Иван.
- Врать не хорошо. - Упрекнули Ивана голоса.
- Эх, жучки-паучки, что вы знаете об этой жизни? Вы думаете, я не переживаю, по поводу произошедшего? Вы думаете, мне не стыдно, за то, что я обманул свое начальство и не получил никакого удовольствия?
- Не переживай, Иван.
- Как же мне не переживать? Это опыт, а его просто необходимо пережить!
- Не переживай, Иван, - Повторили голоса. - Все равно не переживешь!
- Хорошо не буду. - Согласился Иван.
И Иван перестал переживать.
Тем более что все равно бы не пережил.


Конец первого многоточия (рисунок 1)