Три учебных дня

            Три учебных дня в гардабанской русской сш№1 им. Героя СССР Павла Михайловича Сихно.

Когда-то я учился в этой школе. В тот год, когда я устроился в школу №1 имени Героя Советского Союза П.М.Сихно,  кроме меня в ряды её педагогического персонала были приняты ещё четверо учителей мужчин. Небывалая удача для советской школы с женским лицом. После того, как мужчин в школе стало  на пять человек больше, дисциплина стала резко улучшаться. В школу перестали заходить посторонние, которые с этих пор знали, что там всегда найдётся, кому попросить их выйти. Но, кроме всего прочего, свои результаты стала давать мужская манера общения с учащимися. В меру строгая, и не в меру снисходительная, порой переходящая во всеобщее взаимоуважение, которого  ученики попросту боялись  лишиться. Я бы назвал это мужским авторитаризмом в самом хорошем смысле слова, хотя один умный педагог назвал это педагогикой сотрудничества. Нет, никого из нас не учили таким мудреным словечкам. Просто мы все выросли в Закавказье и  имели  устойчивый кавказский менталитет. То, чему не учат в школе и дома. То самое, чему там воспитывают ненавязчиво, без суеты, но очень эмоционально и без  возражений. И совсем не важно, какой у тебя тип характера. Холерик ты, флегматик или сангвиник. Ты мужчина, а это значит, что здесь, в этом классе и на этом уроке, ты самый главный. А в этой школе ты ответственный всегда. Если же рядом нет начальства, то ты опять самый главный. От того, как ты поступишь сейчас, будет зависеть, как потом станут думать о добре, зле и справедливости свидетели твоего поступка, твои ученики. Нет, никто из нас на этом не зацикливался. Не до того было.  Работали с трудолюбием и ленью, с юмором и здоровым цинизмом, с насмешкой и с публичными извинениями перед детьми. Звёзд с неба не хватали, но из школы  никто из детей не уходил в напряжении. Неформального лидерства среди детей, связанного с унижением одноклассников не было.   Нет, никто из учителей такой цели себе не ставил. Просто от каждого возможного лидера мы требовали гораздо большего, чем просто лидерства в классе. Согласно неписанным условиям жизни, мальчик должен  показать себя мужчиной. Унижение других, ради своего самоутверждения, это не серьёзно. Все знали, что самоутверждаться в этой школе нужно реально. Мы, совершенно непроизвольно, требовали заслужить наше мужское уважение в глазах остальных детей. И это работало.

                Один из дней.

Мой друг,  Кацитадзе Важа Бичикоевич, преподаватель английского языка, был настоящим грузином. Иногда его задевало, как всякого грузина, что в Грузии живёт слишком много представителей других наций, но природное дружелюбие сводило на нет весь его национализм. И тогда он возмущался:
- Ленин сказал, -пролетарии всех стран соединяйтесь, но он же не сказал, что именно в Грузии. Юра, ты представляешь, я, грузин, учу азербайджанцев в русской школе английскому языку.
- Почему азербайджанцев? И ассирийцев тоже.
- Я всё понимаю. Почему эту школу русской называют, не пойму? Здесь кто только не учится, только русских нет.
- А что тут понимать. Вон третья школа азербайджанская. Если хочешь, для чистоты эксперимента, можешь пойти поработать туда. Твой английский, что здесь, что там одинаково не любят. Не то что историю.
Это была чистейшая правда. За «железный занавес» (за границу) в советское время никто не торопился, поэтому языкам особого значения ученики не придавали. Английский язык учить не хотели и предмета боялись, но у Важи был мягкий характер и  дети его любили. Мы зашли с ним в школу и стали подниматься по лестнице на второй этаж. Нас встретил обычный ребячий гвалт. К Важе подбежал пятиклассник и, дёргая за рукав, почти прокричал:
-Важа Бичикоевич, Важа Бичикоевич, а английский будет?
Вот как объяснишь пятикласснику, что если учитель здесь, то о чём речь? Важа отвечает с присущим ему юмором и красноречивой жестикуляцией:
- Нет.  Важа Бичикоевич умер.
 Впрочем, пятиклассник, не дослушав его, побежал по коридору с криками «ура, английского не будет».
- Ну ты видишь, что происходит? Им всё равно, что я умер. Им важно, что английского не будет.
- Ты не прав. Он же не кричал: "Ура, Важа Бичикоевич умер. Вот если бы ты сначала сказал, что ты умер, и поэтому английского не будет, то...
-  Думаешь он поверил бы, что я умер?
- А ты считаешь, что  дети тебе настолько не доверяют?
- Ладно. Надо скорее зайти в этот класс, пока не разбежались.
И мы пошли, он в пятый класс, а я в учительскую. В учительской я  повесил плащ на вешалку и тихо заглянул за шкаф. Там лежала связка ивовых прутьев толщиной с кулак. Однажды я заметил, что многие учителя женщины идут на урок с таким ивовым прутиком. Сантиметров 60-70 длинной. После уроков прутья оставались на столах в учительской, а я их собирал и прятал. Детей ими не бьют. Это скорее для собственной уверенности, можно хлёстко ударить по столу, ну и как указка сойдёт. Хотелось проверить, сколько их наберётся за месяц. Вот за три дня собралось штук тридцать. Через месяц по прикалываюсь. Всегда приятно  подшутить над коллегами, тем более, что никто   чувством юмора не обделён.
 Закончился второй урок. Окно в занятиях, причём не только у меня, а ещё у шести преподавателей. Сидим и разговариваем, практически ни о чём. К школе подъехал грузовик, из которого выгружают какие-то коробки.
-Что бы это могло быть?- Спросила молодая учительница грузинского языка. – Может что-то, что можно взять к себе в класс?
- Ты хочешь сказать, что тебе что-то нужно для уроков?
- А что? Хороший магнитофон никогда не помешает. Можно было бы музыку послушать на перемене. Ну или после уроков.
- Давайте лучше у меня музыку слушать.- подал свой голос физрук. – У меня  отдельный кабинет.
Тут меня осеняет невероятная идея.
- Да это новый радиоузел привезли. Теперь будем в классах зарядку делать и новости на переменах слушать. 
- Вот нужно это было? Жили без этого. Теперь чуть что, в нашу школу будут ненужные комиссии присылать, радиоузел показывать.
- Ну это не обычный радиоузел. Экспериментальный.
- Шен рагитхра, Юра, ты откуда это знаешь?
- А директор на педсовете говорил. Вы что не слышали?
Я мог быть совершенно спокоен. На педсовете никто никогда никого не слушает. То есть практически никогда. Просто в школе нет ни одного уважающего себя преподавателя, который бы считал информацию, звучащую на педсовете, заслуживающей хоть какого- нибудь  внимания. Педсовет, все мы, посещаем исключительно из уважения к завучу Тамаре Семёновне и директору, Забиту Аббасовичу. Ну а если бы не они... Тогда посещали бы из уважения к другим руководителям. Ну, или из неуважения. Но всё равно, никто бы ничего не слушал.
- Вах. Значит из нас делают образцовую школу?
- Пусть сначала стулья в классах поменяют.
- Да пусть в учительской поменяют, хотя бы. А то ...
С тех пор, как я устроился на работу в школу я так и не понял, где это бывают школы с такими молчаливыми учителями, как те, которых показывали в кинофильме, "Доживём до понедельника". Задумчивых и серьёзных. У тех учителей, с которыми я работал, причём не только в Гардабани, рот никогда не закрывался, и им всегда было что сказать. Если кто-то из них полез бы за словом в карман, то вытащил бы оттуда целую поэму. Понятно, что без рифмы, но с глубоким смыслом и выразительным звучанием. Поймав паузу я добавляю:
- А это необычный радиоузел.
- Что же в нём такого?
- А теперь не только мы будем что-то слушать, но и нас через него услышат.
- Это как это, шени чириме?
- Это так. Захочет директор послушать, что творится на  уроке у Маквалы Виссарионовны, подключится, и будет слушать.
- Так нельзя, я против.- Подала голос Маквала.
- Эээ, я тоже так не хочу.
- Аба ра. У нас что, кто-то спросит?
- А я не понимаю, чего бояться? Немного  подслушают и надоест. Мы ведь ничего плохого на уроках не делаем. Уроки даём.
Но, похоже, мои доводы никого ни в чём не убедили.
- Нет, давай пойдём к директору и напишем заявление.
- Нет, пусть каждый напишет.
- Нам в спортзале не страшно. - сказал физрук – мы его мячом сразу разобьём. Восстановлению подлежать  не будет. Точно знаю. Я даже знаю, кто в него попадёт, но я этого не увижу. Так что, кому нужно,  пишите.
- А я напишу.- молоденькая азербайджанка, учительница русского языка, явно была напугана.
- Когда напишешь, принеси, я ошибки проверю. - Пошутил физрук.
- Своим делом занимайся. Без тебя разберусь. - Ответила ему русовед.
В этот момент прозвенел звонок и в учительскую вошёл Важа Бичикоевич.
–Важа, ты как относишься к тому, что нас будут подслушивать?
-Эээ. Мне наплевать. Пусть слушают. Специально для них что нибудь придумаю.
- По английски?
- По грузински, амис дедац ватери. (слова с ярко выраженным эмоциональным содержанием)
Страсти потихоньку разгорались, грозя принять нешуточный масштаб. В это время в учительскую зашла библиотекарь.
- Достали меня с этими учебниками. До нового учебного года ещё пол года, а они уже укомплектовывают школу учебниками. Как будто других дел у меня нет. Их складывать негде, а мне ещё восемь коробок прислали. (Надо же. Было время, когда с учебниками проблем не было.) Я находился почти у самой двери, когда библиотекарь произносила последние слова.
- Юра, шен генацвале, подожди дорогой. Ты куда? - голос Маквалы не сулил ничего хорошего.
- Как куда? К уроку нужно подготовиться. Ты же знаешь, история не грузинский. Карту повесить нужно, тему на доске написать, ну и...
-  Не спеши, мой золотой. Напомни мне, я тебя как брата прошу, что ты там про радиоузел говорил? Ты знаешь, я уже в уме заявление директору написала.
- Так отдай. Ну, в смысле, в уме и отдай.  Эти крохоборы из ГорОНО, всё равно что-то пришлют. Ты же знаешь. И радиоузел пришлют, и кинопроектор. Заодно зарплату повысят раза в два ну и бесплатную путёвку в Югославию. Тоже в уме.
- Юра, я бы убила тебя именно сейчас, если бы ты не был похож на моего брата. Но именно поэтому я убью тебя потом.
- Меня нельзя убивать.  Таких как я никогда не было и не надо. Я могу даже полезным быть.
- Как, например?
- Ну,- выразительно чешу затылок -  могу за тебя  урок провести.
Говорю и думаю: «Ну, какакой учительнице грузинского придёт в голову доверить мне свой урок?» С тем же успехом я мог говорить о преподавании китайского.
- Юра. Ты что, знаешь грузинский?
- Грузинский я не знаю, но я же  в этой школе учился. Меня  сама Цаца Иларионовна научила по-грузински читать и писать.
- Ты думаешь, что этого хватит?
- Конечно. Грузинский язык такой ..., что и без слов всё можно рассказать. Руками.
- Хотелось бы мне посмотреть, как ты будешь руками рассказывать поэму Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».
- Можно подумать ты хоть раз имя Шота Руставели в классе произнесла. Вот Цаца Илларионовна. Она действительно учитель. Она даже меня читать научила.


                Какой-то из  последующих дней.

В пятницу, уважаемые мною две учительницы, спросили у меня,   что это за связка прутьев за шкафом. Не в силах противостоять их обаянию, я, по секрету, рассказал. Учителя дружно перестали носить прутья в учительскую. Они их вообще перестали брать на уроки. Вот тебе на. Кто бы мог подумать. За  неделю уже набралось штук семьдесят. Что же делать? Когда в учительской никого не было, я взял и выложил их на столы. Первым зашёл в учительскую Важа. Мы сели за ближайший стол.
- Юра. Это что за дрова?
- Понятия не имею. Наверное учителя принесли.
- Аба Ра. Тут на четыре школы хватит.
В этот момент в учительскую робко заглянула пятиклассница и внимательно оглядев пустую учительскую спросила:
- Важа Бичикоевич, а Тамара Семёновна здесь?
-  Посмотри, может там под вешалкой сидит?
Девочка оглянулась на вешалку и засмеялась. Мы тоже.
- Вот скажи, она же видит, что кроме нас здесь никого нет.
- Ну, заглянула поболтать с Тамарой Семеновной, а тут мы с тобой, совсем некстати. Это как в анекдоте про серого волка. «Во-первых, красная шапочка, я не бабушка, а глаза у меня большие, потому что я какаю».
- Ууу шен рагитхра. Где ты такие анекдоты находишь?
-  да этого добра, как грязи. Кстати, ты знаешь, что про тебя Кялбиев сказал?
Кялбиев был одним из тех трудных подростков, к кому прикрепляли индивидуального смотрящего из учителей. Кялбиева закрепили за Важей.
- И что он сказал?
- Его вчера директор спрашивает, как ты ему помогаешь? Так он сказал, что ты из него человека сделал.
- Как уже? Я думал ещё пару недель повожусь.
- Возись сколько хочешь, но как это прозвучало. Как почётная грамота из РОНО. Круче. Я даже зауважал Кялбиева. Он тебе пятёрку поставил.
- Ааа, не плохой пацан. Двоечник, конечно, но с такими проще.
- Ну тройку по-английски ты ему уже должен.
- Аба ра. Что, жалко, что ли?
- Ну не знаю. Помнишь, как Давид Иосифович детям говорил: «Даже если мой дедушка встанет из могилы и скажет – Поставь тройку этому мальчику.- даже и тогда я не поставлю».
- Ну это же Давид Иосифович. Этот совсем оригинал. Кстати, долго у нас не задержался.
- Вообще совместителем был.
Входят три молоденьких учительницы грузинского языка.  Увидев прутья, они спрашивают:
- Мальчики, это что такое?
- Орудия производства.
- Это как?
- Как и всегда. Берёшь, идёшь в класс и громко производишь тишину.
- Ты что, Юра, разве так можно? – нужно слышать, с какой иронией это сказано. Именно они с этим и ходят. Но я так же невозмутимо отвечаю.
- А что. Детей нужно же как-то стимулировать. Знаете, что означает слово стимул в переводе с латыни?
- Что?
- Острая длинная палка, которой на арену выгоняли гладиаторов и диких зверей.
- Какой ужас. Слушай, Юра, а ты помнишь, что ты мне обещал на прошлой неделе урок за меня провести? Ты тогда не пошутил, случайно?
- Ну что ты, Маквала. Сама подумай, где я, и где пошутил? Я когда с молоденькими девушками разговариваю, особенно с грузинками, всегда говорю только серьёзно.
- Ты  скажи. На урок пойдёшь, или нет?
- Маквала, конечно пойду.  Тебе здесь, в учительской, скучно не будет от безделья?
- Нет, золотой мой. Мы тут поболтаем немного. Если трудно будет, позови. Мой класс рядом с учительской.
Ещё пара шуток и звонок на урок. В принципе, пятый класс. Там много знать не обязательно. Почти начальная школа. Что нибудь придумаю.
Так и есть. На дом задано стихотворение. Даю детям время немного повторить и вызываю к доске. Заставляю читать выразительно. Ставлю только хорошие оценки. Зачем портить у детей впечатление от моего случайного замещения. Но вот опрос проведён. Дальше изучение нового материала. Можно взять рассказ, а можно стихотворение. Перевести на русский язык не могу ни то, ни другое. Выразительно прочитать, тоже. Выбираю стихотворение. Хорошо подойдёт для хорового чтения. Дело пошло.
- Кто прочитает первую строчку? Читай Ариф.
После того, как Ариф правильно прочитал то, что я читать уже разучился, предлагаю:
- Эту строчку читаем все вместе.
Сначала нестройным хором, а потом и достаточно мощно, класс читает строчку по-грузински.  Пятый класс. Им ещё нравится читать хором. То же происходит и со следующими строчками стихотворения и со всеми строчками вместе. После прочтения первого четверостишия хором, предлагаю желающим рассказать его наизусть. Такие желающие находятся. Ставлю им оценки, и продолжаем изучение. Нелюбимый учащимися урок грузинского языка проходит на «ура». Стихотворение из трёх четверостиший детям остаётся немного подучить дома. Довольный, возвращаюсь после урока в учительскую.
- Юра, вай ме, ты что там делал? Вы так шумели. В учительской было слышно. Ты что, грузинский знаешь?
- Нет, грузинского я не знаю. Я методику изучения стихотворений в начальной школе знаю.
- А я теперь что там делать буду?
- Зайдёшь, стишок проверишь, я его на дом задал, наизусть выучить. Как-то он там по грузински называется? Я в журнал перерисовал печатными буквами. Потом делай что хочешь.
- Нет, нельзя тебя в класс пускать. Как придумаешь что-то, потом и от меня ждать будут это же.
- Да ладно, Маквала. Ты же умная девушка. А  любая умная девушка всегда придумает, как сделать так, чтобы никто ничего от неё не ждал.

Из учительской выхожу в школьную рекреацию. Она довольно большая. Её всегда используем для общешкольных мероприятий. Внимание привлекает директор, Забит Аббасович. Он стоит напротив разбитого окна, а рядом с ним десятиклассник, Нагиев Ташакул. Спорят.
- Это стекло нужно поставить на место. Зови родителей.
- Я никого звать не буду. Я не ломал.
Да, не было сотовых телефонов.
- Хорошо, для начала, собери эти стёкла, пока никто не порезался.
- Почему я?
- А кто? Я?
- Но я не ломал.
- А я знаю, что это был ты.
- Но это же был не я.
- А если я видел, как ты поломал?
- А как вы могли видеть, если это не я ломал.
- значит ты знаешь кто?
- Знаю.
- Кто?
- Мне какое дело?
Ташакул упрямо вертит головой.На понт его взять не удалось. Сзади к ним, незаметно подходит Халида Мусеевна и внимательно слушает перебранку. Лет за двадцать работы ей много довелось послушать в этой школе.
- Вот раз ты такой честный, значит  о школе  переживаешь.  Собери это стекло в ведро. Вон то ведро бери.
- Не буду. Почему я должен собирать?
Тут Халида Мусеевна наклоняется к стеклу и говорит:
- Не надо, Ташакул, не собирай. Я соберу. – и берёт в руки осколок стекла.
Ташакул подпрыгивает, как ошпаренный.
- Я соберу, соберу. Оставьте, Халида Мусеевна.
Смотреть на  Ташакула было и смешно, и приятно. Чуть не плача от досады (он действительно не разбивал стекла) но хорошо осознавая, что он поступает единственно правильным образом, он собирает стёкла в мусорное ведро, шепча себе под нос то, что не не посмел сказать директору вслух. Хотя и так слишком много себе позволил.

                Ещё один какой-то день.

 Захожу в учительскую. Сразу сталкиваюсь с Важей. Он говорит:
- Гамарджоба! Рогора хар, генацвале? (Привет, дорогой. Как дела?)
-  Ра шен сакмеа? ( Какое твоё дело?)
- Тебя кто так научил?
- Цаца Илларионовна. Она сказала, если кто из грузин будет с непонятными вопросами приставать, так отвечай. Теперь чтобы не забыть всем так говорю.
-Это ещё зачем?
- Я ей рассказал, как на улице грузины  подходят к русским и спрашивают: «почему в Грузии живёшь, а по-грузински не знаешь?» Вот им, например.
- Я у тебя спросил, как дела?
- Потрясающе. Что нового?
- День только начинается. Ты уже нового хочешь?
- Иногда с нового начинается, только этого не замечаешь.
Важа на секунду задумался.
- А ты прав. Лазарева Игоря из шестого «а» знаешь? Ассирийца.
- Колобок?
- Ну да. Захожу в школьный двор. Он поздоровался и идёт рядом. Идём мимо первоклассниц, которые в классики играют. Я остановился и посмотрел туда. Там им два пацана  играть мешали. Веришь, слово не успел сказать, знаешь, что это чудо мне говорит?
- Лазарев?
- Ну да. – «А счастливое у них детство. Да, Важа Бичикоевич?»- Причём так, как будто ему 40 лет и мы с ним за пивом идём.
Я смеюсь, представляя, как рядом стоят Важа и Игорёк. Один высокий, худощавый  в плаще и с кожаным портфелем, а второй маленький, полный, в тёмно-синей ученической форме, растянутой на пухлом теле, с сумкой через плечо и руками в карманах.   Дети наивны, но не лицемерны. А выглядит всё настолько комично, что поневоле остаётся в памяти.

Сегодня у меня первый урок в своём седьмом "Б" классе. Кроме параграфа было письменное задание, и я намерен его проверить. Должен быть порядок в классе, или нет? После приветствия спрашиваю у класса:
- Честно скажите, кто письменное задание не выполнил? Кто сознается, может быть, «два» не поставлю. – немного помолчав добавляю - Сегодня.
Класс зашумел. Дружный у меня класс. Сейчас что-то придумывают. Ведь почти все мальчишки, наверняка, не выполнили задания. Руку поднимает Оруджев Интигам. Ну вот и лидер образовался на этот случай. Решили проверить, что с ним  сделает Юрий Николаевич.
- Я не выполнил, Юрий Николаевич.
- Почему?
- Я вчера был занят уважительным делом.
Ох уж мне эта азербайджанская манера самовыражаться. Хотел сказать "по уважительной причине". Получилось -  "занят уважительным делом". Страну спасал. Премьер министр Азербайджана, ядрёна мама.
- А что, у тебя есть и неуважительные дела?
- Иногда бывают.- Улыбается Интигам.
- Например, когда к уроку не подготовишься?
- Ну да.
- К доске выходи.
Класс притих. Интигам медленно пошёл к доске.
- А параграф ты тоже уважительно не выучил?
- Нет. Я его учил.
- Когда ты к доске выходил, я тоже так подумал. Ты его выучил?
- Я там начало не понял.
Нет. Не премьер министр. Дипломат.
- Ну раз начало не понял, то до конца ты, конечно, не доучил. Так?
Интигам молча кивает головой.
- Ладно. Ну если ты уважительным делом был занят, то, наверное, несолидно будет двойку ставить?
Интигам заулыбался. В его глазах блеснула надежда.
- Да, Юрий Николаевич.
Класс тихонько загомонил. Поднимаю руку.
- Ну ты же понимаешь, что просто так нельзя уйти от двойки. Нужно заслужить прощение. Даю тебе задание - 30 приседаний. Как, осилишь?
- 30 раз много.
- Ну, никто не говорит, что сразу 30. Можешь  три раза по 15 раз. Так легче.
Класс загомонил сильнее. Кто-то из девочек вскакивает и кричит:
- Так 45 получается, Юрий Николаевич.
Невозмутимо отвечаю:
- Ну это для солидности. Нет, я заставить не могу. Не имею права. Я же не садист. – поворачиваюсь к Интигаму - Не хочешь, не надо. Но ты, Интигам, сам посуди. Вот не поставлю я тебе двойку, а весь класс решит, что ты не солидный человек и я не солидный человек и мы здесь с тобой  в классе, занимаемся неуважительными делами. А так взял, поприседал и все  сразу стали нас  уважать. Двойку не получишь, но на следующий урок всё выучишь. И сегодняшнее задание, и завтрашнее и даже по русскому языку. А если  уважительные дела снова помешают, то придётся приседать всю перемену. Для солидности. Ну как? Ты готов стать уважаемым человеком?

Похоже, такая постановка вопроса устроила Интигама. Под дружный счёт он начал приседать. Я всегда удивлялся учителям, которые стараются унизить  ученика за невыученный урок. Какой смысл в том, что ты обидишь провинившегося ребёнка. Дети бывают жестоки, но у них очень острое чувство справедливости. Несправедливость, проявленную к нему  в детстве, человек помнит всю жизнь. И не обязательно побои. Унизительное слово, сказанное при товарищах, бывает обиднее побоев. Умеешь дать подзатыльник так, чтобы не уронить достоинство ученика, дай. Простят. Если же твои действия дети восприняли, как справедливые, будешь обладать беспрекословным авторитетом. Других авторитетов у детей не бывает. Главное – не навреди. А Интигам, красавчик, присел 30 раз без остановки. А ещё говорил много, да и класс оживился.

- Ну молодец, молодец. Но ты меня понял. Да? А вы что развеселились? Ну ка джентльмены, встать. – мальчишки встали. Они привыкли, что я их джентльменами называю.- Кто не готов к уроку, но готов заняться уважительным делом? Я, вообще-то, к джентльменам обращаюсь.
К доске сразу вышли  восемь пацанов. Помедлив несколько секунд, к ним присоединились и остальные.
- А вы куда?
- Мы со всеми.
- Но вы же выполнили задание?
- Да просто по приседать хочется.
- Ну ладно. Раз, два, три, начали...
Девчонки дружно отсчитывали приседания, а я думал: «Похоже, разумная диктатура может сплачивать людей». Мальчишки завершили приседания и сели на свои места.
- Ну что? Продолжим нашу работу. Время опроса домашнего задания мы про..приседали. Приступим к новому материалу. Слушайте внимательно. На следующем уроке будет не до приседаний. Опрошу всех сразу по двум заданиям. Помните, как тогда? Будете друг друга опрашивать и оценивать. Кто на тройку ответит, на бал оценку снижу. И не говорите, что не слышали.

На перемене после третьего урока подходят мои девчонки.
- Юрий Николаевич, Интигам в нашей раздевалке спрятался.
- Зачем?
- Издевается. Уже убежал.
Раздевалка у нас была только одна. Для мальчиков. Девочки переодевались в учебных классах. Интигам залез под вешалку с верхней одеждой и дождался, когда первые девчонки задерут свои платьица, чтобы заголить вязанные колготки.  В этот момент он выскочил из укрытия с дикими криками и ну по классу. Организованная силами девчонок  погоня  успехом не увенчалась. Поэтому пришли жаловаться ко мне. Мимо несётся Садаев Джемали из моего класса. Не иначе, в раздевалку. Ловлю его, буквально, за воротник.
- Джемали, найди Интигама и скажи, что он мне срочно нужен.
Джемали убегает. Вариантов нет, чтобы не пришёл. Через минуту Интигам  уже у дверей учительской. 
- Слушай, ты мне нужен. Пойдём.
Разговорами стараюсь отвлечь его внимание, чтобы он не понял, что мы идём в наш класс. Перед дверью он что-то заподозрил, но поздно. Моя рука уже толкает его в спину к двери. Дверь открывается и оттуда к Интигаму протягиваются десяток девчачьих рук, хватают его  и через мгновение он пропадает за закрывшейся дверью. Вспоминая свои 26 лет  я думаю: «интересно, кроме роста и возраста, я от своих детей чем-то ещё отличался?».  Открываю дверь и вижу клубок тел на полу. Закрываю на пару секунд и открываю снова. Все уже на ногах. Смеются, а больше всех Интигам.

В учительской меня подзывает завуч школы, Тамара Семёновна.  Она учила ещё моих родителей. Весь Гардабани знает её, и мне ни разу не попался человек, который бы плохо о ней отозвался. Несмотря на то, что она  моя бывшая учительница, Тамара Семёновна никогда не обращается ко мне просто по имени.
- Юрий Николаевич, вам нужно посетить курсы повышения квалификации в Тбилиси. С понедельника вы туда направляетесь. Там нужно быть к 9 часам, и так всю неделю.
- А там нужно отмечаться только утром, или в конце занятий тоже?
- И в процессе занятий.
- Что характерно, совершенно не хочется туда ехать. Может быть, кто-то другой  там отметится.
- Езжайте, езжайте. В дальнейшем это вам обязательно пригодится.
Если бы Тамара Семёновна знала, насколько она была права. Но сегодня только пятница. Отправляюсь на очередной урок.

Послесловие.

Уже прошло больше 20 лет после описанных мною событий, но мне до сих пор приятно вспомнить то время. Именно поэтому, здесь нет ни одного придуманного события и ни одного вымышленного имени, кроме Маквалы Виссарионовны, учительницы грузинского языка, но это образ собирательный. Их было несколько, учительниц грузинского, и каждая  по своему оригинальна и интересна. Выделить из них одну, было бы просто несправедливо. Впрочем, в рассказе вообще не присутствует очень много моих бывших коллег и учеников, поскольку такой рассказ не в состоянии вместить всех остающихся в моей памяти и заслуживающих внимания читателей.