Отклонение или Лал Земля Лал глава 96

       - …экипажам занять свои места. Вылет через десять минут, - повторно рявкнула система оповещения и, неожиданно кашлянув, замолчала.
       - Приехали, - прокомментировал Сергей, и я не понял, хотел он пошутить или просто констатировал свершившийся факт.
       В любом случае, никто не отреагировал на его слова или, наоборот, отреагировали все, только по-другому, без комментариев. Все дружно засуетились, засобирались, вспоминая, что в нашей ситуации выглядело особенно смешно, о каких-то срочных, но недоделанных делах, ещё о чём-то, даже о вещах (человек просто удивительное создание, он умудряется, причём, в любой обстановке, обрасти кучей полезных предметов, с которыми просто невозможно расстаться) и не найдя больше никаких причин, позволяющих задержаться в жилом отсеке ещё на мгновение, потянулись к выходу, по пути перебрасываясь короткими фразами и бесследно исчезая за тяжёлыми створками стартовых шлюзов.
       Я поднялся, застегнул куртку, бросил прощальный взгляд на превращённую в карту простынь, которую, за секунду до этого, хотел сунуть за пазуху и посмотрел на Сергея, сосредоточенно набивающего карманы наспех сделанными бутербродами.
       На корабле, в отличии от центра, не было разносолов, что, честно сказать, нас очень удивило. Мы уже привыкли к тому, что нас кормят по высшему разряду, а тут, вдруг, консервы да бутерброды. Из горячего был только кипяток.
       Сергей уже давно хотел сделать на нашей «какашке» небольшой запас продуктов, но до сегодняшнего дня доступ к ней был закрыт. Понятно, что сейчас он хотел, хотя бы частично, восполнить этот пробел. Что меня всегда в нём восхищало, так это жажда жизни, хорошо перемешанная с жаждой пищи, что, в общем-то, одно и тоже. Или почти одно и тоже.
       Сергей сунул в карман штанов бутылку коньяка и, повернувшись, ответил на мой взгляд:
       - Всякое может быть. Вдруг пригодится.
       Чего-чего, а спиртного здесь было в избытке. Видимо, крахры считали, что это основная составляющая нашего рациона, да и всего существования тоже. И, кто знает, может они не так уж и далеки от истины. Во всяком случае, с ними трудно не согласиться.
       Убедившись, что все его карманы набиты до предела и даже куртка спереди торчит, как у беременной дамы, Сергей кинул и мне одну бутылку:
       - Держи.
       Я не стал с ним спорить, он прав, если удастся пережить сегодняшнюю атаку, то коньяк нам, наверняка, пригодится. А там, мало ли для чего. Может, он поможет нам забыться в трудную минуту, а может, раны промывать придётся. Не всё в этой жизни зависит от нас, но что-то и от нас, и нам надо не только надеяться на лучшее, но и стараться стелить соломку в место возможного падения.
       Мы подошли к девчонкам – умницы, хорошо держатся. Сергей чмокнул Катю, я Людмилу, вот и все сборы.
       Больше не задерживаясь, лишь окинув на прощание взглядом комнату, которая была нашим жилищем последние несколько дней, мы шагнули за порог и ступили в неизвестность.
       Напряжение, которое и до этого витало в воздухе, разрослось до предела, заполнив собою всё окружающее пространство. Говорить было не о чем, всё уже давно сказано, хотя и оставалось много недосказанного. Оставались и проблемы. Так уж получилось, что во время решения одной, возникли другие, напоминая гидру, у которой на месте отрубленной головы вырастает сразу две новых. Всё, что в начале казалось простым, на деле оказалось очень сложным. И кто-то должен был взять ответственность на себя, чтобы освободить остальных от щемящего чувства вины. Я так и сделал, и не потому, что я такой добрый, просто, я всегда старался доводить начатое до конца. Звучит, конечно, не очень, учитывая, что впереди не было никаких перспектив, но, с другой стороны, их у нас и так не было. По сути, речь шла не о жизни, а о выборе между смертью по собственной воле и смертью по воле крахров. И это только кажется, что выбор очевиден, на самом деле, всё не так просто. Ведь, в первом случае, речь шла о немедленной смерти, а во втором, о смерти с отсрочкой, и это оказывало немалое воздействие.
       Воспользовавшись тем, что ребята сами отдали мне роль лидера, я настоял на том, чтобы сохранить наши планы в тайне. Иными словами, я запретил говорить четвёртому и пятому экипажам о том, что мы задумали, и тем самым подписал им смертный приговор. Или поставил их в равные с нами условия, как угодно. Лично мне, ближе второй вариант. Впрочем, они бы и оказались в этих условиях, согласись они с нами.
       Конечно, они могли бы и отказаться, но тогда нам бы пришлось их убить, причём, сразу, не давая времени на размышление. Это было очевидно, и я сказал об этом вслух, чем поверг своих друзей в шок и вызвал волну негодования в свой адрес. Правда, не все участвовали в создании этой волны: Сергей, Лариса и Катя остались на моей стороне, и я благодарен им за это. Влад, Андрей, Владимир и Ксюша предпочли не вмешиваться в наши разборки и просто плыли по волнам, готовые принять любое решение или успешно делающие вид, что они готовы его принять. Остальные же набросились на меня, возмущённо взывая к различным человеческим чувствам, будто бы не понимали, что есть только один путь – вместе с нами. А больше всех усердствовала Людмила, и это было особенно обидно.
       Я даже подумывал её заменить, не насовсем, конечно. Хотя, как не насовсем, если всё должно было решиться во время первого вылета? Я даже присмотрел для этого одну из подруг Ларисы. Я знал, что это возможно, что господин Кра выполнит мою просьбу. Он всегда выполнял то, о чём я просил, и хотя я просил редко и не за себя, но всё-таки просил. Я не знаю, почему он выделил меня, но он часто вызывал меня к себе и задавал кучу разных вопросов, не о базе или центре, а о Земле, о моей прежней жизни, о природе, о моём отношении к политике, и ещё много о чём. Наверное, он меня изучал, и я думаю, ему было бы интересно, если б я начал играть роль султана, но до этого не дошло.
       Прежде чем так поступить, я решил посоветоваться с союзниками и рассказал им о своём плане, но вместо того, чтобы поддержать, они отговорили меня. Сначала Лариса, крайне деликатно, высказала своё сомнение в том, что Людмила, оказавшись в стороне, сможет удержать язык за зубами, но, зная её истинное отношение к Людмиле, я пропустил её слова мимо ушей. Когда же Катя заявила, что Лариса права, и что не стоит так рисковать, я прислушался. И, наконец, когда Сергей сказал, что, в соответствии с моими словами, её надо будет убить и спросил, готов ли я к этому, я понял, что не стоит никого менять и что надо решать возникшие разногласия по-другому. Поэтому, я собрал несогласных и сказал им, что страшнее всего может оказаться неоконченный путь, а он может стать таким, если другие экипажи сначала примут наше предложение, а потом передумают и доложат обо всём крахрам. Что будет с нами в этом случае, я даже не пытался предугадать, но то, что мы лишимся особых привилегий, данных нам господином Кра из каких-то своих соображений, это точно. И уж точно мы лишимся того, ради чего и затевался весь этот сыр-бор: мы лишимся права на месть, нам просто не дадут ещё одну такую возможность. Скорее всего, нас вернут на базу, где мы и сгинем на одной из планет. Но даже после этого, они продолжали настаивать, что мы не имеем права распоряжаться чужой жизнью, что мы просто обязаны дать остальным право выбора, право самим строить свою дальнейшую судьбу.
       Они, конечно, правы и, может быть, они говорили искренне, хотя, на этот счёт, у меня возникли серьёзные сомнения. Мне почему-то кажется, что за всеми этими красивыми словами скрывалось обыкновенное – а чем плохо? Жрать дают, причём, от пуза, на голову не капает, чистые простыни, душ… Можно, конечно, размышлять о бренности существования и строить дерзкие, далеко идущие планы, но только строить. И мне кажется, что так, вроде бы и не смалодушничав, прикрывшись заботой о других, они хотели отговорить нас от нашей безумной затеи, надеясь, что, и в дальнейшем, удача не оставит их. Я их понимаю и не имею права судить, всем хочется жить, для того и рождались. Но ведь есть же что-то ещё, что отличает нас от растений.
       А может быть, всё совсем не так, и их действительно замучили угрызения совести. Ведь она у них есть, чего, к сожалению, не могу сказать о себе.
       Как бы то ни было, после этого разговора и вконец вымученного решения, между нами пролегла, пусть и небольшая, но, всё-таки, пропасть. А самое страшное, что она пролегла и по нашему экипажу, разделив нас и Людмилу. По правде сказать, я не испытывал в связи с этим какого-то особого дискомфорта, скорее, просто некоторые неудобства. Наверное, это тоже можно объяснить моим неизвестным происхождением, ну и пусть. Пусть я не человек, но я хочу жить, и мне всё равно, какая дорога приведёт меня к жизни, даже если это будет покрытый не только ухабами, но и трупами друзей тракт, лишь бы он был. Я знаю, многие осудят меня за это, но я так же знаю, что я ничем не хуже других, спрятавших свои истинные лица за маски ангелов и оправдывающих свои действия стечением обстоятельств.
       Мы подошли к «какашке» и взобрались по лестнице внутрь. Девчонки сразу же заняли свои места. Сергей закрыл люк. Я подождал, пока он это сделает, и запустил стартовый двигатель. Всё, как всегда, все движения отточены многочисленными тренировками, оставалось только дождаться, когда дадут команду на взлёт.
       Сергей, чтобы скоротать ожидание, развернул кресло на сто восемьдесят градусов и, как мне показалось, с излишней весёлостью, рассказывал девчонкам какую-то очередную историю. Я невольно прислушался.
       - Обидно, знаете ли, - долетел до меня его возмущённый голос. - Такой анекдот им рассказал, только сейчас вспомнил, а они даже не улыбнулись. Вот как замолчу сейчас, - пригрозил он.
       - Не надо, Серёжа, - попросила Катя. – Мы улыбнёмся.
       Должно быть, так и произошло, я понял это по удовлетворённому возгласу Сергея.
       - Ну, вот, совсем другое дело, - довольно сказал он. – А то сидите мрачные, как тучи, посмотришь – плакать хочется, даже неинтересно.
       - А чему веселиться? – нервно спросила Людмила.
       - Как чему? – по-моему, по настоящему удивился Сергей. - Наступает долгожданный миг свободы, - я непроизвольно напрягся. - А на вас лица нет. Радоваться надо.
       - Чему? – закричала Людмила, видимо решив, что он издевается над ней.
       - Освобождению, - совершенно спокойно ответил Сергей.
       - Да пошёл ты, со своей свободой…, - не в силах взять себя в руки, нагрубила ему Людмила.
       Я сжал подлокотники, это была моя вина.
       - Интересно, - ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Сергей. - Что это за инопланетяне, с которыми нас хотят стравить?
       - А тебе не всё равно? – всё ещё раздражённо, ответила Людмила вопросом на вопрос.
       - Нет, конечно. Может быть, они такие же люди, как и мы. А ты что скажешь, Злат? – переключился он на меня.
       Я не ответил. Вернее, не успел ответить, потому что в этот момент, заглушая все остальные звуки, пронзительно и до невозможности противно взвыла сирена предупреждающая о старте, открылся шлюз, и мы вывалились в открытый космос. Я включил маршевый двигатель, на мгновение осветив покинутый шлюз мощной струёй огня, и, вместо того, чтобы сразу же приступить к исполнению задуманного, лёг на указанный крахрами курс.
       - Не понял? – удивлённо спросил Сергей.
       - Ты же хотел узнать, с кем они хотят нас стравить, - ответил я, стремительно набирая скорость и уносясь вдаль от корабля-носителя.
       - А тебе-то это зачем?
       - Не знаю. Просто, захотелось и всё.
       - Тогда, давай, посмотрим, - согласился Сергей.
       На моём экране появилась сетка прицела, указывая мне пока ещё далёкую, но уже досягаемую для наших ракет цель. На боковых экранах чётко просматривались корабли ребят, они шли совсем рядом, буквально, крыло в крыло. Четвёрка и пятёрка тоже были в зоне прямой видимости, хотя и держались на более значительном расстоянии.
       Скорость росла, но была ещё слишком маленькой для космических величин. Не смотря на это, едва заметная точка, которая двигалась в противоположную от нас сторону, уже успела превратиться в горошину. Они или не видели нас, или решили подождать, но думать над этим не было ни сил, ни времени. Всё больше и больше увеличиваясь в размерах и превращаясь из светящейся точки во что-то более материальное, к нам неотвратимо приближался корабль другой, неизвестной нам цивилизации, неся в своём чреве неизвестных нам существ, которых наши повелители уже успели приговорить к смерти. Кто они? Какие? Такие же мерзкие жабы, как крахры? Или они похожи на нас? Тоже мерзких, с точки зрения крахров и других разумных существ, на планетах которых мы оставили свой тяжёлый след, старательно исполняя чужую волю.
       Сергей, повернувшись, зачарованно смотрел на мой экран.
       - Пора, - безмолвно прошептали его губы.
       - Пора, - согласился с ним я, прекрасно понимая, что ещё секунда и мы врежемся в бронированный корпус этого инопланетного гиганта, заслонившего собой половину пространства.
       Не снижая скорости, лишь бросив быстрый взгляд на боковые экраны, я потянул штурвал и сделал крутой разворот. Сергей, забывший зафиксировать кресло, громко щёлкнул зубами, крутанувшись вокруг своей или его оси, и высказал вслух всё, что он думает обо мне, как о пилоте. Я не стал с ним спорить на эту тему.
       - Смотрите! – закричала Катя, которая сидела за задним экраном.
       Я резко обернулся. Четвёрка, дёргаясь в приступе какой-то очень заразной болезни, надсадно кашляла всеми своими ракетами в чёрное пятно инопланетного корабля. И он не заставил себя ждать с ответом. Яркие хвосты ракет выхватили из темноты космоса кусок его блестящего корпуса и застывшую на нём эмблему, в форме причудливой короны, которую я уже где-то видел. Но всё это мелькнуло и, не привлекая большого внимания, осталось в стороне, я смотрел на ракеты. Через секунду, четвёрка превратилась в раскалённый до бела и мгновенно исчезнувший клубок огня. И я видел, что ни одна из пущенных ею ракет не достигла чужого.
       - Всё, - выдохнула Катя.
       - Твою мать, - одновременно с нею выругался Сергей.
       Людмила не сказала ничего, по-моему, она плакала.
       Я вернулся к экрану. Теперь, сзади были неизвестно какие, но, без сомнения, разозлившиеся инопланетяне, а спереди надвигался корабль-носитель, и не нужна была сетка прицела, чтобы попасть в него. Внезапно, мною овладел приступ бешенства, и я, что-то крича и ругаясь последними словами, привёл в действие все подвластные мне системы огня, выпуская на свободу атомных монстров. Боковым зрением, я увидел, что ребята делают тоже самое. Не смотря на мои подозрения, они остались верны нашему плану. А может, у них просто не осталось выбора.
       В тот момент, я не думал о чужих или пятёрке, как и о том, какую опасность они в себе таят, нахлынуло удивительно лёгкое – всё равно. А может быть, жажда убивать превысила все остальные чувства, в том числе и самое главное, заложенное в нас самой природой, чувство самосохранения, именуемое почему-то инстинктом. Или это была безысходность. Я не знаю.
       Оглушённый собственным криком и рёвом ракет, я не сразу смог оторваться от экрана и понять, что происходит за моей спиной.
       Сергей, с перекошенным от злобы на собственное бессилие лицом, пытался расстегнуть ремни.
       - Стреляй! – орал он.
       Катя находилась на грани обморока, её зелёные глаза были широко открыты, и в них застыл самый настоящий ужас. А Людмила, без единой кровинки в лице, неподвижно смотрела на приближающиеся к нам, с её стороны, ракеты.
       - Гарик, сволочь! – вырвалось у меня, при виде поливающей нас ракетами пятёрки.
       Я рванул ремни, времени на манёвр не было, и в туже секунду, будто бы очнувшись ото сна, Людмила, обеими ладошками, ударила по весело мигающим клавишам пуска ракет. Почти одновременно с нею, неведомая, чудовищной силы сила рванула меня из кресла, и я, со всего маха, врезался головой в потолок.