Тень Великого Магистра. окончание

   …После утреннего чая Лиза сидела в небольшой гостиной, уютно устроившись в кресле в уголочке около холодного камина и рассеянно перелистывала какую-то книжку, когда на пороге возникла Глаша и объявила:
   - Барышня, там ето… плотник какой-то к вам рвется. Говорит, вы сговорились не то шкап, не то полки какие делать для етих… для книжков. Так гнать его, ай что?
   - Плотник? – удивленно вздернула брови Лиза. – Странно… Скажи, сейчас выйду!
   Плотник, высокий, крепкий мужик с разбойничьей пегой бородой и в картузе, надвинутом на самые глаза, стоял в кухне, прислонившись к дверному косяку, и скучающе позевывал, деликатно прикрывая рот рукой. Увидев хозяйку, оживился и солидным, по-волжски окающим баском поздоровался и поинтересовался:
   - Доброго здоровьичка, хозяюшка… Полки строить-то будем, али как? – затем, заметив искреннее недоумение Лизы, широко улыбнулся и уже обычным голосом спросил: - Не признаете, Елизавета Андреевна? Вот и славно…
   - Аристарх Матвеевич… - улыбнулась Лиза, - что это за, простите, маскарад?
   - Да не хотелось бы девушку лишний раз компрометировать, - отшутился Задонский и добавил уже серьезно: - Ни к чему лишним глазам видеть, что я у вас бываю… А у меня к вам, Елизавета Андреевна, разговор есть. Серьезный…
   - Хорошо, проходите… - Лиза сделала приглашающий жест в сторону гостиной.
   Задонский основательно устроился в кресле рядом с камином и, внимательно глядя на девушку, спросил:
   - Елизавета Андреевна, простите меня за нескромный вопрос, но на какие средства вы живете?
   - Ах, вот вы о чем… - несколько смутилась девушка и открыто посмотрела в глаза репортера:
   - Кое-что осталось от папеньки – так, ничего не значащая мелочь… А на жизнь я зарабатываю репетиторством – учу детей наших местных купцов. Они неплохо платят за уроки…
   - То есть, вы хотите сказать, что никаких серьезных ценностей отец вам не оставил, так?
   - Именно так, господин Задонский, - отчужденно поджала губы Лиза.
   - Не сердитесь, ради Бога, Елизавета Андреевна, - мягко продолжил репортер, - но, думаю, вы согласитесь, что все эти «призраки» не просто забавы ради стремятся попасть в ваш дом, угрожают, пугают и требуют вернуть «что-то проклятое»… И вашего отца ведь… простите. А может быть, что-то ваш батюшка все же нашел и вы просто об этом не знаете? Ведь сами говорите, что он какие-то старинные книги да карты все изучал – значит, искал что-то?
   - Поверьте, уважаемый Аристарх Матвеевич, мне ни о чем таком решительно ничего неизвестно, - девушка на миг задумалась и вдруг предложила: - Если хотите, вы можете осмотреть весь дом! Вдруг вам повезет и вы действительно найдете старинный клад этих… тамплиеров! Ищите, я не против.

   …Через три часа измученный тщетными поисками Задонский устало упал в кресло и вынужден был констатировать, что обшарил весь дом от подвалов до чердака, но ничего похожего на тайник так и не обнаружил. Лиза не смогла удержаться от улыбки, увидев смертельно усталого, выпачканного пылью репортера с мохнатым клочком паутины на уныло обвисшем козырьке плотничьего картуза. Отложив в сторону книгу, девушка мягко тронула ладошкой плечо неудачливого искателя сокровищ и сказала:
   - Аристарх Матвеевич, ну я же говорила вам… Ну какие клады в нашем старом доме? А давайте-ка мы с вами чайку попьем? Устали ведь…
   - Да-да, конечно, чайку… - рассеянно согласился репортер и спросил: - А что вы читаете так увлеченно?
   - Рассказы Эдгара По, американца. Очень интересно, вроде нашего Гоголя. Не читали?
   - Эдгар По… Елизавета Андреевна, да вы умница, вы прелесть! – Задонский вскочил с кресла, вновь загораясь какой-то новой идеей. – Как же я сам не догадался! «Префект очень хотел спрятать письмо, и именно поэтому прятать его не стал!» Ну конечно!!

   В течение следующего часа Задонский неутомимо носился по дому, периодически останавливаясь в раздумьях и повторяя одну и ту же фразу: «Нет, не то, не то…». Лиза, с самого начала наблюдавшая за странными маневрами репортера с некоторой тревогой, начала уже всерьез опасаться, не закончится ли вся эта история кое для кого «желтым домом», то бишь скорбным приютом для умалишенных.
   Наконец дошла очередь и до владений кухарки Глафиры. «Искатель сокровищ» постоял на пороге кухни, обвел взглядом печь, чугуны, ухваты и посуду в шкафчиках и на стенных полках. Задержался взглядом на старом, давно не чищенном полуведерном самоваре, сиротливо притулившемся на одной из полок. Подошел, легонько ткнул пальцем и вдруг насторожился, как охотничья собака, почуявшая вальдшнепа. Толкнул самовар посильнее и услышал встревожено-недовольный голос Глаши:
   - И чево ево пихать? Сам хозяин покойный поставил и трогать не велел! Так и сказал, мол, Глашка, самовар не трогай, не то живо выгоню, а то и прибью! Вот те крест, так и сказал…
   Задонский, не слушая ворчливую стряпуху, заглянул под крышку, с легким звоном опустил жестяной кругляш и, подхватив самовар за ручки, потащил его в гостиную, где приглашающее кивнул Лизе и живо поднялся по лестнице на второй этаж; дверь в кабинет покойного хозяина дома Аристарх без особых церемоний открыл ногой и торжественно водрузил старый «прибор для кипячения воды» прямо на письменный стол. Лиза недоуменно посматривала то на  репортера, то на самовар, и, наконец, решилась:
   - И что это, сударь, значит? Объяснитесь!

   Вместо ответа Задонский молча снял с самовара крышку, осторожно наклонил латунный бочонок на бок и… на зеленое сукно стола хлынул сверкающий поток золотых монет…
   - Это… что? – лишь через пару минут смогла выговорить ошарашенная виденьем массы золотых драгоценных кружочков Лиза. – Это… то самое золото тамплиеров?!
   - Ну, не совсем, но нечто подобное, - победно улыбнулся Задонский. – Червонцы, как вы изволите видеть, новенькие, а тамплиеры свои сокровища спрятали, если не ошибаюсь, лет шестьсот назад. Есть у меня кое-какие соображения, но, если позволите, я их изложу чуть позже, когда мы всех призраков переловим и выведем на чистую воду. Договорились?
   Девушка молча кивнула, а репортер выудил из кучи монет небольшой сверток, отложил его в сторону и осторожно развернул… На самой обыкновенной льняной холстинке лежали, переливаясь разноцветными лучистыми огоньками, густо-зеленые изумруды, огненные рубины, холодновато-синие сапфиры и надменно-аристократичные алмазы-бриллианты, навевавшие воспоминания о сверкающих под холодным зимним солнцем льдисто-голубоватых снегах…
   - Тут записка… Думаю, это для вас, - Задонский протянул девушке небольшой листочек и деликатно отошел в сторонку, где устало щелкнул портсигаром и со вкусом затянулся папиросой. Тут же, впрочем, спохватился и хотел было не то затушить папироску, не то спросить у дамы разрешения, но, увидев, что Лизе, погруженной в чтение, совершенно не до него, тихо отошел к окну и, приоткрыв форточку, выпустил дым на улицу….
   - Вы правы, Аристарх Матвеевич, письмо от отца, - смахнув с ресниц слезы, тусклым голосом сказала Лиза. – Он пишет, что это честное золото, а драгоценности тоже принадлежат мне. Я теперь, получается, богатая невеста… Только вот откуда все это добро? И кто… за ним охотится? Ведь за ним? Кто убил папу? Вы можете мне объяснить?
   - Елизавета Андреевна, я полагаю, в ближайшее время все разъяснится и я смогу ответить на все ваши вопросы, а пока… А пока давайте все это аккуратно спрячем куда-нибудь в надежное место. Найдете какой-нибудь «бабушкин сундучок»?
   - Найду. А почему вы уверены, что скоро все разъяснится?
   - Так, есть кое-какие соображения, - уклончиво ответил репортер и, немного смущаясь, посмотрел на хозяйку и несмело спросил: - Вы позволите мне сегодня ночью подежурить в вашем доме? Или хотя бы под окнами?
   - Вы полагаете…
   - Да, я, можно сказать, уверен – он снова придет… Обязательно придет.

   …К вечеру по многочисленным «малинам» и притонам города с быстротой, которой могла бы позавидовать и фельдъегерская почтовая служба Его Императорского величества, разбежался слушок, что некая одинокая дама «нашла в подвале своего дома целое ведро золотых червонцев и прочих драгоценных цацек и собирается срочно, завтрашним же то ли варшавским, то ли берлинским поездом умотать за границу»…

  …Задонский уже битых три часа сидел сбоку от окошка, выходившего в сад, и отчаянно боролся с коварной дремотой, поминутно встряхивая головой и осторожно выглядывая из-за портьеры в окно, силясь разглядеть в заливавшей сад темноте какие-либо признаки приближения незваных гостей. Спина затекла и, что называется, разламывалась, да и курить хотелось просто невероятно, но бывший штабс-капитан прекрасно понимал, что по закону подлости стоит ему хотя бы на минутку отлучиться, так непременно какая-нибудь мерзость и произойдет… В саду чуть слышно шелестел листьями деревьев ночной ветерок, на стене сонно постукивали, усердно помогая старику Хроносу, ходики, дело близилось к утру, а ничего «такого» пока так и не произошло. Репортер хотел уж было решительно плюнуть на свою, по-видимому, неудавшуюся затею, выйти в кухню и сладко затянуться крепкой папиросой, как тут же увидел неясную сгорбленную тень, беззвучно плывущую к окну…

   Кто-то осторожно подобрался под самое окошко, тихо звякнула сталь, створки дрогнули и с едва слышным скрипом отворились. На две-три секунды воцарилась мертвая тишина – очевидно, злоумышленник вслушивался в темноту спальни, а в следующее мгновение окно заслонила чья-то тень, на подоконник взобрался человек и присел, собираясь прыгнуть внутрь комнаты. В руке неизвестного матово сверкнул длинный клинок ножа…
   Задонский шагнул из-за портьеры и, приставив ко лбу злодея ствол револьвера, негромко скомандовал:
   - Нож брось! И в комнату сползай… Только тихо и без глупостей – я ведь не промахнусь…

   Далее произошло несколько неожиданное. Вместо того, чтобы покорно «сползти» в комнату, незнакомец прыгнул спиной назад, каким-то невероятным кульбитом вывернулся, встал на ноги и рванулся прочь от дома в спасительную темноту сада. Задонский повел дулом револьвера и нажал спуск – в небольшой комнате выстрел прозвучал оглушающее громко, сразу резко запахло порохом. Репортер видел, что беглец на мгновение запнулся, но затем снова побежал.
   - Савелий Петрович, стреляй же, голубчик, уйдет ведь!! – крикнул в темноту Задонский.
   Вместо ожидаемого выстрела где-то около дровяного сарая сначала раздался отчаянный крик старика: «Васька, хватай его, собаку!!!», а потом раздался непонятный глухой стук, словно кто-то ударил по сухому бревну обухом топора и… все стихло.
   - Аристарх Матвеевич, - раздался в наступившей тишине торжествующий голос старика, - мы тут золотую рыбку поймали… Давайте скорее сюда!

   …Рядышком с дровяным сараем Задонский застал любопытную картину: над поверженным беглецом грозно возвышался, воинственно потрясая охотничьим ружьем, Савелий Петрович, а чуть поодаль смущенно улыбался глухонемой Василий с длинной оглоблей в руках.
   - Савелий Петрович, а что же вы не стреляли, а?
   - Да я это, понимаете ли… - даже в темноте было видно, что старик весьма смущен. – Я ружье зарядить-то и забыл… вот-с. Такая вот конфузия… А вы ему в ногу попали – что значит военный человек!
   - Так, а как же вы его?
   - Да вот Василий подоспел и оглоблей-то и… тоже попал. Вы меня давеча помочь посторожить попросили, ну а я решил и Василия подрядить – для усиления, так сказать. И вот… итог. А кого же мы поймали, Аристарх Матвеевич, позвольте полюбопытствовать?
   Задонский наклонился над поверженным и осмотрел бледное лицо при свете керосиновой лампы, предусмотрительно захваченной из дома. Удовлетворенно кивнул и пояснил:
   - А это, уважаемый Савелий Петрович, полагаю, господин Шпейер собственной персоной!
   - Это что, дай Бог памяти… тот самый?!
   - Так точно, «тот самый». Один из главарей шайки «червонных валетов», что лет двадцать назад наводили шорох по всей Москве… Можно сказать, «козырной валет»! А вы его оглоблей, ха-ха! Ай, да Василий, силен, брат!
   - Так ведь супротив нечистой силы, барин, - ухмыльнулся старик, - осиновый кол – наипервеющее средство!.. И что же теперь мы с ним делать будем, Аристарх Матвеевич?
   - Очень даже просто – в участок сдадим. Сейчас мы Василия… ах, да, - репортер смущенно стукнул себя по лбу. – Я сам сбегаю, полицейских молодцов приведу, а вы его покараулите пока. Только вы уж ружьецо-то зарядите, Савелий Петрович… Все, побежал я!

   Через минут сорок Задонский возвратился с двумя заспанными полицейскими, усиленно изображавшими бравых вояк, но на пленника они посматривали с откровенной опаской. Тот к этому времени полностью уже очухался и к появлению полиции отнесся довольно равнодушно, хотя до этого на своих конвоиров-часовых поглядывал с неприкрытой тоской и злобой.
   Полицейские взяли пленника под руки и без особых нежностей повели по садовой дорожке, уже хорошо видимой в сереньком свете наступившего утра. И тут произошло нечто неожиданное… Пленник, казалось, совершенно смирившийся со своей участью, вдруг как-то странно присел, потом круто развернулся, освобождая свои руки из крепких захватов рук полицейских, затем неуловимо быстро ударил одного кулаком в подбородок, другого пнул ногой в бок и рванулся бежать, намереваясь перемахнуть через близкий забор! И подскочил уже к забору, и подпрыгнул, ухватился за край высоких досок, но тут-то и грохнул выстрел…
Один из полицейских, сжимавший наган, из ствола которого еще чуть вился светлый дымок, несколько растерянно наблюдал, как беглец медленно разжал ладони и рухнул с забора в высокую, нескошенную траву. Второй резво подбежал к упавшему, перевернул того лицом вверх и удрученно констатировал:
   - А ведь наповал, однако… - и непонятно для кого пояснил: - При попытке к бегству, значит…

    …Спустя несколько дней в гостиной Елизаветы Андреевны Азаровой за столом, на котором солидно пыхтел начищенный самовар – на этот раз самый «всамделишный, рабочий» - и аккуратно были расставлены тарелочки с закусками и бутылочки с напитками от Смирнова, Ланина и Шустова, собралась небольшая компания во главе с хозяйкой дома. Репортер Задонский сидел напротив Лизы, а Савелий Петрович важно восседал рядышком с глухонемым Василием, который почти ничего не понимал из разговоров, но улыбался радостно и напиткам с закусками отдавал должное весьма прилежно. По случаю холодного дождика, уныло моросившего за окном, в гостиной весело потрескивал сухими поленьями зажженный камин, бросая на стены пляшущие отблески и тени и наполняя комнату особым уютом и приятным теплом. Над столом ярко светила из-под стеклянного зеленого колпака-абажура семилинейная керосиновая лампа.

   Савелий Петрович хлопнул очередную рюмку перцовочки, отхлебнул из стакана крепко заваренного чайку и, довольно расправляя усы, с непонятной хитринкой посмотрел на хозяйку, на непривычно сдержанного репортера и спросил, обращаясь к Задонскому:
   - Ну-с, милейший Аристарх Матвеевич, а теперь расскажите нам, что вы думаете обо всей этой истории с «тамплиерами»… Раскройте, так сказать, «тайны мадридского двора»!
   - Да особенно-то и рассказывать нечего, - Задонский встал из-за стола, пересел поближе к пылающему камину, раскрыл портсигар и закурил папиросу. Выпустил струйку душистого дыма в камин и продолжил: - Я поговорил с господами из сыскной полиции и картина, друзья мои, сложилась следующая… Лет двадцать назад в нашем городе действовала шайка довольно отчаянных мошенников, именовавшая себя «червонными валетами». Во главе банды стоял некто Шпейер, прославившийся, например, тем, что однажды умудрился продать англичанам отнюдь не принадлежавший ему особняк самого московского генерал-губернатора Долгорукова! Потом шайку изловили, судили и всех жуликов отправили на каторгу – всех, кроме Шпейера, скрывшегося от полиции, как говорится, «в неизвестном направлении»… Так вот, а свои «заработанные» денежки жулики спрятали в тайнике, оборудованном вот в этом самом доме! Более того, по иронии судьбы в этом же доме «во времена оны» размещалось подворье французов, бежавших из Франции в Россию еще при известном вам Филиппе Красивом! Правда, от дома прежнего остались только подвалы и фундамент, а все остальное не раз перестраивалось, но ваш батюшка, уважаемая Елизавета Андреевна, каким-то образом узнал о «подворье тамплиеров» и загорелся идеей разыскать клад – отчего-то он был уверен, что рыцари непременно спрятали в стенах подвала свои сокровища! Сразу оговорюсь, что это всего лишь мои предположения… И что самое невероятное – клад он нашел! Только вот клад оказался не сокровищами тамплиеров, а вполне обычной казной "червонных валетов". Скорее всего, ваш батюшка так толком и не понял, чьи же ценности он разыскал… А потом он их потихоньку продал и превратил в новенькие червонцы, оставив лишь несколько драгоценных вещиц – думаю, для вас, Елизавета Андреевна… А поскольку в нашей большой деревне утаить что-либо очень непросто, то о найденном «кладе тамплиеров» каким-то образом пронюхал и неведомо откуда вынырнувший Шпейер! Думаю, что он потребовал от вашего батюшки вернуть казну, а когда тот, видимо, наотрез отказал и пригрозил сдать того в полицию, Шпейер просто его… хм, извините… Ну, а дальше вы, можно сказать, все знаете: призрак, загадочный вой-плач и требования вернуть проклятое золото…
   - И как вы думаете, к отцу Лизы этот Шпейер тоже являлся в образе рыцаря? – старый учитель набулькал очередную рюмочку и со вкусом пожевал соленый грибочек.
   - Сначала, возможно, да. А вот когда случилась вся эта трагедия со стрелой, то, скорее всего, он уже не утруждал себя маскарадом с кольчугами и плащами. И стрела, я уверен, не была выпущена ни из лука, ни из арбалета – Шпейер просто воспользовался ей как простым кинжалом… А потом… Думаю, Шпейер был уверен, что Елизавета Андреевна про клад знает, так же, как и отец, считает его «золотом тамплиеров», и решил напугать девушку до смерти и вырвать из ее рук казну… Одного он не учел: Елизавета Андреевна ничего не знала о находке отца!.. Вы спросите, как я опознал Шпейера? Навел меня на мысль городовой, который услышал от одного… хм, мальца словечко «шпалер». Я поначалу думал, что речь идет о револьвере, а потом поговорил со знакомыми в сыскной полиции, и там-то и всплыла фамилия «валета», некогда «шуршавшего» в этих местах, они мне и карточку его показали… Вот, пожалуй, и все…
   - То есть, как это все?! – вскинулся Савелий Петрович. – А как же клад? Его-то куда?
   - А клад… - Задонский как-то виновато вздохнул, - клад придется, согласно законам Российской империи, сдать в полицию и далее в госбанк… Правда, Елизавета Андреевна получит очень приличное вознаграждение – думаю… в общем, приличные деньги!
   - Если вы думаете, господа, что я ужасно огорчена, - с улыбкой обвела гостей лукавым взглядом хозяйка, - то вы глубоко ошибаетесь! Мне нисколько не жаль расставаться с этим грязным золотом, которое… - голос Лизы вдруг дрогнул и прервался, - извините, господа! Папенька ошибался, считая, что эти деньги «чистые», а раз так, то золото это счастья никому не принесет. Конечно же, я сдам его в полицию или куда там следует… И спасибо вам, господа, за то, что не оставили меня в беде! Вам, господин Задонский, особое спасибо и самая искренняя благодарность…
   - Право, Елизавета Андреевна, вы ставите меня в неловкое положение… - скромно потупился репортер, хотя в глазах явно подпрыгивали и веселились отчаянные чертенята. – Я тоже рад, что дело «тамплиеров и валетов» закончилось вполне благополучно. Давайте-ка выпьем за здоровье нашего могучего рыцаря… нет – русского богатыря Василия, который оказался джокером и побил козырного валета… оглоблей! Герою – гип-гип, ура!!!

   …Вечер закончился тем, что Савелий Петрович, несколько не рассчитавший своих сил в поединке с перцовкой, неловко споткнулся при прощании на высоком крылечке, подвернул ногу и «русскому богатырю» Василию пришлось отнести старика домой на руках. Василий шел твердо, нес пострадавшего бережно-аккуратно и добродушно гугукал себе под нос что-то ободряющее – вероятно, что-нибудь вроде: «Не ной, старый дурак, поставим мы тебя на ноги!»

   …Еще через несколько дней Лиза по-соседски пришла проведать «пострадавшего от зеленого змия» старика. Принесла пирогов, испеченных Глафирой и добрых часа два распивала с Петровичем чаи и терпеливо выслушивала стариковские жалобы и байки. Когда все разговоры были переговорены, чай выпит и пироги съедены, а Лиза собралась уходить, хозяин вдруг объявил, что «имеет к Лизавете Андревне весьма деликатный и серьезный разговор»…
   - Лизанька… Елизавета Андреевна, - несколько неожиданным торжественным тоном начал было старик, но сразу как-то сбился и смущенно кашлянув, продолжил уже вполне обычным голосом: - Поскольку вы сирота, а я ваш сосед и вообще, так сказать, то выполняя нижайшую просьбу некоего известного вам господина, я прошу вас… Да что это я аки посол персидский!
Лизанька, милая моя, да выходите вы за Аристарха Матвеича, ведь любит он вас, а сказать никак не решается – тоже мне, а еще штабс-капитан! Так что вы нам скажете, голубушка, а? Отдаете, как говорится, руку и сердце? И сразу предупреждаю: отказа я не перенесу, я почти в бою раненный, убьете ведь старика… Так «да», Елизавета Андреевна?
   - Ну что мне с вами делать? – улыбнулась Лиза и тут же покраснела. – Да. Да-да-да! Только вы уж не умирайте, пожалуйста – я ведь вас тоже очень люблю, милый Савелий Петрович!

   …Кухарка Глаша, несколько дней молча наблюдавшая за хозяйкой, с лица которой почти не сходила затаенная улыбка, на все вопросы по домашнему хозяйству отвечавшей как-то не сразу и порой невпопад, сделала свои выводы и как-то вечерком, грохоча у печи ухватами и чугунами, вдруг остановилась, тяжко призадумалась и, наконец, изрекла:
   - Должно, на етот мясоед свадьбы ждать надо… 


                ***
               
 …Солнце бледно-желтым пятном повисло в серовато-голубом небе, подсвечивая неярким сиянием верхушки старых заснеженных берез и золоченные маковки чисто выбеленной церкви. Среди серебрившихся густым инеем ветвей негромко покаркивали вороны, недовольно жалуясь на поджимавший с утра морозец. У центрального входа в церковную ограду нетерпеливо переминалась едва сдерживаемая крикливым, горделиво восседавшим на облучке кучером тройка – невероятно красивые, «в яблоках», лошади встряхивали гривами, всхрапывали, выпуская дымчато-белые облачка из обметанных инеем розовых ноздрей. Неподалеку расположились еще несколько празднично украшенных разноцветными лентами упряжек с важно-бородатыми кучерами, мерзнувшими в своих санях.
   Наконец под суматошно-ликующий перезвон колоколов появилась шумная, весело и бестолково галдящая вереница народа. Впереди, чуть смущенно и растерянно улыбаясь, шли невеста в кипенно-белом платье и длинной прозрачной фате, и в строгом длиннополом сюртуке с белой хризантемой в петлице жених. Одной рукой Лиза придерживалась за жениха, на сгибе другой несла большущий букет каких-то ярко-алых цветов. Аристарх, то и дело расплываясь в сдержанно-счастливой улыбке, заботливо укутал Елизавету в шубу, усадил невесту – да нет, уже жену! – в высокие сани, застланные голубым ковром, ловко уселся рядышком и, накидывая на плечи теплое пальто с бобровым воротником, негромко скомандовал вознице: «Поехали!» Застоявшаяся тройка резво тронула с места и, заливая перезвоном колокольчиков и бубенцов заснеженные улицы, понеслась по набережной. Следом умчался и свадебный поезд с ошалело галдевшими в предчувствии щедрого застолья гостями. Через несколько минут об умчавшейся свадьбе напоминали лишь зеркально-стеклянные следы от санных полозьев, да десяток оброненных на голубовато-белый снег алых цветков, празднично-радостной россыпью пламеневших среди чистых сугробов…
   … - Ишь, понеслись! – приплясывая от холода, сварливо забормотала одна из укутанных в длиннополые тулупчики и теплые платки старушек, чуть в стороне жадно наблюдавших за чужими свадебными хлопотами и, как водится на Руси, не скупились «на доброе слово». – А невеста-то ледащенькая… Говорят, что етот гусар-то на ней из-за денег женилси, вот те крест! У ей, я слыхала, папаша покойный клад с немереными тыщами нашел, а етот и рад чужое-то на дармовщинку захапать…
   С березы, стряхивая сыпучий снег, с карканьем сорвалась ворона. Старуха испуганно перекрестилась и погрозила ей кулаком. Ворона оказалась обидчивой и меткой – сделала кружок над головами старушек и через мгновение подружка сварливой бабки, ехидно улыбаясь беззубым ртом, указала рукавичкой на довольно-таки заметное пятно на платке.
   - Вишь как, Бог-то шельму метит! Злющая ты баба, Прасковья, ну чисто аспид какой! Был клад, но верные люди говорят, что Лизавета-то все тыщи в церкву пожертвовала, за что ей вышла медаль и благодарность от самого благочинного. И девка она ладная, не ври! И лицом пригожая, и станом, и разумом Бог не обделил – не то что некоторых… Они тут недалече праздновают… Пошли, авось и нам рюмочку да кусочек калачика горячего поднесут!
   - Калачика? Горячего… И рябиновочки, а? – засуетилась старушка. - Так что ж ты стоишь, ворона беззубая?! Ой, лихо мое, опоздаем ведь, опозда-аем! Пошли скорей, а то без нас ведь Лизку, горлинку нашу, пропьют!..
               
Сентябрь 2009 г.  Журнал "Искатель", октябрь 2012 г.