Рыбалка, работа

               

     Не могу не вспоминать те дни (и даже – годы), которые я провел на Кольском полуострове, работая в фирме Гарри Лумиса, занимавшейся тогда помимо производства рыболовных удилищ, ещё и специализированным рыболовным туризмом. Фирма эта и сейчас работает там, правда она уже называется по-другому, и хозяева у нее сменились за эти годы ни раз и ни два. Люди, которые работали тогда со мной, большей частью уже ушли, и сейчас там осталось  совсем немного тех, кого я знал раньше. Но, тем не менее, вспоминать время, проведенное там, на Севере, мне по-прежнему, как говорится, и сладко и тоскливо. Почему сладко? – Да потому, что это были одни из лучших лет моей жизни, когда я хоть и ненадолго, смог почувствовать себя человеком, и находиться среди приятных мне людей. Это были времена, о которых есть что вспомнить. Именно поэтому мне и тоскливо. Тоскливо оттого, что дни те безвозвратно ушли в прошлое и никогда уже не воротятся назад.
    В стране нашей тогда только-только началась перестройка, и мы не знали чего от всего этого ждать. Деньги, если то, что имели на руках наши люди, можно было так назвать, то есть, рубли, были по-прежнему деревянными. Именно поэтому мы, те, кто работал на иностранную фирму, и получал за это сравнимую с западными стандартами зарплату, да еще  в валюте, вполне могли себя считать удачливыми и обеспеченными людьми. А это не могло не предавать нам уверенности в себе и в нашем завтрашнем дне. Мы впервые получили возможность свободно общаться с  иностранными гражданами, к тому же - работать с некоторыми из них бок о бок. Это позволяло, наконец, постепенно познавать других, непохожих на нас людей, и тот мир, в котором они живут. И, конечно же, появился мощный стимул, совершенствовать свои знания в области иностранных языков. Ясно, что без знания языка, в особенности, английского, не могло быть какого-либо свободного общении с теми, кто приезжал к нам в Россию из других стран. Это были - США, Великобритания, Италия, Германия, ЮАР, Австралия, Бельгия,  Франция, Финляндия, Швеция и многие другие. Всех их я перечисляю только для того, чтобы легче было понять, сколь широки у нас тогда были возможности для общения.  Все эти люди были как минимум, хорошо обеспеченными, а некоторые – просто богаты или очень богаты. Но помимо всего прочего, среди наших клиентов нередко оказывались лица знаменитые и широко известные за рубежом. Всех их объединяла любовь к путешествиям на природе и  рыбалка. Большая часть этих людей никогда раньше не бывали в России, а теперь им представилась возможность не только съездить туда, за границу полярного круга, но еще и половить там атлантического лосося. В большинстве стран запада, где обитал благородный лосось или семга, запасы его к тому времени оказались уже основательно подорваны. Поэтому любителям нахлыстового лова рыбы поймать его там становилось все сложнее (и дороже), здесь же шансы у них многократно возрастали, поскольку количество семги, обитающей в водах  многих рек Мурманской области, было еще достаточно велико. Именно этот факт позволил Гарри Лумису и еще некоторым другим активно действующим в этом направлении представителям западного бизнеса, начать освоение рек Кольского полуострова для организации на них рыболовных лагерей. Мы были первыми, кто создал такой лагерь для обслуживания западных рыболовов-нахлыстовиков на реке Поной, одной из самых крупных рек Мурманской области. Сначала экспериментальный лагерь был поставлен нами в устье реки Пачи – притоке Поноя. Тут было довольно живописное место, с участком небольшого соснового бора рядом. Делали все своими руками, начиная с выгребных туалетов и строительства душевых, и заканчивая установкой палаток с устройством под ними ровных деревянных полов.  Место это находилось в нижней части  реки Поной, невдалеке от расположенного ниже по течению поселка оленеводов, под названием Каневка. Ничего удивительного не было в том, что некоторые жители поселка периодически пытались посещать наш лагерь с целью продажи нашим гостям каких-нибудь оленьих шкур, или изделий из них, а также оленьих рогов. Что было характерно, так это то, что  значительная часть жителей поселка носили схожую фамилию - Канев. Поработав один сезон в лагере на Паче, мы получили ценный опыт. Но с учетом целого ряда моментов, среди которых были и визиты местных аборигенов (обычно, пьяных) в лагерь, на следующий год он был перенесен примерно на тридцать пять - сорок километров ниже по течению реки. Новый лагерь, в отличие от предыдущего был менее доступен для жителей единственного на реке поселка (не считая, расположенного значительно выше, у самого истока Поноя, поселка Краснощелье). Если до верхнего лагеря на Паче, по большой воде, местные жители еще могли добраться на своих моторных лодках, то до нижнего, построенного в устье реки Рябоги, из-за мощных порогов, большую часть времени, им добраться было практически невозможно. К тому же места здесь были существенно богаче этими самыми порогами, стремнинами, а значит – и рыбой. Последнее обстоятельство и привело к тому, что основной лагерь (позже лагерь на Паче был снова построен) стал строиться все-таки на Рябоге. Именно сюда приезжали самые почетные и зажиточные гости.
    Надо сказать, что с самого начала различные представители местных властей ставили всяческие препоны в нашей работе. Оно и понятно, с богатых американцев можно было что-то урвать. Поэтому разные комиссии в лагерь к нам наведывались в первые годы работы регулярно. Это были и лесники, и пожарники, и представители органов рыбоохраны, а также недавно созданного комитета по охране природы. Все они рассчитывали что-то получить для своих ведомств, а чаще всего для себя самих. Многие проблемы с ними приходилось решать нам, русским. Мне, к примеру, удалось написать биологическое обоснование для организации рекреационного лова семги (по принципу поймал – отпусти) на реке Поной, и протолкнуть его через областной комитет по охране природы. Там, как и в большинстве ведомств, по-прежнему верховодили бывшие партийные функционеры. А за право организации лова рыбы иностранными клиентами на реке Поной, и создание там двух рыболовных лагерей, наша фирма должна была перечислять в казну Ловозерского района Мурманской области двести тысяч долларов ежегодно. И это помимо разных других поборов и взяток местным чиновникам. Напомню, что в то время, это были для нас очень большие деньги. Так что, особенно на первых порах, работа там складывалась непросто. При этом все наши русские представители фирмы были «под колпаком» у местных органов госбезопасности, и на каждого из нас они имели досье.
    Нижний лагерь располагался в зоне лесотундры. Здесь уже не было видно крупных деревьев, вроде сосен, растущих у лагеря на Паче. Местность выглядела куда более унылой. Из растительности преобладали всякие мелкие и кустарниковые формы, вроде карликовой березы, или можжевельников, а большую часть территорий вокруг занимала тундра, с ее весьма специфическим ландшафтом. Сам лагерь располагался как бы на плоской террасе, отделенной от реки небольшим массивом из прибрежных деревьев и кустов. Все жилые помещения для клиентов тогда были представлены двухместными американскими палатками на жестких металлических каркасах. Палатки были изготовлены в штате Орегон одной небольшой фирмой и доставлены сюда на вертолетах МИ-8 из Мурманска, вместе со всем остальным снаряжением. Они были сделаны из плотной светлой ткани и от этого выглядели внутри очень  привлекательно. Несмотря на то, что они считались двухместными, там было довольно просторно. По нашим представлениям в таких палатках можно было бы разместить шесть, а то и восемь человек. Но для клиентов надо было создавать привычные для них, достаточно комфортные условия. В каждой палатке, имеющей ровный и устойчивый пол на каркасе из брусьев,  стояли две деревянные койки, стеллаж для личных вещей, столик с полками и специально изготовленный рукомойник в виде деревянной стойки. Кроме того, здесь находилась финская дровяная печка (для сауны), чтобы отапливать помещение в холодное время. А на полу между кроватями был постелен синтетический коврик. Для того чтобы спать было не холодно, на каждой койке был постелен толстый и теплый американский спальник из полипропилена с мягким фланелевым вкладышем, поверх толстого поролонового матраса. В лагере работал круглосуточный душ на несколько кабинок, с водой, подогреваемой газом из привозимых еженедельно на МИ-8, газовых баллонов. А в качестве кают-компании  и столовой (или ресторана, что понятнее американцам), служила большая сорокафутовая палатка с большим камином, скамейками и целым рядом столиков и столов. Здесь все клиенты и персонал встречались утром, завтракали перед тем, как отправиться на рыбалку и встречались потом уже вечером на обеде (или ужине, как угодно). Повара готовили пищу как для хорошего ресторана, и стол старались сервировать, по всем правилам, чтобы наши гости были довольны обслуживанием. Тут же в большой обеденной палатке на информационной доске вывешивалось расписание, куда кто и с кем поедет рыбу ловить в разные дни недели. В субботу утром старая группа улетала, а новая прибывала в воскресенье, что позволяло работникам лагеря убрать в палатках клиентов, сменить там постельное белье и немного отдохнуть. Клиентам предоставлялась возможность посетить несколько участков реки в сопровождении разных гидов, как наших, так и иностранных. А поскольку результат работы каждого по отдельности складывался в общую картину, по итогам которой гости могли выразить свою благодарность в виде чаевых, все мы работали как одна команда. Гиды, например, моментально делились друг с другом о каких-то индивидуальных особенностях клиентов, с которыми им пришлось поработать. Если среди них попадался какой-то малоприятный тип (и такое, к сожалению, иногда случалось), об этом сразу становилось известно всем работникам. Кстати, благоприятные отзывы о клиентах распространялись также молниеносно. И как следствие всего вышесказанного, гиды старались сделать максимум для того, чтобы их клиент, о котором уже кто-то отзывался хорошо, отловился как надо. С другими же, кто получил отрицательные характеристики, особенно не цацкались.
    Территория, выделенная на реке для рыбалки клиентов лагеря, разделялась на отдельные участки, протяженностью обычно в два-три километра. Одни из них считались более продуктивными, другие – менее. В разгар сезона хороший нахлыстовик мог здесь поймать за пять дней до сотни штук семги.  Но ситуация на реке все время менялась и даже на самых лучших участках, порой было найти трудно рыбу, особенно в середине сезона, когда свежего подхода семги уже не было. Тогда гиды начинали экспериментировать и искать для себя новые места лова.
    Ряд участков, каждый из которых носил свое название по каким-то местным ориентирам, были достаточно удалены от лагеря, и туда клиентов приходилось доставлять на вертолетах, чтобы не терять их драгоценное время на дорогу. Там уже они пересаживались на большие американские лодки с водометным подвесным двигателем и плоским дном, заранее оставленные в определенных местах. До некоторых удаленных участков добираться на лодке было довольно опасно. Река здесь изобиловала множеством опасных rapids (порогов) и gravel bars (гравийно-песчаных отмелей). Идя на скорости по таким местам, порой трудно было гарантировать безопасность клиентов. А допускать какие-либо инциденты с пассажирами, на реке было немыслимо. Фирма из-за одного несчастного случая могла прогореть в прах. В пределах некоторых участков попадались довольно суровые пороги, один вид которых порой мог внушить ужас. Но там тоже держалась рыба, и ее нам приходилось доставать оттуда каким-то образом.
   
 Мне часто приходила в голову идея, заснять на видео прохождение  тех или иных порогов. Но сделать это было не так-то просто. Одному гиду, занятому управлением лодки, при движении через эти самые пороги, такое сделать почти невозможно. Отвлекись ты хоть на долю секунды – и твоя лодка может налететь на камни, последствия чего могли быть очень печальны. Попросить же клиентов сделать такое, было тоже опасно. Как правило, мы сами их предупреждали, что при прохождении порогов надо держаться обеими руками за борта лодки, а еще лучше – сесть на ее дно. Безопасность клиентов для нас была превыше всего. К тому же видеокамеры в то время были весьма громоздкими. Они занимали бы слишком много места в твоем рюкзаке, забитого продуктами и посудой для организации ланча на реке, а также многими другими вещами. Короче, моя задумка так и не была осуществлена мною.
     Однако почувствовать выброс адреналина в кровь там удавалось нередко. Как-то однажды, только вернувшись с рыбалки с клиентами, я встретил у кухни, где мы выгружали свою грязную посуду, нашего американского гида, молодого симпатичного парнишку, Стива. Он был как-то неестественно возбужден. Я спросил его, в чем дело? И он мне ответил, что сегодня у него был непростой день. Ему пришлось возвращаться с клиентами в лагерь с дальнего участка на своей лодке через мощные пороги вблизи небольшой речки Лопенярки, впадающей в Поной. А надо сказать, что пороги там действительно внушают ужас,  идущему по ним на лодке с мотором. Я говорит, всю дорогу, пока через них пробирался, молился в душе, чтобы пронесло. Думал, что инфаркт схвачу. Но клиентам виду не хотел показывать и, наоборот, все успокаивал их. И я его хорошо понимал. Двигаться на лодке там, среди камней, величиной со стол, да еще во время ветра, поднимающего волны, в то время когда ледяной дождь заливает твои очки, было совсем не просто. Да, успокоил я его, ты не один такой, мне тоже несколько раз приходилось такое пережить.
    
   И вот, вскоре после моего разговора со Стивом, я выехал с моими клиентами рыбачить на участок у той самой Лопенярки. Как раз тогда, с началом осени, в реку стала заходить осенняя крупная рыба, представляющая особый интерес для рыболовов. Это была светло-серебристого цвета семга абсолютно без синевы, только недавно пришедшая в реку для завершения своей нерестовой миграции, мощная и агрессивная. Подцепить такую на крючок, а главное, выудить ее было не так легко. Ловить нам приходилось с лодки, чтобы достать до больших камней, вокруг которых обычно концентрировалась рыба. Шнур мои рыболовы забрасывали по очереди, чтобы не помешать друг другу. И вот у одного из них «муху», привязанную к поводку с прочностью на разрыв в двенадцать фунтов, схватила приличная рыбина. То, что это был, несомненно, крупный экземпляр, показывало не только ее мощное сопротивление, но и манера вести себя. Она постоянно старалась прижаться поближе ко дну. И постоянно давила. Я крикнул второму рыболову, чтобы он срочно сматывал свой шнур, а тому, у которого на крючке сидела рыбина, велел крепко стоять на ногах, поскольку рыба резко пошла вверх по течению и стала разматывать baking (удлинитель шнура). Катушка на его удилище завизжала. Я завел мотор и стал постепенно приближаться к рыбе. Наконец моему клиенту удалось остановить вращение катушки, и он начал постепенно подматывать шнур. Но вдруг шнур его ослаб – рыба резко изменила направление и пошла вниз по течению. Крути быстрее, не давай ей слабину, закричал я! Сам тем временем тоже потихоньку стал менять направление движения лодки. А рыбина вроде как играла с нами. Она опять развернулась и пошла прямо к порогам, вокруг которых бурлила вода.
    Ситуация явно стала накаляться. Сразу стало ясно, что этот лосось просто так сдаваться не станет.  Он стал носиться как сумасшедший среди огромных валунов и бурунов, возникающих от лежащих под ними камней. Меня стал пробирать холодный пот. Мало того, что важно было не дать рыбине сорваться с крючка, при этом следовало соблюдать особую осторожность, двигаясь туда-сюда среди порогов, которые вызывали оторопь. Я сказал своему рыболову, что его главная задача не дать слабину рыбине, чтобы она не зашла за камень и не оборвала шнур, но при этом еще – не упасть за борт. Второго рыболова я попросил слезть с сиденья (большого пластмассового кулера, притянутого к настилу на дне растяжками), сесть на дно лодки и придерживать своего товарища за куртку. Мне же предстояло, маневрируя и следуя за рыбой, не налететь на подводные «мины». Так мы носились по порогам за рыбиной минут пятнадцать-двадцать, при этом сопротивление у нее нисколько не ослабевало. Она то и дело выскакивала из воды и делала «свечки». Когда рыба уходила вниз, к весу ее тела прибавлялась сила мощного течения реки, с которым было нелегко справиться. Все, что вытворяла наша лодка, напоминало мне рыбалку в океане с погоней за каким-нибудь марлином, только здесь были еще ой какие, неслабые пороги. В конце концов, поняв, что нам рыбу с лодки не взять (без потерь, в том числе и драгоценного времени рыбалки, ведь второй рыболов ничего не мог тем временем делать), решил двигаться к берегу. Я сказал об этом увлеченному борьбой с рыбиной, рыболову и осторожно начал перемещаться к ближнему заливчику, где течение было чуть потише. В конце концов, я уперся носом в берег, не выключая мотора, и сказал клиенту осторожно сходить на него. Наконец второй мой клиент смог взяться за рыбалку тоже. И вот по прошествии еще около пятнадцати -  двадцати минут, мой клиент смог рыбу подтащить к берегу. Мне, наконец, удалось подхватить ее в большой рыболовный сачок. Это был великолепный самец семги, причем такого размера, что раньше мне на Поное видеть не приходилось. Когда я его взвесил – весы показали двадцать четыре фунта. Это было около двенадцати килограммов стальной воли и мускулов. Сфотографировав своего клиента рядом с этим монстром, я сделал рыбе небольшое искусственное дыхание и отпустил назад в реку. После этого я смог позволить себе поздравить, наконец, моего клиента с победой над этим достойным противником. Я не помню точно, но, по-моему, у моего гостя в этот день уже не было больше сил продолжать охоту на благородного лосося. Он был буквально переполнен чувствами и в то же время опустошен. Долго он еще сидел на берегу напротив этих ужасных порогов и курил, глядя на воду.  А я подумал, ведь не будь у нас на крючке этой мощной рыбины, никто из нас троих при такой сумасшедшей скачке по порогам, не был бы гарантирован от инфаркта, про который несколько дней назад думал молодой американский гид Стив Градбо.


                R.V. Санкт – Петербург, январь 2010г.