В лесу колготки не сушат

 



      Как-то так произошло, что в период моей работы в Правлении Ленинградского областного общества охотников и рыболовов я вновь стал заниматься охотой. До этого у меня случился довольно длительный перерыв в добрых полтора десятка лет. Уйдя из ЛГУ и, прекратив заниматься научной работой, я возглавил отдел рыболовства и рыбоводства в ЛОООиР.  А надо сказать, что там работали не только военные пенсионеры, как это часто бывает. Нет, конечно, у нас их тоже хватало, особенно в руководстве Правления, но специалистами работали все-таки нормальные молодые ребята.  У меня в отделе было трое  (помимо меня) и в соседнем отделе охоты - четверо. Ну и, конечно же, все были охотниками. А поскольку возможностей для охоты у нас было немного больше, чем у рядовых членов общества, все ребята, помимо прочего, занимались добычей пушнины (ондатры, норки и бобров), работами по отлову диких животных для расселения, и мясозаготовками. Для мясозаготовок обычно отстреливали диких копытных животных. Для тех, кто не знает, сообщу, что в те времена существовала общегосударственная продовольственная программа. Вот мы в и ней участвовали. Как будто те расходы людских и материальных ресурсов, которые направлялись на добычу диких животных, могли как-то оправдать получаемый результат. И это не говоря уже о моральной стороне вопроса.  Мы отстреливали диких кабанов и лосей, и сдавали их туши на приемные пункты потребкооперации. Это были наши приработки, так сказать. Для таких отстрелов создавались бригады охотников. Подобная бригада была создана и у нас в областном Правлении. Состояла она в основном из работников охотничьего и рыболовного отделов. Периодически в свою бригаду мы включали и общественников. Как правило, это были люди, которые помогали нам транспортом. Ведь ездить часто приходилось по труднопроходимым дорогам, а для перевозки туш, и шкур убитых лосей требовались машины с подходящей грузоподъемностью. Обычно охотились с подхода, или даже с подъезда в утренние и вечерние часы, когда звери выходили на кормежку.  Иногда нас набиралось достаточно много, чтобы организовать охоту с загоном. Тогда часть охотников выстраивалась на стрелковой линии, а другие шли через лес цепью и шумели, пытаясь выгнать зверя на стрелков. Сам процесс убийства зверя мне особого удовольствия не доставлял, поэтому с определенного времени я стал стараться ходить в загон.  Не очень радостно было морозить сопли в ожидании того, что на тебя выскочит лось или кабан; вероятность последнего была не столь велика. Зато в загоне можно было увидеть что-нибудь интересное. Там попадалась на глаза всяческая живность, или хотя бы следы от ее жизнедеятельности. Следы на снегу, оставленные разными животными всегда  было интересно рассматривать и читать их. К тому же в ряде случаев мы могли стрелять по зверю внутри загона, если дела шли неважно.  Местом нашей охоты в зимний сезон были, как правило, угодья в Выборгском районе. Там, в Привуоксинском охотничьем хозяйстве, у нас была возможность останавливаться  на базе для ночлега. В этом месте, к тому же, мы могли хранить шкуры и, подвешенные на крюках, туши добытых зверей. На нашу бригаду из семи-восьми человек обычно выделялось около десятка «мясных» лосей. Разделанные на четвертины, туши убитых лосей, мы должны были сдавать государству. Так мы вносили свой вклад в дело выполнения общего плана по мясозаготовкам.  Кроме того, иногда нам приходилось «оказывать помощь» в отстреле «спортивных лосей» разным командам охотников. Как правило, это были коллективы, которым выдавали лицензии в качестве поощрения. Но, представьте себе, что может произойти на охоте, когда в ней участвуют, например, семидесятилетние старцы. Вариантов здесь могло быть много.... В результате весь зимний сезон мы были обеспечены лосятиной. Причем речь шла не только о мясе, но и потрохах забитых зверей, которые часто доставались нам, добытчикам. Язык всегда полагался охотнику,  убившему лося.  Все остальное: печень, почки, сердце, легкие, а иногда и вырезка, делились между всеми членами бригады. Шкуры, снятые с лосей, подлежали в любом случае обязательной сдаче в заготконторы. За сданные шкуры охотникам выплачивались деньги, которые лично мы  тратили на закупку продуктов и выпивки для всей бригады. Эти деньги у нас называли «шкурными», и их хватало обычно на все время лосиной охоты. Естественно, все время, пока мы были на охоте, мы питались преимущественно лосятиной. И я со своим больным желудком не отставал от других.  Помню, иногда я выезжал на охоту с приступами язвы. В мой термос дома заливался горячий бульончик или кашка, которыми мне следовало питаться, по прибытию на базу. Но после дня напряженной охоты, длительных переходов и перетаскивания на своем горбу тяжелых лосиных четвертин, все боли в желудке куда-то исчезали. Вечером я уже мог есть со всеми вместе жареную лосиную печень, и сырую вырезку с уксусом, луком и перцем, запивая все это водкой. Очень приятно было ощущать себя частью такого здорового мужского  коллектива. Это была тяжелая физическая работа, но именно она мне нравилась в такой охоте больше всего.
     И вот в очередной наш выезд на охоту мы снова оказались в лесу где-то в Выборгском районе Ленинградской области. Кажется, это было в районе п. Барышево. Уже пару дней мы пытались что-то добыть с какой-то командой охотников, но лоси, как назло, не попадались. И вот наш доблестный руководитель охоты, Валерий Романович, начальник охототдела, определил место для очередного загона. Я, как обычно, вызвался идти с загонщиками. При этом нам была поставлена задача: стрелять лося в загоне, если встретится, благо местность не очень пресеченная и вынести из загона тушу не так сложно. Расставили по местам стрелков,  потом остальные отправились к месту начала загона. По условному сигналу загонщики пошли, крича, что кому на ум взбредет. Шли как обычно, стараясь держаться на одной линии, прислушиваясь к голосам своих соседей. Лес был в основном сосновый, иногда перемежаясь  небольшими участками ельника. Снегу под ногами было не очень много, и идти было довольно легко. Пройдя с километр, я обнаружил следы куницы, но как ни вглядывался в кроны деревьев, саму ее так и не увидел. Пройдя еще метров пятьсот, я почувствовал, что пора бы ненадолго остановиться. Видимо, перед дорогой выпил слишком много чаю. Вокруг меня стояли огромные ели, и хотя были они друг от друга на приличном расстоянии, в лесу было довольно сумрачно. Справив нужду, я осмотрелся по сторонам. И вдруг! - Что за черт! Метрах в тридцати от меня, под елью,  заметил какое-то едва уловимое движение. Я присмотрелся внимательнее. И тут увидел, что на самой нижней еловой ветке слегка раскачиваются на ветру забытые кем-то не то колготки, не то – чулки серого цвета.  Что за дурь, сказал я сам себе – откуда в лесу чулки? Да и ветра нет никакого! В сомнении я стал потихоньку стягивать с плеча ружье. Может, это я заячьи уши принял за чулки? – Больше мне ничего почему-то в тот момент в голову не пришло. И вдруг эти, то ли чулки, то ли колготки двинулись с места. Оказалось, что за елкой стоял сохатый. Не успел я стащить с плеча ружье, как лось метнулся от меня сквозь ельник прочь. Пока я прицелился и сообразил, что ружье надо снять с предохранителя, зверь уже был вне досягаемости. Через секунду-другую он вообще исчез из моего поля зрения. Я понял, что свой шанс уже упустил. Единственное, на что я еще мог надеяться, так это на то, что лось в испуге выбежит на стрелковую линию. Повесив снова ружье на плечо, я двинулся вперед. Еще метров через пятьсот-семьсот загон был закончен. Выстрелов так и не последовало. Видимо, лось был смышленый и ушел вдоль стрелковой линии в сторону.  Еще минут через пятнадцать-двадцать последние загонщики вышли на стрелковую линию, расставленную на просеке, и все охотники собрались вместе. Посетовали на то, что опять все прошло впустую. Большинство решило, что зверя внутри загона и не было вовсе.  И тут я рассказал им о том, что случилось у меня в чаще леса. Многие посмеялись этому, но только не я. Неприятно все-таки себя ощущать, севшим в лужу. Кстати, история эта мне еще не раз аукнулась. Наш незабвенный Валерий Романович при случае всем стал с удовольствием рассказывать, как начальник рыболовного отдела принял в лесу лосиные ноги за женские колготки из-за того, что постоянно ему везде бабы мерещатся. Фантазия его была безграничной, и поэтому каждый его рассказ об этом моем казусе обрастал все новыми подробностями. А люди слушали…. Так я твердо зарубил у себя на носу, что колготки в лесу не сушат!


                R.V.       Санкт Петербург, 21.10.09.