Кто найдет топор под компасом?

У нас великая страна. Или во всяком случае таковой себя считает. Великая страна предполагает наличие великих правителей, а точнее великих целей перед ней стоящими. Правители могут быть и не великими, но цели, поставленные когда-то перед страной и народом ее населяющим, должны блокировать всю слабость этих правителей или их чрезмерную силу, перерастающую в самодурство. Таковым являлся дохристианский Рим, устои и цели которого не могли поколебать ни Калигула, ни Комод, ни Нерон. Императоры  были слабыми, самодурами, деспотами, но Рим стоял и двигался вперед.

Каждый правитель мнит себя величавым и старается как можно ближе подойти к тому состоянию, когда его будут таковым считать. У некоторых это выходит лучше, у некоторых хуже, но действительно величавых в истории было совсем немного. Это те, которые формировали у своего народа цели. И не просто формировали, но и приказывали их. И народ шел с этими целями по своей истории с высоко поднятой головой через века. Ибо цели эти ставились не на пятилетку, а на века. С исчезновением или угасанием воли к достижению этой цели – заканчивался и сам народ, и его величие.

Как правило, имена таких правителей всегда предаются забвению, с момента забвения той самой цели, которую они формировали перед своим народом. Эти люди, как правило, всегда стояли на утренней заре своего народа и с его исчезновением, память о них стиралась, или превращалась в легенду.

Все остальные многочисленные исторические личности, известные нам – суть только подобие тех величавых правителей, которых мы не знаем.

Формирование перед народом искусственных, метафизических, не земных целей – я считаю  политическим и историческим  мошенничеством во имя достижения определенной  материалистической цели определенной группой лиц. К таким целям я отношу идеи христианства, мусульманства, коммунизма и демократии. Их могут формировать и внедрять великие, но это будут только великие авантюристы и проходимцы.

Коммунизм, христианство, буддизм, демократия, несмотря на вся их внешнюю привлекательность и мудрость - это всего лишь  идеи, но не цели. Разница между двумя этими поняьтиями колосальна и я ее поясняю в своей книге.

Как это будет ни вызывающе для некоторых звучать, но целью у любого нормального народа может быть только одно – господство над другими народами. Вся человеческая история только это и подтверждает. Вплоть до сегодняшних дней. Особенно это соответствует русскому народу, для которого слово "земля" обозначает очень многое. Оно в русском языке очень космополитично. Оно обозначает не только почву, грунт - этим словом называется вся наша планета. И только по-русски слова "мы хозяева на нашей земле" могут быть поняты как "мы хозяева этой планеты". И в этом нет ничего плохого. Именно этого притязания русских и лишили. А лишившись этого, мы лишились пассионарности и стали фаталистами.

И такая цель очень четко сформирована во всех священных писаниях одного народа. И он неуклонно движется к этой цели. Об этом я пишу в своей книге «Коротко о разном или диалоги с Царством Божьим».

Кто сформировал перед ним эту цель, история естественно умалчивает, и мы можем об этом только строить гипотезы. У меня по этому поводу есть одно шуточное стихотворение, которое называется «По сюжету одного религиозного завета»:

 

Нет пастуха - осталось стадо
И в нем заговорил баран:
Мы все равны, мы знаем путь наш к счастью!
Не мы...а я! И я вам его дам...

Ура! Ура! Заблеяла отара,
Тебе мы верим! Ты умнее всех,
Веди нас в царствие, где будет нам отрада,
В мир полный пищи и утех!

Чтоб не было там хищников, и чтобы нас не стригли,
Чтоб мы от страха постоянно не тряслись,
Чтоб солнышко нам день и ночь светило,
И мы б на заливных лугах паслись.

В тот мир, где овцы всех главнее,
Где будут все их почитать и уважать
Цари зверей вставали б на колени,
Где все чужое, как свое мы будем брать.

"Я дам вам этот мир" - так им баран ответил.
За той пустыней и горами он лежит
Его наш Бог бараний заприметил,
И мне нарек, что мы там будем жить!

 

Кто сей «баран», пусть каждый строит свою гипотезу. Одно хочу сказать, что это был величавый «баран». А точнее не он, тот Бог, приметивший новый бараний мир, в писаниях называемый «Господь»  – и есть тот легендарный, обожествленный вождь, царь, правитель, поставивший перед своим народом великую цель. Были затем пророки, цари (слабые и сильные) – но тот, кто формирует цель, для них не досягаем, поэтому в  целях самосохранения и самооправдания последующие правители его обожествляют.

Момент принятия христианства, мусульманства, буддизма – это ключевые моменты в истории тех племен и народов, принимавших эти религии. Это моменты – когда эти народы отказывались от своих первоначальных целей в своей истории и истории человечества. Они поклонялись другому Господу (читай Господину) и начинали терять себя.

Эти исторические моменты, мне напоминают эпизод из романа Жюля Верна  «Пятнадцатилетний капитан», когда злодей под корабельный компас подкладывает топор.

Внешне в открытом море ничего не заметно, но корабль уже плывет в другую сторону. И какие бы великие капитаны не вставали у руля – их корабль всегда придет туда, куда надо подложившим топор рабовладельцам.

Христианство, мусульманство, буддизм, коммунизм, демократия – это топоры под компасы наших национальных кораблей.

Русский или российский корабль уже даже не куда и не плывет. Он основательно сел на рифы. Причем вместе с работорговцами, которые поменяли ему курс, и вот-вот очередная большая волна расколет его на разные части.

Сейчас как никогда нужен тот самый  величавый, ибо это слово много больше чем слово «великий», отважный, который может остановить хаос, организовать, а не расстрелять  в очередной раз команду, заделать бреши и постараться сделать все возможное, чтобы приближающаяся волна не расколола корабль, а сняла его с рифа и отправила в дальнейшее плавание. Для этого нужен, повторюсь Великий человек, который возможно будет впоследствии обожествлен по-настоящему. Для этого нужен человек с полной переоценкой всех предыдущих ценностей рабовладельцев в своей голове. Человек, который не просто заставит волну снять корабль с рифа, но и который в последствие найдет под компасом тот топор, выкинет его в море вместе с теми, кто его туда подложил и отправит корабль правильным курсом. Для этого нужен, повторюсь великий или величавый человек. И народ за ним пойдет сам, смею вас в этом заверить.

Сейчас очень популярно одно очень грустное мнение – нужен новый Сталин. Сталин был великим и оставил великую страну СССР с космическими кораблями. Я не буду здесь разбирать роль Сталина в истории России. Мне кажется, я это сделал подробно в своей книге и в отдельной теме на своем форуме. Одно хочу сказать, что это огромное заблуждение.

Сталин, наверное, был великим, но он не был величавым. Он стремился к этому. Но стремиться мало. Для этого надо иметь склад души. Ибо величавость – это в первую очередь добродетель. Он снял наш корабль с одного рифа и тут же забросил его на другой. Это не тот путь, который нам нужен.

Для того, чтобы все это лучше понять я хочу привести выдержку из книги Аристотеля «Никомахова этика». Там подробно описаны черты присущие величавому правителю.

Внимательно прочитав это, мы прекрасно, без лишних комментариев увидим те психологические портреты наших руководителей от Сталина до Медведева. Мы увидим, что они обладают некоторыми характеристиками величавого правителя, или стараются временами демонстрировать эти качества, наученные своей аналитической и психологической командами. Но мы также прекрасно увидим, что среди них никогда не было и нет тех Величавых великих людей, способных не то, что вывести на нужный курс, но и просто снять российский корабль с этого рифа. Итак слово Аристотелю:

 

/…/ Но величавый, коль скоро он достоин самого великого, будет,  пожалуй, и самым   добродетельным:  действительно,   большего   всегда   достоин  более добродетельный и величайшего - самый добродетельный. Следовательно, поистине величавый должен быть  добродетельным и величие во  всякой добродетели можно считать признаком  величавого. Разумеется,  величавому  ни в коем случае  не подобает ни  удирать со всех ног, ни  поступать  против  права  (adikein). В самом деле,  чего ради совершит постыдные поступки тот,  для кого нет ничего великого? Если внимательно рассмотреть  [все] по отдельности,  станет  ясно, что  величавый, если  он не  добродетелен,  предстанет  во  всех  отношениях посмешищем. Как дурной  человек, он не был бы достоин чести, ибо честь - это награда, присуждаемая за добродетель, и воздается она добродетельным.

     Итак,  величавость - это,  видимо,  своего рода украшение добродетелей, ибо придает им величие и  не существует без них. Трудно поэтому быть истинно величавым,   ведь   это    невозможно    без   нравственного    совершенства (kalokagathia). Величавый, таким образом, имеет дело прежде всего с честью и бесчестьем.   При  этом   удовольствие  от  великих   почестей,  воздаваемых добропорядочными людьми, будет у  него  умеренное, как  если бы  он  получал положенное или даже  меньше: дело  ведь в  том, что  нет чести, достойной во всех отношениях совершенной добродетели; он тем  не менее примет эту  честь, затем что  нет ничего  большего, чтобы воздать ему.  Но  он будет совершенно пренебрегать честью, оказываемой случайными людьми и по ничтожным [поводам].

Не этого он достоин. Соответственно он отнесется и к бесчестью, ибо по праву оно не может его коснуться.

     Итак,  величавый  проявляет  себя  прежде всего, как  было  сказано,  в отношении  к чести;  вместе с  тем и в  отношении к  богатству,  и к  власти государя, и вообще ко всякой  удаче и неудаче  он, как бы там ни было, будет вести себя умеренно и не  будет ни чрезмерно радоваться удачам, ни чрезмерно страдать  от неудач, ведь  даже  к чести  он  не  относится  как  к  чему-то величайшему; а между тем и власть государя, и богатство избирают ради чести, во  всяком случае, обладая ими, хотят за это быть в  чести, а для  кого даже честь -  пустяк,  для того и  все  прочее [ничтожно].  Вот  почему величавыеслывут гордецами (hyperoptai).

   8.  Принято считать, что удачные  обстоятельства способствуют  величию. Действительно, достойными чести  считаются благородные, государи или богачи, ибо они обладают превосходством, а всякое превосходство  в благе заслуживает большей  чести. Потому подобные  обстоятельства  и делают более  величавыми: ведь некоторые почитают таких людей. Однако  только  добродетельный поистине  заслуживает  чести,  а у  кого имеется и то  и другое, [и добродетель, и удачные обстоятельства), те  более достойны чести. Но кто, не  будучи добродетелен, обладает подобными благами, не по праву считает  себя  достойным  великого  и  неправильно  именуется он величавым,  ибо  без добродетели, совершенной во всех отношениях,  [величие] невозможно.  Гордецами и наглецами (hybristai) также  становятся  обладатели этих благ, потому что нелегко без добродетели пристойно переносить удачи. Не способные переносить их и мнящие о  себе, что превосходят других, они других презирают, а сами совершают какие угодно поступки. Они ведь только подражают величавому,  не  будучи  ему  подобны, и делают это,  в  чем  могут,  т.  е. добродетельных поступков они не совершают, зато презирают других. Что  касается  величавого, то он по праву  выказывает презрение, ибо он составляет мнение истинно, тогда как большинство наугад.

     И  тот, кто  величав, не подвергает себя  опасности ради пустяков и  не любит самой по  себе опасности, потому что [вообще] чтит очень  немногое. Но во имя великого он подвергает себя  опасности и в решительный  миг не боится за свою жизнь, полагая, что недостойно любой ценой остаться в живых.      Он  способен оказывать благодеяния, но стыдится принимать  их,  так как первое -  признак его превосходства,  а  второе -  превосходства другого. За благодеяние  он воздаст большим  благодеянием, ведь тогда  оказавший  услугу первым останется  ему еще должен  и будет облагодетельствован. Говорят, люди величавые помнят, кому они оказали благодеяние, а кто их облагодетельствовал -   нет   (облагодетельствованный-то   ниже   благодетеля,   а   они  жаждут превосходства),  притом  величавые с  удовольствием слушают о  благодеяниях,которые  они оказали, и недовольно - об оказанных им. Вот почему даже Фетида не упоминает благодеяния, оказанного ею  Зевсу,  и лаконяне  -  благодеяний, оказанных ими  афинянам, но  только те,  что были  оказаны им самим. Признак величавого -  не нуждаться [никогда и] ни в чем или крайне редко, но в то же время охотно оказывать услуги.

     Кроме   того,  с  людьми  высокопоставленными  и  удачливыми  величавые держатся величественно, а со средними  -  умеренно,  ибо  превосходство  над первыми  трудно и  производит  впечатление,  а над последними  не составляет труда; и если возноситься над первыми отнюдь не низко, то над людьми убогими гадко (phortikon), так же как выказывать силу на немощных.

     Величавый не гонится за тем, что почетно, и за  тем, в чем первенствуют другие; он празден и нетороплив, покуда речь  не идет  о  великой  чести или [великом] деле; он деятелен (praktikos) в немногих, однако великих и славных [делах].  Ненависть его и дружба необходимо должны быть явными (ведь и таиться, и правде уделять меньше внимания, чем молве, свойственно  робкому); и говорит, и действует он явно (он свободен в речах, потому что презирает трусов, и  он правдив [всегда], за исключением притворства перед толпой).

     Он  не  способен  [приспосабливать  свою]  жизнь к  иному человеку,  за исключением  друга, ведь это рабская способность, недаром подхалимы [бывают] из прислуги и убогие - подхалимы.

     Его нелегко удивить, ибо ничто не [кажется] ему великим.

     Он  и  не  злопамятен: величавому вообще  не свойственно кому-то что-то припоминать, особенно когда [речь идет  о причиненном ему] зле,  скорее, ему свойственно не замечать этого. (Касается в полной мере отсутствия этого качества у Сталина. А. Волин )

     Он  не  обсуждает людей (anthropologos), ибо  не станет говорить  ни  о себе, ни о другом; право же, ему нет дела ни до похвал себе, ни до осуждения других,  и  в свою очередь он скуп  на  похвалы. По  той  же причине  он  не злословит даже о врагах, разве только когда, презирая их, хочет оскорбить.

     Менее  всего   он  склонен  горевать   и   просить  помощи  в  связи  с [повседневными] - необходимыми или малозначительными - делами, ибо так ведет себя тот, кому они важны.

     И тот, кто величав, склонен владеть прекрасными и невыгодными вещами, а не  выгодными и  для  чего-нибудь полезными, так как самодостаточному первое более свойственно.

     Принято  считать,  что в движениях величавый человек  бывает  неспешен, голос у  него глубокий, а речь уверенная, ибо не станет торопиться тот, кому мало  что важно,  и  повышать голос тот,  кто ничего  не признает великим; а крикливость  и поспешность от  этого [ -  от того, что все кажется важным  и значительным].

     9.  Таков,  стало  быть,  величавый  человек;  [отклонения  в  сторону] недостатка [дают]  приниженного, в сторону избытка -  спесивого.  Но  и этих людей  считают не  злыми (kakoi) (так  как они не делают  зла), а заблудшими (hemartemenoi). Ведь приниженный,  будучи достоин блага, лишает  самого себя того, чего  он  достоин, и  оттого,  что он не  считает себя достойным благ, кажется, что он наделен неким пороком (kakon ti); и самого себя он не знает, [иначе]  он ведь  стремился  бы  к  тому,  чего  достоин,  во всяком  случае [признавая] это благами. И тем не менее таких людей  считают не глупцами,  а робкими (okneroi). Подобное мнение о самих себе, видимо, делает их хуже, ибо всякий человек стремится к тому, что  ему по достоинству, а  они  сторонятся даже  прекрасных дел и занятий, а  равным образом  и внешних благ, как будто они [всего этого] недостойны.      Что  до спесивых,  то их глупость  и незнание самих себя ясно видны. Не обладая  достоинством, они берутся за почетные [дела], а  потом обнаруживаютсвою несостоятельность;  они и нарядами  украшаются, и позы принимают, и все такое [делают], желая, чтобы их успех  (entykemata) был заметен; и говорят о нем, думая, что за него их будут чтить.

     Однако приниженность резче противопоставлена величавости, нежели спесь, и встречается она чаще и хуже [спеси].

     Итак, величавость, как уже было сказано, имеет дело с великой честью. /.../

 

 Из всех наших советских и постсоветских руководителей, на мой взгляд, только Сталин, наверное внимательно читал Аристотеля. Поэтому к описанию величавых людей – его искусственный образ наиболее подходит.

Все было у Сталина, за исключением одного – добродетели. Он был человек цели, но цели его были ужасны. У него одного было величие, но величие это было напускное, искусственное. Это было величие, способное обмануть только рабов.

Об остальных правителях мне даже не хочется говорить. Только В.В. Путин временами, следуя инструкциям своих психологов и имиджмейкеров, старается придать себе вид величавого государя. Но это только, кода он находится в состоянии того самого притворства перед толпой.

Нас спасет, как правильно пели наши деды и прадеды -  "Ни Бог, ни царь, и ни герой". Тем более, если все это мертвые, вымышленные  персонажи. Нас спасет только самая элементарная переоценка всех навязанных нам ценностей. Ее рецепт вкратце описал Байрон:

- Когда сыны Лакедемона встанут

 И возродится мужество Афин,

 Когда сердца их правнуков воспрянут

 И жены вновь начнут рождать мужчин,

 Ты лишь тогда воскреснешь из руин.

 

Именно такая переоценка и позволит появиться тому величавому, который объединит и сплотит вокруг себя новых сверхчеловеков. Не как в 1933 году в Германии, но как в 756 году до н.э. на Аппенинском полуострове.

 

А.Волин   24.02.11

Статья напечатана на сайте http://www.russiandialogi.com/press