заметки созерцателя. Разное. Ч. 2

“В конце концов мы проживаем только себя. Во всём только возвращается, приходит ко мне – моя собственная сущность и те части её, что долго были на чужбине, рассеянные среди вещей и случайностей. Я начал своё самое одинокое странствие!” Ф. Ницше.

Задуманное изначально как одинокое, потому и срезонировал, странствие начало обрастать привязанностями, или стремлением к привязанности, чужими судьбами и грозило превратиться в род пикника, где все говорят много и шумно, где не слышат друг друга. Как они тяготили, как я полюбил эти пикники жизни. Пересечения судеб, касания и столкновения – шумы жизни, забивающие истинное. Человек сам по себе – один на один с собой. Траектория жизни- результат столкновений, попыток избежать столкновений, набеги и отходы, катание дыр и сопротивление рутине быта, или отдача ей..


Редко бросал теперь взгляд на прошлое. А когда такое случалось, оно словно проваливалось в трещину, в разрыв времени. Оглядываясь назад, и жизнь вроде бы была, и не было её. Но там жил. А сказать о том времени нечего. Что там в темноте пропасти, в бездонности, поглотившей время. Осталось одно, вытаскивать кусочки, крохи, собирать из них фрагменты. Каждый сам по себе существующий, и вроде бы принадлежащий тебе, н мог и не принадлежать. И в стройный ряд прошедшей жизни не укладывающийся, в мемуары не годящийся. Так осколки, извлечённые из пустоты. А как хотелось бы – от первого вздоха  и далее, в строго временной последовательности. Но как только приступаешь, возникают пустоты, лакуны. Бессмысленное занятие.

От “болен весной” до весною я болею, от стать к быть, но внутри себя быть, остаться. Стать, если оступился и снова быть собой. От разочарования к гармонии, от хаоса к ясности, от Лермонтова к Пушкину. От безбожия к Богу, а от Бога к Христу ещё предстоит. В Христа надо войти всем существом, вчувствоваться, слиться. От безумия сил к мудрости. Прошедшего мне не жаль.

Тоска всегда приходит неожиданно, хотя уже давно привык, что она непременно наведывается время от времени, и возьмет в себя. Такое у неё свойство – посещать тебя время от времени. И, если кажется, что не вовремя, то разве для неё выбирают время. Она всегда застаёт тебя в одиночку, спровоцированная мелким бытовым раздражением, нудным дождём или ветром, а бывает и ничем. Просто пришло её время, и нужно отдать ей долг, который накопил спокойствием духа или интенсивностью мыслей. Если тебе хорошо думалось вчера, значит она уже на пороге. И всё, что ты делал, оказывается ненужным, незначащим.  И, если грусть – светлый край тоски, её преддверие или окончание, то апатия её сердцевина, её главная суть.

И река забвения, и река времени. Когда утром в безветрие сидишь на берегу, и кругом тишь и гладь – то только о забвении ивозникает мысль. Всё пройдёт, всё поглотят воды, и тишина будет. И ты не во времени, ты вне его. Время – нечто внешнее по отношению к тебе. Ты сам по себе, время – само по себе. Соприкоснуться можно только на миг, и снова разойтись. Река, как время. Катит свои воды мимо тебя, который на берегу.

Абсолютно одиноки безнадежно больные люди, и люди, у которых в сердце нет любви. Конкретной любви, а не абстрактной. Или даже нет ожидания любви, что тоже, что и любовь. Человек знает, что где-то кто-то есть, и просто надо найти его. Но найти удается не всем это редкость, и жизнь вечное ожидание. Больной человек понимает, что и любовь не отведет абсолютного одиночества, и тогда он или ломается, или находит в одиночестве наслаждение.

“Размышления мои побуждают меня ответить, и я поспешаю выразить их”. Иов.
Это могло бы стать ещё одним эпиграфом к заметкам. Иногда думаешь, а может построить все заметки из одних цитат. Роман из цитат. Это подтверждает, что всё уже сказано, именно потому и можно было бы обойтись одними цитатами. Бесконечный цитатник, где мысль одного перетекает в мысль другого, поскольку в каждый момент своей жизни, как бы бесконечно не дробить её, найдется для него подходящая цитата, найдётся человек, который уже испытал то ж ощущение, и описал его. Любую жизнь можно собрать как мозаику из цитат, чужих мыслей, чужих переживаний, и это будет вроде и не чужая жизнь.
 Но всё-таки “я поспешаю выразить”. Зачем? Не знаю. Если только для себя самого – понять себя, то не поздно ли? Если жизнь путь к точке омега, тогда не поздно никогда. Всё, что человек может сделать – обязан делать. Придти к точке омега как можно более очищенным. Тогда эти заметки способ очищения себя.

Готовность на всякую крайность, как на праздник (Ницше) – было. А вот когда ушло? В какой момент перешло в срединность, благоразумие? Может, это и называется мудростью?  Но в глубине остался след этой готовности, не гаснет , но и не разгорается.

Нет никакого жизненного пути, есть набор случайных событий, которые мы задним числом выстраиваем в жизненный путь. Среди случайностей ищем закономерность, и, чаще всего, выдумываем её, и только через Бога обнаруживаем 
 истинную связь событий. Без него нет ничего. И наше “ничто и ничего” преодолевается через  него.

Жизнь всегда течёт параллельно по нескольким рукавам. Пришло время рассмотреть их, как целую реку.

Любите сны, господа! Сон это блаженство, равного которому нет в земной жизни. Сон-проекция некоего другого мира. Только в снах противоположности сливаются, мирно уживаются, сосуществуют с такой естественностью. Проснувшись и вспоминая,  понимаешь, что в реальности события сна не могут сосуществовать, как не может существовать лёд в огне. Но ,может быть, сон – полгота и цельность всего тебя, сознательного и бессознательного. В бессознательном ведь нет дифференциации, там всё едино, там не правит холодный рассудок, там нет разделения на свет и тьму. Значит, изначально так было – нет света и тьмы, нет добра и зла, нет верха и низа.
Сны – вторая половина нашей жизни, и, может, даже более яркая,  насыщенная, чем первая. Сон это не пропавшее время, как сам считал когда-то.

“Не буди былых чувств, ибо они столько раз привяжут тебя к столбу времени, сколько раз ты разбудишь их, сердце моё. И ты станешь рабом времени, и состаришься, и умрешь прежде смерти”. Николай Сербский. Молитва на озере.