Опоздание к прошлому. Глава 16

                ЛОЖЬ ВО СПАСЕНИЕ?

     За кулисами Саша усадил меня в кресло, принёс стакан воды и, присев передо мной на корточки, гладя мне руки, тихо заговорил:
                Мир останется лживым,
                Мир останется вечным,
                Может быть постижимым,
                И всё-таки бесконечным...
     От звука знакомых стихов, от неожиданной поддержки почти незнакомого мне человека, от вдруг обнаруженной в себе силы духа, я тихо засмеялась и  впервые с интересом посмотрела на Сашку.
     - Откуда ты знаешь эти стихи? – спросила я.
     - Я не только эти стихи знаю. Я и сам пишу немного... – улыбнулся он мне в ответ. – Я рад, что ты оклемалась. Вообще, ты здорово выступила...
     Наш тихий разговор прервали Фира и Розэтта.
     - Как ты себя чувствуешь, Натка? – с тревогой заглядывая мне в глаза, спросила Фира.
     - Нормально, - пожав плечами, ответила я.
     - Спасибо тебе за отличное выступление и прости нас, что тебя не поддержали. Почему-то стало страшно... Сама не могу понять, что со мной случилось... – продолжала извиняться Фира.
     - У тебя есть ещё возможность поправить положение. Пойди и скажи правду, - ухмыльнувшись, ответила я.
     - Нет... – вмешалась Розэтта. – Собрание закончилось... Своё решение Наталья объявит в приказе через пару дней. Но ты, Натка, классно выступила. Так им всем врезала! Ты же им всю правду сказала!  И почему парторг врал, что каждый день актёры ходят на занятия? Кроме Лидки и Игоря, я никогда никого из них не видела! И чего они взбесились?
     - Они взбесились, потому что ты струсила и тоже соврала, -  констатировал Сашка.
     - Конечно, струсила! А что ты хочешь, чтобы меня завтра же выгнали на улицу?! Куда я пойду? Опять в дворники или в уборщицы?! Вот Ирма - уж точно гадюка! Всё хвасталась своей смелостью, что выступила тогда, а сама сегодня не пришла... Ну, падла! Всех подставила! Пусть только появится здесь... Я ей так по морде врежу!..
     - Ладно... Не распаляйся больно... – грустно урезонила Розэтту Фира. – Пошли домой.
     - Может быть, пойдём ко мне домой? – предложил Сашка. – Посидим, потреплемся, винца выпьем за Наткину смелость... Пошли?
     - Нет... – сказала Фира. – Боюсь, её выступление нам дорого обойдётся.
     - А пожрать у тебя дома есть? – не обращая внимания на уныние Фиры, оживилась Розэтта.
     - Есть... – засмеялся Сашка. – Что-нибудь найдём, потом ещё подкупим... Пошли, Ната?
     - Пошли, пошли, Натка! – заторопилась Розэтта. - Чего выпендриваться, когда приглашают?!

     Дома у Саши вечер прошёл в разглядывании фотографий Китая, где он школьником два года прожил с матерью. Она преподавала там русский язык и, если бы не Сашкино хулиганство, из-за которого китайское посольство попросило заменить педагога, жила бы там с сыном ещё несколько лет. А сейчас она на пенсии, заслуженная учительница Российской Федерации, на общественных началах работает в райкоме партии.
     Жили они с матерью на Таганке в ужасном покосившемся бараке на Большой Коммунистической улице. Маленькая комнатка их коммунальной квартиры была полна книг. Саша брал с полки очередной томик незнакомых мне поэтов и читал свои любимые стихи. Очень смешные фамилии были у поэтов... Саша Чёрный, Андрей Белый, какой-то Блок...  Стихи были непонятные, но очень звучные, музыкальные, и Саша читал, как бы подчёркивая их ритм.
     От выпитого вина, еды Розэтта чуть захмелела, а ритм стихов вогнал её в сон, и она задремала. Заметили мы это, когда пришла мама Саши – маленькая, седая горбунья. Она доброжелательно с нами познакомилась, пожурила Сашу и нас за вино, беспорядок на столе и сразу начала всё убирать. Намёк понят... Пора уходить.

     Часов до одиннадцати вечера мы стояли с Сашей у моего подъезда, и всё говорили и говорили о работе, о родителях, о стихах, о себе... Нам оказалось интересно друг с другом, и мы договорились о следующей встрече.

     До долгожданного отпуска осталось несколько выездов в лагерь, и я была рада, что, наконец, кончатся укоры Анатолия Михайловича за моё не дипломатичное выступление на собрании. Остановить его нудные назидания и рассуждения о жизни могла только Елена Сергеевна.
     - Хватит болтать, Анатолий! – резким дисконтом обрывала она его речь. – Ты всем уже надоел.

     На очередном свидании с Сашей я узнала от него, что студия отдела закрыта и все девочки уволены по сокращению актёрских штатов. Захотелось сразу повидать Фиру, Розэтту, но телефонов у них не было, а где они живут, я тоже не знала. Негодование на Наталью Ильиничну, на все парткомы сразу, на «замечательный» коллектив отдела захлестнуло душу. Принять, как должное, их жестокое решение - выбросить девчонок на улицу, ничего не предложив взамен, - я не могла.
     А на следующий день Елена Сергеевна шепнула мне на ухо, что меня вызывает на базу Наталья Ильинична, и я могу не ехать с ними на концерт. Вхожу в кабинет Натальи Ильиничны, заранее агрессивно настроенная.
     - Здравствуйте, - говорю я с вызовом, не называя её по имени отчеству. Когда я обижена на человека, у меня язык не поворачивается назвать его по имени. – Вы меня вызывали?
     - Да... Вызывала... – с удивлением наблюдая мою наглость, ответила Наталья Ильинична. – Хочу вам сообщить, что студия ликвидирована.
     - Я знаю.
     - Все студийцы уволены... Вас я тоже имею право уволить, так как у вас с апреля месяца отсутствует прописка в Москве... А без прописки, как вы, надеюсь, знаете, работать в Москве нельзя, - жёстко говорит Наталья Ильинична, по-прежнему наблюдая за моим холодным спокойствием. - Но, чтобы вы не подумали, будто вас увольняют за критику... – продолжила она более мягко, пытаясь достучаться до моего сознания, - ведь в  парткоме сочли, что ваша критика была правильной, позиция принципиальной, я даю вам шанс во время отпуска решить проблему с пропиской. Так что пишите заявление на отпуск с 1 сентября, а с 1 октября, если не будет у вас прописки, вы будете уволены. – Не дождавшись от меня смиренного взгляда, она сурово закончила разговор.
     - Ясно, - почти по военному отвечаю я. – Я могу идти?
     - Идите.
     Ярость кипела в моей душе. Хотелось хлопнуть дверью, но я сдержалась и, подчёркнуто бережно, прикрыла дорогу в вязкое студийное болото.
     По коридору бродила, как потерянная кем-то собака, Розэтта. Она кинулась ко мне с надеждой в глазах, но, увидев мою злость, поняла, что вымаливать что-либо у Сац я не буду. На улице встретили Сашу. Он каждый день бывал на базе, потому что работал ассистентом на подхвате, и выезжал с любой концертной бригадой, если требовалась его помощь кому-нибудь из актёров. Он видел, как я входила в кабинет к Сац и ждал меня.
     - Ну, что? Что она сказала? – спросил он, уже понимая по моему виду, что утешительных вестей не будет.
     - Что! Что!.. Слили нас... –  ответила с раздражением Розэтта и матерно выругалась. – Как говно слили... Одна радость - гадюку Ирму тоже слили.
     - Ты Фиру видела? – спросила я у Розэтты.
     - Нет... Как прочитала она позавчера приказ, сказала мне - «привет, не горюй» - развернулась и ушла. Больше я её не видела.
     - Девчонки, пошли ко мне домой... – предложил Саша. - Зальёте злость винцом, может, добрее станете... А? У матери сегодня ночное дежурство в райкоме, посидим, поболтаем... Я для тебя, Ната, стихи написал... Если захочешь, прочту.
     - Пошли, Сашка, - уверенно сказала Розэтта. – Это жизненное дерьмо без крепкой выпивки и закуски проглотить невозможно.

     По дороге я рассказала о последнем разговоре с Сац, и Розэтта злорадно рассмеялась.
     - Ага! Значит Наталье на парткоме тоже втютюхали... – пальцами изобразив неприличное значение этого смешного слова.
     - Чего радуешься?! – засмеялся Сашка. – Она после «втютюхивания» выстояла, а тебя слили...
     - Всё равно приятно, - утвердила свою правоту Розетта.
     Зашли в магазин. Розэтта попросила купить водки, но я сказала, что водку не пью, и Саше пришлось покупать ещё и бутылку вина. Так, повеселев от предстоящего безделья, с чекушкой водки, бутылкой вина и нехитрой закуской мы ввалились в Сашин дом.
     Болтаем, выпиваем, смеёмся... Но мысль о дурацкой прописке не выходит из головы. Месяц и четыре дня осталось для решения этой проблемы, которая, как дамоклов меч, давно висит над моей головой, грозя навсегда покончить с мечтой об искусстве.
     - Тебя, я вижу, не интересует семейный альбом с фотографиями, - сказал тихо Саша.   – Пока им увлечена Розэтта, прочти... Стихи для тебя... – и даёт мне исписанный лист бумаги. Я начинаю читать.
                В сиянье звёзд и беге облаков,
                В дыханье тёплом шёлковых цветов
                Всегда я чувствую, любя,
                Тебя....................

                Если просто так меня позовёшь,
                Чтоб минутную скуку развеял твою,
                Иль выслушивать глупость и пошлую ложь,
                То тогда ни за что не приду.
                Но приду, отовсюду к тебе прилечу,
                Пересилив гордость в себе,
                Все обиды в душе своей схороню,
                Если помощь нужна тебе.

     Помощь... Молнией пронеслась мысль в голове. Если я выйду замуж за москвича, то прописка мне обеспечена по закону. Ведь существует множество историй о фиктивных браках, заключённых для этой цели. Получив прописку, люди через некоторое время разводятся, ни у кого не вызывая подозрений о сделке. Москвичи и москвички часто идут на это ради больших денег... Но у меня денег нет...
     Помощь... Я внимательно посмотрела на Сашу... Он пристально смотрел на меня, ожидая ответа. Я попросила ручку и на обратной стороне листа написала: «Помоги с пропиской. Женись на мне фиктивно». Он быстро прочёл мою записку и под ней написал ответ: «Нет. Хочу жениться на тебе по-настоящему».
     «А чем чёрт не шутит!.. - думаю я, по-новому вглядываясь в Сашу. - Парень он вроде бы ничего... Я ему нравлюсь. А что сама ни капельки его не люблю, так это теперь, после всего пережитого, не важно... Стерпится, слюбится говорили девушкам в старину. Главное – прописка. Мне надо остаться работать в Москве, готовиться к экзаменам в институт. Я учиться хочу!»

     В этот же вечер в скверике около моего дома я согласилась выйти за него замуж по-настоящему, и мы впервые поцеловались.
     - Только, Саша, я хочу, чтобы между нами было всё честно, - остужая его страсть, говорю я. – Завтра или, самое позднее, послезавтра мы должны подать заявление в ЗАГС...
     - Я всё понимаю, Наточка... – зацеловывая меня, радостно подхватывает мысль Саша. - Штамп в паспорте может появиться только через месяц после подачи заявления, и мы должны успеть до 1 октября. Но ещё я хочу, чтобы ты знала... Этот штамп нужен не только тебе... Одна мысль, что ты 1 октября можешь исчезнуть из моей жизни, приводит меня в ужас!
     - Но... Мне стыдно об этом говорить... В фиктивном браке это не имеет значения, а сейчас... Ты должен знать... Я... не девушка...
     - Я искал себе жену, а не девственницу... – рассмеялся он, успокаивая поцелуем. - Я постараюсь сделать всё, чтобы ты забыла о прошлом.
     - А что мы скажем родителям?! – вдруг вспомнила я про маму.
     - Ничего. Поставим перед фактом и всё. Моя мать, конечно, поворчит немного, но потом нормально примет тебя. Чего ты боишься? Она терпела от меня такие выкрутасы, что моя женитьба на тебе её только успокоит.

     На следующий день мы подали заявление в ЗАГС. В отпуск в Ригу я решила не ехать, да и Саша не хотел меня отпускать от себя ни на один день. Я позвонила маме и сказала ей, что не могу приехать, так как поступила на курсы подготовки в ВУЗ. Соврала... Сказать правду о предстоящем замужестве я не решилась. И тёте Ире соврала... Ведь она тоже думала, что я на месяц уеду в отпуск. Но что же делать?! Без вранья мой план действий может сорваться...

     Дней десять проходят в радостных свиданиях, гуляньи по Москве, знакомстве с его друзьями, чтении новых стихов, поцелуях... Я всё больше привыкаю к этому взбалмошному романтику, мне он даже начинает нравиться.
     - Завтра пойдём ко мне домой, - торжественно сообщает мне Саша. – Я всё сказал маме, и она хочет с тобой поговорить.
     Я ждала этого момента. Обдумывала свой разговор с его мамой. Конечно, о тайной сделке с собственным сердцем я говорить не собиралась. Под глухое ворчание совести она тяжёлым грузом легла на дно моей души, и никто не должен о ней знать. Я буду, как тысячи других девушек, обычной женой нелюбимого человека, постараюсь честно исполнять обязанности жены. Но как в этом убедить его маму? Она заслуженный педагог, значит, сразу профессионально учует фальшь в наших с Сашей отношениях. Притворяться влюблённой я не смогу... Эх, будь что будет! Буду молчать и слушать, что она скажет.

     - Ма! Мы пришли, - сказал Саша сгорбленной спине мамы, раскладывающей на столе пасьянс.
     - Здравствуйте, здравствуйте, - сказала она, не оборачиваясь, и вздохнула. Потом, не торопясь, собрала карты, обернулась и, оглядев меня с ног до головы сквозь толстые очки, подвинула ко мне стул. – Садитесь, Наташа. А ты, Саша, иди, часок погуляй. Мы вдвоём побеседуем.
     Саша мне подмигнул, скрестил два пальца в знак пожелания удачи, и молча вышел из комнаты.
     - Сколько времени вы знакомы? – спросила Александра Фёдоровна, закуривая папиросу «Беломорканал» и внимательно глядя на меня, как учительница на плохую ученицу.
     - Вообще, мы познакомились где-то в июне. Кажется, в это время он стал ходить на занятия танцем... Танцевали с ним в паре, но дружить стали недавно... Около месяца...
     - Около месяца!.. Знаете ли вы, что он с весны вас уже четвёртую ко мне приводит? Тех троих молодух я быстро отвадила, а вы на год старше Саши, вижу, что серьёзнее, и считаете возможным выходить замуж за практически незнакомого человека?.. Что вы молчите? Думаете, я не понимаю, зачем вам понадобилось замужество? Вы ведь из Риги? Вам негде жить, и вы решили, что можно жить здесь, в этой комнате?.. Так?.. Говорите, говорите!..
     - Нет. Не так, - отвечаю я спокойно, гордо выдерживая её сверлящий взгляд. – Не так... У меня есть, где жить... А когда с Сашей поженимся, будем снимать комнату, и вас ни в коем случае беспокоить не будем.
     - А вы представляете, за кого выходите замуж? – задаёт она очередной вопрос, всё больше раздражаясь.
     - Представляю... – улыбнувшись, отвечаю я. – Только что своего жениха видела.
     - Ничего вы не представляете!!! – вдруг закричала Александра Фёдоровна, швырнув погасшую папиросу в пепельницу. – Вы выходите замуж за психопата! Он же с детства стоит в диспансере на учёте! Я его выходки терплю, потому что я его мать... Он крест мой! Вам-то это зачем?! Чего вы от него хотите?!
     От неожиданного крика, вызванного не злостью на меня, а глубокой болью этой старой горбуньи, я замерла от жалости к ней.
     - А что это за болезнь? – спросила я через паузу с осторожным сочувствием, как можно мягче.
     Тут Александра Фёдоровна заплакала, махнула на меня рукой и, всхлипнув, сказала:
     - Идите... Вы ещё можете от него отказаться, а я по гроб жизни буду мучиться со своим сыном...

     Я вышла из комнаты переполненная жалостью к этой женщине, понимая, что больше, чем Сашке, я буду нужна ей. Во дворе перед домом на лавочке сидел Саша и играл с кошкой. Я стояла позади, смотрела за его игрой... Никаких признаков  психа в нём не было...
     - Саша! Пойдём, погуляем! – крикнула я ему.
     - О! Поговорили? Так быстро? Вот здорово! Поехали в парк культуры на Октябрьскую? Там в Нескучном саду осенью очень красиво.
     Всю дорогу он весело болтает, а я слушаю, наблюдаю за ним и не могу отделаться от тревоги по поводу его заболевания. Ничего странного в нём я не вижу. Обычный взбалмошный мальчишка.
     - Саша, расскажи мне о своей маме, - прошу я. – Мне кажется, что она очень несчастный человек... И отчего у неё горб?
     - С чего ты взяла, что она несчастная? Её знаешь, как везде уважают! И в школе, где она работала, и в райкоме партии. Она же заслуженная учительница, член партии с 22-го года. Её приняли в партию, когда ей было всего 17 лет!
     - А кто были её родители?
     - А у неё не было родителей. Она сначала была в детдоме, а потом её взяли на воспитание в семью Цурюпы. У них, там, в саду она свалилась в 12 лет с дерева, и с тех пор у неё вырос горб.
     - Цурюпа – это, кажется, член первого правительства после революции?
     - Да. Она вообще всех знает из того времени. Маленькая была, видела всех со стороны, но всё помнит, только рассказывать не любит. А дочка Цурюпы, тётя Валя, до сих пор к нам ходит. Говорит, что, если бы поддалась Троцкому, не смогла бы ходить к нам, и смеётся... Он тогда за ней ухаживал, жениться хотел, а она за другого вышла. И секретарь Литвинова, прежнего министра иностранных дел, к нам ходит. Сын у неё, как я взрослый, но дурачок, так мама с ним иногда занимается.
     - А почему она тебя одна воспитывает? Где твой отец?
     - Папаня?! – засмеялся Саша. – Есть у меня папаня. Когда я сильно нашалю, мама всегда его зовёт для мужского разговора. Так... Мужик как мужик... Женат, с семьёй живёт... Дети у него, двое или трое, не знаю.
     - Но фамилия у тебя мамина? Она замуж за папаню не выходила?
     - Не знаю. Какое мне дело до него?!
     - А с тремя невестами до меня ты тоже шалил?
     - Ага! – рассмеялся он. – Они дуры были, всему верили. А мне было скучно, да и мать хотел позлить. Надоела она мне! Всё зудит, зудит...

     Не хватило у меня духу спросить у Саши о его болезни  в этот вечер. Но за неделю до регистрации я всё таки решилась.
     - Сашка, отведи меня в диспансер к твоему лечащему врачу. Я  хочу поговорить с ним.
     - Ну, мать!.. Наболтала таки! Да, здоров я! Здоров! Это после Китая меня в психи записали! Я этих китайцев всех терпеть не мог, да и посольских тоже. Всё подглядывают, подсматривают, кто что делает! Сначала просто хулиганил, плохо учился, а потом такую им катавасию устроил... - тут он расхохотался, - что они нас с матерью за 24 часа выперли.
     - Что же ты такого натворил?
     - За неделю я отовсюду, где мог, украл будильники. Штук сорок выкрал. Завёл их все на три часа ночи, рассовал  по углам всего здания, где мы жили, и  ночью они разом зазвонили. А звук у будильников такой, что мёртвого с постели поднимут. Паника началась! Обхохочешься! Они решили спросонок, что это тревога, что началась война! Ну, не идиоты?
     - И всё-таки поведи меня к врачу. Понимаешь, я серьёзно отношусь к нашему будущему браку, хочу быть тебе хорошей женой, а для этого я должна о тебе всё знать.
     - Ладно... Отведу... Но ты не очень верь этим врачам. Они кого хочешь в психи запишут. Знаешь, в диспансере, конечно, есть больные, но большинство абсолютно здоровые люди.

     Первый раз я заметила некоторую странность в Саше в диспансере. Уже на улице перед зданием диспансера у него вдруг изменилась походка. Он стал идти лёгким шагом балеруна, размахивая руками, как бы в полёте, и почти впорхнул в коридор регистратуры.
     Там его знали и сразу выдали талончик к врачу. Потряхивая талоном, как звоночком, над собой, он лёгким пружинистым шагом пошёл по  длинному коридору к нужному кабинету и остановился перед ним, поджидая меня. Потом подмигнул мне хитрым, озорным глазом, деликатно постучал в кабинет и, теперь уже семенящим шагом, вошёл в него, закрыв перед моим носом дверь.
     Да, нет! Не странность это была! Он просто играл роль психа, думала я, поджидая его у кабинета. В коридоре перед другими кабинетами сидели несколько человек с явными признаками болезни. Один слегка раскачивался, у другого был отрешённый трагичный взгляд, остальные тихо сидели, и, сжавшись в комочек, старались быть незаметными... Через полчаса Сашка выпорхнул из кабинета с сияющей улыбкой и, на мгновенье, став серьёзным, сказал:
     - Входи.
     - Здравствуйте, садитесь, - сказала пожилая, с усталым лицом, но быстрым, острым взглядом доктор. – Я слушаю вас.
     - Я хотела спросить, - запинаясь от смущения, начала я, - что это за болезнь такая, психопатия?
     - Вы не волнуйтесь. Это самое лёгкое отклонение в поведении человека, вызванное неустойчивостью нервной системы. Обычно оно проявляется при неправильном воспитании, не учитывающем нервную организацию ребёнка. В быту мы таких детей называем избалованными.
     - Но, если это так, то почему он состоит на учёте? Ведь по вашим словам – он нормальный?
     - Видите ли... Эта болезнь по мере взросления человека может перерасти в разные формы шизофрении, но может и не перерасти... Мы обязательно наблюдаем за такими больными, чтобы вовремя им помочь.
     - А жениться ему можно? Женитьба Саше не повредит?
     - Нет! Что вы! Это даже хорошо для него. Решается его половая проблема, а значит, убирается одна из стрессовых ситуаций.
     - Но детей от него иметь можно? Будут ли они здоровыми?
     - Что вам на это сказать?.. У здоровых людей рождаются больные дети, а у больных – здоровые...

     Ах, доктор, доктор!.. Защищая интересы больного, вы не подумали о нервной системе, сидящей перед вами девушки. Что она могла понять из разговора с вами? Что всё зависит от случая? Что Сашка нормальный, слегка избалованный ребёнок? Почему вы не пожалели девушку? Почему не предупредили об опасности?..

     Тихо, без свадебной суеты, без праздничных нарядов в виде белого платья и свадебного костюма, с Сашиным другом Женей в качестве свидетеля, 29-го сентября Саша и отчаянная моя юность зарегистрировались.
     Со смущённой улыбкой на лице, с цветами в руках и золотым кольцом на пальце, с выгравированной внутри него надписью «Саша», она выходит с мужем из ЗАГСа в непредсказуемое будущее...

Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/10/1180