Сморчок

      Прозвища в детстве чаще всего берут основу от фамилий.
   Учился в нашем классе Витя Нилов – и прозвали его Ниликом. Другому однокласснику, Вове Мулову, дали кличку Мулик. А меня, Серёжу Иванова, дразнили Ивашкой.
   Нилик был самым низкорослым и мелким из мальчишек, а Мулик – самым высоким и крупным. Мне же на уроке физкультуры, где класс всегда выстраивался по ранжиру, место в шеренге определялось недалеко от Нилика.
  Рост и телосложение в мире подростков во все времена имели первостепенное значение. Поэтому самым сильным у нас в начальной школе считался Мулик, а Нилик, соответственно, - самым слабым в классе (но не самым безобидным!). А вот самым драчливым и  хулиганистым не совсем справедливо считали меня...
 С Ниликом нас сближало не только место в шеренге на построениях, но и то, что оба мы росли единственными сыновьями у матерей. Правда, у Нилика была ещё сестра. Старше на два года, выше Витьки на голову и шире на обхват, она разительно отличалась от братца бойким характером. И Витька, нередко побиваемый ею за ябедничество  матери, нескрываемо побаивался сеструху. Но отцов в семьях наших не имелось, а родительницам «было не до нас», так как работали они на фермах трёхразовой дойки круглосуточно, без выходных и отпусков. Жили мы в колхозном общежитии и жили бедно.
 Зато у Мулика были и отец, и мать, и два старших брата-богатыря плюс многочисленная родня в селе с дядьями, тётушками и другими его – двоюродными и троюродными - брательниками. Проживал Вовка в большом частном доме, при котором содержались фруктовый сад с огородом и хлопотное птице-кроличье да коровье-свино-козье хозяйство.  А раз мужчин и живности в домовладении обитало много, то и техники на подворье стояло, как на полевом стане: легковой автомобиль «Москвич», два мотоцикла («Урал» с коляской и «Восход» - без неё), мотороллер «Муравей» с квадратной тележкой-кузовом  и мопед «Верховина» (наша с Витькой заветная мечта). Ну и, конечно, пылилось сразу несколько велосипедов - большой взрослый с закрытой рамой, облегчённый дамский с рамой открытой и велик подростковый марки «Орлёнок» (тоже наша скромная коммунальная зависть).
 Крепко и зажиточно жила семья Муловых.
 Нам, Вовкиным дружкам-четвероклассникам, иногда дозволялось собираться во дворе Муловых, где сердобольная матушка его всегда угощала ребятню вкусной выпечкой. Сам Вовка был для Витьки не только беспрекословным авторитетом, но и надёжным заступником. И маленький Нил вовсю лебезил перед ним, наушничая на всех и, прежде всего, на своих обидчиков.

Как-то раз, ожидая Вовку, мы с Нилом сидели в тенистом палисаднике Муловых на выкрашенной в голубой цвет лавочке, стоящей у свежевыбеленной стены дома. Каникулярное солнце, как неподвижный поплавок торчало на штилевой поверхности небесного водоёма. И, тем не менее, жарило оно во все биллионы своих ослепительных июльских свечей так, что даже в тени развесистой яблони было душно. Наш товарищ уже достаточно долго возился по заданию матери в отдалённом дворовом сарае, и нам приходилось скучать.
В руках у меня бездействовала срезанная на улице ветка молодой акации с мягкими колючками. От нечего делать я стал выстругивать из неё перочинным ножичком гладкий пруток. Сырая пахучая кожица слетала на землю кудрявой светло-коричневой стружкой, а изготавливаемый пруток приятно глазу сверкал голенькой древесиной. Но Нил неодобрительно поглядывал на него и особенно на стружку, которую я нагло запихивал ногой под Вовкину лавочку.
Изделие моё было почти готово, когда,  почувствовав, что нос забили сопли, я громко втянул их в себя и выплюнул вбок - через плечо, наземь. Но густой желеобразный комок угодил прямо на белую стену...
Нилик удивлённо посмотрел на прилипший к побелке мерзкий сгусток, хихикнул и перевёл испуганный взгляд на меня. И сразу стало ясно, что объяснений с Муликом мне не миновать.
Ссориться с Вовкой не хотелось. Пацаном он был, действительно, крепким, если судить хотя бы по урокам физкультуры, где Мулов являлся рекордсменом по прыжкам в длину и высоту, а так же в лазании по канату. Поэтому, чтобы избежать конфликта, мне нужно было срочно стереть плевок, уничтожив тем самым факт преступления. Сделать это было просто, если бы... если бы не присутствие Нилика. Ведь моё разумное действие дало бы ему повод заподозрить меня, Ивашку, в трусости! Впрочем, я нисколько не сомневался, что всё равно о плевке и о его ликвидации Нил расскажет Мулику.
Поэтому, оценив ситуацию и своё незавидное положение, я равнодушно отвернулся от замаранной стены и, как ни в чём не бывало, стал более тщательно завершать строгание. Нил притих и нетерпеливо заёрзал на краю лавочки.
Вскоре наш друг освободился и принёс нам на тарелке четыре пузатых свежевыпеченных пирожка с вишней. Мы с Ниликом тут же стали поглощать угощение, отсрочившее огласку моего злодеяния. Витька торопливо проглатывал горячие куски, поглядывая то на меня, то на несведущего хозяина. Он едва сдерживал себя от выдачи ему экстренного сообщения. Я же, наоборот, неторопливо и сосредоточенно поедал свою долю...
Наконец во рту Нила исчез последний кусок и Витёк, туго проглотив его не дожёванным, выпалил:
- Вов, а секи, чё Иваха сделал! – его красный от вишнёвого сока палец направился на опоганенный экран стены. За перстом Нила и за взглядом Мулика нехотя проследовали и мои скошенные глаза...
Стена дома была безукоризненна чиста! Благодатное крымское солнышко успело встрепенуться и колесом перекатилось по небу, а упавшие на стену лучи попросту испарили слизняк, оставив от него едва заметный пустой плёночный волдырь!
Нилик растерянно захлопал белесыми ресницами, а Мулик недоумённо посмотрел на меня. Я пожал плечами, будто тоже ничего не понимая, и перевёл вопросительно-торжествующий взгляд  на оплошавшего доносчика.
- Да он же соплёй харкнул сюда! – чуть не заплакал от досады Витька.
Вовка снова повернулся ко мне. Я вторично приподнял плечи, честно соврав:
- Брешет он всё! – и для убедительности, в один взмах, метко сбил пригодившимся прутком предательскую плёнку с экрана. – Чистая стенка, смотри.
Нил, присев на корточки, стал тщательно осматривать место, где только что ещё виднелся вещдок. Стена дома была первозданно чиста!
- Но здесь же сморчок был. Я сам видел! – захныкал он.
- Сам ты сморчок! – презрительно бросил я и обратился к Вовке:
- Мы, кажется, на канал собирались? Так – айда! Вон, уже солнце скоро сядет. 
Я с благодарностью прищурился на блистающее в вышине союзническое солнышко. 
- Айда! - согласился Мулик, так ничего не поняв, и потому потерявший интерес и к стене, и к Витьке.
Однако опростоволосившийся Нилик желал взять реванш и не унимался:
- Вовчик, а он тебе ещё под лавку ветку настругал. Смотри…
Но эти слова летели уже в наши спины, за которыми сексоту пришлось лишь подтянуть штаны, да  засеменить вслед нам.

В тот раз с носом остался Витька Нилов, что случалось с ним крайне редко.
Но с Вовкой Муловым, негласным моим соперником в пацановском лидерстве,  мы все же подрались – в шестом или седьмом классе. По какой причине - не запомнилось. 
Не скажу, что в той, единственной между нами схватке мне не досталось хороших тумаков и ушибов, как не скажу, что тумаков и синяков не досталось и моему противнику.
Видимо неспроста самым драчливым и хулиганистым в школе считали всё-таки Серёжку Иванова…

2000 г.