ОЛЕГ РОЙ Навстречу весне

Интервью с писателем Олегом Роем
               

"Для писателя влюблённость — это творческая командировка за свой счёт"
                (Олег Рой)

     В уютном кафе на Невском проспекте, в самый разгар февральской стужи, мы встретились с писателем Олегом Роем. За окном –20, а напротив меня сидит мужчина самого благодатного возраста, — когда опыт достаточен для тото, чтобы не делать ошибок, и еще не атрофировались чувства. Плохой литератор сказал бы, что Олег Рой — человек с множеством масок, но это не так. Маска подразумевает фальшь, Олег же предельно искренен, как детский писатель, как лирический романист, как отец, как мужчина умеющий и желающий любить. Также он искренен и когда говорит, что не верит в загробную жизнь, когда цитирует Святое Писание или критикует современную Церковь. Иногда его высказывания противоречат друг другу, но даже в этом противоречии есть своего рода изюминка. 

      В его речах и взгляде есть драматизм, свойственный людям, пережившим личную утрату. С ним это случилось в канун Рождества. С тех пор  для него нет зимних праздников, его собственного Дня Рождения, он не принимает подарки, не стремится обрести свой угол, — предпочитает снимать, —  не прорастая корнями в конкретное место. Он говорит, что ему так проще. Желанен для женщин, но в то же время обладает вишневой косточкой в душе, относится числу мужчин, которые всегда и во всем принадлежат только себе...

Одевается стильно, со вкусом, но не гламурно, ароматно пахнет, самодостаточен, знает себе цену, тонкий  менеджер, как в бизнесе, так и в жизни.  Временами лукавит, но делает это так искусно, что лукавство смахивает на писательскую игру с реальностью. Плюс ко всему — гурман, умеет и любит готовить. Его книги ценны оригинальностью сюжета, мистическими нюансами, фантазийными образами, приближающимися к гофмановским тревожным снам. Одним словом, беседовать с Олегом Роем — одно удовольствие.   

Олег, вы первый раз в Петербурге?
С презентацией книг я бываю в Петербурге уже в течение трех лет. В год раза три, так что я здесь уже девятый  или десятый раз.
Как Вам кажется, меняется Питер?
Я не успел сегодня посмотреть город, дай Бог, только где-то ближе к вечеру пойду гулять.
Но я первый раз вижу его таким холодным. Когда я приезжал сюда раньше, он был теплый, такой весенне-осенний, а сейчас настоящая зима. Утром в аэропорту мне сказали, в Питере –23, это какой-то ужас. В такие морозы он застывает, каменеет, становится  неприступным. Я часто слышал выражение: «Петербург — город каменный», но когда тепло, ты этого не замечаешь.
Не хватает солнца…
Да, все мы солнечные, все любят тепло. Люди — животные теплолюбивые.
Некоторые любят, когда холодно, организм лучше сохраняется.
Я еще не достиг того возраста, когда нужно заботиться о сохранении организма (улыбается). Мне больше нравится, когда тепло, но именно тепло, а не жарко. В этом смысле я европейский человек.
Вы жили в Швейцарии 11 лет, что вас туда привело?
Банальная история, в конце 1980-х был огромный отток советских людей заграницу. Лихие девяностые. Что будет с Россией, вообще никто не понимал, кошмар вокруг. У некоторых, в том числе и у меня, были планы относительно себя, своего «Я». И я понимал, что в той стране, какой на тот момент была Россия,  реализовать эти планы невозможно. 
Планы творческие?
Это были амбиции на бизнес. Я уехал в Швейцарию, и в первый год моего пребывания там родилась моя первая книга «Зеркало». Я уехал без знания вообще какого-либо языка. В Женеве жил два года, учил английский, как международный язык. А потом, так получилось, девять лет провел в Лугано, итальянской части Швейцарии. Я учил язык, мало с кем мог общаться, поэтому вел затворнический образ жизни. У меня  был частный репетитор, школа, зубрежка и вдруг в этот момент меня пробило. Я и раньше пытался писать, но именно тогда вдруг сел и начал писать роман.
Расскажите…
О, это довольно странная история. Сначала это был рассказ, потом он превратился в новеллу, и в итоге разросся до романа. Это история про девочку Дашу и ее злоключения. После смерти любимой бабушки в наследство ей достаются не бриллианты, антиквариат и тому подобное, а старинное зеркало, точнее трюмо. И вот это трюмо занимает у нее полквартиры, выбросить жалко, ставить некуда, а тут родственники, получившие от бабушки большую часть наследства, обвиняют ее в воровстве. Словом много чего нехорошего происходит с Дашей. И случилось так, что от всех этих неприятностей она заперлась дома и потихоньку ушла  в это зеркало. Стала жить там. В зазеркалье, в котором была жива бабушка. «Зеркало» стало моей первой книгой, которая была написана и издана в Швейцарии. До того, как я приехал в Россию, у меня вышло 11 романов за рубежом. «Берлинский книжный торговый дом» переводил мои книги на английский, французский, немецкий язык.
Зачем вам, писателю, сделавшему карьеру на Западе, российский рынок?
На самом деле, все просто. Вы употребили слово, которое очень точно формулирует суть моих отношений с Россией — рынок. Мне предложило издательство «Эксмо» очень хороший контракт. И я переехал в Россию именно по этому контракту. Он действует еще два года, если он будет продлен, я останусь, если нет, то вернусь обратно.
А разве нельзя жить ТАМ и писать книги по контракту с «Эксмо»?
Нет, нужна российская ментальность. Чтобы написать Светлану из «Барселонской галереи» нужно побывать в Барселоне, но при этом, Светлана должна быть здешняя. Она должна здесь жить, дышать этим воздухом, ходить в российский супермаркет  и так далее.
Вы, как и многие из поколения, родившегося в конце 1960-х – начале 1970-х, знали разную Россию — советскую, Россию  1990-х. Что думаете о России нынешней?
Современная Россия — это вообще странная субстанция, которая иногда вызывает абсолютно полное отчуждение, иногда гордость. Временами ты понимаешь, что живешь просто в каком-то бреду. Мне это мешает и как писателю, и как человеку, который живет в этой стране. Я смотрю, что из этого всего дальше получится.
Вы думаете, что-то получится?
Думаю, что пока нет, скорее всего, будет все хуже, хуже и хуже. Когда с экранов телевизоров люди в погонах говорят, что каждый год воруются триллионы рублей, а я вижу, что у наших детей в шаговой доступности нет ни секций, ни кружков, что театры, дома культуры абсолютно заброшены, это все никому не надо. И что из этого всего следует?  Самое главное, что Россия разрабатывает шельф. Мы все почему-то радуемся, что будем Чемпионат по футболу проводить. Чему тут радоваться? Это все жуткий бред. А шпионки, которые теперь занимаются нашей молодежью? У нас что, некому этим заняться? Причем тут Анна Чапман, какое она имеет отношение к воспитанию молодежи? Во всем мире известно, что если ты шпион, настоящий, а не выдуманный, тебя никуда не берут, потому что ты, скорее всего, еще кем-то перевербован. Это было есть и будет. Как можно человеку, который приехал оттуда и сказал: «Я шпион», поручить вести программу для молодежи? И в Росатоме она сейчас заняла должность советника, как можно в святая-святых? Росатом – это же закрытая организация государственного значения, как можно пускать туда таких  людей. Я думаю, что вся эта история с Чапман закончится каким-то крупным скандалом.
От шпионов давайте вернемся к литературе? В советское время существовало понятие «молодой писатель» пятидесяти лет. Опубликоваться в СССР было очень сложно. Сейчас, я не говорю про жен с Рублевки и светских львиц, изнывающих от безделья и пописывающих книжки, я говорю о некоем собирательном образе современного писателя, который стал успешным брэндом годам к сорока. Может в этом смысле лучше стало в России?
Если вы про меня, то я шел к этому двадцать один год.  Так или иначе мой контракт с «Эксмо» — маленький пазл одной большой картины. И последние штрихи этого пазла были сложены уже здесь, в России. Видимо чего-то не хватало, и этот контракт поставил все на свои места.
Вы чувствовали, что вам чего-то не хватает?
Не столько мне, сколько моему ангелу-хранителю, ему было необходимо завершить историю, которую он начал вершить со мной. И для этого потребовался русский штрих. Мой приезд в Россию вообще не должен был состояться.  У меня даже в мыслях не было, что я когда-нибудь вернусь в Россию. Но звезды повернулись так, что в момент, когда у меня выходила одна из книг, все совпало: мой развод,  после которого я не смог больше жить в городе, в котором все напоминало о былом счастье, мой приезд в Москву,  а приехал я ненадолго, недели на три, чуть-чуть передохнуть после развода, и уехать к своему другу в Италию. И в эти три недели мне приходит контракт. Создалось такое ощущение, что кто-то там наверху решил, что я должен остаться в России. И развод мой был для этого. Это как в «Ловушке для вершителя судьбы» (самая свежая книга Роя, на презентацию которой он и приехал в Санкт-Петербург — К. Ф-Я) — ангел ломает судьбу писателя, направляя ее в нужное русло.
Это вам кажется, что ломает…
Конечно, я способен понять подобные вещи.
В вашей жизни была драма: у вас погиб сын. Я могу спросить, как это случилось?
Да, это было в Рождество, он наряжал елку и упал. 19 лет ему было. Теперь для меня нет ни Рождества, ни Нового года, нет собственного дня рождения,  потому что через десять дней после моего дня рождения мы праздновали его день рождения. Теперь я не праздную все эти Праздники. Случайность, случайность, случайность…
Жестокий вопрос, но в чем урок этой истории для вас, почему судьба отняла у вас ребенка?
Я много раз думал над этим, но так и не пришел к конкретному выводу. Долго анализировал,  кому это надо, зачем. Любая потеря меняет нас, наверное, так задумано.


Что такое писатель для вас? Должен ли он воспитывать своими книгами, нести идеи в общество?
В современной России или в современном мире это ни в коем случае не идеолог, как было раньше, когда существовал «железный занавес», «холодная война». На сегодняшний день писатели — проводники тех моральных устоев, которые есть в обществе. В своих последних книгах я говорю о том, что сегодня многие люди занимаются мистикой, потому что они хотят понять — зачем они здесь, почему. 
Этим занимается эзотерика…
Да, и это существенно повлияло и на мои романы, особенно на роман «Старьевщица», который я сейчас заканчиваю. Из этой же серии будущая книга «Фантомная боль», и уже готовая дилогия «Ловушка для вершителя судьбы» и «Зачитавшийся ангел». Все эти вещи навеяны нынешней обстановкой и атмосферой.
Какие минусы есть в том, чем вы занимаетесь?
Бессонные ночи, потому что романы пишутся именно в это время суток. Днем невозможно — звонки, встречи, друзья, переговоры, мысли, которые тебя тревожат. Ночь — самое удобное время, ты один, рядом нет никого, кроме тебя самого, твоего героя, белого листа бумаги. И ты распоряжаешься героем, собирая его жизнь по крупинкам, ты для него все — ангел-хранитель, Бог, король. Ты повелеваешь его судьбой по своему усмотрению, ломаешь ее как хочешь. И в этом есть определенный драйв, когда ты понимаешь, что потихоньку лепишь  целый мир.
Вы придумываете героев своих книг, или они «озаряют» вас?
Они могут прийти как озарение, но их нужно додумывать, лепить, доводить до ума. Не существует у моих героев абсолютных прототипов, есть в них иногда черты моих друзей или людей, с которыми я знаком. Так или иначе я невольно заимствую реальные черты для героев, без этого не обойтись.
У писателей есть поверье, что придуманные ими герои воплощаются и даже могут иногда приходить к своим «родителям», создавшим их.
Работая над романом «Старьевщица», однажды ночью, - это было не так уж и давно, — я проснулся. В этот период я как раз работал над главой, где главный герой, продавая очередное свое воспоминание за громные деньги, вдруг понял, что ему нужно поговорить с матерью. А воспоминание о маме он продал одним из первых. Её уже нет, она на кладбище. И вот ему надо с ней поговорить, а ее могилу он найти не может. Так вот, часа в четыре утра закрываю ноутбук, иду спать, через некоторое время после того, как моя голова коснулась подушки, вдруг просыпаюсь, открываю глаза — вокруг темнота кромешная. Когда глаза привыкли к темноте, я вдруг вижу, что на краю моей кровати сидит Старьевщица. Я понимаю, что это именно она, потому что я ее такой придумал. Она начинает медленно поворачиваться ко мне, и я понимаю, как только наши взгляды встретятся, я умру. То ли от осознания  возможного финала, то ли просто от возбуждения я  просыпаюсь.  По-настоящему в комнате никакой Старьевщицы нет. После этого я отложил роман, не трогал его месяца полтора. И однажды ночью ко мне опять пришла Старьевщица. Она сказала: «Ты обязан дописать этот роман, хотя бы заверши эту главу…». Я не мог ей отказать, сразу открыл глаза и пошел дописывать. Это не психоз, это связь с героями на каком-то непостижимом, мистическом уровне. Но как только ты ставишь точку в конце романа, связь прерывается. Прерывается навсегда.
Бывает так, что герой не отпускает?
Нет, такого не было, ни разу.
Легко пишете?
Очень. Настолько легко, что даже иногда сам себе противен. Мы много раз читали, через какие мытарства проходят писатели, удивительно. А мне достаточно назвать с десяток слов, определить жанр, и я вам придумаю сюжет, более того, прямо сейчас могу начать рассказывать роман с диалогами, описанием героев, коллизиями.
Верите ли вы в предопределение, в мистические совпадения, неслучайные случайности?
Я знаю, что это есть, оно ведет нас, и бывают знаки, которые ты пропускаешь, а через неделю вспоминаешь о этом, и думаешь: «Господи, нужно было тогда сделать так, как мне подсказывали». Нет, я не думаю, что это свойственно только писателям, просто творческие люди на это чаще обращают внимание. Иногда нам дается шанс изменить что-то в себе. Кому-то покажется, что все эти разговоры — сумасшествие, но вы же не видите двух санитаров за моей спиной? Так что... Я абсолютно уверен, что существует нечто такое, что за нас уже предопределено — кто-то тебя за локоточек берет и ведет.
Что думаете про жизнь после смерти?
Шаолиньские монахи говорят: когда ты начинаешь о чем-то думать, и рождаются цвета, ты можешь определить, как поступать дальше, а в моих ощущениях относительно того, о чем вы спрашиваете, пустота. Это конец, за ним ничего нет.  Мы приходим сюда на очень короткий срок, чтобы выполнить свою задачу физически, что касается души...  Душа — это уже совсем другое.
Не боитесь получить то, во что верите?
Нет. Я просто знаю, что там ничего нет.
В чем, на ваш взгляд, подобие Человека Богу?
Наша доброта, покаяние, способность чувствовать, сопереживать. Возможность любить, верить, нравственность. Но, к сожалению, это как раз все то, что уже надо заносить в Красную Книгу. Такой Книги нет, значит, ее надо придумать. Когда ты приходишь в церковь и видишь батюшку в золотых цепях, то понимаешь — ничему хорошему он тебя научить не может. Кто он такой, о чем он может с тобой разговаривать, если он ездит на лимузине, и его часы стоят целое состояние? И какое он имеет право находиться в Доме Господнем?
Не любите Церковь?
Причем тут любовь? У меня просто пелена с глаз спала. Нас держат за идиотов. Например, я прихожу в церковь, хочу заказать Сорокоуст, и с меня за это требуют деньги. В каком Святом Писании сказано, что придя на покаяние к Господу Богу, я должен заплатить 400 рублей? Они же должны это делать для людей, для тех ушел, для их близких.  Мощи всяких святых везут со всего света,  а история с Матренушкой...  Она столько творила добра, разве могла она подумать, что ее выкопают и станут на ней деньги зарабатывать?
Вернемся к подобию… Не кажется ли вам, что главное, что роднит человека и Бога — это умение творить — новую жизнь, книги, картины, образы, миры?
В том числе и это, но если ты не любишь и не веришь, если ты не добр, ты не можешь созидать. Помимо прочего, тебе нужен инструментарий — воображение, которое напрямую помогает нам. От нас Бог не отказывается в любом случае.
Верите, что силы небесные могут подстелить нам соломку в момент нашего падения?
Мне никто соломку не стелил, я падал и очень сильно. Последнее мое падение — гибель сына, которое предрешило мой фатализм по отношению к судьбе, к себе.
Скоро весна, ваш фатализм относится и к любви?
Нет, почему же? Любовь существует. Если бы я сказал, что этого не существует, значит, я не умею творить. Если бы любви не было, я не смог бы детские сказки писать.
Есть романтика отношений, а есть совместное бытие. Это разные вещи. Из чего складывается любовь двух людей, которые делят один быт на двоих?
Взаимопонимание. Взаимоуважение. Опять же повторюсь, человек создан по образу и подобию Божьему, мы все боги. Вот сейчас за столом сидят два бога, и вы не вправе причинять зло мне, а я — вам. У меня есть друг, у него есть любимая женщина, и я вижу, что они буквально сотканы из одной матери. Это две половинки одного сердца.
А как насчет измен, мужчины ведь без этого не могут?
Каждый мужчина имеет право сходить налево, я не знаю мужчин, которые не ходили туда. У меня все главные герои куда-то ходят или уходят. Так мужчину создал Бог. Я был два раза в браке, оба раза по одиннадцать лет. И как только я понимал, что привычка заменила подлинность и свежесть отношений, я расставался. И считаю это правильным. Таким образом я даю шанс женщине, с которой я был, обрести счастье с другим мужчиной. Моя первая супруга через десять лет после нашего расставания вышла замуж. Со второй супругой я расстался, и через три года она вновь вышла замуж, родила ребенка. Хотя и первый, и второй раз в разрыве отношений был виноват только я, потому что мое «хождение налево» преобладало над моим «присутствием направо». Зачастую мужчина обвиняет женщину во всех грехах, а я точно знаю, что всегда виноват был я.
Зачем женились?
Есть некий период времени, когда ты просто не можешь без этого человека. Для меня такой период длился дважды по одиннадцать лет. Для кого-то это три месяца, для кого-то год, а для меня одиннадцать лет.
Говорят, весной романы случаются чаще...
Весна обостряет чувства, восприятие, и это понятно — цветы, лужи, солнышко, теплый ветерок, мы снимаем с себя шубы, куртки, пальто, раскрываемся во всех смыслах. Любовь, влюбленность — это ведь чистого рода химия. Иногда я присуствую на каком-нибудь светском приеме, входит красотка, как принято сейчас — 90–60–90, бесподобна, ничего не скажешь, ни одного изъяна. И что? А ничего, ну прошла и прошла, снежная королева, и та больше чувств вызывает. В тебе ничего не играет, хоть весна, хоть виагра. И тут же рядом, где-нибудь у барной стойки стоит нечто женского пола, в очках, неприбранные волосы, одежда ничего особенного, а ты чувствуешь от нее какое-то излучение. Вот это ценно. Но если бы это было часто...
Влюбленность влияет на ваше вдохновение?
Влюбленность, если она возникает, помогает фантазировать, но не писать. Как правило, это наоборот только отвлекает. Ван Гог сказал: «И только расставание помогает мне творить». И это правда. В момент влюбленности у тебя нет времени на писание, ты занят непонятными мистически-феерическими вещами, только потом, когда все заканчивается, ты упираешься лбом в стенку и думаешь: «На что  я время потратил, человек ничего особенного из себя не представлял…?». И вот тут-то рождается новая героиня или новый герой, и начинается процесс. Лично мне влюбленность мешает, точнее, это, своего рода, творческая командировка, причем, за свой счет. Потом приходится нагонять.
Над чем работаете сейчас?
Заканчиваю роман «Старьевщица» и не только. Задумок много. Еще  работаю над проектом «Хранители. Повелитель книг». Это сериал для детей дошкольного и школьного возраста. Сейчас мы с художником решаем вопрос относительно новых иллюстраций к третьей части серии. К лету, я думаю, она уже выйдет. Это благотворительный проект.
Не боитесь заниматься благотворителностью, в России даже эта область стала опасной? Многие обвиняют знаменитостей, что они таким образом делают себе PR?
Нет, не боюсь, просто не особо это афиширую. Две вещи делаются в тишине и темноте: деньги и благотворительность.
Я слышала, вы хорошо готовите?
Да. Не боюсь так говорить, потому что неоднократно слышал отзывы друзей и знакомых. Скажем так — гурманы врать не будут. Это очень умиротворяющий процесс.
Можно ли приготовить хорошее блюдо из российских продуктов?
Ну, если только из очень дорогих. Потому что продукты, которые продаются в наших сетевых магазинах, рассчитаны на сокращение нашей жизни. Владельцы магазинов гонятся за дешевизной, которую можно подороже продать. Качество, сами понимаете, сильно страдает. 
Когда готовите, часто придумываете что-то свое? 
Нет, обхожусь без этого.
Есть любимое блюдо?
Самый любимый — курник, это пирог из курицы, мелко нарезанных кусочков картошки, морковки, слоеного теста и так далее. Потрясающая вещь. Люди севера часто готовят курник, потому что это очень питательное блюдо. Жирное, конечно, но безумно вкусное.
Когда закончится контракт в Москве, что будете делать, куда поедете?
Думаю, опять буду снимать что-то. Я не хочу ничего приобретать заграницей. Летом я всегда снимаю дом в Испании.
Почему не купите дом?
Зачем? Туда с собой ничего не заберешь.
А как же понятие дома, своего угла?
Для меня это понятие после гибели сына утратило смысл. Я запросто могу полгода прожить в одном месте, потом полгода в другом, уехать куда-то еще. Сейчас хочу переехать на гольф-поля. В Москве есть гольф-клуб «Нахабино», там можно снять квартиру и жить сколько хочешь.
Такой образ жизни свидетельствует о том, что «ты — ничей»...
Ну и пусть. Кто к чему стремится. Мне так проще. Сейчас стало проще. Это философия, которую невозможно объяснить под диктофон за пять минут.
Может это попытка себя защитить?
Да нет, не сказал бы, просто во мне нет жажды материальных ценностей — картины, ковры, машины и так далее. Мне это не дорого. Мои близкие знают, что мне не надо дарить подарки, я все равно раздам их. Цветы нельзя дарить, я все равно не заберу их домой.
Что думаете относительно грядущего «конца света» в 2012 году (предсказание майя)?
Считаю, что это бред. Конец света возможен — но не в целом мире, а в каждой отдельно взятой душе.
Что бы Вы пожелали вашим читателям, да и всем остальным россиянам, в канун весны 2011 года?
Пожелаю дорожить тем, что у них есть, а особенно близкими людьми. Пожелаю тем, кто пока ещё не нашёл свою родную душу, обязательно встретить её этой весной. И, конечно, желаю побольше читать хорошие книги. Олега Роя, например (смеётся).