Дуська

Когда Дуську приговорили к расстрелу, та моментально извернувшись, вырвалась из рук и скрылась под диваном.
- «Залаза цалапучая – заревел Колька – тваль долефолменная!»
- «Что!? Что!? – от удивления даже икнул сидящий за столом отец, и стакан, только что выпитого им «Разгуляя» чуть не отрыгнулся обратно.
Отец пил редко, разве что по большим праздникам, да с получки, но сегодня с работы пришёл изрядно пьяный, да ещё с бутылкой «Разгуляя».
- «А чё она делётся – продолжал обиженно всхлипывать Колька – мы иглаем, иглаем, а она делётся».
Пятилетнюю Катю плач старшего брата, наоборот, даже развеселил. Она залезла с ногами на диван, корчила брату рожицы и при этом энергично стукала себя кулаком по затылку.
- «А ты зачем себя бъёшь, тоже хочешь зареветь – отец с трудом перевёл свой уже осоловевший взгляд на дочь – или дурой хочешь вырасти?»
- «Нет – смеялась с дивана дочь и продолжала бить себя по затылку – это чтобы сила была, как у Швалцнегела».
Отец молча отвернулся и стал наливать второй стакан. На детей времени не было. Надо было думать, где перезанять денег и,… Но думать он уже ни о чём не мог: ни о перезанятии денег, ни о воспитании детей, ни о… Голод съел все мысли. Голод съел всё, даже мысли о детях. Съев всё, голод оставил одно желание: забыться, отключиться, не помнить. Мозг требовал отдыха в виде полного отключения, а иначе он мог свихнуться.
Отец пил «Разгуляй», а Колька Первый и Екатерина Вторая (как иногда ласково шутили над ними родители) шваброй, из-под дивана, выуживали Дуську. Играли, как хотели.
- «Демократия» - усмехнулся отец.
- «Именем леволюции, вылазь!» - кричал, заглядывая под диван, Колька.
- «Вылазь, а то хуже будет!» - поддакивала брату Катька.
- «Мяу» - жалобно раздавалось из-под дивана.
После таких переговоров в ход, как последний аргумент мирных намерений, пускалось шурование под диваном шваброй. Но из-под дивана шваброй извлекались только пыль, паутина и перья. Дуська не показывалась. Дети, лёжа на полу, видели, как её тёмный комок забился в углу дивана и старательно тыкали туда шваброй.
- «Дуся, вылась пожалуста – стала просить под диван Катя, ей становилось жалко Дуську – мы тебе больно не сделаем,…ласстлеляем и всё».
- «Нечего её плосить – решительно перебил Катю Николай – надо её пылесосом вытащить».
- «Тихий, тихий, а сильный – кто это? – засмеялась Катя и сама же со смехом отвечала – плавильно, пылесос. И как мы ланьше не догодались?» - Катя даже закружилась по комнате и захлопала в ладошки.
Вскоре из спальни был притащен пылесос, да и собран вполне правильно, согласно заводской инструкции. Дети сами умудрились соединить и шланг и патрубки с насадкой, и включить в сеть. Отец, сидя, спал, уронив на стол голову, а от «Разгуляя» осталось одна пустая бутылка. С рёвом пылесоса начался последний штурм Дуськиной цитадели. В комнату со вздыбленной шерстью, распушенным хвостом и выпученными глазами, будто перепуганная, заскочила другая четырехмастная кошка – мать Дуськи. Из – под дивана уже не мяукали, а только шипели зло и мстительно. От неожиданного рева включившегося пылесоса вздрогнул и проснулся отец. Ничего не понимая, он выскочил изо стола, думая, что звенит будильник, а значит нельзя опаздывать на работу, но вскоре осознал происходящее,и стало закипать в нем что – то подспудное, тяжелое, и никак не хорошее, а наоборот, он и сам это понимал, - мерзкое.
- « Вы что тут!?» - криком вырвалось у отца из горла. Он с ужасом понимал, что это слова не его, а совсем чужие, и что он никогда бы не смог даже в мыслях произнести такие слова, но вот они – эти слова против его воли неслись из его горла, словно прорвавшийся из раны гной, словно рвотные судороги и спазмы.
-« Вы что, бля…, кошку пылесосом мучить» - отец, чуть не задохнувшись, схватил Кольку за шиворот и тряс перед собой. Колька вытаращил на отца глаза и молчал. От страха у него отнялся язык. Катька убежала и, закрывшись в туалете, во всю мочь голосила. Отец отпустил Кольку и выключил пылесос. Из – под дивана взъерошенная и вся в паутине вылезла Дуська и убежала скрываться в спальной.
-« Мы не мучить – у Николая вдруг перед отцом неудержимо хлынули слезы – мы-ы то-олько ласстлелять».
-« Что? – допытывался отец, - говори внятно, ничего не пойму».
-« У- у- у- бить» - еще более заревел Николай.
-« Как - убить?» - опешил отец, и ему стало жалко за сына.         Он даже погладил его, успокаивая.
-« Катя – крикнул он дочери – не плачь, иди сюда, я вам на мороженку дам». Плач прекратился, и из туалета нерешительно, с опаской показалась Катя.
-« А вам на лаботе зайплату давали?» - спросила она, все еще не решаясь выйти из туалета и готовая в любой миг захлопнуть за собой дверь.
-« Обещали дать, я занял денежек» - соврал отец.
-« А у кого? – не поверила дочь,- ты уже у всех занимал, сам же говолил».
-« Я у Чубайса занял, доченька, у него денежек много».
-« И Чубайс дал?» - размазывал по лицу слезы Николай.
-« Да, дал – начал сочинять отец, - Чубайс – он хороший, рыжий только, как наша Дуська.
-« А наша Дуська плохая» - шепотом сказала подошедшая Катя. Она еще немного подумала, но ничего не придумав, молча залезла к отцу на колени и обняла того за шею.
-« Почему?» - сделал удивленное лицо отец.
-« А нам бабушка конфетки давала, а Дуська конфетки нашла и вместе с фантиками сгрызла».
-« И за это вы ее решили расстрелять?» - деланно ужаснулся отец.
-« Мы же поналошку» - засмеялась Катя.
-« И как, если не секрет? – продолжал расспрашивать отец.
-« Как ты маму… тапочком по носу», - смеялась Катя. Коля тоже засмеялся. Отец сидел, силясь вспомнить, когда это он «расстреливал» маму тапочком по носу, и не смог вспомнить. Так и не вспомнив, он тяжело вздохнул, погладил детей по головам и сказал:
-« А кошек мучить и расстреливать все же не надо. Они же наши кошки, наша семья, можно сказать. А Дуська – она ведь не со зла, а просто с голода ваши конфетки украла, и чтоб вы раззявами не росли».
-« А ты, папка, за Чубайса голосовал?»,- ни с того, ни с сего вдруг спросила дочь. Отец поразился.
-« Да, - ответил он неуверенно, - за реформы». И размышлял, что же дочь ему еще выдаст.
-« А я – за Лебедя, а Колька – за Ельцина» - сообщила Катя и опять засмеялась. Николай исподлобья смотрел на отца и шмыгал носом. На личике подсыхали размазанные следы от слез. Николай был на год старше сестры, а потому и смеялся гораздо реже.
-« А почему за Ельцина и Лебедя? – продолжал удивляться отец.
-« Ельцин же все – лавно выиглает» - заулыбался Колька.
-« У нас в садике – опять шепотом на ухо отцу откровенничала Катя и отмахиваясь от брата, - Малия Ивановна за Зюганова голосовала, а мы ее не любим».
-« Почему?» - опять удивился отец.
-« А она нас утлом, когда в садик плиходим, - встрял в разговор Колька, - заставляет залядку делать».
-« И заставляет зубы чистить» - обиженно добавила Катя.
-« Ну, ладно, - подытожил отец, - идите гуляйте весело, дружно, и чтоб без всяких там плачей или расстрелов. Марш!»
-« А моложенка?..» - сразу приуныли дети.
Отец отрезал им по куску хлеба.
-« Сегодня мороженое уже закрылось, а завтра куплю, обязательно», - и отец ласково шлепнул обоих по попкам, дав понять, что тема про мороженое на сегодня закрыта окончательно.
-« А жвачку? – стала вымаливать Катя,- ты еще в плошлый лаз жвачку обещал».
-« Жвачку – нельзя,- как отрезал отец, - марш гулять!».

                II.

-« Господи, опять нельзя, - шептала ночью жена мужу, - давай уже как – нибудь так обойдемся. Эти… самые.., представляешь везде только по три тысячи…»
-« Дуську надо куда-то выбросить» - сонно отвечал муж. Голова начинала трещать от «Разгуляя».
-« Тебе зарплату – то обещают?» - спросила жена.
-« Обещают, чтоб им пусто было» - ответил муж.
-« Нам сегодня на работе по два килограмма манки давали, так я  еле три килограмма выпросила, - сообщила жена, - завтра сварю».
-« Дуську надо выбросить» - будто через зубную боль простонал муж.
-« А Дуську – то за что? – опять зашептала жена, - какая – никакая, а тварь божья, да и дети к ней привыкли. Ты что, спишь?» - толкнула она мужа в бок.
-« Боюсь, детей не прокормим» - сквозь дрему отвечал муж.
-« Ну, ладно, давай спать, завтра будет можно, а Дуську все – таки жалко, она – то в чем виновата?» - продолжала шептать жена.
Жена повернулась лицом к стенке и продолжала думать: то о том, где перезанять деньги, то о воспитании детей, пересчитывала в уме, сколько накопилось долгов и кому надо отдать в первую очередь, думала, когда муж получит зарплату, и думала, когда же хоть какой – нибудь наступит просвет в их жизни. Думалось о детях, о себе, о муже и всех было жалко и хотелось плакать. Хотелось любви.
-« Ты на меня не обижаешься за сегодня?» - тихонько спросила она, оглянувшись на мужа. Но тот спал. Даже у спящего выражение лица было угрюмое и тяжелое. Жена отвернулась и слезы неслышно потекли на ее подушку. Думы опять одолели ее и не давали заснуть. На диван запрыгнула и устраивалась спать в ногах Дуська.
« Дуська – то в чем виновата? – жена совсем уткнулась лицом в подушку, чтобы не разрыдаться, - господи, господи, господи… спаси и сохрани». Слезы так и катились из глаз.
А дети – как их на ноги поставить? Если и хлеба в доме нету, идти воровать? Господи, господи, господи, за что так немилосердно… даже к Дуське?
Сквозь сон вдруг начинал всхлипывать и реветь кто – нибудь из детей. Приходилось вставать, успокаивать их и петь шепотом: « ладушки, ладушки…», пока и ее не свалил наконец тяжелый и беспокойный, совсем не женский сон.

                III.


Отец проснулся раньше других. Мучила похмельная жажда. Не стал будить ни жену, ни детей, молча прошел на кухню. Включил свет. Пол кухни был щедро усыпан манкой, где небольшими горками, где россыпью. Манная дорожка пролегала и до кошачьего лаза в подпол, где наполовину из лаза торчал и прогрызенный, уже пустой, полиэтиленовый пакет.
Дуськина работа – безучастно отметил про себя отец и прошел до крана. Напился воды. Подобрал и выкинул в ведро рваный пакет. Постоял, выбрал из пепельницы окурок, закурил. Наконец достал из стола пустую кастрюлю и присев на корточки, пригоршнями, где почище, стал собирать манку. Соринки он тщательно убирал в сторону, а на кошачьи следы по манке старался не обращать внимания.
« Что зря родных расстраивать?» - думал он, медленно, как песок в песочных часах, ссыпая манку в кастрюлю.  «Следить за собой лучше надо, да пищу открытой для кошек не оставлять. Сами виноваты.»
Головная боль тяжело, но медленно отступала.
Наступил яркий, солнечный и выходной день. Жизнь продолжалась, и надо было жить.
И совсем не хотелось выбрасывать ни манку, ни Дуську.


                01.08.97г.