поезд за свергоризонт. 2 3

Просыпаюсь я наверно нескоро. Сколько точно я спал сказать не могу, часы на телефоне уже рехнулись, в настоящий момент они показывают температуру в вагоне, не холодно не жарко, что же это, зацикливаюсь я.  Мороженное «инмарко», вспоминаю я старую рекламу. А вот и оно, мороженное, на блюдечке, с золотой каемочкой, немного подтаявший пломбир. Решаюсь попробовать, клубничное, мое любимое. Клубника ведь бывает и дикой и домашней, дикая вообще земляникой называется, она и вкуснее и меньше.
Несправедливость какая. За окном, как раз пошли земляничные поля, кусты размером со среднюю березу, а ягоды размером с детский кулак.  Чувствую удар в бок, слабый совсем. Слабый это когда не можешь постоять за себя, готов сдаться, отдать все. Соображаю, что сижу без одежды, а где она. Заглядываю в ящик, а там костюм в точности, как тот, что я в школе носил. Достаю штанишки, вроде маленькие совсем, а натянул легко, достаю рубашку и пиджак. Вот я выгляжу, как в пятом классе, только. Откуда мел на рукаве, возле локтя ткан трескается и вот я без рукава, вот уже весь костюм трещит, рвется, я опят в трусах, опять чувствую толчки, все сильнее, вот меня бросает из от стены к стене. Я начинаю кричать.  Дергаться. Опять они, думал убежать, мама  заругает, новый костюм. Я сильный,начинают плеваться, слезы смешиваются со слезами. Кажется еще немного и меня раздерут на части, но внезапно все кончается. Все прошло, я опят один, в старой одежде тяжело дышу. Телефон на столе указывает что влажность равна ста процентам. Первый натиск я выдержал. 
Хочется есть и на столе меня ждет манная каша я предчувствую, что будет дальше.  Детский сад. Детский врач. Детский осмотр.
Когда все заканчивается можно спокойно вспомнить приступ, воспоминания обезврежены. А на столе торт с восемнадцатью свечами. Потирая старый шрам, я смотрю на палку колбасы, а время ускоряется, гастрономическая история моей жизни открывает  новые страницы. Время проходит мимо, а я все ем и вспоминаю.  В меня уже ничего не лезет и хочется блевать, я перенасыщен до невозможности, но я продолжаю. И вот, очередной пирожок переполняет меня. Я уже не могу контролировать себя,  съеденное выплескивается из меня, я не могу остановится, меня рвет и рвет, вот уже я по колено в блевотине, а меня продолжает рвать. Уровень блевотины поднимается,  достигает груди, у меня начинается паника, я пытаюсь взобраться повыше,  это спасает, но ненадолго, я весь в теплой жиже, мне уже даже не противно. Последний грандиозный блев и я задыхаюсь кислой дрянью. Темнота. Звенит будильник.
Открываю глаза и соображаю, что дело не в телефоне, перед кроватью стоит вагоновожатый, в белоснежном костюме, в руках он держит старомодный колокольчик.
-Не двигайтесь, предупредительно просит он.
-Сейчас я вам помогу.
Отточенным движением он очищает меня от трубок и проводов, помогает застегнуть пуговицы и под руку выводит из купе, ведет к выходу, дверь вагона открывается и холодный ветер бросает мне в лицо горсть снега, ослепленный солнцем я судорожно стряхиваю снег и пытаюсь закутаться в пиджак. Ко мне уже бежит несколько человек, кого то я узнаю. Мне протягивает пальто.  Обнимают, пытаются поцеловать.  Я хрипло спрашиваю.
-Сколько?
Все замолкают и один из встречающих в котором я узнаю своего повзрослевшего племянника бормочет.
-Двадцать пять, без пяти дней. Авария.
Теперь узнав главное я могу вырубится.