Глава 9 Арест, гл. 10 Атембуй

ГЛАВА 9

АРЕСТ

– Почему ты скрыла от маршала, что я аристократка? – спросила меня новоявленная Анастасия Минасьян, оставшись без мужского общества. – И что такое – армянка?

Ничего себе! Она не знает о такой древней национальности!

– Дворянское звание, то же самое, что и маркиза, – усмехнулась я, напяливая на себя платье, сшитое по выкройкам первой половины двадцатого века.
– Разве армянка может быть комедианткой? Какое уродство! – брезгливо сморщила носик Атенаиса, с ужасом оглядывая в зеркале суровый костюм бесполой комсомолки на своем соблазнительном теле.

Молчаливая горничная надзирала за нами и кривила губы в ядовитой ухмылке.

– В этой стране быть актрисой очень почетно, дорогая. Были времена, и во французском государстве сам Людовик не брезговал дружбой с Мольером, – передергиваясь от клейкого взгляда шпионки, назидательно изрекла я.
– Жан Батист не простой комедиант. Он – великий сочинитель и директор труппы герцога Орлеанского, – обиделась непродвинутая монархистка.

«Господь дал людям пару ушей и один рот, а из этого следует, что человек разумный должен в два раза больше слушать, чем болтать», – замечая, как озабоченная прислуга внезапно засуетилась и схватила швабру, чтобы самозабвенно поводить ею по чистейшему полу, подумала я.

«Ну и ладно, – самонадеянно отмахнулась я от назойливости советской служанки, – главное, социалистические власти помогли путешествующим маркизам приобрести современную одежду, сдав ювелиру маленькое золотое колечко мадемуазель Ламарт. А в этих платьях мы сможем благополучно избежать нежелательных инцидентов, когда смоемся из лап органов».

– Его Величество Товарищ Сталин приедет на бал к министру? – заталкивая снятые драгоценности за лиф и стараясь придать кокетливый вид суровому пролетарскому одеянию, томно поинтересовалась Монтеспан. – Кстати, у почти короля есть жена?

– Наверное, уже умерла, – наблюдая недоумение, вспыхнувшее в глазах вероломной поломойки, сообщила я. – Не вынесла бремени славы.
– Глупая женщина! – неожиданно оживилась Атенаиса. – А Товарищ красивый?
– В общем-то, да, – облизала пересохшие губы я. – Может быть, полетим домой?
– Что ты, что ты! – энергично затрясла роскошной гривой предприимчивая маркиза. – У меня снова появился шанс стать королевой!


Ужин подали в большой неуютной гостиной. Прелестная супруга Берии Нина Теймуразовна с истинно грузинским гостеприимством старалась угодить незнакомым «актрисам», хотя и не имела чести лицезреть их ни в одном театре Москвы.

Лаврентий Павлович не поддерживал разговора и о чем-то напряженно думал, искоса поглядывая на странных, свалившихся ему на голову, экзотических теток.

Вдруг запыхавшийся военнослужащий влетел в комнату и истошно заорал, прикладывая рабоче-крестьянскую руку к козырьку мрачной фуражки:
– Приехал сам товарищ Сталин!
– Мадам крупно повезло, – обозревая мгновенно покрасневшую парижанку, с тоской подумала я.

Никогда и не мечтала увидеть отца всех народов рядом с собой за одним столом. Он вошел в жилище Председателя Совета Министров, словно в родной дом, уселся на почетное место и, весело взглянув на незнакомок, поднял тост:
– За прекрасных дам!
– Благодарю. Ваше Величество Товарищ очень любезен, – грациозно поправляя буржуазные локоны, жеманно улыбнулась Атенаиса.
– Кто вы? – уточнил Сталин, прищуривая хитрые глаза на дерзкую женщину с золотыми волосами.
– Армянка, – принимая соблазнительную позу, проворковала она. – Армянка Атенаиса де Монтеспан.
– Кто? – бросая подозрительный взгляд на Героя Социалистического Труда, переспросил доблестный вождь.
– Нина, подай мне воды, – отчаянно икая, простонал член Политбюро.

– Настенька вошла в роль, – решительно вмешалась я, толкая под столом распоясавшуюся фаворитку ногой, обутой в туфлю, по сравнению с которой обувь фабрики «Скороход» показалась бы потребителю самим совершенством.
– Анастасия Минасьян, сир, – покрываясь нежным румянцем, запоздало поправилась сатанистка.
– А как зовут тебя? – усмехнулся «сир», тыкая пальцем в мою голову.

– Алиса Смирнова, – призналась я, искренне надеясь, что не успею угодить в тюрьму как неблагонадежная, так как сумею вовремя улететь из сороковых годов. Но куда деть излишне инициативную француженку? Взвалить на шею и тащить в семнадцатый век, чтобы вкупе с мерзким стариком убивала чьих-то детей?
– Тоже комедийная артистка? Или только учишься? – продолжал допытываться Сталин.
– Она – армянка! – с великосветскими ужимками возмутилась гостья из средневековья.

– Луиза де Лавальер? – рассмеялся Иосиф Виссарионович, показывая неплохое знание истории французского королевства.
– Государь знаком с ней? – бледнея, ахнула завистница. – Ему нравятся хромые женщины?
– А как же, – уже вовсю хохотал вождь народов.
– Извините, мы устали и пойдем домой, – вскакивая с кожаного стула, пролепетала я.

– На улице темно, ночуйте у нас, – предложила сердобольная хозяйка.
– Спасибо, – принимая решение не бросать маркизу на произвол судьбы, поклонилась я Нине Теймуразовне.

Знакомая прислуга засеменила впереди, показывая гостьям дорогу в их комнату.
Аскетическая обстановка двухместной спальни привела Атенаису в ужас, и она наотрез отказалась ложиться на узкую железную кровать.

– Ну и сиди в кресле, – проворчала я, расправляя постель, чтобы упасть в нее и забыться тяжелым сном.

Впрочем, можно было бы полететь домой. Но куда унесет нас лихой ветер в столь поздний час? По крайней мере, этой ночью у нас есть крыша над головой!

«Что сейчас делают мои детки»? – успела подумать я и мгновенно заснула.


– Встать! – прогремел над ухом мощный рокочущий бас.

Возле кресла с почивающей фавориткой французского короля стоял русский простолюдин и настырно дергал ее за руку.

– И ты тоже! – прогундосил он, сбрасывая с меня тонкое, повидавшее виды, шерстяное одеяло.

Включили электрический свет, на который непродвинутая жительница средневековья прореагировала исступленным визгом, разбудившим, наверное, всю округу.

– Что это? – орала она, показывая на сияющую лампочку Ильича.
– Гражданка ненормальная? – покрутил корявым указательным пальцем возле виска один из страдающих бессонницей фанатов классовой борьбы.
– Признавайтесь, вы – французские шпионки? – настаивал душераздирающий бас.

– Я подам прошение Его Величеству Товарищу, – гордо выпрямившись, презрительно сообщила Монтеспан, неосмотрительно отправляя любопытные для окружающих сокровища под кружевной буржуазный лифчик.
– Какому? – провожая загоревшимися глазами нервное движение врага народа, съехидничал усатый солдафон.

– Подождите, – прозвучал знакомый голос, и заместитель Председателя Совета Министров СССР материализовался среди бесстыдно глазеющих на нас мужиков.
– Сударь, спасите бедную маркизу, – хватаясь за кисть Берии, внезапно зарыдала «Минасьян». – Людовик щедро отблагодарит вас. Помните, я – его фаворитка!
– Пишите, – повелительно бросил Лаврентий Павлович плюгавенькому солдатику, подавая ему блокнот и чернила с перьевой ручкой.

– Так чья вы любовница? – присаживаясь на стул и подкладывая под бумагу толстую книгу в сиреневом переплете, заинтересовался грамотный революционер.
– И. Сталин. Институт Маркса, Энгельса, Ленина. Том 3, – невольно прочитала я на обложке.

– Людовика Четырнадцатого, – пытаясь придать расстроенному лицу высокомерное выражение, невоспитанно хлюпнула носом аристократка.
– Имя – англицкое, а вот фамилие у ейного ухажера еврейское, – пролепетал молоденький пацанчик в военной одежде.

– Ясно, жидовка, – поддержал товарища крепкий мужик, держащий в перчатках самый настоящий револьвер.
– Имена, явки? – заговорчески подмигивая маркизе, ласково прошептал писарь.
– Чьи? – недоуменно оглядываясь по сторонам, опешила Атенаиса.

– Отстаньте от бедной девушки, – неожиданно для самой себя разозлилась я и бросилась отталкивать от нее стадо любопытных баранов.
– Тащите теток в машину, – внезапно приказал Берия, – на Лубянку их.


Четыре кровати в крохотной сырой каморке. Рыдающая маркиза, обхватившая голову ладонями. Капающая вода в параше. По моим сведениям, грязный, пожелтевший от времени унитаз в темнице называется именно так.

Пора улетать! Но куда занесет нас лукавый ветер?

– Нам отрубят головы? – громко стонет Атенаиса. – Когда нам отрубят головы? И за что? Старый король Товарищ – очень жестокий монарх. А этот, его министр, просто чудовище! Помоги мне, Сюзанна, ведь ты же ведьма!
– Иди ко мне, – забывая про детоубийство, ласково подозвала я бедняжку, – обними свою подругу покрепче.

Де Монтеспан стремительно вскочила с ложа и судорожно задушила меня в объятиях. Я взмахнула руками, но тело не желало становиться легче от отчаянных взмахов отяжелевших кистей.

– Ты что, курица, взлететь собралась? – открылась железная дверь, и, гадко ухмыляясь, маленький солдатик ввалился в наши владения, так не похожие на величественные покои фамильных замков. – На допрос!

Покорно заложив руки за спину, я нехотя поплелась впереди плюгавенького мужичка, словно настоящая заключенная или актриса, играющая роль матерой преступницы.

В плохо освещенной комнатке за старым столом сидел худощавый офицер и что-то писал. Услышав приближающиеся шаги, он поднял голову, и я вскрикнула от неожиданности. Передо мной собственной персоной сидел отец моего папы. Огромные голубые глаза, красивое лицо и тело я унаследовала именно от него.

– Как вас зовут? – спросил дедушка, бросая усталый взгляд на очумевшую от сюрприза внучку.
– Алиса Лазарева, – превозмогая желание броситься ему на шею, пролепетала я.

Он вздрогнул и склонился над листами бумаги.

– Дадите показания о вашей контрреволюционной деятельности? – хватая картонную папку, привычно отчеканил близкий родственник.
– Нет. Никогда не делала никому зла, – невольно любуясь внешностью очаровательного тюремщика, с гордостью объявила я.

– Вы дружите с самозванкой, гражданкой враждебного молодой советской республике капиталистического государства? – взмахнув пышными девчоночьими ресницами, уточнил любимый дедуля.
– Она – француженка, то есть, армянка, – подсчитывая, сколько же лет сейчас моему малолетнему папочке, невнятно промямлила я.

– Так француженка или армянка? Алиса или Сюзанна? Смирнова или Лазарева? – пламенея революционным цветом, поморщился недоверчивый чекист.
– Ее мама до переворота проживала во Франции, а папа в Армении, – вранье начинало меня забавлять.

– А в настоящее время где живут родители Минасьян? – игнорируя блаженную улыбку арестантки, прищурился мой бравый пращур.
– В Томской области, – зачем-то вякнула я.

– Вы – шпионки коварного империализма? – поднял шикарные брови не в меру подозрительный предок.
– Упаси Боже! – выразительно пожала плечами я.
– Верите в бога? – прищурился товарищ следователь.
– Как же можно в Него не верить? – вздохнула я и вспомнила древнюю Иудею.

– Партийная?
Нет бы лучше спросил о своих правнуках!
– Ни в коем случае.

Утомившись, дедуля глубоко вздохнул, записал что-то в блокноте и махнул рукой. Конвоир поднял ружье и кивком пригласил меня на выход.

– Андрей Иванович, – задержавшись на минуту, попросила я гражданина начальника, – не допрашивайте мою подругу, она не в себе.
– Тебе знакомо мое имя? – стрельнув быстрыми глазами в солдатика, удивился предок.
– Наслышана о вашей смелости и отваге, – льстиво защебетала я. – И о жене тоже. И о сыне Мишеньке.

– Что ты знаешь о моих близких? – перепугался дознаватель Лазарев.
– Многое, – неосмотрительно игнорируя застывшего тюремщика, интригующе усмехнулась я.
– Говоришь, подруга не в себе? – зачем-то понизил голос папин папа.
– Ее недавно выписали из психбольницы, – подражая товарищу следователю, заговор чески зашептала я.

Он взметнул брови и закашлялся. Крохотный мужичок чем-то твердым толкнул меня в спину, и, сгорая от унижения, я поплелась в сырую, глубоко равнодушную к судьбам заключенных, камеру.

Атенаиса ждала меня с нетерпением.

– Нас отпустят? – тихо молвила она чересчур бледными губами, давно потерявшими краски молодости.
– Вряд ли, – потрясенная до глубины души тем, что в карающей организации работает мой родной дед, я без сил упала на жесткое ложе.





ГЛАВА 10



АТЕМБУЙ



Маркизу на допрос не вызвали. Ближе к обеду открылась дверь, и зашел веселый Берия. Он прислонился к стене и заговорил своим хриплым, с кавказским акцентом, голосом:
– Могу освободить обворожительных девушек, но с одним условием: вы станете моими любовницами.

– Согласна, сударь, – проворно вскакивая с нар, оживилась Атенаиса.


Да уж, фаворитка – она везде фаворитка!

– А вы, Алиса Смирнова? Или Лазарева? – тяжело усмехнулся министр внутренних дел.
– Нет, ни за что! – чувствуя тошноту от одного только вида Героя Советского Союза, возмущенно отчеканила я.
– В таком случае, счастливо оставаться, генацвале! – хихикнул Лаврентий Павлович.

Он подхватил под локоть ликующую француженку и торжественно вывел ее из темницы. Отчаянно помахав руками, я поняла, что пропала. Мадим не прилетит, чтобы спасти бывшую возлюбленную, Карлос понятия не имеет, где его несчастная подруга.

В камере с прохудившегося бачка в облезлый унитаз капала вода, за окном звенело лето и переливалось всеми цветами радуги, а я находилась в вакууме между этим бачком и этим летом – в гордом одиночестве.

Темнело. Внезапно, на фоне полнейшей тишины, в замочной скважине повернулся ключ. Крадущейся походкой дикой кошки прошагал к нарам высокий человек в военной одежде. Полумрак скрывал его лицо.

– Алиса, – проговорил он, присаживаясь на самый краешек драного тюфяка, – вот, не смог спокойно уйти домой. Что-то знакомое и родное есть в твоем лице, что-то заставляет сжиматься сердце. Кто ты?
– Ваша внучка, гражданин Лазарев, – слизывая непрошенные слезы со своих губ, всхлипнула я.

– «Дочка» моего шестнадцатилетнего Мишки тоже сбежала из психушки? – осуждающе покачал головой дед.
– Мне рассказывала бабушка Ольга Дмитриевна, что жила с мужем в Москве, и работал ее супруг в органах…, – вспоминая любимую бабулю, мечтательно произнесла я.

– Так он защищал социалистическую Родину, – вздрогнул невозмутимый пращур.
– Убивая невиновных? – язвительно уточнила я.
– Шпионов и ярых контрреволюционеров ты называешь невиновными? – взбунтовался близкий родственник.

– Оглянитесь вокруг, – набравшись духу, я пристально посмотрела в его честные, ничего не понимающие глаза. – Вы воюете с обычными людьми! Второго моего дедушку, Антона Трофимовича, в тридцать седьмом году расстреляли без суда и следствия, как врага народа, оставив мамину маму, Наталью Васильевну, с тремя дочерьми и сыном без средств к существованию. А потом, когда дети «врага народа» прошли все муки ада на советской земле, «шпиона» и «контрреволюционера» реабилитировали. Посмертно. Это сделали вы, ваша любимая «народная» власть.


– Мы дали пролетариату и крестьянству хлеб, кров, свободу и равенство! – передернул плечами гражданин начальник.
– Антон Трофимович не принадлежал к дворянству! – горячо продолжила я. – А если говорить о равенстве и продуктах питания….
– Ты опасна для Советской Власти! – простонал любимый дедуля.

– Пожалуйста, стреляйте! – с горечью заявила я. – Если вы смогли засадить за решетку Калинину, Буденную, Молотову….
– Замолчи, – косясь на железную дверь, жалобно попросил Андрей Иванович. – Лучше расскажи о себе.

– Наши бедные родители не имели отцов, а потому папа с мамой не получили приличного образования, – думая о нищете, преследующей мое детство, тяжело вздохнула я. – А у нас с Жанкой не было бабушек и дедушек.
– Кто такая Жанка? – насторожился пламенный революционер.

– Моя сестра, – сглотнула слюну я. – Наталья Васильевна и Ольга Дмитриевна не надолго пережили боготворимых мужей. Вы умерли до моего рождения.


Я видела, как вздрогнул мой молодой дед, я видела, как задрожали его красивые пальцы (мои пальцы), а потом он встал и устало прислонился к осклизлой стене.

– Когда ты родилась? – оторопело вглядываясь в лицо необычной рассказчицы, с ужасом прошептал товарищ следователь.
– В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году, – с вызовом произнесла я.

Возраст – понятие растяжимое. Такое же, как и время.

– Не может быть! – прикладывая руку к сердцу, невнятно пробормотал он.
– Может! Все на свете может быть, – с состраданием наблюдая за непроизвольным жестом смертника, еле слышно обронила я.
– Я не марал своих рук чужой кровью, Алиса, – отмирая, он подошел к двери и открыл ее, чтобы попытаться уйти навсегда из моей жизни.

– Дедушка, – позвала я его согбенную спину, – дедушка, я так похожа на вас, а моя сестра – вылитый Антон Трофимович.



Ночь я посвятила думам. Сколько бед свалилось на меня за сравнительно короткое время, сколько испытаний преподнесла жизнь! Изредка я махала руками, но они не превращались в крылья, чтобы унести свободолюбивую птичку из темницы на вольную волюшку. Остались в далеком прошлом дети и внуки, мужья и замки, семнадцатый и двадцать первый века.

– Встать! – прозвучал над ухом чей-то злой окрик.

Мужик с резкими патриотическими чертами лица, напоминающий фигуру из революционного барельефа, возвышался на фоне стены и чрезвычайно злился.
Господи, неужели я все-же заснула?

– Тебя вызывают на допрос! – продолжал орать пролетарий, переквалифицирующийся в карателя. – Руки за спину!

Вздохнув, я повиновалась. Смахивающий на медведя чекист, выставив вперед винтовку, провел меня по гулким бесконечным коридорам и распахнул передо мной массивную дверь. Мы оказались в маленьком тамбуре, за которым появился просторный кабинет с долгим Т-образным столом, огромным креслом и портретом дедушки Ленина над ним. Возле одной из стен кабинета прилепился бюст Дзержинского, в углу робко пристроился буржуазный камин. Поставив предложенный невольнице стул подле трепещущего огня, чекист испарился.

– Сюзанна, – словно из другого измерения раздался хрипловатый знакомый голос с кавказским акцентом, – Сюзанна!

Я вздрогнула и оглянулась. Передо мной возвышался Берия.

– У тебя в камере был следователь Лазарев? – без предисловий, ласково поинтересовался он. – И о чем же вы говорили?
– О свободе, равенстве и братстве, Лаврентий Павлович, – неожиданно вспоминая дипломатичного Альфа, ласково промурлыкала я.

– Чьей свободе? – вальяжно усаживаясь в кожаное кресло, оживился Герой Советского Союза.
– Конечно, пролетариата и крестьянства, – угодливо заглядывая во все подозревающие очи министра внутренних дел, обворожительно улыбнулась я.

– Ты предлагала ему вступить в преступный сговор? – глаза маршала излучали понимание и любовь.
– Что? – не поняла я.
– Можешь не скрывать свою биографию, девочка, – томно протянул именитый собеседник. – Анастасия Минасьян рассказала о тебе все, маркиза Сюзанна де Ламарт.

– И о том, что она – бывшая любовница Людовика Четырнадцатого? – поражаясь проникновенному тону революционной звезды, опешила я.
– Видимо, на этот счет армянка все-таки пошутила, – неожиданно поморщился Лаврентий Павлович.

– Хорошо, генацвале, я с охотой поведаю вам мою грустную историю, – с удовольствием наблюдая его замешательство, нервно расхохоталась я. – Великий Повелитель Стихий вероломно бросил свою возлюбленную на произвол судьбы, но добрый домовой не дал ей отчаяться. Он при содействии демона Астарота унес женщину в средневековый замок, откуда мы с фавориткой французского монарха притащились сюда, чтобы узнать главную тайну мальчишей: как же все-таки победить их проклятым буржуинам?


– Ты издеваешься! – подскочил член Политбюро.
– Ничуть, – продолжала визжать я. – Хочу вам доложить, что следователь Лазарев – весьма сомнительный тип. Он не пожелал поверить, что особа из семнадцатого столетия – его родная внучка.
– Молчать! – побагровел инквизитор и залепил мне звонкую пощечину.

Два накачанных орангутанга мгновенно материализовались рядом со своим кумиром. Один из них заломил мне руки за пояс, а другой, стащив со стула, стал хлестать по спине и ягодицам солдатским ремнем. Было больно, но я не кричала, так как знала, что кричать бесполезно. Пока не израсходуют отрицательную энергию, не остановятся. Наблюдая покорность жертвы, Берия удовлетворенно потирал руки и желчно подхихикивал. Наконец, истязатели устали.

– И так, о чем вы говорили с Лазаревым? – как ни в чем не бывало, проворковал член Политбюро. – Он связан с националистами? Впрочем, подумай до утра. Если завтра не расскажешь о готовящемся преступлении, будем пытать железным кольцом и ванной с кислотами, а потом расстреляем, как шпионку загнивающего империализма.

– Очень приятно, – с горечью вспоминая пламенные революционные речи любимого дедушки, я проглотила предательские слезы.


Меня схватили и потащили назад, в темную, сырую камеру, в которой провели последние ночи перед переселением в мир иной многочисленные ни в чем не повинные души. Яростно хлопнув дверью, палачи удалились. И снова я осталась одна, истерзанная и приговоренная к смерти.



– Ты не умрешь, – прошептал кто-то совсем рядом.

Не веря своим ушам, я обернулась, чтобы увидеть милого сердцу Карлоса, но в проеме зарешеченного окна маячил Астарот в неизменном длинном черном плаще.

– Вы? – начиная надеяться на чудо, глупо уточнила я.
– Прости, не успел спасти тебя от побоев, – с негодованием разглядывая мою изувеченную фигуру, нахмурился демон.
– Разве темные силы помогают простым людям? – стараясь не концентрировать внимание на острой боли, усмехнулась я.

– Помогают, если уважают их. Тем более, я пообещал Христу, – смутился князь Тьмы.
– Иисусу? – не поверила я. –  Зло должно восхищаться злом! Культом личности, например.
– Должно? – напрягся родовитый пришелец. – И по чьему приказу?
– По законам….

Что я болтаю? Разве можно так разговаривать с освободителем?

– По законам? По чьим законам?
– Вселенной, наверное, – успокаиваясь, пожала плечами я.

– Революцию силы Тьмы, а не Зла, как называете нас вы, люди, встретили с радостью, – дотрагиваясь пульсирующими пальцами до моих ран, печально проговорил слуга дьявола. – Гордые, честные, бескомпромиссные большевики, которыми мы искренне восхищались, отдававшие за счастье народа до последней капли свою кровь, справедливо протестовали против существующего тоталитарного строя. Владыка Ночи тоже когда-то восстал и создал свое государство, не подвластное никому, кроме него.

Независимые борцы за свободу рушили ханжеские церкви и сжигали тщеславные иконы, ставя на надлежащее место нашего могущественного противника, возомнившего себя единственным Богом. Воинствующие атеисты, мечтающие о всеобщем равенстве и братстве, строго-настрого запретили физическим телам верить в то, что у них есть души. Лишенные духовности, ходячие трупы, поправ честь и достоинство, стали стабильно грешить. А так как наши сотрудники испытывали определенные трудности с призывом рекрутов в Ад, Сатана вначале потворствовал разгулу безбожия…

– Почему – вначале? – озадаченно перебила я высококвалифицированного оратора.
– Сейчас адовы подвалы переполнены, подчиненные великого Короля Тьмы не успевают предоставлять грешникам помещения, достойные их земных дел и помыслов..
.
– Зато у ваших пролетариев есть интересная работа и занимательное общение! – снова съехидничала я.
– Поверь, общение с лжецами, клеветниками, эгоистами, убийцами, развратниками и ворами не приносит удовольствия, – не замечая моей иронии, уныло откликнулся демон. – Но труднее всего нам приходится с придурковатыми террористами! Самоубийство и убийство, помноженное на число жертв, – такие грехи не дают пропуск даже на нижний этаж Ада! Приходится придумывать для них нечто особенное.

– Что именно? – вспоминая ненавистную адову яму, ужаснулась я. – Разве может быть что-либо хуже пропасти, нашпигованной под завязку тараканами и пауками?


И тогда послышались вкрадчивые шаги моих земных мучителей.

– Летим, – подхватывая меня под мышки, скомандовал Астарот, – летим, договорим потом.

Тягучий поток ледяного воздуха с механическим ревом высосал нас из мерзкой камеры. Казалось, включился гигантский пылесос, призванный неведомыми силами очистить физический мир от всего живого.

– Страшно, – барахтаясь в цепких руках избавителя, прошептала я, – холодно и больно.
– Потерпи, – властно вжал меня в свое тело злой дух, – потерпи немного. Сдерни с моих плеч плащ и закутайся в него.
– А вы? – обескураженная его самоотверженностью, ахнула я.
– Слуги Сатаны не чувствуют мороза, – отмахнулся от моей признательности князь Тьмы.

Завыл северный ветер и с силой взметнул беглецов к растерявшимся звездам, которые испуганно погасли только от одного повелительного взгляда могущественного слуги дьявола, а затем небрежно швырнул вниз, на темное полотно безжизненной равнины, где кое-где просматривались тусклые окна, да высокие здания поднимали свои мертвые стены до черных облаков.

Коснувшись затекшими ногами скрипучего снежного покрова будто застывшего незнакомого города, я содрогнулась от чувства безысходности и отчаяния. Странно, неведомый мегаполис внушал мне безотчетный страх.

– Где мы? – поеживаясь от озноба, пролепетала я.
– В Атембуе, – усмехнулся злой дух. – Пойдем за мной.

Спотыкаясь об остроконечные валуны, мы медленно побрели по темной аллее, на которой настороженно притихли уродливые скелеты высохших, промерзших насквозь деревьев, тотчас напомнивших мне окоченевшие фигуры несчастных солдатиков, охраняющих злополучный мавзолей.

– Ему очень плохо, – пробурчал Астарот, выпуская изо рта клубы белого пара.
– Кому? – оглядываясь по сторонам, не поняла я.

Отчего на улицах нет людей? Впрочем, наверное, сейчас глубокая ночь. Но куда делись вездесущие бессонные автомобили?

– Ленину, – затягивая меня в зловонный неосвещенный подъезд, пояснил демон.
– Почему? – все еще удивляясь способности потусторонних сил читать чужие мысли, скорее из вежливости осведомилась я.

– Нет большего мучения, чем, мечтая о свободе, ежесекундно лицезреть собственный не погребенный труп, – отвернулся от меня избавитель.


Облезлый лифт, словно старый эпилептик, демонстративно задергался в неистовых конвульсиях, но тут же остановился и со скрипом распахнул растрескавшиеся двери.

– Заходи, – опуская вспыхнувшие возмущением глаза, распорядился Астарот. – Владимира Ильича можно не любить, но не уважать нельзя.
– Естественно, злодеи не могут не восхищаться злодеем! – снова съязвила я.

«Кажется, скоро разучусь спокойно беседовать, – наслаждаясь жаром, исходящим от прислуги дьявола, подумала я. – С волками жить – по-волчьи выть».

– Ульянов не злодей, он – жертва своей бескорыстной, нацеленной на справедливость натуры, – продолжая сдерживать бушующие внутри эмоции, хладнокровно возразил демон.
– Ради эксперимента приказавшей Красной армии устроить грандиозную бойню в чересчур доверчивой России. Почему не в педантичной Германии? – наблюдая за мечущимся взором адского собеседника, едко произнесла я.

– Заметь, не для себя поставил он кровавый спектакль – во имя угнетенных и обездоленных, – выпуская меня на тесную лестничную площадку, заявил подданный Сатаны.
– Следовательно, после того, как освободят тело вождя, душа его вознесется к небесам? – брезгливо осматриваясь по сторонам, прошипела я.

– Нет, его не возьмет к себе Всевышний. Зато неплохое место великий человек получит в мире Покоя, – продекламировал дух Зла.
– Где? – повышая голос, переспросила я.
– Здесь.