Retire

       И когда освободилась совсем чёрная земля бескрайних полей от потемневших снегов, и небо стало молочного цвета и нельзя было угадать в каком месте на нём прячется солнце, вздрогнули голые ветви не разбуженных ещё лесов под первым, несущим сладковатые весенние запахи, не сильным, но настойчивым ветерком, тогда набрал полную грудь этой живительной и обещающе-манящей свежести и ещё быстрее зашагал по широкой пустынной просёлочной дороге одинокий, идущий издалека в тёмном плаще и шляпе, в сапогах и с  сумкой через плечо, немолодой худощавый, крепкий на вид, человек. Так остро пронзала душу непонятная грусть, вспоминалось что-то далёкое, почти забытое из детства, из того времени, когда ещё мальчишкой бегал по пыльным деревенским улочкам, под резными ставенками маленьких окошек бревенчатых изб... А вся жизнь прошла в городе, в панельной "хрущёвке", в плавильном цехе металлургического гиганта и даже отпуска целенаправленно обходили деревню стороной, - только столичные развлечения, тёплые моря, людные курорты.
       В документах, сидящих плотной пачкой в нагрудном кармане, были : паспорт, военный билет, книжка Ветерана Труда и пенсионное удостоверение, - всё на имя владельца Степана Егоровича, туго обёрнутые непрозрачным пластиковым пакетом на случай дождя. Домик Степан Егорович присмотрел заранее, с прошлого лета, договорился о покупке следующей весной, так что всю зиму уже знал, где будет жить, и обдумывал, чем будет заниматься. И получалось, так много ждало впереди, хотелось жить и считать, что оставшаяся за спиной, может быть чуть большая её половина, всё же не лучшая часть этой Жизни, что размеренное, полное зрелых дум и необременительных забот, наполненное счастливым созерцанием и чувством выполненного долга время ещё впереди.
       Дом был в три окна, старенький, но крепкий с виду, с двускатной крышей, крытой потемневшим шифером и стоял на главной улице, что проходила на возвышенном по отношению к другой части деревни, месте. Ниже, уже без строгих линий, вразброс и группами, толпились другие домишки - несколько островков жилья, а уже за ними, выбегая из лесов и полей и закругляясь, протекала узкая речушка, совсем недолго следуя вдоль самых отдалённых нижних изб и опять поворачивала, спеша потеряться из виду в созданной склонёнными ветвями, не дающей возможности проследить за её дальнейшим движением, арке.
      Дом был куплен в самом начале весны, незадолго до переезда, за приемлемую для рабочего человека, выходящего на пенсию, стоимость. Города, с их астрономическими ценами на квартиры, казались Степану Егоровичу обидной и злой насмешкой над простыми людьми, и деревня стала единственным выходом, решающим вопрос жилья на склоне лет. Своим жильём, за всю трудовую жизнь, проведённую на съёмных квартирах, так и не удалось обзавестись.
       Потемневшие бревенчатые стены, крылечко, тяжёлая отсыревшая дверь... "Вот оно, - с грустью мелькнуло в сознании Степана Егоровича , - последнее в этой жизни пристанище..."  Тут же за дело взялось другое, оптимистическое чувство - "...последнее-то, может и последнее, а как годков тридцать быть ему таким? Вот то-то, пол жизни, глядишь, ещё впереди..."
     И с глубокими верой и надеждой, начал Степан Егорович обустраивать свою новую жизнь, приводить в порядок  хозяйство. Закипела работа в натруженных за долгую жизнь, огрубевших руках. Рубанок и топор, ведро и лопата стали постоянными сопровождающими Степана Егоровича в этой промозглой, почти лишённой солнечного света, весне. "Не небо, а муть, земля - черна, леса - пусты и зловещи." Но работа помогла пережить это безрадостное для глаз время, привык Степан Егорович понемногу к непролазным дорогам, лужам посреди улиц размерами с озерцо, к сырой, постоянно холодной погоде, от которой зябли и плохо слушались покрасневшие пальцы. Куда больше беспокоили Степана Егоровича  настороженные, а порой и враждебные взгляды соседей, которые так сразу не могли привыкнуть к появившемуся неизвестно откуда мастеру - хозяину, у которого спорилась работа в руках, который целыми днями всё что-то таскал, пилил, строгал и вбивал, у которого размеренно и подолгу стучал топор, отдаваясь в чужих дворах и душах муторной с похмелья и безделья завистью.
       А потом налетела теплынь, разогнала серость на земле и в небе. Нежною зеленью озарились леса под ласковым, дарящим тёплые, всё прогревающие на своём пути, лучи солнца и наступило Лето.
      Пришло время завести и скотину. Купил двух поросят, десяток курочек, бойкого петушка. Загон для животных имелся ещё от прежних хозяев, Степану Егоровичу пришлось его только немного починить - заменить сгнившие доски в стенах на новые, подлатать крышу. На следующий год решил подумать и о корове, а пока со всею заботливостью занялся приобретённой живностью. Проблем оказалось значительно больше, чем мог себе предположить, даже и с таким немногочисленным поголовьем, но чем ещё было заняться пенсионеру, пока полному сил и желания побыстрее втянуться в новую жизнь.
      В свободное от работ время, обычно под вечер, Степан Егорович ходил в лес. Леса было два: ближний и дальний. Ближний представлял собой березняк и наш пенсионер ходил в него только для того, чтобы посидеть одному в тиши, среди розоватых стволов, полюбоваться чуть трепещущей на слабом ветерке бахромой маленьких клейких листочков, развести небольшой костерок и, не отводя взгляда от всё более ярко разгорающегося пламени, следить как незаметно сгущаются вокруг синеватые сумерки. Это берёзовая рощица лежала чуть в стороне от изгибающейся речушки внизу и путь в неё занимал всего несколько минут. Дальний лес - сосновый бор - лежал далеко за пределами деревни, и чем дальше отходил от него путник, тем глуше и неведомее он становился, и всё выше и выше возносились прямые чешуйчатые стволы, ярко - красным отсветом отражалось в них закатное солнце, ноги при ходьбе мягко пружинил сухой слой прошлогодней побуревшей хвои. Этот лес был для длительных прогулок и Степан Егорович, забредая в глушь и совсем теряя из вида следы человеческого присутствия, погружался душою в этот золотисто - красноватый мир сосен, сильных и гордых деревьев, и, вбирая в себя эту силу, это спокойствие, Степан Егорович оказывался гораздо дальше от своих соседей и их жилья, гораздо дальше от суеты и фальши этого мира, чем это было в географической действительности.
      "Когда я гляжу на вершины деревьев, я думаю о Смерти. О скорой, нет ли, - неважно, я думаю о Смерти, о её простоте, о её такой простой вероятности и естественности. У каждого, должно быть, свой способ анализировать данное обстоятельство при жизни, стремление хотя бы чуть преступить черту и увидеть, проследить себя Там; многие, я знаю, стараются не думать об этом вовсе. Но для меня Смерть - это раскачивающиеся в своём торжественно - мрачном ритме поднебесные гряды дерев. Когда я смотрю на них, меня охватывает небывалое спокойствие, это - колыбельная песня мне, долго ли, скоро ли, главное - готовность, знание, что ты долго думал об этом, глядя на них, спрашивал, и они отвечали..."
       Была ещё река, которую местные называли Чипура. Большой луг, с одного краю довольно обрывисто спускающийся к неторопливо скользящему зеленовато - серому руслу, находился в полутора километрах от деревни, где-то посередине двух направлений к ближнему и дальнему лесам, и путь к нему лежал краями нескольких полей по обочине леса и тенистой болотной чащей, где в одном месте идти надо было по очень старому, невероятных размеров стволу поваленного дерева. И была в этой чаще резкая, бьющая в нос, сырость, настой болотистых трав и преющих во влажной почве, уже отживших свой век, растений. А затем был сам луг, в окаймлении чуть выступающего вперёд и отходящего вдаль своими деревьями леса, была река, на крутом травянистом берегу который Степан Егорович часто сидел или полулежал, наслаждаясь водным пейзажем и отдыхая таким образом от домашних дел, от назойливых своим любопытством деревенских обитателей. Несколько раз, в самые жаркие небесно - синие летние дни, довелось Степану Егоровичу искупаться в освежающей, испещрённой зигзагообразными резкими движениями водомерок, воде, полежать на спине, смотря в ярчайшее небо, уткнуться неожиданно головой и плечами в высокую и густую, жёсткую траву, скрывающую противоположный берег.
       Жаркие дни с их сонным полднем, окрашенными в багровые закатные тона вечерами, с рёвом возвращающегося с пастбища стада коров в деревню, поднимающего тучи мельчайшей пыли, устилающей толстым слоем улицу, сменялись не проходящими несколько дней подряд дождями; непролазная грязь обступала дома, дороги утрачивали своё сообщающее назначение, мир погружался в тоску и серость, а единственным местом, возле которого хотелось жить, была истопляемая печь. Скрипела железная заслонка, потрескивали в пляшущем пламени смолистые сухие дрова, даря тепло и уют хозяину.
        Это и было деревенское лето, лето, которое было совсем недолгим, а затем как-то неожиданно мир пожелтел, осунулся, над почерневшими крышами нависла  безысходность, и вот уже первые заморозки проступили инеем на чёрной земле. В эту самую пору случился со Степаном Егоровичем довольно печальный случай. В один из дней поздней осени, когда подмёрзла небольшая лужица на полу в свинарне, покрыв доски у входа тонким слоем льда, Степан Егорович зашёл ранним утром с большим ведром дымящегося корма для подросших и нетерпеливо гукающих свиней и, перенося одной рукой ведро через заграждение, поскользнулся, упал, больно ударившись грудью о край доски. Громыхая опрокинувшимся ведром в загоне, свиньи принялись бороздить рылами по хлынувшему во все стороны вареву, а сидящий на ледяных досках, спиной привалившись к заграждению и прижимающий рукою ушибленное место, Степан Егорович думал: "Не беда, отлежусь, времени-то у меня теперь много, спешить некуда..."
         А только ударили первые морозы, в одну чёрную звёздную ночь с только начавшим расти месяцем, соседи подожгли дом Степана Егоровича. Степан Егорович крепко спал в хорошо натопленной избе и снилось ему лето. Он шёл среди могучих сосен и вершины их слегка раскачивал ветер, и всё было хорошо, тепло и спокойствие были разлиты кругом, но только почему-то откуда-то несло дымом и этот испорченный гарью воздух становился всё резче, всё сильнее. И когда Степан Егорович вышел на одну большую зелёную поляну, оставив за спиной строй красноватых стволов, солнце, и так палившее немилосердно, резко нахлынуло и затопило весь мир своей ослепительной огненной мощью.



                декабрь 2008г. Норильск. Рассказ основан на реальных событиях.