***

                Познание тайны


                Луна в лицо
   
    Чувствую, руке всё больнее и больнее. Резкая боль поглотила сознание,
открываю глаза. Почему я стою в зале у окна, ведь с полной уверенностью знаю, что лёг спать в спальне. Взор мой устремлён к полной луне, рассыпающей словно серебро, свет по земле. Руки мои подняты на уровне плеч, а я открытыми  ладонями, сквозь стекло окна, его ловлю. Боль опять напомнила о себе,  что-то горячее и липкое течет по правой руке, капая на пол. Придерживая левой рукой горящую огнём рану, осторожно прошёл сквозь зал в спальню и включил свет.
=Что с тобой, сынок? - спросила меня мать, вошедшая за мной следом.
=Да вот, руку поранил, а где, не знаю?
=Это об цветок в зале, у него листья по бокам острые, как лезвие. Ну ладно, давай перебинтую и ложись спать.
   Долго я ворочался в постели с одной мыслью, - Не зря друзья говорят, что я лунатик, так и уснул.
Проснулся от оклика.
-Саша!
   Но всем своим сосуществованием не дал поводу к тому, что я проснулся, прислушавшись к разговору.
-Да он спит, = произнесла моей матушке полушепотом тётя, приехавшая в гости из Таганрога. – Так
что тебя волнует?
-Да то же самое и волнует, встанет ночью с кровати и ходит, ходит. Этой ночью руку поранил.
А той ночью вообще как в цирке. Видела старинную кровать, железные спинки с кругляшками по бокам на верху. Взобрался на эту спинку, станет на кругляшку, крутанётся на сто восемьдесят градусов, станет опять на другую кругляшку, опять крутанётся и так минут двадцать. Потом лег спать, а утром говорю, а он не верит, принимает за мои шутки. Попросила стать на кругляшку, так если б отец его не поймал, точно б разбился об пол.
-А ещё за ним что замечала?
-Да замечала, иногда по хате ходит, ходит, как тень. Что интересно, специально по дому расставляю стулья шахматным порядком, ни одной не заденет.
-Ничего, сестричка, когда - то слышала, что надо делать. Может это и поможет решить проблему.
-А не опасно? Я за сына боюсь.
-Нет, самое простое есть самое гениальное. Каждую ночь, как он уснёт, положить возле его кровати
хорошо смоченное водой одеяло. Как только он встанет с постели и сразу ступнями ног в холодную воду. Тело входит в оцепенение. Постоит, постоит минут пять, просыпается, и спать ложится.
Так каждую ночь недели две, может три, ни больше.
-Ой, сестричка, а я не знала до кого обращаться. Столько слёз пролила. Особенно боялась, когда сын на улицу ночью выходил. Люди разное говорили, где его видели, даже не верится в то, по их словам, что он вытворял. Если всему сказанному верить, ужас какой - то, просто чудеса творил. Ладно, если бы слышала про кого – то, а то ведь родной сын. А я так за него боюсь. Вот зимой прошедшей, сижу, шью подруге платье. Проходит сына мимо меня. – Ты куда, Сашек?
-В туалет.
Я продолжаю шить, прошло минут  десять. Гляжу, а валеночки и своё пальто не одел. Он босиком на улице! Я выскочила во двор. Его нигде нет. Слышу стук по дверям у соседей, я туда.
      А в это время, как помню, я стал замерзать, Думаю,- почему мать закрыла на замок двери? 
Вдруг меня за плечо кто – то, как дёрнет.
-Ты что сына  здесь делаешь?
-Я, я, я,- и только мог ответить. Пока добежали до дома, я так замёрз, что два дня в школу не ходил, дрожал как осенний лист. Зуб на зуб не попадал.
Бабушки - соседки  матушке так сказали,
-Скажи Богу спасибо, что Сашёк замерзать стал, иначе бы ты его потеряла. Разрыв сердца и всё.
-Да, - проговорила тётя. Я тоже про лунатиков разные истории слышала. Поэтому, как только ты про это  мне сообщила, я и приехала. А сегодня ночью что произошло?
-В зале у окна об цветок сын поранил руку. Видела, тот, что у окна стоит?  На цветок «алоэ»  похож. Только по бокам он острый, острый. Об него и поранился. Руку я ему перебинтовала, уложила спать. Когда подошла к окну и посмотрела в него, мне в лицо светила полная луна. Так мне захотелось подставить ладони под струившийся свет, исходящий от полной луны и  разливающийся по всей земле цветом серебра. Аж мурашки пошли по телу.
-Э, э, э …,  сестричка, это тебя надо лечить, - и обе дружно засмеялись.
    Я зашевелился в постели, делая вид, что просыпаюсь. Открыл глаза и с лицом, полным удивления, произнёс
-О, тётя Валя, здравствуйте! А как вы оказались здесь?  Может быть, я ещё сплю?
-Вставай, вставай племяшка, дай я тебя обниму.  А ты сестричка, готовь завтрак, мужики просыпаются.


                У школы

    Одноэтажное, П- образное новое здание, освещённое светом полуденного солнца, красовалось во всей своей красоте. Высокие окна, словно губки, впитывают свет, разливая его по просторным классам. Это восьмилетняя сельская школа. На школьном дворе стоит полная тишина. Ветерок, налетая на громадные, пирамидальные тополя, срывает с ветвей листья, которые, долго кружась в осеннем воздухе, тонким покрывалом устилают землю.
Вдруг тишину нарушил резкий звук звонка. Это сигнал, говорящий о наступившей школьной перемене. Школьники, гулко ударяя входной дверью, горохом рассыпаются по школьному двору.
-Мамочка! – Пронзительно прокричала восьмиклассница, падая с высоких приступок  на землю. Ударившись спиною о бетонные ступеньки, подкатила глаза. Побелевшее лицо и краткие, стонущие вздохи говорили о наступившей беде.
-Вызовите машину скорой помощи, вызовите скорую, - скороговоркой проговорила внезапно появившаяся учительница. – Наденька, Наденька, - нагнулась она над упавшей девочкой, - Это я, Марья Ивановна, Наденька, открой глаза. Голос её срывался, и казалось, что вот- вот – и она сама упадёт без сознания рядом с ученицей.
-Расступитесь, расступитесь, - пробираясь сквозь собравшуюся толпу школьников, - проговорил директор школы. – Не трогайте её, не трогайте сами. Принесите покрывало с кабинета.
Кто – то из старшеклассников метнулся в здание школы. Через минуту покрывало начали простилать на землю. В это самое время, пока возились с покрывалом, я нагнулся к однокласснице, то - есть, к потерпевшей и рукой провёл по спине. Некоторые участки спины издали громкий хруст. От этого хруста я, как ошпаренный, охваченный испугом, отскочил в сторону. Надежда открыла глаза. Директор с учительницей нагнулись над ученицей.
-Что это со мной?- Проговорила Надежда, присев на одну из ступенек на приступках.
Э. э. э…, проговорила Марья Ивановна, у которой от такого видения округлились глаза.
Директор, ничего не понимая, часто заморгал.
-Посторонитесь! – Пронёсся над сразу расступившейся толпой голос медсестры.- Кто здесь больной? Наденька, ты, что ли, больная.  Так что случилось?
-Не знаю, не помню. Петровна, ни помню.
-Как это – не знаю, не помню? Как меня величают, помнишь, и то хорошо.
-Помню, как падала, и всё!
-И всё, а болит что?
-Да вот, спина немножко.
-Как спина? Покажи, - Отвернуться, обратилась она к толпе учеников. - И Марш все по классам.
Все отвернулись, но никто не стал расходиться, надеясь на то, что директор школы не повторит данную команду. Директору ни до этого было, он как бабочка порхал возле медсестры.
-Что будем делать, Петровна?
-Что? Госпитализировать. Видишь, Васильевич, какой у неё по спине синяк. Не известно чем всё это кончится, ничего, девочка крепкая, и дай Бог, всё обойдётся хорошо.
-Я никуда не поеду! - Взмолилась Надежда.
-А кто тебя будет спрашивать? - проговорила Петровна. – Не поеду, надо было не падать.
Лежи и не шевелись, а то ещё и ремня получишь. Не поеду. Наденька, милая, в больнице без тебя мне будет скучно, - улыбнувшись, погладила её по голове. 
После того, как скрылась из вида машина, ученики, словно рой пчел, стараясь высказать что- то своё сокровенное, разошлись по классам.
-Сашёк, так что это было? Мимоходом спросила всевидящая Зинка.
-Что именно?
-Там, у приступок.
- Не знаю, сам испугался.
-Ну ладно, давай. Это будет наш секрет. – Толкнув кулачком меня в плечо, ушла в сторону класса.


                Ночной испуг
               
      Как это бывает до сих пор в деревнях. С одной деревни ребята едут на танцы в другую, а с другой,  в эту деревню. Так всегда было и так всегда будет, словно неписанный закон.
Так и я, как только стукнуло пятнадцать, подцепился на мотоцикл друзей и в другую деревню.
Познакомился с девчонкой, пока провожал её домой, ребята поразъехались по домам,
-А как – же ты? - спохватилась она.
- Ребята, наверное,  подумали, если меня на танцах нет, значит, я с кем-то уже уехал к дому. Пойду в свою деревню через лес. Ведь по дороге из  асфальта вокруг леса десять километров, а напрямую пять.
- Через лес ночью, да ещё по просёлочной дороге, просто какой-то ужас!
-Я ничего не боюсь, подумаешь, ночью в  лесу, - похваставшись с нахлынувшей гордостью зазнайства, побежал в сторону дома через лес.
Так бежал километра три. Вдруг рядом со мной вдоль дороги по кустарнику что-то тяжёлое пробежало. Может, это был лось, может олень, но легкая дрожь страха прошла по телу. Назад воротиться, поздно, мною уже преодолена большая часть дороги. На дерево залезть и ждать утра, так в тридцати метрах от меня кладбище. Мне стало жутко страшно, даже почувствовал, как холодок прошелся по спине.  По бокам дороги сосны стоят стеною, пойду вперёд, что будет, то будет, подумал про себя я. И только подошёл к забору кладбища, как луна проказница, зашла за облака.
Мрак полностью поглотил лесные окрестности. Сыч, ночная птица, на одном из высоких деревьев душераздирающе закричал детским плачем.   Только птица перестала кричать, как  вдруг сзади от меня неожиданно раздался  громкий голос, испугав до корней волос.
-Парень! - в это самое  время, словно огненная молния с головы до ног пронзила моё тело. Было такое ощущение, что с туфель отлетели вместе с подошвой  каблуки.
-Парень, у тебя закурить есть?- опять прозвучал голос, выводя моё состояние из испуга.
-Я, я, я, - только и мог выдавить с груди, медленно поворачиваясь  в сторону голоса.
Вышла из-за туч луна, осветив мужчину, наклонившегося над мотоциклом.
Моё тело стало словно каменное, от поворота туловища оно, казалось,  затрещало по всем поджилкам.
-Помоги завести мотоцикл с буксира, опять проговорил он, у одного не получается.
Вскоре на транспорте мчались в сторону деревни. На углу родной улицы мотоциклист оставил опять одного, умчавшись в ночь по дороге. Вдруг обратил внимание, что вокруг меня собрались собаки и лают на всю округу. Набрал в руки камней.
- Да что я делаю? – громко выругав самого себя, выбросил камни. Не обращая внимания на собак,  подошёл к дому.
Вдруг слышу за углом.
-ЫХ
Я замер и только хотел идти,  опять
– ЫХ.
Стою, не шевелюсь, испуг, приобретённый мною в лесу, даёт о
себе знать. Слышу, опять, -  ЫХ,  ЫХ, ЫХ … 
Заглядываю за угол дома, а там  корова лежит, жуёт корм и,
-  ЫХ, ЫХ…
Ну, думаю, и трус я стал.  Зашёл на веранду дома, разделся, лёг  на кровать, а под окном веранды собака как залает. Я подскочил, думаю, пришел придел испуга, взял одеяло с подушкой, ввалился в спальню родителей и лег на пустующий диван. Матушка сквозь сон, стараясь не разбудить отца, спросила.
-Ты что,  сына?
-Что, Что, ничто! - ответил я.  Укрывшись с головою под  одеяло, заснул.


               

                Свет

        Опять подъём. Так хочется спать. После громогласной команды дежурного по роте
-Рота! Сорок пять секунд - подъём! Быстрое одевание повседневной солдатской робы. Стягивания пояса солдатским ремнём с квадратной латунной бляхой и все свободные от дежурства солдаты, повзводно разбившись, бегут, посапывая, поднимая над землёю пыль. От множества ударов тяжёлых сапог по укатанной дороге стоит гул. Иногда, заглушенная ветром, слышится команда,
- Не отставать! - Солдаты бегут, бегут. Ежедневный утренний марафон перед построением полка. У меня такое ощущение, что я умудряюсь во время бега немного поспать. Глаза полуоткрыты. Пыль щекочет в носу, солёный пот лезет в глаза, автоматические махи рук, перебирание ног в лёгком беге. Но это не мешает расслабиться сознанием, то есть, бессознательно войти в лёгкий транс. От этого, кажется, и бежать легче, и тело, словно впитывает неопознанные силы из воздуха, готовое перевернуть горы без устали.
Полковое построение и внеочередное дежурство нашей роты, в которое попал и я. Наряд выпал на работы в кочегарке, отапливающей весь военный микрорайон. Нас, восемь солдат молодых, так называют тех, кто отслужил первые пол года и сержант, зам командира взвода, подошли к большому зданию. С одной стороны свален кучей уголь, с другой стороны, куча золы.
-Это и есть кочегарка, - проговорил сержант, - И стоит она на отшибе цивилизации, поэтому приказываю, без разрешения ни шагу со здания, поняли?
-Так точно, - в один голос ответили мы.
  -Видите?- показал он пальцем в сторону колючей проволоки, - Это и есть охраняемый объект, там стоят вооруженные часовые. Сунетесь туда ночью, постреляют как котят.
А ваша работа состоит в том, чтобы на тачке уголь в здание завозить, золу вывозить,
Четверо работает три часа, четверо - на отдыхе, Есть комната отдыха. Завтрак, обед и ужин
со столовой носят для всех отдыхающая от работы смена. Поняли?
-Так точно.
-По росту, становись! На первый, второй,  рассчитайся.
-Первый, второй, первый…
-Первые отдыхать, вторые – за мной.
Время потянулось очень медленно. Работа оказалась ни так тяжёлой, как показалось в первый момент. Помогали кочегарам, которые здесь были на постоянной работе. К тому же
они еще и жалели молоденьких солдатиков. Засыпав на ночь котлы штыбом, чтобы до утра они не перегорели, кочегары разошлись по домам. Ближе к полуночи после обильно выпитого чая, готовые приступить ко сну в спальной комнате, слушали армейские байки сержанта. Вдруг по всему зданию кочегарки разлился девичий крик. Мы, как по команде, выскочили за сержантом из комнаты. В углу у входной двери здания, сжавшись в комочек, связанная по рукам и ногам, сидела, поджав под себя ноги, девчушка. Платье порвано, на губах кровь. Рядом стояли четверо старослужащих. По перевёрнутым глазам можно было догадаться, что они находятся под каким - то допингом.
-А это что за суки, - проговорил один из них, выходя к нам на встречу. – А ну пошли на хрен от сюда.
-Вы что, с ума сошли? – Спросил сержант. - Отпустите её немедленно!
-Ты что, не видишь? Это дочка зам комбата. Он сука. И поэтому мы все вчетвером её натянем.
-Девочка причём?
-Если он сука, то и его дочь сука.
-Да ей лет пятнадцать всего.
-Тебя это волнует?
-Волнует! Будите локоть кусать, да будет поздно.
-Если волнует, то и проваливай от сюда, иначе и тебя вместе с ней грохнем, милосердного.
-Давайте её развяжем, сказал сержант и повернулся к нам.
-А ну попробуй развязать, проговорили старослужащие, став полукольцом вокруг девчонки.
Поснимав с поясов солдатские ремни, ловко намотали их на руку так, как учили для боевых действий против вооруженного человека.
-Не дурите, - твёрдо проговорил сержант и шагнул в их сторону.
В это время,  громадная детина в солдатской форме,  рассекая воздух бляхой ремня, опустил её на голову сержанта. Сержант, как подкошенный, упал ему под ноги.  Струйка крови потекла по одной из досок на полу.
-Кто ещё хочет? - спросил он, поворачивая свой перевёрнутый взгляд в нашу сторону.
Все четверо шагнули к нам, изображая наглую ухмылку лица. Мне так жалко стало девчонку, и я шагнул им на встречу, что будет, то будет?  В голове промелькнул план.  Схватить тонкую, но длинную трубку, стоящую за углом первого котла и молниеносно нанести каждому по удару. Мне поможет реакция, моя быстрая, но их замедленная. На чумных, сбитых с ног, нападут ребята, повяжут по рукам. Сделав резкий выпад в сторону котла, обнаружил, трубы там нет. Боковым зрением увидел, что мои друзья один за другим выскакивали в проём дверей, трусливо попрятавшись, кто, где мог. В это время подбежал ко мне один из старослужащих, замахнувшись ремнём. Я сделал выпад руками, перехватить ремень и замер как вкопанный. От моих ладоней рук, словно от прожектора, выплеснулся свет фосфорного цвета. Все старослужащие от дикой боли тела, попадали на пол. Те, которые не потеряли сознание, словно проснулись, поняв, какой гнусный поступок могли совершить под дозой наркоты. Обессиленный, я тоже упал, потеряв сознание.
Очнулся в палате медсанбата. Открыл глаза.
-Живой? – спросила медсестра.
-Живой.
-Голова не болит.
-Усталость.
-Про тебя здесь только и говорят.
В это время открылась дверь палаты, в комнату вошли три офицера. Два майора и полковник.
-Ну что, очнулся больной или нет?- спросил майор у медсестры.
-Да, недавно.
Ко мне подошел полковник.
-Ну, солдат, рассказывай.
-Что, рассказывай?
-Всё то, что было в кочегарке, иль не помнишь этого?
-Помню, - проговорил я и всё, всё, до всех мелочей, иногда по нескольку раз одно и тоже,
рассказал я о случившемся.
-Да, - после затянувшегося рассказа, проговорил полковник. – И всё ясно и ничего не ясно.
И девочка говорит о свете, откуда он взялся?
-Не знаю, ответил я, -  машинально пожав плечами.
-То – то и оно, что не знаешь, только у двоих поломаны ноги, у одного руки, а у четвёртого
по пять рёбер с каждой стороны грудной клетки. А он, видите ли, не знает!
-Ну ладно, отдыхай, сынок, к этому вопросу мы ещё вернёмся, - проговорил полковник и вышел из комнаты в сопровождении офицеров.
-Спасибо Господи,- про себя подумал я.- Если бы не ты, не знаю, чтобы они сделали и со мною, и с девочкой. – Спасибо Господи, - опять подумал я, засыпая.


 
                Отдать внука

    За окном разыгралась вьюга. Кот развалился у печи, наверное, к морозу. Отец смотрит по телевизору хоккей. Матушка вяжет шерстяные носки. После сытого ужина я любовался крупными снежинками, ударяющиеся под порывом ветра об стекло окна со стороны безлюдной улицы. Неожиданно пришли воспоминания, тревожащие душу.
Вспомнил, как матушка прятала меня на ферме в коровнике. Зима, холодно, руки замёрзли. Я плачу, а тётя Маша меня гладит по голове, повторяя,
-Маленький, потерпи, а то дядьки чужие заберут тебя от матери родной.
    Мне так было страшно, Так я всего боялся. А ручки так начали болеть после того, как тётя
их натёрла снегом для того, чтоб они не были белыми. В ножки словно вогнали иголки.
Было больно стоять. Я плакал так искренно и с таким усердием, надеясь на то, что меня услышит матушка и заберёт отсюда домой. Только после того, как только меня положили на лежанку русской печи, сложенной комнатке для доярок прямо в коровнике, я согрелся и замолчал.
-Як там малыш? Спросила у тёти Маши вошедшая доярка.
-Намаялся бедненький. Хорошо, что заметила обмороженные ручки, ели снегом оттёрла.
-Слышь, Маш, а чо приехали в дяревню армяне, говорят, пять чяловек?
-Не знаю, говорят, много их приехало.
-Слышь, а чо они хотят?
-Как Люба говорит, её бывший тесть, католический священнослужитель, просит отдать ему внука.
-Як отдать? Шо он, с ума сошел? Яка родная мать - своё теля отдаст?
-Да то-то и оно! Столько писем и все об одном. Люба, отдай наследника, не порть судьбу внуку, будто наш маленький Сашка, вещь какая – то!
-Но если он богатый, почему не отдаст? Пусть хоть её сынок по человечески поживёт, ни то, что мы, в навозе коровьем всю жизнь копаемся. Будь она ни дура, отдаст. Смотри, вырос – бы и ей помог.
-А ты бы отдала?
А я что, дура? Нет, не отдала б. Я не кукушка.

-Мам, расскажи, зачем приезжали к тебе армяне, когда я был маленький?
-Не уж то ты до сих пор всё помнишь?
-Не всё, но многое помню.
-Да тебе тогда было всего три годика.
-Так почему армяне приезжали?
-Не знаю, сына, может, я поступила не правильно, тебя хотел забрать к себе твой дедушка.
-Зачем я ему нужен, у него там восемнадцать внуков?
-То - то и оно, что восемнадцать. Внуков много, а таких как ты, один.
-Как это, один?
-Дедушка, как ты знаешь, работал при церкви священнослужителем, Мне постоянно писал  письма, умолял тебя отдать ему. В письмах говорил о том, что ты владеешь неопознанной силой. Как некоторые говорят - Божьим даром. Прости, сына! Может, сделала не правильно, что не послушалась старика, как никак он твой родной дед, да ещё и батюшка. Просто я за тебя очень сильно боялась, боялась как мать. Испугалась и того, что тебя не будет рядом.
-Ничего, мам, ты поступила правильно, ответил я, - а сам подумал, как мне не хватает знаний, которые могли преподнести как на блюде с детства. Да, владею чем – то неопознанным ещё со школьной скамьи, а чем, и сам не знаю. Даже боюсь этого. Но больше всего боюсь нарушить закон жизни – не навреди.
-Мам, я сейчас очень сильно боюсь молнии. И кажется, знаю от чего. Скажи, когда это было?
-Что именно!
-Идёт сильный дождь. Молния как ударит, как ударит. Лошади испугались и понесли телегу, которой управлял отец. Вдруг они врезались в стог соломы, телега перевернулась. Ты лежишь на соломе и плачешь. Молнии бьют одна за другой, освещая ваши лица, мокрые от дождя. Откуда не возьмись, появилась машина, полуторка. Отец выскочил ей на встречу и остановил её. Тебя кое – как посадил в машину, а сам запрыгнул в кузов. С того самого времени я так боюсь этих молний, просто ужас.
-А кто тебе это рассказал?
-Никто, просто это я видел. Из-за этого случая запомнил лицо отца, и твоё лицо помню молодое.
- Такое не может быть, - ответила мама, посмотрев на меня удивленно. – Я ехала на машине тебя рожать. А в какой одежде был твой отец?
-Он был в коричневом костюме и белой рубашке. А ты в голубом платье с белым горошком, и в белых носках. Когда врезались в солому, отскочило одно колесо. Лошадь упала, поломав переднюю правую ногу. Громыхала гроза, а молнии с треском, рассекая небо пополам, били в землю одна за другой. Одна молния ударила в рядом стоящее дерево, и оно загорелось.
- Странно, - задумчиво ответила мама, отложив в сторону вязание.
-Мам, - попытался тихо вернуть её из воспоминаний. – Не знаешь, почему, когда умер дедушка, на грудь ему священнослужители положили мою фотографию, с нею его и похоронили?  Хоронили его семь дней.
-Не знаю, придет время, сам узнаешь, - ответила она. – Ну ладно, время за полночь, пора ложиться спать, - Встав, вышла в свою спальню.   

                Поругались

           - Я тоже мог получить наследство от родного дедушки Тэра «попа». Говорят, он большие деньги оставлял всем родственникам. А основным наследником я был.
Фамилию и имя  неправильно записали в метрику.
-Ты – же ездил на свою родину, когда тебя вызывали, а там  и отец,  и родственники могли подтвердить твоё происхождение?
- Подтвердить одно, а подтвердить документально  для получения его,  нужны документы родителей, а  мать с другой фамилией. Не разведясь в Армении с первым мужем, приехала жить в отчий дом под Ростовом - на - Дону, потеряла паспорт и ей выдали другой. А там нет штампа о замужестве. Так и вышла замуж, поменяв фамилию. Подать в суд на восстановление истинных инициалов, матушка имеет официально двух мужей. А это суд, развод. Как себя поведёт после этого отец, то есть, отчим?   
- А твоё первое свидетельство о рождении на армянском языке?  Там ведь правильно записаны инициалы.
- Про него я узнал только через десять месяцев,  мать не говорила про другое свидетельство о рождении. И я думал, что только на русском языке. Она не подумала о том, что оно мне пригодится.
 - Значит, она на тебя наплевала?
- Как это наплевала?
- Да просто. Взяла и на тебя наплевала.  Что, она не могла тебе сказать об этом ещё раньше?
 - А на тебя мать разве не плевала? когда ты была маленькой, перетру ждала,  как хотела и подрывала.
 – Зачем только тебе об этом я рассказала? Если ты глупый!
– Сама ты глупая, если не думаешь о том, что говоришь,  а мать на тебя точно плевела.
- Нет, не плевала!
 - Да она на тебя до сих пор плюёт!
 - Да пошел ты, козёл! -  и вышла из комнаты.
– Сама “козёл”, - крикнул я ей вдогонку.
см