Опоздание к прошлому. Глава 20

                Шаткие ступеньки к профессии

     Я быстро осваивала профессию помощника режиссёра на телевидении. Помогала режиссёрам не только на передачах для малышей, но и на более сложных. Детские викторины, когда в зале сидят около шестисот сорванцов, были самыми сложными и для режиссёра, и для всей его бригады. Проследить, чтобы во время часового прямого эфира не в студии, а в зале телетеатра, где много входов и выходов из зала, каждый юный и взрослый участник оказался в нужное время в нужном месте, поверьте, задача не из лёгких.
 А телевизионные часовые спектакли! На их подготовку давали полтора, два месяца. Надо было обеспечить режиссёра репетиционными помещениями, организовать явку актёров, следить за изготовлением и подбором декораций, заказать реквизит, костюмы, гримёров.  А потом, в самый ответственный момент – выход спектакля в эфир – всё это обеспечить в определённый день и час в студии. Из-за вечного «голода» в редакции на помощников режиссёра прихо-дилось бывать слугой не двух, а трёх, четырёх господ-режиссёров...
   
     В 1967 году достраивалось огромное новое здание телевизионного центра в Останкино, где рядовые сотрудники в качестве разнорабочих «по призыву партии и комсомола» (читай - в обязательном порядке) провели немало часов на субботниках и воскресниках. Среди них была и я. Конечно, жаль было в такое редкое свободное время копаться в строительном мусоре и пыли, но что поделаешь!? Как дети заставляют, вновь прибывшего игрока, водить «на новенького», так и меня посылали на все субботники и воскресники. Но нет худа без добра! Там я узнала об открытии курсов.
     Телевидению нужны были для будущего, всё увеличивающегося вещания, новые кадры всех профессий. Для решения этой задачи открылись постоянно действующие, с отрывом от производства, курсы по подготовке творческих работников телевидения. На курсы набирали всех желающих и, в первую очередь, телевизионщиков. Но, чтобы туда попасть переводом, нужно было согласие главного редактора.
     После разделения нашей редакции на молодёжную и детскую редакцию главным редактором детской редакции, где я работала, стала Федотова. По сравнению с Эскиной – очень жёсткий руководитель. На неё не действовали никакие мои доводы, никакие уговоры. На учёбу она меня не отпускала. Ей важен был не мой дальнейший рост, а обеспечение бесперебойного выхода в эфир всех передач редакции. И тогда я, никого не предупредив, уволилась из редакции, и поступила на курсы, как бы со стороны. Спасибо директору курсов! Это он меня надоумил так сделать. Ох, и крику было в редакции!
     - Вы предатель! – кричала Федотова.
     - Как вы могли так поступить?! – подпевала ей секретарь парткома.
     А вот, смогла! Нечего было мною затыкать каждую эфирную и строительную прореху. «Слазьте! Кончилось ваше время!», напевала я про себя знакомые слова. Мне надо ползти вверх по телевизионной, профессиональной лесенке к режиссуре.

     В этот же год начиналась эпоха цветного телевидения. Для него предложили нам, будущим ассистентам, окончить курсы в ускоренном порядке. Вместо полу года - за четыре месяца. Меня это очень устраивало. Чем скорее я соскочу с 40 рублей стипендии и перейду на 80 рублей оклада ассистента, тем лучше. Я и ещё несколько человек с курса сдаём на пятёрки экзамены досрочно, и нас определяют в Главную редакцию цветных программ телевидения. 
     Для цветного вещания на Шаболовке выделено отдельное  здание, где мы, все работники  редакции, с увлечением осваиваем новую французскую, элегантную технику. Она резко отличается  современным видом и возможностями от ещё работающего черно-белого телевизионного оборудования 30-х годов.
     Вскоре вместо пробных технических эфиров с цветными фотографиями мы стали делать экспериментальные, короткие художественные и информационные программы. Время вещания увеличивалось, и работы прибавлялось. Не прибавилось только зарплаты. Нас обманули. Мы по-прежнему получали 40 рублей. Только через 4 месяца(!) нас зачислили в штат редакции на ассистентский оклад. Мы смеялись, но не возмущались.

     Работа была очень интересной. В один из «нормально сумасшедших» дней мы с режиссёром сидим в холле нашей редакции и обсуждаем предстоящий через неделю получасовой эфир-концерт популярных эстрадных песен. Передача очень сложная, так как впервые на телевидении, мой режиссёр, Попов Константин Сергеевич, решил попробовать театрализовать песни, подать их в виде мини сценок. Только что прошёл тракт передачи, который показал удачи и недостатки программы. Константин Сергеевич диктует мне, какую технику нужно заказать дополнительно, какое задание дать помощнику режиссёра и т.д.
     В холле перед студией, где мы сидели, было шумно. Одни рабочие разбирали и выносили нашу декорацию, другие - по новому оформляли студию к эфиру, который должен был начаться через час. Техники заново настраивали аппаратуру, а бригада творцов носилась по коридорам и холлу, ещё и ещё раз проверяя готовность передачи к эфиру.
     Мы уже почти закончили разговор, когда в холл помощник режиссёра ввела группу детей, а за ними шла Наталья Ильинична Сац в сопровождении редактора передачи.
     - Значит, договорились, Наталья Ильинична, - говорит редактор, остановившись недалеко от нас. – После вашего рассказа о детском музыкальном театре ребята покажут сценку из сказки «Петя и волк», а потом вы ответите на вопросы ведущей. Хорошо?
     - Да, – отвечает Наталья Ильинична. – Только успеем ли мы с вопросами? Эфирного времени всё таки мало.
     - Можно начать и со сказки, а рассказ о театре отразить в интервью.
     - Нет, нет... Пусть идёт, как договорились. Я начну рассказ, и дальше передача пойдёт по вашему плану.
     - Присядьте здесь, пожалуйста, Наталья Ильинична. Через пару минут помощник вас проводит в гримёрную, а потом - в студию.
     Редактор ушла. Наталья Ильинична обвела холл величественным взором и увидела меня.
     - Натэлла! – удивлённо воскликнула она  и пошла навстречу, протягивая мне руку. – Здравствуйте! Рада вас видеть! Что вы здесь делаете?
     - Здравствуйте, Наталья Ильинична, - отвечаю, уверенно пожимая ей руку. – Я здесь работаю ассистентом режиссёра.
     - На моей передаче?
     - Нет... –  не скрывая усмешки, объясняю я. - У меня теперь другой режиссёр. Извините, мне надо бежать по делам.
     - Что ж, бегите, - улыбнулась Наталья Ильинична, поняв подтекст моего ответа. – Я рада, что у вас всё в порядке...

     Ах, как неловко мне, Наталья Ильинична, за ту колючую девчонку! До неё так и не дошло, что без Вас она никогда бы не попала в Теневой театр и не узнала бы Эмилия Исаковича Мэя, а, значит, не пошла бы в режиссуру, не попала бы на телевидение. Сколько раз она рассказывала чужим людям о своей обиде на Вас! Сколько раз, забыв Ваше доброе отношение к ней, осуждала Вас! И вот сейчас появился шанс поблагодарить Вас за всё, извиниться... Но нет! Она уходит, гордо задрав свою глупую головку! Жаль...

      Как часто мы походим на человека из еврейской притчи, который ходил по общине и позорил ребе, своего учителя! Однажды, ощутив угрызения совести, человек попросил у ребе прощения и заявил, что согласен на любое наказание.
     - Возьми несколько пуховых подушек, распори их и пусти пух по ветру, - велел ребе.
     Человек так и сделал и сказал об этом ребе.
     - А теперь иди и собери пух, - попросил ребе.
     - Но это невозможно! – запротестовал человек.
     - Конечно... И хотя ты можешь искренне сожалеть о причинённом тобою зле и желать его исправить, но так же невозможно исправить зло, причинённое словами, как и собрать весь пух. Порочить чужое имя равносильно убийству и, как и убийство, это непростительно...

     Как стыдно мне, старой, перед Вами, Наталья Ильинична! Понимаю, что уже невозможно собрать тот пух зла, который я по глупости пустила по ветру, но слышите ли Вы моё раскаяние?.. Вас давно уже нет с нами, а я опоздала к прошлому...

Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/12/1684