Марина Цветаева, Лебединый стан

  Вступая  в  мир  творчества  Марины  Цветаевой,  мы  попадаем  в  холодное  пространство,  душа  оказывается  на  сквозняке  и  мёрзнет  на  нём.  Великий  поэт  в  какой-то  мере  обязан  быть  ещё  и  учителем  жизни,  а  Марине  Цветаевой,  как  женщине,   дано  было  обострённо  сознавать  вещественно-предметные  отношения,  и  она  писала  об  этом.  Её  добродетель  жреца  искусства  облекает  эти  писания  высшим  изяществом.
   Есть  какая-то  недосказанность  в  воспоминаниях  Ариадны  Эфрон,  дочери  поэтессы,  о  самом  способе  писания  Марины  Цветаевой. С  присущим  ей  художественным  чутьём  Марина  Цветаева  вряд  ли  могла  исповедовать  такой  упрощенный  подход  в  вопросе  природы  творчества.  Верно  сказано, что  поэтический  текст  -  это  безвариантный  текст.  В  бесконечном  переписывании  одних  и  тех  же  строк  для  их  шлифовки  уже  содержится  непонимание  того,  что  никакое  настоящее  искусство  не  творится  намеренно.  Для  поэта  немыслимо  сказать,  что,  вот,  на  сегодняшнее  утро  у  меня  запланирована  поэма  «Сибирь»,  а  завтра  я  должна  написать  «Переулочки».
   Думаю, что  это  всё-таки  слишком  максималистическая,  чёрно-белая  догма, предназначенная  для  поражения  воображения  молодых  людей , не  имеющих опыта жизни  -  именно,  что  коль  раз  уж  поэту  дано  слово,  всё  остальное  у  него  должно  быть  отнято.  Непонятно,  в  каких  люциферских  догматиках  почерпнут  этот  принцип.  Тот,  кто  исповедует  эту ересь,  правда,  не  заслужил  ещё  сожжения  на  костре,  но  самим  проведением  её  в  жизнь  он  уже  достаточно  наказан.
   Творчество  Марины  Цветаевой  -  это  как  бы  компенсация  слов  Иоанна  Богослова,  сказанных  в  первом  его  послании  о  том,  что  всё,  что  в  мире  есть 
гордость  житейская.  У  женщин  с  амбициями  этот  вектор  находит  исход  в  повседневной  роскоши  или  хотя  бы  в  целесообразной  благословенности  быта.  Творчество  Цветаевой  -  это  прыжок  к  звёздам,  но  оно  не  столько  похоже  на  полет  ракеты,  которая  летит  к  цели,  известной  ей  одной,  сколько  на  огни  праздничного  фейерверка,  потешающие  зевак.
   Человеку,  ставшему  поэтом,  на  определенных  ступенях  его  творчества  может  показаться,  что  он  уже  неподсуден.  Это  глубокое  заблуждение  -  считать,  что  в  искусстве  всё  относительно,  и  нет  точных  критериев  истины  мировоззренческих  и  моральных.  Когда  поэту  кажется,  что  он  творит  в  лучах  солнца  истины,  быть  может,  это  всего  лишь  излучение  запретного  плода,  с  его  змииным  обольщением  «будете  как  боги».  Подобно  Апостолам,  пришедшим  со  Христом  на  гору  Фавор,  поэт  говорит:  «Хорошо  нам  здесь  быти!»  Он  создаёт  свои  словесные  миры,  отнюдь  не  попадая  тем  самым  в  сферу  безнаказанности.
   Душа  приветствует  великого  поэта  и  готова  говорить  ему  о  тех  восторгах,  которые  вызывает  чтение  его  стихов.  Но  кадить  творчеству  Марины  Цветаевой сегодня  готов  каждый.  Однако,  истина  ведь  должна  быть  нелицеприятной.  Если  мы  говорим  о  том,  что  Цветаева  -  выдающаяся  личность  и  гениальная  поэтесса,  это  не  значит,  что  образ  её  целиком  из  света  составлен,  иначе  это  не  было  бы  портретом.  Художник,  рисуя  портрет,  занят  прежде  всего  тенями  и  полутенями.
   Как  ни  священными  нам  сегодня  кажутся  стихотворения,  посвященные  белому  движению,  так  как  в  них  находит  своё  оправдание  Святая  Русь,  у  Цветаевой  здесь  присутствует  какая то  двусмысленность.  Её  понимание  диалектики  революционных  идей  почти  лишило  её  героического  венца,  в  её  собственном  переживании,  венца  за  верность  однажды  избранной  правде,  поскольку  вся  полнота  гражданского  оправдания  невозможна  была  для  человека  в  дробящихся  обстоятельствах  того  времени.  За  определённые  фрагменты  социальной  мудрости  требовалось  заплатить  эмигрантской  долей.  И  как  ни  объективна  Марина  Цветаева  как  художник  в  своем  рисовании  действительности,  партийное  у  неё  всё-таки  иногда  проскакивает,  если  не  в  стихах,  то  в  прозе. 
   Напоследок  вчитаемся  ещё  раз  в  список  личных  вещей,  написанный  Мариной  Цветаевой  как  свидетельство  отрешённости  её  духа  от  земного,  и  он  нам  откроет  и  засвидетельствует  глухую  обиду,  зреющую  в  глубинах  её  души  -  следствие  какого-то  демонстративного  отказа  от  горизонтального  устроения  своей  жизни,  будто  бы  недостойного  поэта.  Почёрпнём  с  благоговением  преподносимый  нам  великой  душой  урок,  поклонимся  страданиям  гения, почтим  достижения,  но  не будем  закрывать  глаза  и  на  ошибки.

                07. 03. 2007.

   


Рецензии