Пробуждающаяся Совесть

Аркадий Кроликов возвращался домой с работы злой и усталый. Впрочем он всегда с работы домой возвращался злым и усталым. И это было связано совсем не с тем, что у Кроликова была какая особенно трудная и тяжёлая работа. Работа была в меру обыкновенной, и тяжёлой её назвать было бы весьма затруднительно. Связано это было просто с тем, что работал Кроликов в областном городе, а жил в районном и на дорогу у него уходило много времени. Когда два часа, а когда и того больше.
 Вот и сегодня, пробыв в дороге уже два часа, наторчавшись во всяких там «автомобильных пробках», на автостанцию родного города он прибыл, упустив свой родной рейсовый автобус, (а до дома ему ещё надо было ехать три остановки городским транспортом), да ещё и почти к самому закрытию привокзального «Мини-маркета». Следующий, последний автобус должен был быть только через полчаса. Луна хладнокровно смотрела на происходящее и Аркадию ничего не оставалось, как толкнуть тяжёлую железную дверь «Мини-маркета».
 Идти домой пешком в сырую и холодную погоду ему совсем не желалось. В душе накипал стресс, и надо было как-то этот стресс снимать. Тем более что, слава Богу, сегодня им всё-таки выдали аванс. Пройдя в магазине до винных полок Аркадий сразу решил, что разглядывать там ничего не будет, а сразу возьмёт то, что подешевле, но с градусом.
Продавщицы готовились к закрытию магазина и начинали подкрашивать губы.
- Мне два Портвейна ноль семь по сорок рублей - обратился он к продавщице и протягивая той тысячерублёвую купюру.
- Какого Портвейна? - переспросила молоденькая, но судя по боевой раскраске, уже видавшая виды, пигалица.
- Любого – хмуро ответил Аркадий – две бутылки по сорок, всего восемьдесят.
Продавщица взяла купюру и с недоверием стала разглядывать ту на свет. Ей явно не понравился хмурый вид клиента, с каким-то мятым, надрезанным чёрным пакетом, да ещё под конец рабочего дня. Кроликов терпеливо ждал. Она даже позвала другую продавщицу и показала той купюру.
"А чего её надо разглядывать – думал с лёгкой усмешкой Кроликов – ведь и дуракам давно ясно, что деньги выпускаемые монетным двором, всегда хуже качеством, чем те же деньги выпускаемые фальшивомонетчиками".
Наконец , две бутылки, каждая по семьсот грамм спиртного были поданы посетителю, и продавщица уложив купюру в одну ячейку кассы, из других ячеек стала отсчитывать сдачу. Перед клиентом сдачу она опять стала пересчитывать, уже вслух.
- Вот возьмите, пятьсот, шестьсот, семьсот, восемьсот, девятьсот, девятьсот восемьдесят рублей – сказала она пододвигая кучку мятых бумажек в сторону Аркадия.
Кроликов довольный стоял перед кассой и не торопился брать деньги.
- Вы, кажется обсчитались - медленно, но с улыбкой сказал он.
- Да, нет, что вы – чуть не вспыхнула краской, от такой наглости клиента, пигалица – все на месте, девятьсот восемьдесят рублей, можете пересчитать.
- Я не буду пересчитывать - с чувством своего превосходства ответил Аркадий.
- Я тоже не собираюсь по десять раз пересчитывать!
- Девушка, я взял у вас две бутылки за восемьдесят, а вы мне сдаёте девятьсот восемьдесят - тут Аркадий снова улыбнулся.
Продавщица стояла не в силах понять, что от неё хочет посетитель. В голове её уже явно летали Амуры, Купидоны и прочие им сопутствующие, может даже просто любовные Романы. Кучка же бумажек так и лежала на прилавке, будто взятка после проведённой контрольной закупки. Клиент её забирать не собирался. Пауза затягивалась. Кроликов продолжал улыбаться, а деньги продолжали лежать на прилавке, как неприкаянные.
- Ой! Извините, спасибо наконец-то дошло до растерянной продавщицы, в миг вспыхнувшей румянцем и даже всплеснувшей руками – я ведь вам девятьсот двадцать должна сдать.
«Наконец то дошло» - заулыбался Кроликов. Она убрала из кучки две бумажки и протянула Аркадию девятьсот двадцать рублей. Аркадий взял их и не пересчитывая, засунул в карман брюк.
- Вот теперь правильно – улыбнулся он продавщице – а то пришлось бы мне, за вашу щедрость да молодость, пить, опять же за ваше здоровье, сразу две бутылки".
- Спасибо вам ещё раз - не знала, куда себя деть совсем зардевшаяся продавщица.
- С кем не бывает - словами утешил её Аркадий и пошёл к выходу.

Луна по-прежнему безучастно смотрела на остывающий вечер и на замирающий в этом вечере город. Наступала ночь. На автостоянке спали пустые и холодные автобусы. Только на душе у Аркадия было тепло и приятно.
Чёрт с ней, с этой долгой и изматывающей, как у Одиссея, дорогой. Последний автобус всё равно скоро будет, а дома будет тепло, да и бокал один-другой вина скрасят не только этот рабочий день, но и все «прелести» этой длинной и нудной, изо дня в день, дороги. К тому же на душе было приятно от только что сделанного в «Мини-маркете» пусть маленького, но всё-таки, подвига. Та девчушка из магазина, наверное минут пять соображала, где она с ним обмишурилась.
Кроликов закурил и стал прохаживаться по перрону.
«Конечно – думал мысленно решая Аркадий – со стороны, если поглядеть это может и так себе, мелкий поступок, но на самом то деле, конечно, это подвиг».
Ведь если каждому посетителю переплачивать на сдаче по шестьдесят рублей, то в день продавцу запросто можно обсчитаться со ста посетителей на шесть тысяч, а если учесть, что отделов в магазине четыре, и там будут такие же горе-продавцы, что и у меня, то это уже в день получится двадцать четыре тысячи чистых убытков. Если же умножить на тридцать дней, продолжал считать Кроликов, то за месяц получится семьсот двадцать тысяч. А за год уже набежит больше восьми с половиной миллионов..                «Вот тебе и «Мини-маркет»! - чуть не присвистнул Кроликов.
Он даже остановился и подумал, после этого, а не раскупорить ли одну бутылку прямо здесь на автостанции. Ведь как не крути, а получается, что своим добрым поступком он Аркадий Кроликов спас «Мини-маркет» от многомиллионных убытков. Да ещё и преподал урок той самой накрашенной продавщице-пигалице, у которой наверняка в кармане лежит купленный диплом о высшем образовании, да и сама поди устроена в магазин по протекции своего папы – какого-нибудь местного олигарха.
Подошло время отправки автобуса, но автобус всё никак не появлялся.

«Хорошо – думал Аркадий, продолжая вышагивать по перрону – с одной стороны добрый поступок, можно сказать подвиг по спасению «Мини-маркета», за что он и получил своё честное бесплатное «спасибо» за вычетом шестидесяти рублей, а с другой стороны?»
Ему вдруг показалось, что из темени, из-за угла уже закрытого магазина за ним наблюдают какие-то девчушки. И даже послышалось ему, как будто и подхихикивают. Не над ним ли?
Аркадий отошёл с освещённого перрона под тень навеса.
А ведь наверняка это его боевой раскраски пигалица хохочет там за углом и показывает на него своим пальцем, и рассказывает своим же подружкам-продавщицам: «Какого сейчас в магазине она повстречала ЛОХа».
Аркадий ещё дальше задвинулся в тень навеса и даже зашёл за столбовую стойку.
Автобуса по-прежнему не было, а Луна переместилась на середину неба. С середины неба ей конечно было удобнее наблюдать, что творилось внизу.
Аркадий закурил новую сигарету.
-«А впрочем, так тебе и надо – без злобы подумал он – тоже мне Дон Кихот Ламанчский выискался, увидел в безмозглой пигалице свою Дульсинею Тобосскую».
Ветер донёс до него из-за угла магазина, новый взрыв хохота.
-«А может это и не они вовсе – подумал наш Дон Кихот и вышел из-за столба. Стоять на месте было довольно прохладно. Он раскупорил ключом одну бутылку Портвейна и сделал из неё несколько больших глотков.
Луна начинала улыбаться и подхихикивать в небе.
-«Да, - с некоторой досадой и интересом продолжал рассуждать Аркадий, сделав ещё несколько глотков из бутылки – ЛОХ – он и в Африке ЛОХ».
«Ну был бы он на четверть века помоложе, ещё можно было бы как-то расценить его поступок. Например тем, что понравилась продавщица и он решил завязать с ней знакомство. А так? Ему пятьдесят, ей двадцать. Она молодая и преуспевающая, он старый и «от зарплаты до зарплаты». И сейчас поди она за углом с подругами Коньяк французский пьёт шоколадом закусывая, а он тут Портвейн пьёт химический и не закусывая, а только своим «спасибо» утираясь.
Да и с другой стороны, какие он там миллионы убытков насчитал? – уже с лёгкой досадой на себя продолжал думать наш герой. Они там сами себе на карман эти миллионы, и не с одного посетителя обсчитают. А уж о винном отделе и грех говорить. Если в винный отдел и сунется (что впрочем очень часто и происходит) какой-нибудь подвыпивший субъект, да при деньгах, да в радости, так его сам Бог велел обсчитать. Что, впрочем, продавцы с не меньшей радостью и делают. Божье ведь дело. И тут вам не гирьки подпиливать, здесь даже пальцем на весы давить не надо. Потому и ставят в винный отдел чаще всего по протекции, да с высшим образованием.

«Вот дурак то – уже про себя (то есть о себе) подумал Кроликов – проявил благородство души. И без всяких на то веских оснований. Как пацан. А ведь шестьдесят рублей на дороге не валяются. Вспомни лучше, как сам сегодня с работы добирался? Мало того, что ты ехал в переполненном автобусе, и тебе в толкучке кто-то порезал пакет (благо лишь, что воровать из него нечего было, кроме спецодежды), но ведь и кондуктор, которому ты передал двадцать рублей, за двадцатирублёвый же билет, тебе почему то оторвала билет восьмирублёвый, прекрасно понимая, что в такой толкучке, ты разглядывать билет и его цену не будешь. Просто не сможешь физически. Вот и получается, что доехал ты, мало того что, как «селёдка в бочке», как цыплёнок «в табака расплющенный», так ещё и выручку кондуктору в двенадцать рублей сделал. Она ведь в кассу деньги сдаёт не те что в её сумке лежат, а только «согласно проданных билетов». Уже на конечной остановке, выйдя из автобуса, ты только и мог сказать-выдохнуть: «Слава Богу, руки – ноги не оторвали». А уже после этого только, ты заметил, что у тебя и пакет порезанный и билет восьмирублёвый.

За углом «Мини-маркета» снова захохотали. Аркадий заметил, что время от времени, из-за угла выглядывали те же девчушки, а одна даже показала на него рукой.
«Конечно, надо мной смеются – подумал Кроликов – над кем же ещё?»

В ХХI веке, можно сказать в развитом капитализме, и вернуть продавщице лишние шестьдесят рублей? Да ещё после того, как тебе их долго навязывали. Ну не дурак ли ты после этого? Такого себе наверное, даже инопланетянин бы не позволил. Иначе бы его мгновенно распознали и «вычислили», со всеми вытекающими последствиями. Вспомнив о «вытекающих последствиях», Аркадий вспомнил и о начатой бутылке. Достал её из пакета, и сделал ещё несколько глотков. На остановке уже начинал скапливаться народ, а автобуса как не было, так и не было. Вот уже и девчонки убежали, вместе со своим хохотом, навстречу своим Амурным делам, и известив о своём уходе гулким катящимся грохотом отброшенной ими бутылки. Бутылка долго катилась по асфальту ночного перрона и, наконец уткнулась в лежащую на боку урну. Проверяя содержимое урн, на автостоянку плелась, еле семеня ногами, какая-то сгорбленная старушонка. В руках она держала две больших старых сумки, видимо со стеклотарой.
 "Бедная старушонка – вяло глянул на неё и отвернулся Аркадий – чтобы выжить ей приходиться по ночам собирать пустые бутылки".
Но тут, наконец-то подошёл долгожданный автобус и все гурьбой, чуть не под колёса, бросились к его ещё не распахнувшимся дверям. Кроликов допил вино, хотел отдать пустую бутылку старушонке, но надо было занимать места, и он тоже побежал к автобусу, бросив бутылку в рядом стоящую урну. В дверях автобуса была давка, но вскоре она рассосалась и все места в автобусе были быстро заняты. Досталось место и Кроликову. Не досталось мест только двум пассажирам.
 Последней в автобус с трудом залезла, как её окрестил Кроликов бедная старушонка со своими тяжеленными сумками. В сумках жалобно и тоскливо позвякивали бутылки.
"Интересно, забрала она мою бутылку или нет?" - подумал Кроликов про старушку. Вино начинало греть тело, из головы тоже казалось начала улетучиваться и злость и усталость. Кроликов радостно думал, что через десять, ну максимум пятнадцать минут, он обязательно окажется дома.
Автобус тронулся, задёргался, автоматическая коробка передач со скрежетом, но всё-таки переключилась и автобус покатил в свой последний на этот день маршрут. Кондуктор облегчённо вздохнула и пошла "обилечивать" пассажиров. Автобус не шатко не валко, бежал-трясся по знакомым дорожным колдобинам.
- Да, сейчас я, скоро приеду - уже в третий раз кому-то отвечал по мобильнику парень в кожаной куртке –где еду? Да в «сарае» я еду. Что не поняла!? Говорю же тебе: В СА –РА - Е!
Парню видимо явно не терпелось похвастаться перед остальными пассажирами своим мобильником.
Кроликов через окно автобуса показал Луне язык и уже хотел ей скорчить рожицу, но Луна развернулась и уплыла на другую сторону автобуса.
Обиделась что ли?  На обиженных воду возят.
Старушка упёрлась своим драповым пальтишком в спинку кресла, где сидел Аркадий и не выпускала из рук свои тяжёлые сумки. Кондуктор продала билет Кроликову и пошла дальше, не обращая внимания на старушку.
-«Вот прижалась-то – неприязненно подумал про старушку Аркадий – и сумок своих из рук не выпускает, будто в них бриллианты».

Хотелось петь, но старушенция прижималась всё сильнее и сильнее, пытаясь удержать равновесие на прыгающем по ухабам, автобусе.
-«Уступить место ей что ли? – подумал Аркадий – всё равно одну остановку осталось ехать».
«А с чего это я вдруг должен ей уступать? – заговорил неожиданно в нём второй голос. Я и так уже за день настоялся. Вон впереди меня, молодёжь сидит, что-то не уступают никому места».
Луна опять вывернулась на его сторону окна и показав язык, быстро спряталась за тучу.
«Уступать, или не уступать?» - думал Кроликов и продолжал сидеть на месте. Он даже отвернул от старушки своё лицо в сторону, и стал глядеть в окно, чтобы лучше думалось.
«Нет, не буду уступать – наконец твёрдо решил сидящий.                «Наверняка эта бабуленция одной из первых бегает по всяким там выборам и голосует за нашу любимую-проклятую власть, которая естественно тут же предоставляет ей выбор рыться по помойкам, или по урнам с мусорными баками. Вот теперь и пусть её избранники предоставляют ей место. Да только куда им?  Они за СВОЁ место не только эту бабульку, но и дитя грудное зарежут, да и мать родную тоже».
Но тут в автобусе что-то захаркало, в салоне резко и едко пахнуло дымом и автобус встал, не доехав до остановки Аркадия каких-нибудь двадцати-тридцати метров.

В автобус через открытую, переднюю, дверь заскочил водитель, такой же злой и усталый, как совсем недавно был наш герой повествования, открыл в полу автобуса люк, и быстро что-то затушил порошковым огнетушителем. После чего стал что-то подкручивать гаечными ключами.
Кроликов встал и пошёл к выходу. На его место тут же плюхнулся рядом стоящий молодой человек. Старушка, хотя и стояла ближе, не только усесться, но и рта открыть не успела.
«Да, успехи демократии на лицо – подумал Аркадий – молодым – дорога, старикам – «пролёт». «А может и в пролёт?» - подумалось почти тут же.
Он продолжал идти к выходу и, тут его осенило.
- Кондуктор, верните деньги за билет, я пешком пойду, раз автобус сломался - сказал он, обращаясь к сонной уставшей кондукторше.
Водитель продолжал что-то подкручивать ключами.
- Сейчас починим автобус и поедем - ответила кондукторша.
- Мне некогда ждать, когда автобус починят, мне всего-то одну остановку ехать осталось - почему-то соврал пассажир.
Водитель убежал в кабину, завёл мотор, но передача не хотела включаться. Водитель опять вернулся в автобус, уже с другими ключами и вновь улёгся над люком. Кондукторша окончательно проснулась и будто пыталась по действиям шофёра определить: быстро водитель починит автобус или нет?
- В общем мне некогда ждать, отдавайте деньги и всё - немного повысил голос Аркадий. До дома Аркадию оставалось пройти не больше ста метров, но он твёрдо решил вернуть свои деньги, раз автобус до его остановки не доехал.

Кондукторша нехотя забрала билет, приколов его скрепкой к лямке сумки, и вернула Аркадию деньги. Она понимала, что продать этот билет сегодня, ей уже навряд ли удастся. А ведь после рейса, ей ещё надо было сдавать кассу, сдавать смену, сдавать билеты.

Аркадий вышел из автобуса и сделав несколько шагов, свернул в свою улицу. На душе было тепло от вина и от зажатой в кулаке мелочи. На душе было так тепло, что было совершенно наплевать, видит ли кондуктор, что ни до какой следующей остановки ему не надо было ехать, раз он свернул совсем в другую сторону. Луна весело качалась в небе и освещала дорогу, заменяя давно перегоревшие лампы фонарных столбов. Деревья, как в дань за щедрое лето, отдавали земле своё последнее золото. Под ногами весело чавкала родная мелкая грязь. Весело поблёскивали такие же мелкие лужицы. А Аркадий шёл к своему дому весело втаптывая последнее золото листьев, и в эту грязь, и в эти лужицы.
«Как всё-таки хорошо жить на свете – подумалось вдруг Аркадию уже перед своими воротами – как хорошо жить, если не быть ЛОХом».
- Как хорошо жить! - закричал он в небо.
И небо приветливо отозвалось ему своими проклюнувшимися звёздами. Только проснувшиеся собаки отозвались ему бессильным, хотя и недружелюбным лаем, забрехав на все голоса из-за своих железных, каменных, чугунных и деревянных ворот. Только одна родная собака визжала и гавкала радостно, встречая своего хозяина.
 Но собаки, они на то и собаки. Друзья человека, а это всё одно, что те же ЛОХи. Уж он то теперь, на будущее, этого себе не позволит. Каждый должен быть сам за себя. Что не запрещено, то разрешено. Каждый – сам кузнец своего счастья. Что в руки плывёт из рук не выпускай. Сбережённого рубль и Бог сбережёт. Вот как надо жить. Хватит нам уж этих старых дурацких моралей и кодексов строителей коммунизма. К чёртовой матери их, да в печку. Наелись ими до самой макушки, аж скулы сводит.
Надоело ремешком, как Сивкой-буркой три раза оборачиваться. Надоело жить Светлым Будущим. А жить надо только Настоящим! А Настоящее, вот оно, рядом со мной, под моими ногами, за моими воротами, в моей, пусть и порезанной, пластиковой сумке-пакете. Ударят в левую щёку, бей в правую. Кошелёк отнимут, отнимай душу. Естественный отбор Дарвина ещё никто не отменял. Выжимай из себя раба по капле, да загоняй во врага вёдрами. Только так, а не иначе. Таков смысл жизни. А собаки пусть остаются ЛОХами. Пусть продолжают думать, что они друзья человека, и пусть в своём недоумии продолжают вековечно бряцать своими цепями.
В общем, хочешь жить, умей вертеться…чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за то мелкое, гадкое прошлое и т.д.,
и т.п.
Дальше Кроликов не мог вспомнить, да и стоило ли вспоминать? В пакете оставалась ещё целая бутылка Портвейна, и это было Настоящее, а не какое-нибудь там далёкое Будущее.
Аркадий стоял перед своими воротами и заворожено смотрел вокруг на увядающую в осени природу. Всё казалось и мёртвым и голым. И в то же время он чувствовал, как в этой новой жизни, в нём просыпается что-то новое, необъяснимое, но так необходимое в этой жизни. Да, он это явно чувствовал. Он чувствовал, и даже уже почти осознавал, что это в нём пробуждалась Совесть.
 Да, Совесть!
Но не та старая и давно умершая, и с которой он так намыкался по свету, а именно Новая Совесть.
В нём, и вдруг, Аркадий Кроликов это отчётливо понял, пробуждалась новая капиталистическая совесть.

                Январь 2008 г.