Кольчуга Ермака и Трезвость Углова

Образ Ермака отразился в духовном облике великого сибиряка Фёдора Григорьевича Углова.
Кто знает, может и в предках у него был кто-то из потомков атамана?
Вот Ермак современности!
Не случайно, что покров тайны пока ещё скрывает внезапный уход из жизни хирурга Углова…
Мне великий академик представляется той фигурой, которая может сплотить вокруг себя трезвых людей разных национальностей во имя цельной России без алкоголя и наркотиков.
Тем более, что одним из впечатляющих итогов работы всей его жизни и было рождение около миллиона новых людей, по сути создание нового народа!

В эту кольчугу Ермака мистически облачён каждый воин за величие России.
В ней оперировал сибиряк хирург Углов.
И думается мне, что в мистическом смысле эта кольчуга до сих пор хранит Россию, трансформировавшись в сверкнувшую на берегах Невы Трезвость академика Углова.
России надо оберечься духовной кольчугой Ермака, невской Трезвостью.
Те, кто за неделимую Россию, кто за Трезвость, тех оберегает кольчуга Ермака.

Первым русским городом, выстроенным в Сибири, была Тюмень. Её заложили через год после смерти Ермака. А ещё через год в восемнадцати верстах от Кашлыка, против устья Тобола, письменный голова Данила Чулков заложил Тобольск, который надолго затем стал главным городом Сибири.
Русские несли с собой в Сибирь свой жизненный уклад, обстраивались хозяйственно и крепко. Зимовья на волокнах или у речного устья обносили тыном из обтёсанных кольев, строили города со стенами и башнями.
Как сбегут буйные весениие ручьи и первым щебетом наполнятся леса, двигались дальше. Сколотив кочеток или дощатник, распялив сырую шкуру вместо паруса, а то и просто сунув топоришко за пояс, вздев на плечи самопал и торбу с припасом, горьковатым от угольков костра, шли и шли на восток, встречь солнца, отыскивая новые, ещё неведомые приволья. Землепроходцами метко назвали этих разведчиков неизведанных земель. Это было поразительное явление нашей истории, какого не знала больше ни одна страна. И были жизнь и дела землепроходцев героичнее и удивительней приключений воителей с последними могиканами, о которых рассказывал Фенимор Купер, и тех покорителей американского севера, влекомых «золотой лихорадкой», которых воспел Джек Лондон.

Землю измеряли не вёрстами, а «днищами» (днями) переходов.
В 1609 году русские зазимовали на Енисее. В 1620 году мангазейский промышленник Пенда дошёл до Лены.
В 1639 году с вершин Станового хребта, где мёрзлый ветер крыл инеем чёрный камень, казак Иван Москвитин увидел спутанную гущу лесов Приморья. Он спустился по реке Улье. На изрезанном берегу белые венцы пены окружали обломки скал, раскиданные будто ударом гигантского молота. Живая гладь, седая, пустынно-свинцовая, сливалась с небом. То было Тунгусское море, позднее названное Охотским.
Так, в пятьдесят восемь лет русские прошли из конца в конец весь материк. В сороковых годах семнадцатого века острожки появились на реках сибирского северо-востока. И русские кочи проложили северный морской путь от Лены к Чукотке.
За год до того, как Тимофей Булдаков вышел из Якутска, в 1648 году казак Семён Дежнев выплыл из устья Колымы. Был он родом из Великого Устюга, двадцать лет служил в Сибири и в сибирских боях выслужил девять ран.
В море за Колымой буря понесла коч Денжнева. Земля, тянувшаяся бесконечной грядой с запада на восток – от самого берега поморов и ещё дальше, от тех западных стран, откуда приезжали к поморам купцы в бархатных камзолах, - внезапно оборвалалсь. Море повернуло на юг. И уже не над скалами, а над волнами чертило солнце свою низкую дугу. Ток воды, словно невидимая река, понёс Дежнева по этому открывшемуся мосркому пути за солнцем, к югу.
Пройдя проливом, долгое время спустя названным (не очень справедливо) Беринговым, Дежнев сделал великое географическое открытие: доказал, что Азия не сливается с американским материком.
А  в это время другой устюжанин, Ерофей Хабаров, шёл на четвёртую великую азиатскую реку – Амур. Там уже побывали служилые люди Пояркова и принесли весть, что те места подобны райским.

В 1160 году стрелецкий сотник Ульян Моисеев сын Ремезов ехал к тайше (князю) калмыков-хошотов Аблаю. С собой Ремезов вёз кольчугу. Он передал её Аблаю. Аблай поднял кольчугу над головой и поцеловал.
Это была кольчуга Ермака.
Аблай поведал Ремезову, что давно, ещё мальчиком, он, тайша, заболел, ему дали проглотить земли с могилы Ермака, и он исцелился.
Подробнее о чудесах драгоценного панциря и одежды Ермака смотри книгу ДОРОГА НА ПРОСТОР Вадима Сафонова.
Волшебная сила жила во всех этих предметах – в панцирях, в сабле, в одежде погибшего атамана. Не враждебная человеку, а доброженлательная ему, помощница в делах, исцеляющая болезни.
Шехи Ислама, обеспокоенные чудесами, творимыми мёртвым Ермаком, запретили поминать его имя и пригрозили смертью тем, кто укажет его могилу. Но свет стоял над ней по субботам – как бы свеча зажигалась в головах.
Удивительны легенды сибирских народов о Ермаке. Героем остался Ермак не только в русской памяти, но и  в памяти сибирских народов. Эти рассказы и легенды сложили как раз те, кого он покорял.

Вторая, нижняя, кольчуга Ермака попала к кодскому князю Алачу. След её также затерялся.

В 1646 году Березовские служилые люди отбили на «погроме воровской самояди» у самого устья Оби русский панцирь.
На одной медной мишени его был изображён двуглавый орёл, а на другой буквы, в которых узнали инициалы князя Петра Ивановича Шуйского. Кольчугу Шуйского привезли в Москву, в Оружейную палату. Почти триста лет пролежала она там. И в 1925 году С.В.Бахрушин высказал предположение, что это и сеть «низовой» панцирь Ермака. Грозный подарил «князю Сибирскому» кольчугу воеводы Шуйского – участника многих славных походов своих, убитого в битве с поляками близ Орши в 1564 году. Псковский герой был сыном этого Шуйского.
Если верно предположение С.В.Бахрушина, то, значит, в Москве хранится единственный безмолвный свидетель смерти легендарного атамана, вместе с его телом опустившийся в холодные воды Иртыша…


Убеждения моих соратников в том, что необходимо любым способом сохранить Россию и именно Трезвую Россию, сохранить одновременно отрезвляя её.
Я вижу весь трезвый народ как своего рода богоизбранный или мессианский народ.
Именно Трезвый град это духовная и религиозная Столица этого духовного мира по праву наследия работы Иоанна Кронштадтского, С.Рачинского, Александра Рождественского, Геннадия Шичко, Юрия Соколова, Алексея Михайлова, Фёдора Углова, к слову я твёрдо убеждён в том, что жизнь Фёдора Углова была злодейски сокращена в результате тщательно спланированной диверсии против Трезвости и газеты Трезвый Петроград, Главой Редакционного Совета которой он являлся. 

По просторам Сибири приносит Добро людям Ковчег здоровья медицинский поезд.
Это знаменитый бронепоезд, а точнее кольчугоносец Трезвости,  Академик Фёдор Углов.
 
В целях лучшей информированности населения Иркутской области о деятельности передвижного консультативно-диагностического центра (ПКДЦ) "Академик Федор Углов" на официальном сайте Восточно-Сибирской магистрали (www.vszd.ru) открыт специализированный раздел, посвященный работе медицинского поезда.
Согласно плану работы, в 2011 году передвижной консультативно-диагностический центр "Академик Федор Углов" должен осуществить 12 поездок.
В соответствии с заявкой Министерства здравоохранения Иркутской области, в течение года медицинская помощь будет оказана на станциях: Байкальск, Култук, Маритуй, Порт Байкал, Андриановская, Усолье-Сибирское, Мальта, Белая, Половина, Черемхово, Забитуй, Залари, Зима, Куйтун, Азей, Тулун, Утай, Будагово, Шеберта, Худоеланская, Уда-2, Нижнеудинск, Ук, Камышет, Замзор, Алзамай, Облепиха, Бирюсинск, Юрты, Вихоревка, Анзеби, Падунские Пороги, Кежемская, Речушка, Видим, Черная, Усть-Илимск, Тубинская, Рудногорск, Игирма, Хребтовая, Семигорск, Ручей, Янталь, Лена, Звездная, Ния, Небель, Киренга, Улькан, Умбелла, Кунерма, Турма, Торея, Кешево, Таргиз, Чуна, Сосновые Родники, Новочунка, Парчум, Невельская.
В первую поездку текущего года медицинский поезд отправился 17 января по маршруту от ст. Байкальск до ст. Андриановская. За 8 дней поликлиника на колесах должна побывать на 5 станциях Иркутской области.
В планах работы консультативно-диагностического центра на текущий год — внедрение специальных программ под названием "Здоровье женщины" и "Раннее выявление социально значимой патологии", которые направлены, в первую очередь, на комплексную диагностику туберкулеза и онкологической патологии. Также в этом году продолжится реализация программ, направленных на углубленное медицинское обследование участников и инвалидов Великой Отечественной войны, тружеников тыла и ветеранов труда.

Пусть, как сквозь туман, сумрачным и будто высеченным из камня видится нам образ Ермака.
Стоит перечесть список затребованного казаками у Строгановых – в поход собирался рачительный хозяин.
На своём воинском пути он строил городки. Мы узнаём о нём как об устроителе краёв. Он разведывал недра. Заводил пашни.
У летописцев так велика была вера в то, будто всё сделанное в Сибири человеческими руками – сделано Ермаком, что они приписывают ему и «перекопь», которая сокращала путь плывущим по речной луке возле устья Вагая. Кстати, эта «перекопь» - Иртыш и Вагай отделял маленький островок – последнее, роковое пристанище Ермака.
Сибирь задумывалась ватагой Ермака как плацдарм для дальнейшей экспансии к богатствам Китая.
В связи с этим знаменателен предлог, с помощью которого удалось заманить в засаду казачьего вождя. «Бухарские купцы, которых ты ждёшь, стоят у порога твоей земли, но Кучум заступил им дорогу». И он кинулся с полусотней на выручку. Он зазывал купцов из Бухары! Здесь, в Сибири, они должны были встречаться с русскими гостями. Тут должен был пролечь кратчайший путь с Руси на Восток, к сказочным богатствам Китая, мечта о которых сводила с ума джентельменов лондонского Сити. Вот о каком будущем для вчера ещё дикого места думал недавний атаман голытьбы. То была государственная мудрость. Можно предполагать, что школой, откуда он вынес её, оказалась вся его жизнь: исхоженные просторы великой страны, ратные поля у Балтики, у «моря праотич наших», косматый, могучий, пушной и соляной Урал, синее, песенное раздолье Юга, великая дорога Волги – всё то, что слилось в одном имени Родины: Русь.

И вот, вдумавшись во всё это, мы поймём сибирский поход. Мы поймём, почему немедленно после победы, ничем не понуждаемый и дальше всего, казалось бы, ушедший от властной руки Москвы, атаман Вольницы бил челом Сибирью Москве, Грозному.
Уже с самой Сылвы – значит, даже не с похода, а с первой, ещё неудачной попытки попасть в Сибирь, - вот когда уже начало определяться: не на гульбу вышли.
Укрепляясь ратным подвигом, Вольница становилась русской ратью. Как поплыли, на Чусовой атаман велел сгрузить с черпавших воду стругов ранее нажитые богатства. За ними никогда не вернулись; досужие люди ищут их по сей день.
Дело, начатое как казачье, оказалось общерусским и вне этого не имело смысла.
Казачий вождь искал простора на дороге, по которой уже неудержимо стремилась сила могуче крепнувшего государства. И мечта Строгановых, и расцвет вольной «златокипящей Мангазеи» на Тазе-реке, за Обью, и хождение на Югру, и та дань, которую платили уже царю Ивану последние князья рода Тайбуги, и самый поход Ермака – всем этим по-разному, но выражалось это непобедимое стремление. Восточный простор был необходимым дополнением того западного, в тяжёлой борьбе за который провёл жизнь Грозный.
И в сущности именно в Москву Ивана Грозного мы и представляем себе посольство Ермака: было нечто новое в этой Москве… то новое, что побуждало и совершившееся в Сибири, за тридяветь земель, признать «делом государевым».
Но должна была быть незаурядной голова того, кто в совсем непростой, многосторонней игре, какая велась вокруг Сибирского похода, сумел возвыситься – за этими тридевятью землями – от мыслей и целей личных и  окольных до мысли государственной.
И открыто принял эту мысль, когда менее зоркий ещё и не разглядел бы её, принял со всей мощью и смелостью страстной души – как итог всей своей жизни.
Тут, в этой кульминационной точке, мы заглядываем как бы в самый смысл этой жизни. И, как в озарении, открывается нам то, что дало ей власть победить смерть и – в народном песенном творчестве – преодолеть четырёхвековую даль…
Известно, как Грозный принял посольство с Иртыша: трезвоном московских колоколов. И любопытный штрих: по преданию, провозгласил Ермака «князем Сибирским».
Когда Болховский вёл в Сибирь испрошенную Ермаком стрелецкую подмогу, в том же 1584 году на Каму, к великопермским вотчинникам Строгановым, полетела новая грамота. В ней неласково, опять под угрозой опалы, приказывалось им снарядить для плавания в Сибирь пятнадцать стругов. Так не разговаривают с теми, кто только что принёс радость и праздник всей земле. Эта грамота должна бы и для глухих прозвучать надгробным словом над слишком зажившимся в прежней нашей исторической литературе мифом о Строгановых – крёстных отцах русской Сибири.
Летописец счёл нужным особо отметить храбрость Ермака. А ведь товарищи его были «в нуждах непокоримы, к смерти бксстрашными». Он рисковал головой в первых рядах своего войска под Акцибар-калла, у Бабасанских юрт, под Чувашским мысом, когда нужно было показать пример.

В Новочеркасске стоит памятник донскому казаку Ермаку.
В Тобольске на крутой горе, далеко видный и по Иртышу и по Тоболу, высится обелиск серого мрамора. На нём подпись: «Ермаку, покорителю Сибири».
И во многих местах – на Урале, в Сибири и даже в Казахстане – из поколения в поколение передаются рассказы о Ермаке, и люди с гордостью говорят, что они  того казацкого корня.
По всему простору нашей Родины поёт народ древние и новые песни о Ермаке.
Да, беспримерной чести удостоил народ казака, погибшего в шестнадцатом веке и всего-то действовавшего на исторической арене три-четыре года, - чести соединения с былинными богатырями!
Поистине необычайна и прижизненная и посмертная судьба Ермака, того, кто стал мифом уже к половине семнадцатого столетия, всего через пятьдесят лет после своей смерти!
А если бы и вовсе вывелись люди, помнящие древние легенды и напевный склад богатырских сказаний, если бы и поснимали со стен уральских и сибирских жилищ лубочные, наверняка вовсе не похожие портреты казачьего атамана, - всё же надолго ещё остались бы его следы на земле, по которой он прошёл.
Хутора Ермаковы на Сылве, Ермаково городище на мысу у Серебрянки и другое – на левом берегу Тагила, в шестнадцати верстах от Нижнее-Тагильского завода, Ермаков перебор на Чусовой, Ермакова-речка, приток Чусовой, Ермакова-речка, приток Чусовой, Ермаков рудник, роковая Ермакова заводь в устье Вагая, знаменитый Ермаков камень, нависший над Чусовой, - там в пещере будто бы скрыл атаман легендарные сокровища… Да двацать или тридцать деревень и посёлков – Ермаковых, Ермаковок, Ермачков.
Не географы дывали все эти названия. Их никто не придумывал. Их создал народ, который от Карпат до Тихого океана и от Белого моря до Чёрного помнит о Ермаке.

При написании текста использована книга В.Сафонова ДОРОГА НА ПРОСТОР.