Быль. Каждый получает рай, к которому стремится

Когда же это всё началось? Вика снова и снова перелистывала страницы прошлого, силясь найти выход. Кажется в 2006 или в 2007 году, когда она получала второе высшее образование. Позвонил приятель, попросил о маленькой услуге. И нужно-то было всего ничего – малость приврать. Что не сделаешь для хорошего человека. Какой-то там пакет нужно было ему потом передать…

Потом он свалился на голову, пообещав долгожданный тур по бросовой цене взамен на еще одну услугу. Вика и не думала, что это крючок. И она его заглотила. Тем более, что ничем противозаконным не пахло – нужно было представиться именем однокурсницы – паспорта ж никто не спрашивал. Был еще тогда какой-то пакет для приятеля, а Вика с мужем и ребенком отправились загорать за границу. Отдохнувшая, весёлая, она совсем забыла про приятеля. Но он вдруг стал назойливее и настойчивее. Просьбы о маленьких услугах посыпались одна за другой, и увеличивающаяся ложь уже дурно попахивала. Вика уже начала сомневаться, всё ли законно. Но приятель уверял, что всё будет нормально. Что за пакеты и сумки получал через неё приятель, она не знала.

Дед, умирая, завещал ей не менять фамилию. Муж, женясь на ней, настаивал, чтобы сменила. Пришлось искать компромисс, который вылился в очень аристократичную двойную фамилию – аристократичную, как сама Вика. Она знала себе цену. Не красавица, но черты лица выдержаны. Даже нос с небольшой горбинкой подчёркивал утонченность и аристократичность. Стройная пропорциональная фигура, тонкие женственные запястья, холёные пальчики. Не дура, общительная. Первое образование не могло быть иным – английский язык, открывающий границы для свободного освоения зарубежного пространства. С мужем они не редко ездили за рубеж, не испытывая при этом языкового барьера. Казалось бы – состоятельный муж, подрастающий ребенок, любимая работа по специальности – всё замечательно. Но сейчас Вику это давно уже не радовало. Чувство постоянного гнёта – вот что усиливалось с каждым днём.

Однажды приятель просил повертеть в руках один предмет – ничего особенного – игрушка какая-то или бумажка с каким-то рисунком – Вика уже не помнила, что это тогда было. Повертеть в руках предмет, даже не перед кем-то конкретным, а просто повертеть. Только и всего. Но у Вики его не было – откуда она его возьмёт? «Не твоя забота – когда появится, тогда и повертишь», - ответил он и положил трубку. В недоумении Вика теряла терпение, как вдруг однажды на её глазах на совершенно пустом столе этот предмет появился. Но откуда? Кто приходил, принес? Почему незаметно положили? Со смешанными чувствами Вика автоматически вертела в руках этот предмет, потом положила на обратно стол и на секунду отвернулась. Повернувшись снова к столу, она его там уже не обнаружила.

Несколько дней Вика была рассеяна, возвращаясь снова и снова в момент, когда предмет пропал. Куда он пропал – под столом его не было, его не было нигде. Сквозняком снести не могло. Растворился в воздухе? – Вика не могла поверить – её атеистическое бытие не вмещало мистики, а потому Вику всё время клинило на этом моменте. На лекциях она ничего не слушала, смотря куда-то в несуществующую точку, на вопросы отвечала иногда невпопад, с трудом возвращая внимание в окружающий мир. Вскоре такие моменты стали повторяться с другими предметами, что напрочь лишило почвы атеистическое мировоззрение Вики. Это всё ей не нравилось. Она не понимала, логически не связывала в единую картину всё то, что с ней происходило по милости её приятеля.

Вика, проанализировав своё психологическое состояние, пришла к выводу, что она по непонятной причине становится зависимой от него. И хотя каждый раз после выполнения очередной просьбы приятеля, она получала какую-нибудь плату типа того долгожданного тура по бросовой цене, всё равно это её возмутило. Вика решила положить конец этой зависимости, твёрдо сказав приятелю «нет». Да-да, именно «нет», - надо уметь говорить это слово – об этом талдычат все психологи. Вика долго готовила себя к этому «нет», обсудив это с подругой. И когда приятель снова обратился к ней, то жестко ему это отказала. Однако, он будто предвидел такой поворот дела, поэтому неожиданно для Вики перестал быть дружелюбным и изменил тон на грубый хозяйский. Вика открыла рот, чтобы несмело противостоять, но он перебил её: «Если не сделаешь, у тебя начнутся проблемы». Какие проблемы – он не сказал, но в голосе его появилось что-то чуждое, леденяще-холодное.

Множество вопросов водоворотом кружилось в голове, не находя выхода на поверхность ответов. Что передавалось в пакетах и сумках? Деньги? А зачем нужна для этого именно она? Почему он не возьмёт для этого любую другую девицу? Почему Вике нужно было каждый раз либо представляться именем однокурсницы Анны, либо ломать не пойми перед кем комедию – вести с кем-то диалоги как бы от имени этой однокурсницы, искать возможности заполучить бумажки, написанные её рукой или ей принадлежащие и т.д. Что она вообще из себя представляет – эта однокурсница Анна? – ни рожи, ни кожи, грудь плоская, фигура неправильная, лицо некрасивое, блаженное, одевается отвратительно и дёшево, выглядит как-то неопрятно, не блещет какими-то особыми знаниями, не отличница в учёбе, кажется-то и мужа у неё нет – какая-то неизвестная никому журналистка, работающая в какой-то мелкой газете. Зачем приятелю нужно было, чтобы Вика иногда проделывала чётко определенный маршрут до конкретного места (каждый раз до разного), а потом уже была свободной? И главное – что это за предметы – ведь они не представляют особой ценности? Каким образом они появляются, откуда берутся и куда исчезают.

«Нет, определенно, он вообще уже нюх потерял - решил, что я у него девочка на побегушках! Хватит! Какие могут быть проблемы? – у меня такой муж!» - решила Вика и позвонила приятелю сама, коротко сообщила о своём решении и довольная собой положила трубку. Как гора с плеч – отпали все страхи, ничего не тяготит, не отнимает драгоценную энергию, не связывает волю. Понимая, что на вопросы, связанные с мистикой ей он не ответит, Вика решила, что можно поделиться всем с этой своей однокурсницей Анной и спросить у неё: раз с ней это как-то связано, то что-то же она должна знать. Но как назло в этот день однокурсницы не было на лекциях – что-то она в последнее время вообще нерегулярно ходила учиться. Работа, наверное – для студентов на втором высшем пропуски – обычное дело. «Ну что ж – может, завтра или послезавтра». – подумала Вика и не стала искать у других однокурсников её телефон. А пока с подругой неспешно они перебирали варианты, что ж это за мистика такая и как построить разговор с Анной, чтобы она «раскололась», если знает.

У Вики как-то из памяти совсем выпало, что каждый раз, когда она выполняла просьбы приятеля, ей приходилось приврать впрямую или косвенно в отношении этой самой Анны. Видимо потому, что Вика не видела ничего особенного в этом – она же её не убивает, не обкрадывает. Да и про это мелкое враньё Анна вряд ли узнает. Лично-то против неё Вика ведь ничего не имела, поэтому и думать забыла. День после того, как гора упала с плеч, прошел на подъёме. «Вот что значит уметь вовремя сказать НЕТ!», - гордо поздравляла себя Вика с правильным решением. Уж теперь-то она не позволит каким-то там приятелям манипулировать ею – она свободный человек и цену себе знает!

Почти на крыльях летела Вика домой и уже подходила к подъезду, как вдруг… Последующие события Вика вспоминает с отвращением и страхом, отпечатавшимся в подкорке на всю жизнь. Она не знает, сколько их было. Никто ничего не просил – денег, ключей, банковских карт – она всё бы это отдала. Они были огромные и страшные – страшные, поскольку на лицах не было и тени человеческой эмоции. Не к чему было обратить свои мольбы – лица были безжизненны и непроницаемы – они будто выполняли порученную обычную работу. Вику гоняли по кругу больше часа, зажимая рот или затыкая его всё тем же… Адский кошмар, казалось, длился вечность и не было предела совершенству извращений, которые разом свалились на домашнюю аристократичную Вику, никогда не имевшую отношения к подобным людям.

Так же внезапно, как напали, они отпустили её и спокойно ушли. Когда Вика сползала по стеночке, раздался звонок, и вновь дружелюбный голос приятеля сказал, диссонируя дружелюбностью со смыслом сказанного: «Ну что ж ты, Вика? – Ай-яй-яй. Нехорошо. Слушаться надо. И не вздумай дёргаться. И с подругами не базарь – слышно на весь эфир. Ты меня хорошо поняла?» После этого, не дожидаясь ответа, он повесил трубку – впервые приятель ничего её не попросил.

Муж встретил со страхом. Вика сказала, что нарвалась на каких-то малолетних отморозков. На предложение заявить в милицию Вика ответила, что было темно, и она не видела ни одного лица, а потому не имеет смысла. Тогда муж решил обратиться к бандитам – кое-какие связи можно было поднять – да вот хоть этого приятеля, но Вика отвергла и это, объяснив, что не хотела бы, чтобы их круг узнал об этом.

Она не плакала вообще. Неделю она смотрела в невидимую точку прямо перед собой и ни с кем не общалась. В её голове не собирались воедино события, Вика только понимала, что она попала в чью-то масштабную большую игру не на жизнь, а на смерть, и в этой игре она пешка без права попадания в ферзи. Понятия Вики о мире рушились, потеряв почву под ногами - привычный мир раскалывался на куски у неё на глазах. От чувства защищенности ничего не осталось – куда она могла деться? Сбежать? В другой город? Страну? Где гарантия, что её не найдут и там, если здесь её не оставили в покое и не заменили на другую? Ей уже не было интересно, что это за мистика такая материализует и растворяет в воздухе предметы на её глазах, где бы она ни находилась в этот момент. Было только ясно, что для этой мистики вопросы границ и расстояний уж точно не существует. О том, чтобы поговорить с однокурсницей Анной теперь не могло быть и речи. Круг замыкался в точку, в неё-то и смотрела всё время Вика.

Муж подумывал вызвать врача, но Вика ориентировалась в пространстве и при необходимости входила в контакт с ним и с ребенком. Правда, было это безжизненно, отстраненно. Он пытался устраивать маленькие семейные праздники, водить жену в рестораны, на концерты, вывозить за город. Но всё это не сильно помогало. Он успокаивал себя мыслью, что просто должно пройти время – за неделю это не исправить. Вика возвращалась к своей обычной жизни – к работе, учёбе, но что-то в не надломилось и не поддавалось «ремонту». Она встречала в институте Анну, которая иногда приводила с собой на лекции свою дочь, вот оно – спасение – спросить, но будто кто-то дёргал её за воспоминание и страхом оставлял на месте. И вот раздался звонок. Снова звонил приятель, который неделю или две Вику не трогал.

Вика хорошо запомнила тот день – это было 12 декабря 2007 года. Вечером были занятия в институте, Анны на лекциях не было. Шел дождь, сильный дождь. Выйдя на улицу по требованию приятеля, она ждала. Вдруг вместо привычных уже незначительных мелочей у Вики в руках материализовался паспорт. Открыв его дрожащими руками, она с ужасом обнаружила под каплями дождя фотографию Анны – это был её паспорт – фамилия, возраст, ребенок – всё совпадало. Всё произошло за считанные минуты, прежде чем паспорт растворился в воздухе, а Вика встала перед фактом, что она стала соучастницей настоящего преступления. Шел дождь, и он скрывал гримасу отчаяния на лице Вики: всё – теперь совсем всё...

Они так и не пересеклись с Анной до конца осенней сессии в институте – она почти не ходила на занятия. Вика испытывала угрызения совести – ведь преступление было и против Анны, но леденящий страх останавливал Вику даже в мысли о том, чтобы кому бы то ни было всё рассказать – она не знала, как её слушали, но подробности жизни Вики каждый раз выкладывал ей приятель, когда звонил с очередной просьбой. Кромешная тьма накрыла всё её существование. Как-то она робко попыталась поделиться с этим приятелем своими соображениями совести, точнее пожаловаться на то, что боится, как бы у Анны в связи со всем этим не было бы неприятностей, которые по логике вещей её должны были теперь ждать. Он цинично усмехнулся и успокоил, что было бы о ком печься. И с тех пор он понемногу начал рассказывать ей о том, какая на самом деле тварь эта Анна, баюкая в Вике такой ненужный «атавизм» человеческой души как совесть.

Надо сказать, что Вика, не находя возможности для раскаяния, решила сходить в церковь на исповедь. Никому ничего не сказав, чтобы не услышал неведомо кто (кто там её прослушивает?), она приехала в храм. Умилительно пел хор. Спокойно и размеренно люди молились, крестились, кланялись. Вот свечки продают – купила, записочку о здравии написала. Какие доброжелательные люди – вот где спасение и умиротворение души. Добрые люди подсказали свечку поставить Николе Чудотворцу – сказали, что он сильный святой, которому стоит только услышать просьбу страждущего, как он срочно приходит на помощь. Вике это подходило: неумело перекрестившись, поклонившись, она поставила свечку, с оттенком брезгливости приложилась к иконе губами. Ничего не поделаешь, когда речь идёт о жизни и смерти.

Вика осмотрелась – исповедовало несколько священников. По логике вещей самая длинная очередь стояла к самому хорошему. И Вика честно её отстояла. Когда её очередь практически подошла, батюшка извинился и на секунду отлучился в Алтарь. Вернувшись, он бросил беглый оценивающий взгляд на Вику, выбрав её глазами из толпы, после этого пригласил следующую бабульку. Вика расценила внимание батюшки как обычный интерес к человеку нецерковного круга. К тому же она была, как всегда, дорого одета, чем резко выделялась из толпы. Дождавшись исповеди, Вика рассказала всё как на духу. Она делала это как на приме у врача, подробно описывая все «симптомы». Батюшка был внимателен, изредка что-то спрашивал. В целом казалось, что он входил в её жуткое положение, понимая всю парадоксальность и безвыходность ситуации. Вика выложила даже про мистику, полагая, что уж верующий-то не должен посмеяться, сталкиваясь с подобными вопросами в жизни или, по крайней мере, веря в них.

Внимательно послушав Вику, не перебивая, услышав привычный вопрос «что теперь делать?», священник ответствовал: «Я понимаю, что Вы перенесли сильное потрясение после этих отморозков. Думаю, что самым лучшим в такой ситуации будет обратиться к психиатрам. Полежите, попьёте таблеточки, и вся мистика пройдёт». Вика с непониманием и удивлением вскинула на него взгляд: «Как же, батюшка, я же Вам рассказала…» Он перебил её: «Галлюцинации, милочка, галлюцинации – я слышал про такое – они кажутся материальными. А после беды, произошедшей с Вами, немудрено, что они усилились. А с Анной и еще с кем-то не нужно это всё обсуждать – Вы только напугаете людей своей болезнью. Зачем вам это надо?». «А как же тот приятель?» - уже безжизненно спросила Вика. – «Ведь я внятно Вам сказал – Вы немного не в себе, Вам нужно лечиться – это главное». И вдруг Вика за бородой, клобуком, рясой, крестом увидела разом тех самых амбалов, которые насиловали её тогда. Напоследок священник попытался изобразить сочувственный взгляд, и Вика ясно обнаружила в глазах то же холодное, непроницаемое бессердечие тогдашних мучителей, и лёгкое мимолётное искривление уголка рта батюшки в скрываемой ухмылке развеяло сомнение. Вика с ужасом отшатнулась и быстро вышла из храма.

Тут же раздался звонок приятеля, который впервые интересовался тем, как дела у Вики. В тоне его была издёвка – он спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь. Вика повесила трубку и мысленно снова сползла по стеночке…

Нужно было как-то жить со всем этим. Совесть еще трепыхалась, снова и снова обнаруживаясь. Когда Вике приходилось участвовать впрямую или косвенно в преступлении. Что речь о преступлениях и больших деньгах – Вика теперь не сомневалась. Почти на автомате выполняла она очередную просьбу приятеля, и то, что получала взамен, её не утешало. В другое бы время Вику несказанно радовала все эти блага, но каждый раз от неё требовалось всё больше и больше перешагивать через совесть. Приятель это понимал и каждый раз усугублял рассказы о том, какую тварь они давят, подробностями личной жизни этой самой Анны. Откуда он их брал? И правда ли это всё? Но каждый раз она хваталась за такие истории почти не раздумывая, поскольку только так можно было умиротворить душу.

Что-то непонятное горело внутри. Вика не знала, что это перегорала совесть, в пепел рассыпались её куски. И чем больше и больше от Вики требовалось перешагнуть через неё, тем отвратительнее становились рассказы приятеля о викиной однокурснице Анне. Приятель как бы давал противовес, предлагал поддерживать баланс между ощутимыми преступлениями Вики, в которые он её втягивал, и тем, против какого чудовища, давая возможность психике Вики расслабиться а совести стать еще менее ощутимой. Так длилось всю зиму и весну. К маю Вика уже была в норме – почти ничего внешне не напоминало о её недавней отстраненности от жизни.

>Она научилась относиться к просьбам приятеля как к необходимому атрибуту жизни, как необходимости покормить свой организм, чтобы быть работоспособной дальше. Складывалась странная картина: всё вертелось так или иначе вокруг этой викиной однокурсницы Анны, при этом она ужасно отвратительный мерзкий человек. Почему ж её просто не грохнут-то? Мозгов Вики не хватало на то, чтобы спроецировать вопросы известной ей мистики на эту проблему – казалось, что так точно не может быть, чтобы такой арсенал технических средств и денег, который во всём этом задействован, может легко устроить любую смерть. Однако так как Вику по-прежнему держали на крючке, она понимала, что Анна жива. Правда, почему-то её вообще не было на весенней сессии 2008 года, но Вика, постепенно все больше ощущая себя неотъемлемой тенью Анны, по себе знала – она жива. Впрочем, долго Вика не останавливалась мыслью не этих вопросах – её постепенно захлёстывала обычная житейская суета. К тому же она научилась получать удовольствие от хорошо отработанной просьбы приятеля, а также радоваться компенсациям за такие услуги. Тем более, выяснялось, что Вика не одна такая – были и другие женщины, участие которых иногда требовалось для выполнения коллективной просьбы приятелей. Девушки общались, поддерживая друг друга. Их объединяла растущая ненависть к этой Анне при множестве рассказов о её гадостях. Перенесенный кошмар для Вики и ей подобным был темой табу. А в остальном ни один приятель не был против их общения.

Правда, был еще один пунктик: систематически приходилось спать с тем, кого указывал приятель. Но что не сделаешь, чтобы эту тварь Анну осквернить… за её скверну. Поэтому Вика это расценивала своего рода как дело чести. Утешаясь тем, что после неумытого вонючего сантехника ей будет устроена маленькая сказка во время выполнения очередной денежно-финансовой просьбы приятеля. Ибо обставлялось всё так, что её приезжал спасать супергерой или необыкновенный высокопоставленный принц её приглашал к себе и устраивал с ней рай на земле. Вот где пригодился аристократизм Вики! Вот где, оказывается, она себя реализует на все сто! Муж – он, конечно, ничего не знал, да и что в том такого – по сегодняшним нравам все периодически нарушают супружескую верность. Тем более, посвежевшая, Вика радовала мужа тем, что она снова бодра и весела, как и раньше, и от перенесенного кошмара и след простыл. Все довольны. Вика входила во вкус. Она знала, что ей обеспечивают какую-то легенду, от неё же требовалось употреблять в разговоре ряд ключевых слов, слообразований, высказывать следующие мысли. Ну что ж – это всё несложно. Память у Вики была натренирована изучением английского языка, поэтому ей не составляло труда выучивать незамысловатое подобие роли. В целом она вела себя естественно, отдаваясь полностью сказке, в которой ей отводилось место королевы рядом с королём. Не хотелось думать о том, что наступит потом, - Вика купалась в любви.

Вот, оказывается, какой Никола Чудотворец – вот оно чудо. Вика захаживала в тот же храм, ставила ему свечку и иногда исповедовалась по просьбам приятеля у того же священника. После того, как она выкладывала несуществующие дикие грехи вперемежку с настоящими (на всякий случай), Вика встречалась с ним взглядом и уже не ужасалась – их взгляд сливался в кипящей страсти – они теперь были одного уклада. Вике пришлось по вкусу дразнить священника, над которым теперь она уже чувствовала свою женскую власть. Довольная, она отходила, оставляя за собой долгий ласкающий взгляд батюшки, который только что на исповеди расспрашивал её о подробностях её любовных утех. Он журил Вику и расспрашивал еще глубже и глубже, на слух ощупывая грех Вики (конечно, как духовный врач) - всё нежнее и нежнее, кончая её исповедь медленной разрешительной молитвой, накрывая епитрахилью голову Вики, стоящей перед ним на коленях. Вика не знала и уже не хотела знать, что есть много других священников, к которым нужно бежать от этого лжестарца – она не хотела никуда бежать. Теперь ей уже было комфортно, в душе уже почти ничего не колыхалось – остатки совести сгорали со страшной скоростью. Довольно быстро она постигла основы церковного этикета, и уже не ощущала на себе дикие взгляды из-за того, что сделала что-то не так. И хотя набор был минимальный – как правильно креститься и сколько поклонов делать перед иконой, но ей было достаточно для взаимоотношений с иконами, перед которыми она ставила свечи.

Однажды приятель выделил отдельное «направление работы» Вики – иногда писать что-нибудь гадостное от имени Анны на заданную им тему с включением, видимо, реальных слов Анны. Приятель сам потом распоряжался, куда и что отправить. Но со временем он делегировал Вике это дело, объяснив принцип правдоподобия, в рамках которого должны были сочиняться фальшивки. Это было даже забавно, а иногда вызывало гомерический хохот – представить, как будет читать это получатель и что он потом об Анне будет думать. Иногда сочинённый текст грозил Анне быть прибитой в тёмном углу. Тем лучше – всё тогда с нею и закончится, и Вика снова будет свободна. Поэтому она старалась, но почему-то ничего не происходило. Точнее происходило, о не то, что планировалось. Вика умом понимала, что изошедшее зло вскоре возвращалось ударом, и невозможно было предусмотреть, чем оно встанет и в каком месте жизни долбанёт. Но это были издержки, которые Вика под руководством своего приятеля научилась нести с минимальными потерями.

Словом, Вика осваивалась в новой жизни с «небольшим» довесочком, на который нужно было делать поправки всё чаще и чаще. Она перестала ходить на учебу, пропуская сессию за сессией, но формально студенческое место оставалось за ней. Ранняя весна 2009 года принесла очередную приятную неожиданность за оказанные услуги приятелю. Её приятель собирался устроить работать над переводами на тему яхтинга. Как-то это было связано с его задачами, и ничего незаконного для Вики в том не было. Она, конечно, погрузилась в работу, с удовольствием нарабатывая новую терминологию. Яхты – вот, что должно было дополнять аристоркатичность Вики. И перспективы ей рисовались самые радужные. Работодатель был порядочный, да к тому же в другом городе. Общались по работе через интернет – Вика не могла нарадоваться. Про маленький пунктик никто не знал, всё шло хорошо. Но однажды она обнаружила, что она по-прежнему используется как тень Анны, которая тоже имела какое-то отношение к этому работодателю. Всё встало на свои места – Вика поняла, что и здесь её используют, хотя делают это почти неуловимо. Ну что ж теперь делать.

В этот период случилось необычное – очередной материализовавшийся предмет упорно не хотел обратно растворяться в воздухе. Это были очки. Вика их померила – очки как очки, не сильно дорогие, хоть и импортные. У Вики было хорошее зрение, поэтому глазам долго смотреть в очки было больно. Казалось бы всё – растворяйтесь обратно, очки, - идите к хозяину. Однако они молчали и не уходили. Вика кожей чувствовала, что в воздухе несколько часов шла какая-то борьба, но она не понимала причин и следствий. Наконец, очки всё таки исчезли: как показалось Вике, их грубо выдернули из её рук – не слишком нежно они исчезли. Ну и слава Богу. Правда, потом нужно было опять куда-то идти, кем-то представляться, кого-то играть, давая «пасы» приятелю и карт-бланш тем, кто за ним. Вика понимала, что откуда-то куда-то опять потекли какие-то немалые деньги. Уставала она от этого психологически капитально, как после станка.

Но что было делать – хорошо хоть сегодня обошлось без сантехников – этот «станок» её изматывал психологически и физически до крайности – голодные сантехники, электрики, водилы, бомжи отродясь не мечтали о том, что под ними будет лежать леди, и отрывались по полной. Что, собственно, и требовалось приятелю и с чем должна была обоюдно соглашаться Вика, изображая страстные хотения любого мужика любой ценой. Приятель придумал несколько сцен, как к Вике приходит вызванный сантехник, как она его быстро и отвратительно для внешнего наблюдателя соблазняет, как она, не стесняясь его грязных рук и часто запитой физиономии, облизывает его чуть ли ни с ног до головы. И при этом надо было сохранять на лице страсть. В ней это ничего не вызывало кроме омерзения, которое усиливалось тем, что сантехник входил в раж и просил еще и еще, возя её по постели, по столам, по полу, переворачивая и чуть ли не ставя на голову, разворачивая во все те позы, которые он за всю свою жизнь успел подсмотреть в дорогих порно-журналах.

После этого Вика долго стояла под душем, и вскоре заботливая жена встречала мужа с работы: «а я кран починила – сантехник вот приходил». Она знала, что уже через несколько дней ей снова организуют очередную сказку с новым «принцем», должность и социальное положение которого с каждым разом делалась всё выше и выше, а лицо всё знакомее и знакомее ввиду частоты мелькания по ТВ. Этим Вика и утешалась. Какой-то особенно злостной лжи от неё в такие времена не требовалось – её как бы ждали и ни о чем особо не расспрашивали. Поэтому никаких угрызений совести Вика в такие райские дни не испытывала. Да они бы и мешали получать удовольствие им обоим. И это уже не были быдловатые сантехники – всё было в предельной степени уважительно по отношению к женщине, которая здесь была богиней.

Вика, будучи небедной девушкой, одно время решила заняться благотворительностью и начала жертвовать деньги на благие дела – например, на помощь больным детям. Так она успокаивала жалкие остатки совести и поднимала себя в собственных глазах. Для окружающих она смотрелась чуть ли не святой, и это её грело. Поэтому благотворительность тоже вошла в привычку. Жизнь кипела.

Вика появилась только раз перед окончанием её группой обучения, получила на руки долги по зачётам и экзаменам, поняла, что не потянет за месяц несколько пропущенных сессий, а потому решила бросить учёбу. Встретила она в институте и Анну, холодно прошла мимо, не обратив на неё особого внимания. Порадовалась встрече с другими однокурсниками, показала себя, поделилась новостями и исчезла. Ей не было неинтересно, какие там у Анны беды – после всего того, что Вика через неё перенесла, после того, что она узнала об Анне, ей было наплевать на неё и на проблемы, которые Вика ей создавала последние два года. Тем более, что вскоре летом её начали возить всё по тем же делам её приятеля в местный яхт-клуб, знакомить с интересными людьми – яхты становились уже ближе. От Вики требовалось в своих словах и действиях максимально путать работодателя из другого города и местный яхт-клуб. Зачем это было нужно – вика не понимала, но ей это было несложно. Да и особого греха в невинных ошибках она не видела. Ну, подумаешь, не по тому адресу отправила файл с переводом, говоря об одном, называла имя другого и наоборот. Кто-то это всё слушал, кто-то за этим наблюдал – Вике это было без разницы. В конце концов, она имеет право ошибаться. И Вика отрабатывала положенное. Впереди были перспективы, про плохое психологи советуют не думать. Самооправданию она научилась, с совестью стало теперь всё в порядке – сгорел последний её остаток. Поэтому её приятель уже больше не трудился вешать ей лапшу на уши относительно бывшей викиной однокурсницы Анны – не было в том необходимости. Во-первых, за него это теперь моги делать новые подруги Вики, так же попавшие в оборот через другие стороны жизни Анны. А во-вторых, даже если бы Вика узнавала правду, то отсутствие у неё совести обеспечивало безопасность дела.

А предстояло ей узнать многое. Что вся та мерзость, которую приписывали Анне, творили новые подруги Вики и другие, которых она даже не знала. Каждая из них – таких же как Вика - вносила свой ком грязи в «общее дело», не подозревая, что предыдущая грязь была занесена таким же образом. Когда-то Вике предстояло узнать, что все то, чем питалась ненависть к Анне, была ложью – ложью множества людей, собирающейся годами. Когда-то Вике предстояло узнать, почему эта «серая мышка» Анна стала камнем преткновения. Когда-то любопытство Вики относительно мистики будет удовлетворено. Когда-то ей предстоит обнаружить, кто на самом деле творил все те гадости, которыми её пичкали для успокоения совести. Среди тех гадостей Вике пришлось бы обнаружить и свои собственные. Предстояло и узнать, какие проблемы возникали у Анны после очередной каждой. Предстояло обнаружить, что, не смотря на это, Анна не уподоблялась Вике и ей подобным, не действовала как они, и почему-то Анне удавалось при всём ужасном её положении выживать с дочерью, не наступая на совесть, сохраняя чистоту жизни. И что-то она там пишет – Вике предстояло с этим тоже познакомиться. Предстояло узнать, что были на свете другие женщины, которые не купились, как Вика, на заманчивые предложения. Предстояло познакомиться со многими реальными случаями честной жизни в этом обезумевшем от мерзости мире. Предстояло выяснить, что есть другие священники, которые не блестят длинными очередями на исповедь к ним, состоящим из поклонниц, что настоящие – гонимы, некомфортны. Но Вику к ним уже никто не подпустит.

Предстояло Вике узнать, что она действительно живёт в сказке, только не в той, которую она себе мнила, что она не царевна прекрасная, а отрицательный персонаж. И хоть внешне выходило наоборот: она - королева, в душе де факто Вика знала, что не она Царевна-Лебедь, что она ткачиха, повариха, сватья баба бабариха, что не она Царевна-Лягушка, что максимум, на что её взяли в этой «сказке» – чопорные жены братьев Ивана-Царевича. И это в самом лучшем случае. Да и главный здесь не её приятель. Вике предстояло с леденящим ужасом обнаружить, кто же в этом доме хозяин и каким законам всё подчинено.

Ничего этого Вика пока не знала. Только в её уме всё чаще всплывало слово «АПОКАЛИПСИС», каждый раз, когда она снова подумывала о том, чтобы вырваться из этого адского рая и непременно вскоре встречая одного из тех амбалов. Она по-прежнему утешала себя тем, что Анна живёт также или еще хуже, что в мире человек человеку зверь. Но это было неправдой.

Правдой было то, что каждый получал по вере своей, по исканиям своим.
Кто рай на земле, более похожим на углубляющийся ад.
А кто Тысячелетнее царство Божьей справедливости.
Потому что управлял всем этим Бог. Он - Хозяин Своего дома - уже начал сворачивать его в свиток,
завершая тем самым сгнившую почти цивилизацию.
Поэтому торопитесь определиться: ось земли уже отклонилось на 15 сантиметров, а прохождение суток ускорилось...

12 марта 2011г.
Анна Вячеславовна Колесникова