Встреча на высшем уровне. Часть 3

                 Чтоб человек искал ответа
                                               И чтоб его не находил.





                                                               

    В этот теплый осенний день в приморском парке было много народа. Площадка с качелями была окружена деревьями и густым кустарником - это хоть
отчасти смягчало звуки - скрежет механизмов, визг детей и громкие наставления взрослых: "Держись крепче!" В стороне от качелей, в кустах, на скамейке сидели двое.
    - Еще хочу Вам  признаться: заметил, что теперь,  когда бреюсь, всматриваюсь в зеркало: жду и боюсь увидеть что-то новое, особенное, чего раньше не было, - говорил Младший.
Старший с усмешкой смотрел на него.
    - И что? Нашел уже или еще нет?
Младший не мог привыкнуть к частым  сменам выражения лица Шефа и побаивался их. Шеф мог сверкнуть глазами, седина в волосах могла сделаться слишком яркой. И еще- это была новость  последних недель - Младший вздрагивал от  быстрой перемены  поз своего Шефа: только что человек  сидел спокойно, даже  расслабленно,  и вдруг оказывалось:  весь сгруппировался, словно приготовился куда-то рвануться, - и когда успел? Но ничего плохого не происходило, опасения были напрасны, и Младшему жилось хорошо и интересно, пусть даже немного тревожно. Вот и сейчас пронесло.
    - Вы так впитались, впечатались в мое сознание, - продолжил он, - должно же это как-то сказаться, разве нет?
    - Издержки профессии неизбежны,- непонятно ответил Старший. - А вот зачем ты так коротко постригся?
    - Я всегда прошу покороче, чтоб кудряшки не закручивались. Если отпустить чуть длиннее, сразу превращаюсь в барашка или в девчонку с завивкой.
    - Вот так, как сейчас, постриженный, ты как раз похож на девчонку с модной и очень смелой стрижкой. У тебя тонкие черты лица.
К их скамейке подошел какой-то мужчина в клетчатой рубашке.
     - Разрешите составить вам компанию, - и, не дождавшись разрешения, уселся.  От него  сильно пахло пивом.
     - Сейчас вернусь, - сказал Старший, вставая.
Вернулся он через несколько минут, неся стаканчики с мороженым. На скамейке сидел один Младший с красным, разгоряченным лицом, он нервно двигался и уже издали заговорил:
      - Представляете, этот гад начал меня лапать! За кого он меня принял, скотина несчастная?!
      - А ты что?- посмеивался Старший.
      - Я ему как дал по руке, он сразу заорал! Рука повисла.
      - Наверное, вышиб локтевой сустав. Давай переберемся отсюда куда-нибудь. Вот тебе мороженое.

      Теперь они прогуливались по аллее, которая спускалась к набережной.
      - Я знаю, Вам смешно, что я повторяю эти слова Гамлета, но они так точно соответствуют, так все выражают... Дома всегда тоска, не знаешь, куда бы поскорее смыться. Родители между собой даже ничего живут, не ругаются,  но меня  оба едят поедом. Надоело мне с ними ужасно...
     - А наладить, изменить отношения ты не пытался? Вдруг взять и вымыть окна в квартире. Или принести торт - посидеть вместе за чаем?
     - Ну и стали бы ругать, что деньги потратил на торт: "Вот если бы ты хоть стипендию получал..." Нет, там полная безнадега. В институте тоже ничего хорошего. В группе я был чужой, никуда с ними не ходил, вообще не хотелось сближаться. Причем все они смотрели в разные стороны, но отрицательное отношение ко мне их даже сплачивало, объединяло.
     - А лекции, семинары?
     - Сама учеба меня меньше всего занимала, не чувствовал ничего интересного, преподаватели все на одно лицо. Сдал кое-как сессию, переполз на второй курс. Диплом просто закрепил бы меня в беспросветном существовании, практически в нищете. Был, конечно, выход: бросить институт, подучиться на слесаря-водопроводчика и - загребай деньги! В свободное время - читать. Никуда не устраиваться, чтоб коллективом даже не пахло, клиентура сама образуется. Но - родители!  В общем, этого я не мог.
     - Девушка была?
     - Знаете, я старался избегать этих дел. Боялся, что какая-нибудь дура от меня , извините, залетит, и придется жениться. Вот тогда я пропал бы окончательно. Каждое утро просыпался с мыслью: впереди еще один потерянный день жизни.

      Аллея привела их к видовой площадке над морем. Здесь было прохладнее, чем в глубине парка, с моря дул свежий  ветер. У причала стоял прогулочный катер и толпились люди.  
     - Значит,  любишь читать?
     - Да, особенно на исторические темы. Целый год читал "Иосиф и его братья" Манна. Дочитаю - и опять начинаю с первой страницы. Но ученым историком  не хотел бы быть.
     - А слесарем хотел бы? Ну, обиделся, - прости, я же пошутил.
     - Быть ученым - это что-то слишком ответственное. А я просто хочу все знать, ну, конечно, все знать  нереально, но как можно больше знать о прошлом.
Старший сказал: - Есть такое рассмотрение прошлого во всем объеме: материальная культура, состояние умов и повседневная жизнь. Вся история - это непрерывное движение и изменение. Как быстрая река. Брось в нее палку - она подхватит, понесет ее дальше, заверит, выбросит на мель, снова подхватит и понесет.
     - Похоже, так и с человеком поступает история?
     - Ты кое-что уже читал, постарайся сам додумать это сравнение. Впрочем, всякое сравнение хромает. История - река времени. И в  глубинах времени каждая деталь имела свою судьбу, жила своей жизнью. Возьми самое простое - труд, профессии человека - казалось бы, что тут сложного? Труд всегда был и всегда будет. Но ты, сегодняшний, посмотри на отношение к труду тех, кто жил  в 1000 году, - не сомневаюсь, тебя многое удивит. Назову только  некоторые из осуждаемых, презираемых в те время  профессий - мясники, трактирщики, хирурги, солдаты (за то, что прикасались к крови); комедианты, жонглеры (были нескромно одеты и принимали соблазнительные позы); прачки, мойщики посуды (соприкасались с грязью). Вот с таким прошлым человечества ты знаком?
    - Нет, конечно!  Но это по настоящему интересно!
     -Труд купца  в эпоху раннего средневековья тоже осуждался, потому что  целью его была нажива. Но время шло, и к 13 веку отношение к профессиям изменилось. К купцам стали относиться с уважением: признали, что их опасные поездки за товарами  служат не одной наживе, но и общественному благу. Или другой пример: проституция прежде безусловно осуждалась, но со временем в проститутках признали "наемных тружениц". И жонглеров, и комедиантов церковь не  осуждала, однако их просили избегать непристойностей. И так далее . А в 15 веке физический труд снова был презираем...
    - Вы, наверное, видите во мне настоящего варвара:  буквально ничего не знаю, а на что замахиваюсь - хочу все знать.
    - Варваром ты не кажешься. Они за себя не стыдились, не сомневались в своей правоте. Ты не варвар, но пока ты мука довольно грубого помола. - И Старший торопливо добавил:
    - Только не обижайся, пожалуйста.
    - Хочу стать тонкого помола.
    - Ну вот, а говоришь, варвар. Ты молодец, в свои 22 года страдаешь от того, что бесполезно теряешь время. А знаешь, как менялось отношение к времени? В средневековье время принадлежало Богу. Думаю, можно не объяснять, как было дорого время для каждого делового человека - воевал он, или торговал, или...


    - Вот эти!  - к скамейке быстро шли двое: один, в клетчатой рубашке, прижимал к груди забинтованную руку, другой - с лицом, заросшим щетиной, но с бритой головой,  руки в карманах. Младший дернулся - было, чтобы вскочить, но Старший удержал его плечом. С подвязанной рукой кричал, что он пострадавший и подает в суд или пусть ему сейчас же возместят, второй угрожающе молчал. Не обращая внимания на первого, Старший, не отрываясь,  смотрел на второго, потом негромко сказал:
     - Могу возместить. Мне встать? Или так исчезнете?  
Помолчали, потом второй сипло проговорил:
     - Черт с ними. Уходим. - И плюнул в сторону скамейки. Старший так же негромко:
     - Ты бы вытер? А? - И пошевелился, будто собираясь встать. Второй торопливо пошаркал ногой по песку, и оба молча удалились.

     Младший перевел дыхание, а Старший продолжил о значении времени:
     - ...или трудился в поле. Освоение времени в те же Средние века - это был длительный процесс. В городах строили башни с колоколами: звон колокола указывал на начало  и конец рабочего времени. С 13 - го века существовали механические часовые механизмы - так появились башенные часы. И, наконец, были изобретены карманные часы -  форма личного учета времени, удобная для индивидуального пользования. А где-нибудь в 1400 году - на заре Возрождения, скажем, в Италии - человек уже полностью контролировал  время своей жизни, распределял его, как хозяин.   Вот тебе крохи сведений о труде и  времени, так сказать, история под микроскопом. А теперь пойди в ресторан, займи для нас столик и сделай заказ. Только прошу рук никому не ломать - на сегодня хватит. Я хочу позвонить.
   Младший сказал: "Хорошо" и направился к ресторану.


     На пляже, под горячим южным солнцем, далеко от линии прибоя, в кресле сидел человек. При желании он мог бы любоваться темно-синей морской гладью  с  белыми барашками, но, по крайней мере сейчас, такого желания не испытывал и дремал,  низко надвинув на глаза козырек бейсболки.  Раскрытая книга лежала на коленях. Зазвонил-запел мобильный телефон. Человек встряхнулся, достал телефон. И услышал мужской голос:
                                                                - " Когда при молниях, под  гром
                                                                   Мы в дождь сойдемся вновь  втроем?"
Человек засмеялся: - А-а, это ты. Очень рад. Когда ты предлагаешь?
Собеседник  продолжал цитировать "Макбета":            
                                                                - "Перед вечернею зарей".
                                                                -" Где встреча?" - включился   человек в кресле.
                                                                 - "В вересках".
     - Но там уже снег выпал! Зима!
     - А вот это предоставь мне. Место нам знакомое, уединенное, выкидывать никого не придется.
     - Хорошо. А твой парнишка будет?
     - Отчасти из-за него и звоню.
     - Что, затея оказалась бесполезной?
     - Нет, нет. Его вопросы и он сам будят во мне разные мысли. Хочу с тобой обсудить.
     -  Прекрасно. Значит, перед вечернею зарей.
 

      Выйдя из ресторана, они медленно побрели к выходу из парка.
      - Знаете, - говорил Младший, -  может, это безнравственно, но я совсем не осуждаю проституцию.  Мне кажется, эти, ну, путаны, немножко сходны с Вами.
      - Разве? - удивленно поднял брови Старший.
      - Ну, Вы доказывали, что зло идет не от Вас, грешит человек, а Вы его только наказываете. Так вот, сама путана зла не делает (ее тело - ее дело, правда?), а вот кто ее использует - он и грешит. Верно?
      - Довольно неожиданное сопоставление. Ты когда-нибудь общался с ними?
      - С путанами? Нет, что Вы!  А скажите, какие женщины самые интересные, или какие Вам больше всех нравятся?
      - Это зависит от региона. Разница уж очень велика.
      - А вот у нас, в Европе?
      - Польки.
      - Да? Почему?
      - Чем вопросы задавать,  постарайся познакомиться... Такого умного, утонченного кокетства, такого обаяния нет больше ни у кого.  А вообще ты еще очень зелен, подрасти сначала.
      - Самое последнее спрошу: что я буду делать около Вас? Вот конкретно, что?
      - Боишься?
      - Нет, я же только так... Хотя если честно, то немножко да,  боюсь.
      - Не бойся. Будь самим собой, но будь к себе очень требователен. Ты заметил,  как изменился за последнее время?
      - Ну, не знаю. Не в худшую сторону?
      - Не в худшую, - улыбнулся в ответ Старший.  


     Перед вечернею зарей все были на месте. Стояли  у огромного, теперь застекленного, пространства - стены бывшего кафе, любовались спускающимися сумерками. На небе уже проступила большая бледная луна. На горизонте горели золотом окна зданий, смотревших на запад. Но казалось, что и эти ярко горящие окна, и светлая луна - особенно  красивы  благодаря все застилавшему  снегу.  Под синевато-белым  снегом были крыши, деревья, улицы.
      Младший вытер платком стол и стулья, все уселись.
     -Тебе сегодня что-то очень грузинское досталось, - сказал Старший, наполняя стаканы. - А нам, грешным, спирт. Я сегодня выступил в роли историка, знатока европейского средневековья, - похвалился он. - Аудитория осталась довольна.
     - Еще бы. Ты сам история, - сказал Гость.
     - Как и ты, - парировал  Старший. - Моя история известна: от Люцифера ("несущий свет и надежду") до дракона (воплощение дьявола).
Помолчали. Потом Младший неуверенно начал:
      - Если можно, я хотел бы вас обоих спросить. Только заранее извиняюсь, если вопрос прозвучит коряво.
Старший изобразил преувеличенное внимание, а Гость сказал:
      - Ну что ты, Славик, спрашивай.
      - Мне самому странно произносить это, - начал Младший, - но как вы оба думаете? То есть думаете не о чем-то конкретном, а вообще думаете? Сам процесс, способ вашего мышления какой-то особенный? Каждую минуту сознаю, что рядом с вами я дурак дураком, вот и сейчас не могу точнее задать вопрос. Но понимаю, что сам ход мысли у вас какого-то иного уровня. Вот на эту тему скажите хоть несколько слов. - Младший обращался к двоим,  но Старший, как-то пригорюнившись, молча, смотрел в сторону. Ответил Гость:
     -  Если коротко...  Допустим, ты что-то рассказываешь. В этот момент ты озвучиваешь мысли, одну, другую, третью - в их последовательности. Но в твоем сознании вокруг каждой отдельной мысли есть еще мысли, связанные с главной, к ней относящиеся. Изложить все богатство мыслей в их связях с другими, менее важными и значимыми, в устной речи очень трудно. Легче это изложить в тексте, то есть записать. Но и на бумаге создать текст, то есть последовательно изложить все, о чем в данный момент думаешь, далеко не просто. Зато  компьютер охватывает и отображает всю сложность человеческого сознания: есть программы,  с помощью которых все мысли какого-то текста отображаются в их связях с попутными мыслями, в переходах от одной мысли к другой.
     - У меня иногда так толкутся мысли, что кажется, я их вижу, - взволнованно заговорил Младший,- (Старший мгновенно и так смешно изобразил почтительное любопытство, что Гость не удержался от улыбки, а Младший тоже улыбнулся и мельком подумал, что в присутствии Гостя Шеф сидит смирно, никакими  неожиданными позами себя  не развлекает). - Но они быстро исчезают (Старший соболезнующе покачал головой).- Потом вспоминаю: мог бы привести и тот, и этот аргумент, но все куда-то улетучились.
      -  Теперь о нас,- договорил Гость. - Благодаря Создателю, мы мысленно видим то, что хотим сказать, сразу во всех связях, со всевозможными переходами от одной мысли к другим. Это ткань довольно сложного плетения, причем, она живая, она пульсирует в нашем сознании и всегда в нашем распоряжении. И последнее: принимая вот такой облик (тут Гость показал на себя и на Старшего), мы никогда не используем  полностью свои умственные возможности.  Такой ответ тебя устроит?
     Младший прижал обе руки к груди и молча поклонился.

    Двое пили и тихо разговаривали. Младший молча смотрел на них и думал: "Куда я лечу, в какую пропасть?  Все равно, "дешевле, чем булавка". Они оба притягательны, как магнит. Вот так просто сидеть и смотреть на них, и слушать уверенный голос Шефа и совершенно особенный, почему-то  волнующий голос Гостя, - ведь это счастье. А кто они на самом деле? Те, за кого я их принимаю? Или ловкачи, иллюзионисты, гипнотизеры? Но зачем я им понадобился, я с моими обгрызенными ногтями? А их огромные знания? А чудесный хвостик, им я могу играть, где угодно и сколько угодно, надо только вспомнить о нем (хвостик успокаивающе шевельнулся в заднем кармане джинсов). Господи, да Шеф для меня уже столько сделал! О такой жизни, как сейчас, я и мечтать не мог. И чтобы иллюзионисты , или кто они там, тратили на меня столько сил и времени! Тогда, значит, что -  оба настоящие? Но ведь этого не может быть!" - тут  он невольно вслушался в разговор за столом:
    - Может! Так оно и есть! - горячился Старший.- Ты просто не знал, не допускал этого! Ты, слава богу,  не так зашорен,  как твоя свита,  но,  признайся, ты  не мог допустить, что я не таков, каким  вы меня привыкли считать.
   Гость сказал: - Лучше давай вернемся к определениям совести. Как тебе вот такое: малое зернышко, которое ждет своего часа, чтобы дать росток, потом разовьется, расцветет,  позволит человеку что-то осознать, покаяться и, наконец, наполнит его жизнь светом и радостью.
   Старший задумчиво покивал, соглашаясь.
    - Или так, -  говорил Гость, - это дремлющий зверь, он рано или поздно просыпается, чтобы острыми когтями терзать человека за предательство и клевету на невинных.
     -Твои определения поэтичны, красочны, но, разве не проступает в них наше с тобой бессилие? Да, мы оба в вечности, в культуре, но мы - бессильны. В определения совести  надо добавить жгучего перца. Нам нужно найти в совести что-то такое бесспорное, за что ее можно было бы вытащить из человека, как малыш за хвост или лапу вытаскивает  котенка  из-под дивана. Пока для меня самое убедительное то, что совесть - бесценный дар Всевышнего человеку, компас в этом безумном мире, -  но об этом я уже говорил однажды, здесь же сидя.  
     И опять сидели молча, изредка отпивая из стаканов. Узкие длинные лампы, укрепленные высоко на потолке, освещали бетонные стены, замусоренный пол, вывеску, стоящую кверху ногами. Вдруг Младший сказал: - Посмотрите, как красиво!
     В синих сумерках  зажглись оранжевые фонари. Над самой террасой стояла полная яркая луна. Мороз, видимо, усилился: на стеклянной стене появились белые кружевные узоры.
    Младший заговорил:
    - Вы оба такие совершенные создания, а думаете о совести, о людях, которые и состоят-то из одних недостатков.
    - Не преувеличивай, - отозвался Старший. - Сам только что обратил наше внимание на чудесный зимний пейзаж - значит, не все люди состоят из одних недостатков.
     - Нет, я серьезно спрашиваю.
     - Мы  вообще не можем отвести взгляд  от людей. С недостатками, без недостатков - они притягивают нас, как магнит  железную стружку. Мы оба, -увлеченно говорил Гость, - ценим людей именно за то, чего нет в нас самих, - за способность к изменениям, к совершенствованию. Этими возможностями обладает каждый человек ("Да не каждый ими пользуется", - в скобках заметил Старший). А мы - такие, какие есть, мы созданы раз и навсегда. Поэтому нас и влечет к людям.
      Старший спросил: - Слышал когда-нибудь про ленту Мебиуса?
      - Краем уха.
      - Лента, концы которой соединены, допустим, склеены, но до этого один конец перевернут на 180 градусов. На первый взгляд, у такой ленты две разные поверхности, на самом деле - только одна. То есть лента имеет одну сторону, двигаться по ней можно вечно, она - символ бесконечности. И создания более совершенные, и менее совершенные идут практически одним путем (для отдельного человека  он  короток, для всего человечества -  безграничен, как и для нас с ним). Но жизнь ваша меняется, в ней появляются все новые достижения искусства, науки, техники. А мы ничего не добавляем к ходу жизни на Земле. И нам остается смотреть на все, нам  недоступное, с завистью, как туземцы смотрят на проносящийся мимо поезд "Сапсан". Вот таков расклад  на самом деле, - закончил Старший и хлопнул ладонью по столу.

      С Младшим что-то происходило: он смотрел перед собой остановившимся взглядом, в ушах шумело,  выпрямилась и напряглась спина.  "Что это с глазами? Вот бы сейчас взглянуть в зеркало,"- пронеслось в голове. Он услышал мягкий голос Гостя: "Славик! Что с тобой?" Но было уже поздно.
     - Вы себе противоречите, - звенящим голосом обратился он к Старшему. - То Вы говорили одно, теперь говорите другое!
     У Старшего вспыхнули глаза, он молча слушал. А Младший полетел, как с горы.
     - Помните, еще тогда, в первый раз, Вы говорили о совести, что она могучий рычаг, что отношение людей к совести можно подправить. Тогда я мало, что понимал, но это запомнил. И призывали вот их ( кивок в сторону Гостя) не быть пассивными. Мол, вдвоем вы многое сможете.        
     - И что?
     - А сейчас Вы уже ни о каких  усовершенствованиях не упоминаете, ссылаетесь на свою природу, будто  вы оба, как мухи, застывшие в янтаре. Какая же позиция у Вас настоящая? Чему я должен верить?
     - Насчет "верить". Помнится, кто-то мне признавался, что и в бога не верит?
     - И не верю!
     - Знаешь, не бросайся-ка ты словами! Может быть, ты и в нас двоих не веришь? - взгляд Старшего был пронзительным, неумолимо требовательным..
     Младший дрожал, как в лихорадке, губы не слушались, но он стиснул руки и продолжал:
     - Все не так просто! Станьте на мое место! Вы бы  сами всему верили, что со мной происходит? Я невольно подслушал  ваш разговор - Вы опять возвращаетесь к старым обидам, к церкви. Да бог с ней, с церковью... И вообще, сейчас  Вы уходите от ответа!
      - Не зарывайся!!
Вот оно! Из застывшей маски лица на него опять  устремился тот памятный взгляд - не взгляд - поток леденящей угрозы. Секунды? Минуты? В ушах шумела кровь каким-то повторяющимся звуком: "Шух! Шух! Шух!"  Наконец , он расслышал голос Гостя:
      - Довольно. Разрешаю каждому по последней реплике.
Младший сказал:
      - Пока не знаю, верю или нет. Но я весь, абсолютно весь с Вами и с Вами (это относилось к Гостю).
Старший:
       - Демонстрирую выдержку и благоразумие и отказываюсь от реплики.
    Младший (он сидел лицом к стеклянной стене) сказал:  - Смотрите, салют!
Высоко в темном небе цвела иллюминация:  красные, белые, зеленые, фиолетовые  огни  вспыхивали, разрастались, потом осыпались и гасли.  
Все сидели молча, успокаивались. Гость думал: "Вот их сходство, которое я предвидел. Оба бунтари".

     - У вас никакой еды нет с собой? - вдруг спросил Гость.
     - У нас всегда с собой маслины, - с гордостью ответил Старший, а Младший быстро достал из сумки (опять висела на спинке его стула) уже знакомую пластмассовую банку, полную маслин, и придвинул ее Гостю. Немного погодя, Гость заговорил:
     - Люди - это моя любовь и боль. И  я согласен с тем, что совесть - компас для человека в преодолении трудностей. Но есть еще одно - совесть всегда проявляется в чем-то конкретном. Во мне проснулась совесть после одного случая. Это произошло  давно, еще до главных событий моей жизни.
Старший и Младший внимательно слушали, Старший перестал двигать по столу туда-сюда свой стакан.    
    - Я тогда только вернулся из Египта, нигде надолго не задерживался, в общем -то шатался без дела. Однажды под вечер шел по базару, хозяева уже запирали лавки, покупателей почти не было. И заметил странную фигурку: девочка лет девяти, бедно одетая, почти в лохмотьях, сидела на земле, и перед ней, тоже на земле, лежала кучка мелких зеленых, на вид совершенно не съедобных , яблок. Она явно ждала покупателя. Когда я приблизился, она впилась в меня каким-то жгучим взглядом и тут же снова поникла. Я прошел мимо. Помню, в эти минуты я любовался солнцем: оно  уже коснулось горизонта, и его пересекала узкая длинная тучка.  Карманы у меня были пусты, но в котомке еще оставались две лепешки. Я подумал, что могу отдать их девочке (что она  не просто голодная, а изголодавшаяся - было понятно с первого взгляда).  Словом, я вернулся - девочки не было. Обошел весь пустой базар, смотрел по сторонам - она исчезла. Потом несколько дней ходил туда, чтобы найти эту девочку, спрашивал о ней - все бесполезно. И вот эта нищая девочка, которая молча, одним своим жгучим взглядом молила меня о помощи, а я прошел мимо ( голос рассказчика задрожал, но он повторил: "прошел мимо") - она осталась в моей душе навсегда. Потом,  когда из последних сил  нес крест и каждый шаг приближал меня к  казни, я повторял: если все выдержу и останусь жив - отыщу ее, помогу, спасу. На кресте ясных представлений  уже не было, только вспоминалась кучка зеленых яблок, и вслед за этим  я погружался в сознание своей вины... - Гость замолчал.
      Младший  давно слушал рассказ Гостя  с закрытыми глазами. Ему казалось: его обдает жаром и запахами того далекого дня, он смотрит на разгоряченную толпу  людей в темно-ярких лохмотьях, слышит шум и выкрики на незнакомом языке, угрожающие жесты... Кому угрожают?
      Сознание  раздваивалось, он сказал себе ("Ну, наконец, все ясно: я рехнулся!"):  вон там была эта пестрая движущаяся толпа, а здесь, рядом с ним за столом сидели Гость и Старший.   На Старшем он остановил взгляд: Шеф сидел опять в странной позе:  весь  вытянувшись вверх, но при этом изогнув спину  ("Как горбатый,"- подумал Младший).  И у Старшего, и у Гостя лица выглядели необычно, будто они долго пробыли на солнце.
     Тем временем  пестро одетая толпа куда - то двигалась,  словно текла. На мгновение  Младшему удалось увидеть, вокруг чего люди группировались, - это был длинный, на вид очень тяжелый крест. Но вот кто его нес - разглядеть не удавалось.
     Он взглянул еще раз на тех, с кем сидел за столом, и понял: они оба там,  в этом пекле, среди шума и выкриков, вот они где. И у Шефа на спине не горб - это крылья, сложенные крылья...
      На какое-то время Младший лишился  сознания. Потом  понял: он  слышит, что кричит, обращаясь к нему,  Старший:
     -... и не надо, не верь!  Думаешь, главное - это верить? Ошибаешься!  Главное - никогда не забывать  того, что сегодня узнал, сейчас видел! Чтобы это зрелище прожгло твою душу насквозь, как  тогда прожгло мою! В том, что ты не веришь, виноват не ты, уже тысячи лет  виновата церковь. Чтобы сделаться человеком, надо всегда помнить только это: как Он (Старший показал рукой, кто этот "он") идет, обливаясь потом и слезами, и казнит себя за то, что не помог нищему ребенку! Если  в твоей душе навсегда останется картина страстей Христовых - ты человек!  Хочешь - верь, хочешь - не верь:  главное - ты  навсегда человек, и душа твоя бессмертна!  И, черт меня возьми,  давайте же, наконец, выпьем!!


      Младший сидел, поставя локти на стол и  спрятав лицо в ладонях.  Старший  коснулся его волос, осторожно разгладил короткие завитки, провел рукой по голове. Младший глубоко вздохнул, опустил  голову на руки,  и скоро дыхание его сделалось ровным - он спал.  
      Двое тихо разговаривали.  Старший доставал из банки маслины и выкладывал на столе замысловатый узор.
      -  У меня к тебе два важных вопроса, один из них имеет практическое значение, - говорил он. - Первый. Не сомневаюсь, ты со всей ясностью помнишь тот день. Вопрос: когда ты нес этот проклятый крест, ты действительно верил, что будешь распят и после этого воскреснешь?
      - Помню день по минутам, но также знаю, что иногда впадал в забытье. Вот  как шел, как привязывали - помню. Сегодня я рассказал вам об этой девочке. Но в тот день я еще не понимал, что встреча с ней дарована мне Создателем, чтобы пробудить во мне совесть и теснее связать с человечеством.  А человечество меня весь день осыпало насмешками и проклятиями. Уж они-то не верили ни в какое воскресение. Отец наш все время был со мной, я знал,  Он - рядом. И вот, веря в Него, я верил и в возможность  воскресения после казни. Но не забывай:  я - Сын Человеческий. А вокруг была плотная атмосфера враждебности, я страдал от этого и потому острее чувствовал приближение неминуемой смерти. Вот все, что могу тобе ответить.
Старший  смешал маслины, которыми до этого занимался, и сказал:
     - Я смотрел тогда на твое лицо, искал на нем отсвет веры в будущее воскресение - и не находил. Спасибо тебе за ответ.  Примерно так я и представлял себе твое состояние. Теперь второй вопрос -  о роли вот этой мошки, которая спит. Неужели он случайно оказался на нашем пути? Или его появление - как когда-то и твоей девочки с яблоками - Божий промысел?


  Теперь Гость указательным пальцем двигал маслины по столу, выкладывая ими замысловатый рисунок.
  - Как вы встретились? - спросил он.
  - Я оказался около игральных автоматов, а он только что отошел от них  и остановился, глядя на меня. Я думал: сейчас попросит денег. Нет, просто стоял, загораживая мне дорогу. И все так же глядя.  Я обошел его, но через несколько шагов оглянулся: стоит, как вкопанный, и не сводит с меня глаз. Ну, такое внимание льстит, я подозвал его и сразу представился. Мы пошли рядом, и он начал мелко дрожать. Ну, и так далее.
  - Он восприимчив и сильно меняется от одной нашей встречи к другой.
  - Да. Сначала я думал, если не получится адвокат дьявола, сделаю из него современного Титивиллуса.
  - Кто  это?
  - Ну, в раннем Средневековье просто чертенок, отвлекал и дразнил монахов-переписчиков, чтобы они делали ошибки (Гость усмехнулся). Думал, этот хрупкий парнишка пригодится, чтобы дразнить программистов, всячески им мешать. Но сейчас отказался от этой мысли. Я думаю, в нем есть тайна. Он неспроста при нас оказался.
   - Готов с тобой согласиться. Уж очень быстро, прямо на глазах меняется. Духовное усложнение, ум, активность, характер - все говорит в его пользу. А ты видел, как у него пылали глаза, когда он на тебя накинулся? Был очень похож на тебя в эти минуты.
     Тот, о ком они говорили, зашевелился, просыпаясь, и Старший заторопился:
   -  Допустим, этот юнец - испытание для нас. Но! Для тебя, любимого детища, - оно понятно. Но выходит, что и для меня? Меня?! Просто боюсь  выговорить свое предположение: я привлечен? Через столько веков мне дается шанс? Может ли это быть? Что скажешь? - Старший задыхался от волнения, в глазах его стояли слезы.
   - Думаю, это возможно,- ответил ему Гость. - Уверенности нет, но будем оба уповать и надеяться, и я, и ты.


      Младший  зевнул и сказал:
     - Извините, я заснул.  Я не храпел, вам не мешал? (Его заверили, что не мешал).- Я сейчас видел во сне, - продолжал он, улыбаясь, - что пришел домой, меня так хорошо встретили, родители рады, а у меня для них подарок - телевизор с большим экраном. И торт. И мы так хорошо сидим за столом все вместе, пьем чай.
    Старший выхватил из кармана и протянул Младшему какой-то пакет:
   - Осторожно, это деньги. Еще не очень поздно. Несись в серьезный магазин. Заплати продавцу, чтобы тебе выбрали лучший из самых больших телевизоров и вези домой  Ты в технике разбираешься?
   - Я нет, но отец все умеет.
   - Прекрасно! На обратном пути пошли водителя за тортом.
   - Большое Вам спасибо!
   - Быстро, быстро, быстро!
    И они остались вдвоем. Старший сказал Гостю:
    - Видишь, тоже сын человеческий, хотя и другого масштаба, - и Гость с улыбкой кивнул.
Они еще полюбовались на красивый и  очень сложный узор в восточном вкусе, выложенный черными  маслинами, потом встали и ушли.

   Вслед им послышался тонкий, пронзительный звук очень большого (теперь никому не нужного) разбиваемого стекла. Его куски долго со звоном, сталкиваясь друг с другом,  сыпались вниз, разбиваясь на более мелкие, как вдруг, летя с высоты, их настигал крупный кусок.  Пробиваясь сквозь мелкие, он с пронзительным звоном дробил их, превращаясь вместе с ними в стеклянную пыль, и она, смешиваясь с мелким сухим снегом, который как раз пошел, летела и летела к земле. Потом все стихло.