Гуцы!

     «Ну, почему?! – досылая патрон в патронник, скрежетал зубами «младшой». – Почему Гусев! Почему не Фома, не Корыч? Или, хотя бы Жека!»
    Но именно Гусев бежал сейчас рядом. Остальные остались там, в лесу. Считай, всё  его отделение. Всего пять минут! Каких-нибудь пять минут назад они были ещё живы. Фома, Корыч, Жека. Ефрем и Дрон.
     Младший сержант Васильев, командир отделения русской роты космодесанта ломился сквозь заросли кустарника, и очень надеялся, что за треском сучьев не слышны его слёзные всхлипывая.

     Первым гуцев увидел Женька Крюков, хоть и шёл замыкающим. Не заметь он их, может, и обошлось бы. Отсиделись бы гуцы, не рискнули бы первыми начать. Не такие уж они и герои, эти гуцы, с виду почти как люди, только более головастые и рахитичные. Да ещё лысые и скользкие.
     Но Женька увидел. И, только и успел, что крикнуть: «Гуцы!» А в следующий миг «бронник» у него на спине вздулся и разлетелся в клочья. Стреляли из крупнокалиберного пулемёта. Практически в упор. Ветка ближнего куста чуть качнулась. 
     Туда-то Васильев и выпустил всю обойму. Ещё он успел увидеть, как откинуло Дрона, как медленно оседает Корыч, как покатился по земле Гусев, и как, пригибаясь, бежит Ефрем. И только он сам да ещё Фома, успели открыть ответный огонь. Они шли первыми и оказались под прикрытием толстых стволов секвой. Потому и не достала их пулемётная очередь.
     Потом бухнула граната. Васильев инстинктивно вжался в землю, а когда поднял голову, всё уже стихло. Он сменил "рожок" и перекатился за соседнее дерево. Там оказался Фома. Он лежал навзничь, широко раскинув руки. Шлем съехал на сторону, а во лбу зияла дыра.
     – Саня-а! – простонал Васильев. – Как же ты так, Саня!
     Передёрнув затвор, он приподнялся на локтях. Из-под вывороченного взрывом куста торчал покорёженный пулемёт.
     Васильев подскочил к укрытию гуцев. Два обнажённых тела, покрытых зелёной слизью ещё шевелились. Он нажал на спусковой крючок:
   – Твари-и-и!
    Гуцы на удивление живучи. Ему пришлось разрядить весь магазин, прежде чем гуцы затихли окончательно.
     Сзади, откуда-то снизу, от земли послышался голос Гусева:
     – Витёк, ты? Гуцы где?
     – В нигде!
     Гусев – нехороший чел. Скользкий. Не любили его. Один только Дрон с ним корешился. Остальные чурались. Ему даже прозвища никакого не придумали и если обращались, то только по фамилии. Гусев это чувствовал. Подлизывался. Предлагал называть себя бароном, типа на "гражданке" у него кликуха такая была. Барон... Марамой он, а не барон!
     Гусев поднялся из едва приметной ложбинки. Целый и невредимый. Вот ведь как! Из всего отделения он один успел увернуться от пулемётной очереди. Но "младшому" не хотелось думать, что Гусев оказался самым ловким и сообразительным. Скорее уж, это Корыч подарил ему шанс падая слишком долго, или бегущий Ефрем отвлёк на себя внимание гуцев. А вернее всего, Гусев заметил гуцев раньше Женьки Крюкова и бросился в укрытие. Это верней всего. Потому как сволочь он!
     Гусев покосился на гуцев:
     – Во как рвануло! Между прочим, это я гранату бросил! Сколько их там?
     Он подошёл ближе:
     – Всего двое? Вот подонки!
     Он стряхнул с плеча прилипшую травинку, начал оттирать перепачканные землёй колени:
     – А наших-то парней вон сколько положили. Считай, всё отделение.
     Потом подозрительно огляделся:
     – Витёк, а Фома где? Блин! Так и знал, что струсит и убежит!
     – Заткнись, дурак! За деревом он. Осколком его...
     – И ему кабздец?
     Васильеву показалось, что Гусев едва сдерживает радость. Не ладили они с Фомой.
     – Ну, ты и ...!
     – Э, ты чего, Витёк?
     – Посмотри что с Ефремом, кажется живой он. Перевяжи! – приказал "младшой". Гусев числился санитаром отделения.
     – А чего смотреть-то, и так ясно – не жилец. Вон как дёргается.
     – Перевяжи, говорю!
     – Нафиг, пусть хоть помрёт спокойно!
     – Ну, ты и сволочь! – Васильев склонился над раненым. В нос ударил тошнотворный запах внутренностей.
     Гусев стоял рядом. Широко расставив ноги, держа автомат на перевес:
     – Слышь, Витёк, как думаешь, что теперь тебе будет? Ты же, считай, за двух гуцев всё отделение положил!
     "Младшой" аж зубами заскрежетал:
     – Падла ты!
     Он смотрел в противные узкие вечно бегающие глазки Гусева и ему хотелось вмазать по этой поганой плоской роже, свернуть на сторону этот носяра.
    Гусев попятился:
    – Ты чё, Витёк, базар фильтруй! 

     Прибежал взводный:
     – Васильев, что у тебя?
     – Засада. Потери - минус четыре, – Васильев глянул на затихшего Ефрема и добавил. – Пять.
     Лейтенант подтолкнул «младшого»:
     – Вперёд, младший сержант. Остальное потом. Всё потом. А сейчас – командуй!
     И заорал:
     – Вперёд! В атаку!

     Младший сержант Васильев продирался сквозь густые заросли кустарника. Пальба слышась всюду, и слева и справа и спереди. Рота уже атаковала посёлок гуцев и только его отделение замешкалось.
     По лицу его текли слёзы. Там в лесу, при виде неподвижно лежащих тел сердце его колотилось гулко и часто, как от зрелища чего-то ужасного и непоправимого. И только теперь он со всей ясностью осознал, что товарищи его погибли.
     Кусты кончились как-то сразу. И тут же начались огороды. "Младшой" упал за чахлую изгородь. Крайняя изба стояла почти у леса, совсем рядом. Послышался звон битого стекла.  Из бокового окна высунулся ствол. Застрекотала пулемётная очередь. Васильев отстегнул гранату, приготовился бросать. Стреляли не в него, куда-то в сторону. Ему хватило времени примериться к броску как следует.
     Запыхавшийся Гусев повалился ему в ноги. Схватил за рукав:
     – Ты чё, Витёк, не навоевался ещё? Может, хватит на сегодня?
     Васильев вырвал руку из цепких пальцев Гусева:
     – У, гнида!
     И, размахнувшись, бросил гранату. До избы было совсем чуть-чуть. Попасть – раз плюнуть. Ему даже не пришлось размахиваться в полную силу. Но, уже выпуская гранату, он почувствовал, что что-то не так.
     И в правду!
     Граната угодила в оконный переплёт и, срикошетив, упала на землю где-то под стенкой.
     Бабахнуло. Пулемёт на мгновение замолк, и тут же разразился новой очередью. Васильев вжался в землю. Теперь уже стреляли по нему. От изгороди полетели щепки.
     Васильев отполз чуть в сторону и взял вторую гранату. На этот раз он бросал не целясь. И, странное дело, уже заранее знал, что попадёт.
     Взрывом вынесло и оконную раму, и входную дверь.
     Васильев бросился вперёд. Припав к стене, заглянул внутрь. Гуца разметало в клочья. «Младшой» вскочил в сени, ногой снёс ещё как-то висевшую внутреннюю дверь, и дал очередь веером. И только потом осмотрел жилую часть избы.
     Молодая гуцка лежала на полу прикрывая своим телом какой-то свёрток. Огромные водянистые глаза смотрели не мигая. Васильев подошёл ближе. Кажется, живая. Автоматная очередь прошла чуть выше.
     Сзади подкрался Гусев. Оттолкнув "младшого" подскочил к гуцке. Ударом ноги отшвырнул её в сторону и, склонившись над свёртком, потянул край ткани. 
     – Гуцый ублюдок! – усмехнулся он и коротко ткнул прикладом. Послышался глухой треск.
     С диким воем гуцка бросилась на Гусева. Тот попытался схватить её, но, не удержав скользких рук, ударил кулаком в лицо и толкнул на стену. Гуцка медленно оползла на пол.
     Отставив автомат, Гусев принялся стягивать "бронник":
     – Ну что, Витёк, развлечёмся? Имеем право! Заслужили! Хочешь, ты – первый!
     Васильев отступил назад.
     – Ну, тогда – я, – Гусев схватил обмякшую гуцку. Плотоядная ухмылка кривила его губы. – Помоги, Витёк! Подержи. Скользкая, как зараза!
     Младший сержант Васильев молча поднял автомат.

     С улицы донёсся истошный крик взводного:
     – Васильев! Васильев, мать твою!
     «Младшой» высунулся в окно:
     – Здесь!
     Гусев проворно отпихнул гуцку.
     – Витёк! Офигел?– он лихорадочно натягивал штаны. Если взводный увидит его в таком виде, трибунала не избежать. – Подставить хочешь?
     Лейтенант заглянул в дверной проём:
     – Васильев, что у тебя?
     – Чисто!
     – Давай сюда, живо! – лейтенант в нетерпении поглядывал по сторонам. – Гуцы на том краю села закрепились. У них там целая система дотов. Научились воевать, сволочи! Второй взвод напоролся. Помощи просит…
     – Патронов мало, – доложил Васильев.
     – Патроны будут, – заверил его лейтенант. – С гранатами - хреново.
     Он посторонился пропуская Васильева, и снова заглянул в избу:
     – Гусев! Особого приглашения ждёшь?
     – Я пленного охраняю! – отозвался тот.
     – Пленного?! – лейтенант вскочил в избу.
     В углу копошилась гуцка. Она ещё не пришла в себя после побоев и жалобно стонала, пытаясь сесть.
     – Я тебе покажу!  – вознегодовал взводный. – Пленного он охраняет! А, ну! Марш вперёд! У гуцев бабы не воюют!
     Он толкнул Гусева в спину направляя к выходу:
     – О! У тебя ещё и граната осталась!

     Собрав взвод, лейтенант повёл своих людей к краю села, туда, где слышалась отчаянная перестрелка.
     Васильев огляделся. Похоже, на гуцев напоролось только его отделение. Два других обошлись без потерь.
     Выведя взвод на позицию, лейтенант приказал окапываться, а сам отправился к ротному. Пока рыли окопы, стрельба понемногу начала стихать, а потом и вовсе наступила тишина.
     Васильев выглянул из укрытия.
     Он уже знал – ребята рассказали – пока первый и третий взводы зачищали село, второй пытался выбить гуцев с господствующей над местностью высотки. Но у гуцев там оказались настоящие доты и наши понёсли большие потери.
     Что будет дальше, никто не знал. Вероятней всего, вызовут штурмовую авиацию, потому как идти на штурм верная смерть, а они не пушечное мясо!
     Васильев пытался изучить местность. Три дота расположенные на возвышенности были хорошо различимы. Четвёртый находился где-то на другой стороне холма. Должно быть, именно на него второй взвод и напоролся. И как они его не заметили! Серый бетон дотов резко выделялся на фоне сочной зелени. А чёрные точки амбразур….
     Васильеву, вдруг, представился снайпер, целивший ему прямо в лоб, и он поспешил опуститься на дно окопа.
     Нет, без авиации здесь делать нечего.
     Вернулся взводный. Велел собрать оставшиеся гранаты. Потом объяснил:
     – Нужно подползти поближе и закидать дот гранатами. Добровольцы есть?
     Но, на роль легендарного Александра Матросова желающих не нашлось.
     – Ну, тогда, – лейтенант задумался. – Кто у нас дальше всех гранаты метает? Гусев? У него, кстати, и граната оставалась! Так что, всё по-честному!
     – Я не могу, товарищ лейтенант, у меня рука, – начал оправдываться Гусев. – Я ещё там, в лесу, её вывихнул. Спросите у командира отделения, он подтвердит. Скажи, Витёк! Вы не думайте! Просто, не хочется ребят подводить!
     Лейтенант презрительно хмыкнул.
     А Гусев, вдруг, приободрился и даже заёрзал от волнения:
    – Я вот что подумал, товарищ лейтенант!
    – Ну.
     – Это…, как его…, короче, – Гусев явно выдумывал на ходу. – Нам рассказывали, что гуцы восстали потому, что у них где-то ребёнок родился не с четырьмя пальцами как у всех, а трёхпалый и это, будто бы, знак того, что он, типа, их новый Мессия. Типа, посланник божий….
     – К чему клонишь-то, теолог хренов!
     – Так, это…, – Гусев ёрзал всё сильнее. – Там, в крайней избе, баба осталась ихняя. С детёнышем. У него, кажись, три пальца на руке! Ага, точно три. Сам видел!
     Лейтенант насторожился:
     – Ну-ка, ну-ка….
     – Так я и говорю…. Может, это и есть тот самый Мессия…. Показать им бабу с ребёнком…. Гуцы как увидят, что они у нас, так сразу и сдадутся!
     Лейтенант сорвался с места:
     – А ну, айда к ротному!
     Ему тоже не улыбалось штурмовать доты. А то, что со страху наплёл тут Гусев, вполне могло оказаться правдой. С чего вдруг гуцы, чуть ли, не укрепрайон здесь создали? Таких селений лейтенант повидал уже немало. И нигде гуцы такого сопротивления не оказывали. Постреляют-постреляют и разбегутся. Те ещё вояки! 

    Поначалу, к рассказу лейтенанта ротный отнёсся скептически:
     – Что ты мне тут впариваешь! Какой ещё Мессия! Если бы это было действительно так, гуцы бабу эту с дитём в одном из дотов держали, а не в избёнке крайней прятали!
    – Там пулемётчик был, – отстаивая свою версию, возразил лейтенант. – И, потом, у них логика своя какая-нибудь может быть.
    – Своя, какая-нибудь, – недовольно пробурчал ротный. У него тоже своя логика была. Ему очень хотелось самому взять эти треклятые доты. Но, похоже, без авиации и вправду не обойтись. – А ну, давай сюда эту бабу! Посмотрим, что за уродец у неё там!

    Должно быть, несчастная гуцка тронулась умом. Она баюкала мёртвого ребёнка, прикладывала к груди, кажется, что-то напевала. Наверное, колыбельную.
     Пытаясь разглядеть детёныша, ротный подошёл к ней вплотную:
     – Так он же мёртвый!
     Встретившись с безумным взглядом мамаши, невольно отступил назад:
     – Пальцев сколько?
     – Три! – выдохнул лейтенант. – Еле разглядел. Ни в какую показывать не хотела! Но, то, что три – факт!
    – Отлично! – обрадовался ротный. – Готовься, парламентёром пойдёшь! Бабу им покажешь. Только близко не подходи, чтобы чего лишнего не разглядели. Объяснишь: если не сдадутся, порешим обоих!
     – Как я им это объясню-то?
     – Как-нибудь! – ротный начал злиться. – Придумай что-нибудь! На пальцах покажи, мол, если лапы к верху не подымут, бабе с дитём секир-башка сделаем. Думаю, такое – поймут!

     Лейтенант вышел из укрытия. В одной руке он держал белый флаг, в другой сжимал нож, приставленный к горлу несчастной гуцки.
     Он не прошёл и половины расстояния отделявшего позиции его взвода от дотов, а навстречу уже выходили гуцы с высоко поднятыми руками.

     За этот бой многие получили награды.
     Восстание гуцев вскоре было подавлено окончательно.
     Русской роте космодесанта прибыло пополнение и рядовой Гусев, поблёскивая на груди медалью, часто рассказывал молодым бойцам эту историю, всякий раз приукрашивая её новыми героическими подробностями. Младший сержант Васильев при этом молча отворачивался и думал: «Ну, почему? Почему, именно, Гусев!»