Однолюбка

 Наверно, так и должно быть, по крайней мере у Татьяны какое-то предчувствие по этому поводу было, оно мучило ее, настороженно сопровождало из месяца в месяц, изо дня  в день - этот нарыв должен был когда-нибудь прорваться…И он прорвался неожиданно, в самый неподходящий момент, хотя разве у боли бывают подходящие моменты? Но он прорвался именно в тот момент, когда она была особенно слабой, растерянной, когда почва уходила из-под ног и жить не хотелось. Да, именно в такой момент, когда ей поставили страшный приговор - рак, муж, ее любимый человек, отец ее детей, опора, надежда, именно тогда он объявил ей, что уходит навсегда к другой женщине, которую любит уже давно и с которой тайно встречается два года.

         Илья будто забыл о том, что она  неизлечимо больна, что ей, может быть, не так много и осталось…А дети еще подростки..Муж говорил о том, что когда она будет лежать в больнице, то он будет забирать детей в новую семью, так что пусть не переживает: детей поддерживать будет.

    Он говорил и говорил, а она стояла и молчала, вспоминая, что он давно уже не спит с ней: наверно, брезгует…Вспомнила, как он как-то так отнесся к ее сообщению о страшном диагнозе - как-то так отстраненно, спокойно, словно что-то давно уже решил для себя…Предчувствие у нее было, оно мучило ее душными ночами, когда она вскакивала с постели, капала сердечные, уходила в другую комнату, чтобы не тревожить сон мужа, но беда ее стерегла цепко, и сначала она навалилась на нее болезнью, а потом еще и предательством.

            Где-то она читала, что беда не приходит одна - до трех раз надо считать. Боже мой, ее мысли сразу заметались вокруг детей - только не они! Сама под нож, на химию, на плаху, пусть одинокая постель, пусть пеплом голову осыпает, но только бы у детей все было нормально!

    А ее мальчики резко так повзрослели и очень мужественно приняли и новость о ее болезни, и уход из семьи отца. Современные пятнадцатилетние мальчишки, наверняка, раньше матери догадались о двойной жизни отца. За его сборами наблюдали молча, только когда отнесли чемоданы к машине и зашли в комнату, где она сидела ошеломленная, потерянная, скукоженная, не проронившая ни слезинки, Сашка, ее спортивный, красивый Сашка, сказал, как отрезал:  «Ну вот, отца у нас больше нет! Не переживай, мама, прорвемся!»

           Они  родились с интервалом в несколько минут. Как Илья гордился своими сыновьями: хорошо учились в школе, занимались спортом, помогали матери по дому, с удовольствием ездили с отцом на рыбалку! Конечно, у Сани характерец еще тот - в бабушку пошел, та всю жизнь начальницей была, привыкла командовать, а Лешик - покойный, ласковый мальчик - в деда пошел, которым бабушка всю жизнь командовала, но тому это, похоже, и нравилось, потому как жили они душа в душу. 
      
           Это ее, Танины родители, а бабушку и дедушку по линии мужа ее мальчишки видели редко: жили они далеко, люди были по характеру суровые и неласковые, выбор сына не одобрили, потому что прочили ему в жены совсем другую девушку…и ездили в гости только к дочери, которая оправдала их надежды. Илья же карьеры не сделал, из института ушел, где работал на кафедре, но не потому ушел, что семью кормить надо было, а потому, что наукой заниматься ему было неинтересно. Родители же такое решение сына не приняли и на многие годы затаили обиду и на сына, и на невестку.

   Спустя несколько дней Татьяна узнала, что Илья сошелся с о своей первой любовью, которая так нравилась его родителям. Они даже приехали  в его новую семью по случаю праздничного вечера воссоединения. Илья ходил ошалевший от счастья, он буквально летал, как-то помолодел даже. Татьяна же совсем осунулась, она уже перенесла операцию, химию одну, другую…Все это время ее мать была рядом. Она следила за мальчишками, которые беспрекословно слушали ее - откуда в ней была эта сила убеждения, заставляющая окружающих людей слушать ее, делать так, как она говорит?..Да только бабушка все взяла в свои руки, подставила надежное родительское плечо в самую трудную минуту, вселяла в дочь оптимизм, следила, чтобы та выполняла все рекомендации врачей, и, вообще, вносила в их семью уверенность, ту самую уверенность, которой напрочь была лишена ее нежная, растерянная дочь.

     Татьяна стала потихоньку привыкать к своей жизни в другом измерении, то есть без работы, без подруг, которые как-то отошли, осталась только подруга детства, которая все страшное и больное время терпеливо была рядом и поддерживала как могла. И эта жизнь в другой плоскости была нелегкой, но к ней надо было обязательно привыкнуть, иначе можно было просто сойти с ума. Врачи сказали, что все ужасное позади, а теперь надо ждать, куда повернет болезнь: то ли она просто затаилась на время, то ли ее, действительно, приглушили, задавили, и есть надежда на выздоровление…

      Именно мать Татьяны убедила ее, что начать жить с чистого листа никогда не поздно даже в такой ситуации. Она и училась жить заново, по другим человеческим законам, экономно расходуя собственные силы и даже, кажется, экономя на глубоких, полноценных вдохах - так по крайней мере ей тогда казалось. При встрече с бывшим мужем, а он иногда заходил к ним, чтобы проведать сыновей, которые дальше квартиры общаться с ним категорически отказывались, как их ни убеждала  Татьяна; она здоровалась и уходила в другую комнату, потому что понимала, что выглядит жалко в парике, такая вся осунувшаяся, похудевшая и подурневшая. Мать Татьяны в такое время выходила на балкон и курила. Она не вмешивалась в отношения детей с отцом, хотя это могло показаться странным, потому как не похоже было на  ее характер, но бывшая теща стойко держала нейтралитет. От друзей Ильи она знала, что он собирается с новой женой уезжать за границу. Что ж, может быть, это даже к лучшему…

       Весна в тот год выдалась ранняя и дружная, и однажды, проснувшись, Татьяна почувствовала какое-то покалывание в ногах, в пальцах рук - во всем теле, приятное такое пощипывание, словно организм пробуждался после сна, на душе было томительно-радостно; женщина испугалась и обрадовалась одновренно: она, кажется, возвращалась к жизни! Дома семья  уже  справлялась без бабушки. Сыновья заканчивали десятый класс, уже бегали на свидания, увлекались современной музыкой, общались по интернету с отцом - они помягчели к нему и, кажется, простили его. Татьяна мечтала к осени выйти на работу, потому что безделье ее утомляло и морально подавляло, опять же деньги нужны…Через какой-то год сыновьям предстоит выбирать вузы, отец манил Лешу продолжить образование за границей: он там неплохо устроился.

   Так вот о весне...У Татьяны отросли волосы, посвежели щеки, стали выразительнее глаза, и постепенно затягивались душевные раны - возвращение в нормальное измерение жизни, в плоскость обычных радостей даже на уровне быта было приятным, радостным…Покупка пальто, яркого голубого щарфика в тон глаз, косметики, сапожек на шпильке, поход с подругой в театр и просто прогулка по вечернему городу - эти мелочи, не так ценимые в той, прошлой жизни, сейчас предстали в ином свете. Словом, жизнь возвращалась медленно, но уверенно и последовательно.

Конечно, жить теперь надо осторожно, чтобы не было рецидива, но жить уже можно было, дыша полно, глубоко, вдохновенно -именно так Татьяна и дышала, впитывая в себя весенние терпкие запахи. И этот новый виток жизни был не хуже прежнего, нет, он был сладостнее что ли, ощутимее, весомее, потому что каждый прожитый день теперь ценился больше прежнего…

  В то утро Татьяну опять мучило предчувствие, оно острыми коготками впилось в ее подсознание, сверлило и сверлило…Господи, да что же это такое! Она разбила чашку, и кофе разлился по новой розовой скатерти, пятно темнело на глазах, расширяясь и пузырясь. Татьяна заворожено смотрела на него. Вдруг она услышала звук телефона, который настойчиво возвращал ее к реальности. Кто это так рано? Неужели что случилось с мамой или отцом? Мысли кидались от одной крайности к другой.

 -Я слушаю… Я Вас слушаю, говорите. Кто это? Я Вас слушаю.
- Таня! Ты узнала меня? Это я, мама Ильи. Что ты молчишь? Ты слышишь меня?
 
- Да, я слушаю Вас, Анна Игоревна, - Татьяна вдруг явственно ощутила глухие толчки своего сердца и, еще не дождавшись ответа от бывшей свекрови, уже поняла, что та, третья беда, которую она предчувствовала и которую со страхом не то чтобы ожидала, но  понимала ее обреченную, близкую реальность ,- та беда пришла.

 - Мы с отцом перевезли его домой. Жена наотрез отказалась ухаживать. Авария. Уже два месяца лежит. Прогнозы врачей неутешительны. Мы решили сообщить детям.

    Она подумала о том, что он, наверно, не признался детям, по-прежнему разговаривал с ними по телефону как ни чем  не бывало. А теперь он уже в России. Вот и пришла еще одна боль, которую она взвалит на свои плечи и будет заново учиться жить уже с этой, другой реальностью. И от мысли о встрече с мужчиной, которого любить не перестала и который, наверно, сейчас нуждается в ней, ей стало легче, если это слово, вообще, применимо в данной ситуации.
 А ее строгая, начальственная мама пожала плечами, покачала головой, когда узнала о ее решении и только сказала:  «Я всегда знала, что у тебя мягкий характер, но в одном ты в меня - тоже однолюбка».