Глава 11. Что такое - хорошо и что такое

 Утром отправляю две одинаковые smsки Леночке и Наташе, вполне невинного содержания: «Хорошего тебе дня!» и с чувством выполненного долга иду на кухню. С аппетитом съедаю мамин завтрак, целую её в обе щеки и лечу в школу. Морозно, солнечно! Жизнь прекрасна!
  Скидываю куртку, сдаю в платный гардероб и за дверью на второй этаж вижу Нинку и Мишу. Они стоят у окна слишком близко друг к другу, чтобы это было похоже на «братские» объятия. Мишкин палец скользит по её распухшей верхней губе так медленно и нежно, что она не отстраняется, хотя губа должна очень болеть, судя по лиловому синяку и засохшей ранке. Все мои благие намерения рассыпаются в прах, кровь ударяет в виски, руки сами сжимаются в кулаки. Неизвестно, что я мог сотворить в таком состоянии, но сзади вдруг послышались торопливые шаги. Неожиданно мои глаза закрывают чьи-то пальчики, я слышу Наташин голос и оборачиваюсь, должно быть, слишком резко.
- Ты разозлился? Я же просто пошутила, - Наташа в недоумении, видно выражение лица у меня не самое доброе.
- Да нет, всё в порядке, просто не ожидал, - бормочу я, не разрешая себе оглядываться и смотреть на тех двух, стоящих у окна.
Мы идём на геометрию. Мечтаю, чтобы наша классная, которая терпеть не может Нинку, хорошенько «поимела» бы её на уроке. В геометрии Нинка ноль, хоть бы её спросили и поставили «два» - мелочь, а приятно.
 Мы с Наташей входим в класс, народу ещё немного.
- Слав, я к тебе пересяду,- застенчиво говорит Наташа.
Я замялся. С моих первых дней в этой школе я сидел с Костиком, мы лучшие друзья, хотя вчера между нами и возник холодок. Если я приглашу Наташу сесть рядом, не предупредив его, как это будет выглядеть?
Наташа, заметив мои колебания, надувает губки. Я решаюсь.
- Конечно. Садись. А Костяну я скажу, что хочу сидеть с тобой, - я вхожу в роль «мачо».
Костик входит в класс со звонком. Увидев на своём месте Наташу, с пунцовыми, от смущения, щеками, он, ничего не спрашивая, уходит за последнюю парту.
Надежда на то, что Нинку вызовут к доске и хорошенько попозорят, как это любит делать Татьяна Сергеевна, не оправдались. Татьяна Сергеевна даёт нам проверочную на решение задач. Тут и я  не чувствую себя уверенно, выучить теорему – это одно, а применить её – совсем другое. Так что злорадствовать, глядя на Нинкины метания, времени у меня не было. Хорошо, что Наташа знала теоремы назубок и подсказывала, заглядывая в мой листочек. После звонка с урока, я судорожно дописывал последнюю задачу с Наташиной подсказки и влетел в кабинет истории со звонком. Дипломатичный Костик уже сидел за последней партой.
  Я падаю рядом с Наташей и начинаю торопливо кидать на стол учебные принадлежности. Я давно заметил, что историчка неравнодушна ко мне, наверное поэтому, она ничего не говорит, а лишь недовольно хмурится. Тамара Ивановна у нас гордость района, победитель многих конкурсов и частенько повторяет нам, как мы должны быть счастливы, что она нас учит. Мы, непременно были бы счастливы, не будь она такой занудно-педантичной и придирчивой.
Обведя глазами класс, в поисках отсутствующих, Тамара Ивановна, вдруг, останавливает свой взгляд на Нинином разбитом лице.
- Омельченко, встаньте. Объяснитесь, что с Вашим лицом. Это учебное заведение, а не колония, для малолетних преступников! Как Вы посмели явиться в школу в таком безобразном виде – голос исторички взмывает вверх, брови нахмурены.
Не дав Нине открыть рта, ребята начинают давать свои объяснения. В классе поднимается гвалт и шум.
 - Немедленно прекратить! – Тамара Ивановна увесисто шлёпает ладонью по столу, - Был задан вопрос. Омельченко, потрудитесь ответить.
Нина пожимает плечами.
- Да ведь ребята уже всё рассказали, - спокойно говорит она.
- Я желаю услышать Ваши объяснения и немедленно. Вы срываете мне урок, - злобный шелестящий голос Тамары Ивановны не обещает ничего хорошего.
- Это Вы срываете свой урок, требуя от меня объяснений, не имеющих отношения к предмету, - Нинин голос дрожит, но она, похоже, «закусила удила».
Историчка наливается малиновым жаром, но недаром она победитель всего – она ловко выходит из ситуации.
- Ах, вот как? Принимаю Ваши претензии. Извольте рассказать, что же Вы узнали о волнениях 1905 года, изучив дома страницы учебного параграфа.
Нинка начинает отвечать. Голос её звучит довольно ровно, пауз, которые историчка терпеть не может в рассказах, почти нет. Тем не менее, назадавав ей кучу дополнительных вопросов, Тамара Ивановна, с явным удовольствием, констатирует: «Материалом Вы не владеете, дополнительной литературой не воспользовались, тем не менее, за попытку ответить, ставлю «три». И помните, деточка, что приличная, воспитанная девушка, никогда не окажется в таком месте и в такой ситуации, чтобы уйти с разбитым лицом!»
- Спасибо за оценку и за совет, но я всё - таки хочу окончить школу, - Нина явно нарывается.
- И что это должно означать? - Тамара Ивановна действительно озадачена.
- Я получила травму в школе, на физкультуре, во время игры. Ребята Вам говорили, но Вы не захотели слушать.
- Я не разговаривала ни с кем, а только с Вами, Омельченко. Вопли с места я не слушаю и не слышу. Что касается травмы, подумайте, почему мяч швырнули именно Вам в лицо. Может мой совет, данный ранее, не так уж плох? – последнее слово осталось за Тамарой Ивановной, она взмахом руки разрешает Нине сесть.
   Урок продолжается. Меня вызывают следующим за Нинкой. Я вопиюще не готов, мямлю, повторяю то, что запомнил из рассказа Нины и, тем не менее, получаю «четыре». Мне бы радоваться, а я сижу, втянув голову в плечи, и понимаю, до чего же некрасиво всё это выглядит со стороны. Больше никого сегодня не спрашивают. Тамара Ивановна начинает рассказывать новый материал, демонстрирует слайды при выключенном свете. На улице опять пасмурно, тучи закрыли солнце, так что в кабинете, без света и с закрытыми жалюзи, почти темно. Я рад этому. Мне мучительно стыдно, так, что даже глаза режет. Нинка выглядит мученицей, я – извергом и трусом: ударил, не извинился, незаслуженно получил хорошую оценку. Мне кажется, что так думают все в классе, даже Наташа, вроде, отодвинулась подальше.
На перемене я решаюсь подойти к Костику. Будь что будет! Думать ещё и об этом я не в силах.
- Костян, ты не против, что ко мне Наташа села? – задаю я вопрос нарочито беззаботным тоном.
- Она тебе нравится или ты ей?
- А в чём разница? – я не могу понять, к чему он клонит.
- Если бы пересел ты, я бы понял, хочешь сидеть с симпатичной девчонкой. А вот выселить меня без предупреждения, это как-то не того.
- Ну, я пока созревал, она сама подошла и …, - я пожимаю плечами.
- Да ладно, забей. Я и сам хочу кое к кому пересесть, да не знаю, как подступиться, - Костя опять широко улыбается.
- К Нинке? – вырывается у меня.
- Что, так заметно, -  Костик краснеет, - И что, много народу уже в курсе?
- Да, нет, просто ты мой друг, вот я и догадался. Да ведь тебе Юлька Дымова нравилась, ты сам говорил.
- Так это когда было, - тянет Костик, - Ты б ещё первый класс вспомнил.
- Ну, так она тебе и нравилась ещё с начальной школы, что, не так?
- Может и так. Только это детство было, сейчас всё иначе. В общем, я пока не готов об этом говорить, надеюсь, и ты никому не скажешь. Так что у тебя с Наташей?
Я начинаю рассказывать о вчерашнем вечере, опуская Леночкин звонок и поцелуй у подъезда. Костик кивает головой, поддакивает и вдруг говорит: « И, кстати, если ты ещё когда- нибудь Нинку ударишь, я тебе вмажу.»
- Эй, я же не нарочно.
- А мне всё едино, нарочно или нет, вмажу, - Костик улыбается, чтобы смягчить свои слова, но я понимаю, что предупреждает он серьёзно.
- Не собираюсь я никого бить, я с ней не общаюсь, даже слова не говорю, - бубню я, взвинчиваясь всё больше.
- Кстати, а почему ты с ней совсем не общаешься? - Костя заинтересованно смотрит на меня, - Ты же душа общества, любимец всех девчонок и учителей, вернее учительниц.
- Что ты выдумываешь!
- Да ладно, не скромничай, ты у нас болтун и красавчик, - Костик ржёт, - А к Нинке не подошёл ни единого раза, не сказал ни слова, а потом, бац и залепил прямо в лицо. Колись, что за шекспировские страсти!?
Я не на шутку пугаюсь, вдруг это заметил не один Костик. Не зная, что говорить я молчу.
- Да ладно, проехали, - Костик толкает меня в плечо. Я его толкаю в ответ. Мир восстановлен.
На биологии мы весь урок смотрим учебный фильм, какое облегчение. У меня в голове опять кавардак. Я, Нина, Мишка, Леночка, Наташа, а теперь ещё и Костик. Как расставить всё по местам. Вроде всё просто: три девчонки, три парня. Почему в жизни не так как в математике! Если бы мне выбросить Нинку из головы! Уж с Леночкой и Наташей я бы как- нибудь разобрался!
 Внезапно дверь в кабинет распахивается.
- Лыков, Омельченко на прививку! – это медсестра.
Мы с Ниной выходим из класса и спускаемся на второй этаж. Она впереди, я, как в старые добрые времена, на два шага сзади. Я понимаю, что уж теперь точно должен хоть что-нибудь сказать, хотя бы извиниться. Но в горле так сухо, что язык отказывается шевелиться. Я сглатываю слюну. В тишине коридора звук раздаётся неожиданно громко. Вот и медкабинет.
- Так, кто это у нас? А, Ниночка, как дела? Вижу мазь, что я посоветовала, не помогла, синяк всё же вылез. Я и с братом твоим познакомилась, он вчера забегал, расспрашивал, чем ушиб мазать. Какой хороший парень, заботливый! А тому паразиту, что разбил такое милое личико, надеюсь, устроили нагоняй? – наша медсестра трещит, не умолкая, однако не забывает сунуть нам градусники под мышку.
- Ну, посидите пять минут. Я должна ещё в 9 «В» сбегать, троих позвать. Врач сейчас подойдёт, - не договорив, Клара Васильевна выпархивает за дверь.
 Я дышу через раз, собираясь с мужеством, чтобы заговорить. Несколько раз открываю рот и, не сумев выдавить не слова, закрываю. Наконец, собрав волю в кулак, я поворачиваюсь к Нинке. Она сидит на краешке белой банкетки, зябко обхватив себя руками. Её голова опущена, волосы закрывают часть щеки и шею. Личико бледное, с левой стороны синяка совсем не видно. От одного лишь взгляда на неё, сидящую так близко, у меня ёкает внутри. Я набираю в грудь воздуха и …
И открывается дверь, и входит врач с пачкой одноразовых шприцов. Проверив градусники, врач велит нам закатать левый рукав и ловко всаживает иглу в предплечье. Шприцы летят в ведро, нас выставляют за дверь. Момент опять упущен. Нина быстро идёт по коридору, почти бежит. Раз, и она исчезает за углом.