И я найду, найду его...

Разве никогда у вас не появлялось мысли, а если точнее - мечты вернуть прошлое, хотя бы на пару часов? Испытать те счастливые мгновения, которые уже, как ни печально, никогда не испытаешь?
А какое у вас было детство? При слове «детство» практически у каждого свои, понятные лишь ему одному, ассоциации, наполненные каким-то своим, тайным, непонятным смыслом, словами, картинками… Думаю, что у многих должны остаться где-то в укромных уголках памяти какие-то яркие впечатления, незапятнанные так называемой «взрослостью» видения.
И вот, сейчас я пытаюсь очистить от пыли и паутины те уголки, в которых хранятся искренние радости, наводящие тоску горести… Ведь они – мои, и ничьи больше, и они останутся со мной ещё на долгие-долгие годы.
Почему то мне сразу кажется, что у многих детство прошло не так, как у меня. Все были окружены затхлыми пятиэтажками, потрёпанными лавочками с окурками, скучными, с облупившейся краской, качелями.
А у меня… У меня всё было совсем по-другому.
Самые яркие ассоциации, связанные с беззаботной порой – ивы, горы, велосипеды, и домики.
Думаю, вам пришла в голову мысль: а при чём тут ивы?
Я живу в частном секторе. Он расположен в овраге, длинной, глубиной, и шириной с хорошую реку. Представьте себе реку, пожалуйста. И предположите, что вся она высохла, и лишь в самой середине, внизу, остался течь худосочный ручеёк, который без проблем можно перепрыгнуть. Оба берега до самого низа густо заросли деревьями, так, что склоны кажутся зелёным настилом. Как только склон переходит в более-менее ровную поверхность, там стоят дома. Маленькие, такие милые, как в деревне. После домов с обоих берегов идут дороги, которые и не пахнут асфальтом. А дороги две, потому что в самой середине вьётся ручей.
Так вот, прямо рядом с этим ручьём стоят - вряд ли кто-нибудь вообще помнит их ростками –  ивы, почти в ряд.
Большинство из них склонились над ручейком, будто черпая ветвями воду.
У меня была подруга, мы с ней были единственными девочками на всей улице.
И эти деревья были нашим пристанищем, на выходные, каникулы, почти всё свободное мы проводили с ними. А точнее – на них. Как ни странно, я до сих пор помню, как каждое из деревьев мы называли.
Солнышко – самое большое. На него трудней всего было залезть. Однако его ветви были подобно десяткам рук, которые тянулись к небу. И внутри было полое пространство, в котором можно было спокойно посидеть, при чём, даже не вдвоём, а вчетвером. Это было наше самое любимое дерево.
Ниточка – самое длинное дерево, ствол которого рос практически горизонтально. Однако ствол был толстым, и, как ни странно, совсем не напоминал ниточку, а скорее толстенный канат. Из веточек ивы мы сплетали нечто, напоминающее крышу… Но через пару лет его срубили, потому что оно слишком сильно свисало над ручьем… Нам было очень жаль Ниточку.
Петушок – дерево поменьше, чем предыдущие. Маленькое, щупленькое…
Гриб – очень забавное дерево, тоже небольшое. Издали оно напоминало небольшую колонию грибов, особенно летом, когда зелёные листья походили на  шляпки. А забавное оно тем, что в самом низу одна толстая ветвь вросла между двумя вертикальными стволами. На ней можно было очень удобно сидеть, а также залазить с её помощью наверх. Но однажды осенью на этом дереве я увидела слизня во влажную погоду. Честное слово, жутко боюсь их. Больше на это дерево я старалась не залазить, хотя было практически очевидно, что и на остальных деревьях эти слизни где-то есть.
А пару раз я вообще падала в наш ручей… Увы, ничего приятного в этом нет!
Гора… это участок склона, на котором нет домов. Весь он густо покрыт деревьями, самыми разными. Одно из деревьев – самое величавое, самое высокое, стоящее прямо перед размытым обрывом – было нашим любимым. Оно было уже неживым, высохшим, но в нём было дупло. Туда мы прятали собственноручно нарисованные карты склона, на которых якобы расставлены ловушки и спрятан клад… Летом мы забирались на гору, цепляясь за веточки, кустики, пробираюсь то туда, то сюда. А зимой съезжали. Весело было.
Велосипеды… По нашим так называемым дорогам разве что пешком можно быстро пройти, и то при дневном свете. Однако «Аисты», у кого новые, у кого древние и скрипящие, всё же, покоряли наши трассы. У меня (кстати, он до сих пор тихонько стоит в гараже, со сдутыми шинами) зелёный «Аист», такой же, как и у всех. Он смело бороздил бездорожье нашей улицы, храбрец…
Вспомните чувство, если вы, конечно, когда-либо катались на велосипедах, когда прохладный ветер обдувает лицо, волосы летят где-то позади, широкая улыбка, солнцезащитные очки, немного уставшие ноги… Которые всё крутят, крутят педали, несут к некому пункту назначения, а   к какому – и сам не знаешь…
А вот и магазинчик, а вот и кошелёк с цветочным узором, вот и мелкие купюры, поставленный на подножку велосипед… Солнце клонится к закату, и под определённым углом тёплые лучи слепят глаза, а во рту сладкое мороженое, моё любимое… Снова въезжаю на нашу улочку, и под колёсами снова никакого асфальта, только ямы и песок, которые я старательно объезжаю…
Домики… Мы их строили из листьев и веток на деревьях, из досок на собственных участках… Они были наши – наши маленькие, но такие дорогие сердцу домики. Где стоял мой любимый облезлый плюшевый заяц, где стояли какие-то мисочки, чашечки, стульчики… Где мы сидели, укрываясь от солнца или дождя. Но наглые капли всё равно пробивались сквозь «кровлю», а мы, смеясь, забивались в уголок и разговаривали. Опять смеялись…
А как же асфальт на нашем участке, который я расчерчивала мелом, как дорогу… На которой стояли кривые светофоры и покосившиеся домики, о назначении которых можно узнать только по надписям, таких как «Магазин» или «Заправка». Как я покоряла эти самые «дороги» на самокате вместе с братом…
Песочные кексы, пироги, домики. Блюда, приготовленные из песка, травы, цветков, воды, всего, что попадётся под руку.
А как же кислые зелёные яблоки, которые на спор ели дети нашей улицы? Или те самые сливы, такие вкусные, которые можно сорвать только тогда, когда залезешь на дерево. И холодная вода из колонок, такая освежающая.
Вспомни, как мы собирали каштаны, и через полгода думали, что там внутри черви.
Берега ручейка, усеянные одуванчиками… Мы резали их стебли на лоскутки, макали в воду, и получались куколки.
А майские жуки! Мы собирали их, клали в спичечный коробок, кормили листьями. Я точно помню, что городские майские жуки живут гораздо дольше, чем привезённые из леса или деревни. Те, что городские, у них панцирь светлее, чем у «дикого», и таким образом их можно было различать. Я помню, как они щекотали пальцы, ползая. А как мы закапывали их, когда жуки умирали, ставя надгробье из кусочка дерева и крохотного цветочка. Как мы жалели майского жука, когда видели, что где-то он лежит, раздавленный.
А зима, как же забыть, как мы скатывались с горок вниз, как снег забивался за шиворот, как мокли сапоги, как свистели снежки, пролетающие прямо над головой… Как же снеговики, тоннели в снегу, в которые въезжал воображаемый транспорт… А помнишь, как мы боялись, когда темнело? Когда совсем внезапно над нашими головами включился фонарь… Мы видели воображаемых призраков, и кричали. А потом снова смеялись.
Разве у вас не такие же тёплые воспоминания?..
Сокровище, возле нашего любимого засохшего дерева на склоне, которое стоит над обрывом… Дерево, в котором дупло, где мы прятали карты. У меня остались эти карты. Аккуратно сложенные в небольшую стопочку. Я обойду все ловушки, поставленные подлыми мальчиками, или, может, призраками. Я знаю, под тем деревом есть сокровище. Оно моё, и ничьё больше. И я найду, найду его…