Одна из тысячи таких историй

Холодные  облака, ледяное  молчание  в  воздухе. Даже  если  он  что-то  скажет, я  не  услышу…Дождь...Быть  может  ты  идешь  из-за  меня, а  не  из-за того, на что указывают дурацкие теории ученых? За  различными  теориями  и  гипотезами  мы  перестаем  видеть  самое  простое  и  самое  главное. Может, дождь  просто  идет, потому  что  мне  грустно?..
Я живу  последний  день, так я решила сама. Многое  в  моей жизни  было, много  не  было, наверное, многое я потеряю. Но порою за день можно успеть сделать больше, чем за всю жизнь, потому что на завтра уже ничего не отложишь. Человек всю жизнь стремится найти свое счастье, почувствовать что-то необыкновенное: разделить с кем-то безумную любовь или заработать достаточно денег – у каждого это счастье свое. А что делать тому, кто уже пережил это счастье и знает, что другого такого не будет, что жизнь теперь лишь череда событий, пустых и ничего не значащих?.. Я познала великую любовь, любовь без памяти. Он любил меня до самого конца, я люблю его до сих пор, даже когда его не стало, и если бы тоже не решила уйти, любила бы его весь остаток жизни. Я верю, что там, наверху, мы обязательно встретимся, поэтому я почти ничего не боюсь, и единственный мой страх – страх за моих родных, которым будет тяжело со мной проститься.
Моя мама никогда не одобряла моих отношений с Ромой. По правде говоря, я думаю, ни один здравомыслящий родитель не одобрил бы этих отношений. Мы познакомились еще в школе. Он плохо учился, мне с трудом удавалось добиться того, чтобы он получал хотя бы тройки. Но он был потрясающе красив, обладал великолепным чувством юмора и добрым сердцем. Конечно, я не могла не полюбить его. А он не мог не полюбить меня. Не знаю, почему. Просто такое бывает, когда чувствуешь, что человек твой, твой и ничей больше, когда можешь открыть ему душу и сердце, зная, что он не будет смеяться, не предаст.
Мы окончили школу, я с золотой медалью, он – с натянутыми тройками. Но я никогда не винила его за то, что он не хочет учиться. Я сама не представляла его в костюме, занятым серьезным делом. Он не был предназначен для этого. Он любил музыку и писал стихи, один из последних оставшихся на этой Земле романтиков – мой Ромочка. Я поступила в институт, а он не стал даже пытаться этого сделать. Рома жил с мамой, отец бросил их, когда и как - не знаю, боялась об этом спрашивать. Но, несмотря на это, у Ромы не было никакой злобы на этот мир, на то, что ему, возможно, досталось меньше, чем всем остальным. Он жил как умел, и винил в своих бедах только себя. Он восхищал меня свой стойкостью, своим спокойствием. Наверное, его мама прекрасный человек, раз так его воспитала. Я, увы, так и не успела познакомиться с ней. Она ушла вместе с ним, с ее единственным сыном, единственным смыслом в жизни. Она научила его терпеть и не показывать слабостей, быть великодушным, отдавать последнее другим. Но иногда нельзя разделять свои проблемы лишь только с самим собой. Я не знала точно, когда он начал принимать наркотики и поняла это только тогда, когда он стал вести себя странно, стал совсем другим. Когда я спросила его, что случилось,  он, со слезами на глазах, рассказал мне правду. Я была в ужасе, потому что уже чувствовала и знала, что эта дрянь его убьет. Он клялся, что бросит, и я верила ему. Но он продолжал глотать таблетки, которые со временем переросли в порошок, и я стала находить на его руках следы от уколов. Я предложила ему лечение в клинике, я бы нашла деньги, пусть пришлось бы ограбить банк, но тщетно, он ничего не хотел, как будто уже смирившись с тем, что медленно умирает.
Однажды вечером он позвонил мне и сказал, что нам срочно нужно встретиться, что он ждет меня не крыше моего дома. Я, бросив все, быстро оделась и побежала наверх, так быстро, как только могла, задыхаясь и плача. Я так боялась, что он что-то сделает с собой. Из последних сил я взбежала по лестнице последнего, семнадцатого этажа, толкнула и оказалась крыше. Рома сидел у края, на какой-то подстилке, похожей на одеяло и смотрел на небо. Рядом с ним лежала небольшая записная книжка – его дневник, бутылка вина и два бокала. Я села рядом с ним и обняла его.
 - Что случилось, милый?
Он прижал меня к себе и поцеловал в щеку.
- Я люблю тебя… - прошептал он.
Я чувствовала в этом его выдохе какую-то обреченность, боль, что-то страшное.
- Рома, пожалуйста, скажи, что случилось?
Он обнял меня еще крепче, потом отпустил, встал и снова устремил взгляд на небо.
- Я скоро умру. У меня СПИД. – сказал он, без дрожи в голосе, без тени сомнения и страха.
У меня перехватило дыхание, меня словно саму убили в этот момент, слезы полились из глаз, такие крупные и соленые, каких никогда у меня не было. Никогда мне еще не было так больно плакать. Эти слезы не приносили ни капли облегчения.
Рома снова сел рядом со мной, обхватил мое лицо руками и попросил не плакать и не жалеть его, он ненавидел жалость. Но я не могла остановиться…Как можно сдерживать слезы, когда только что весь мир сравнялся с пылью, вся моя душа словно была отдана на растерзание демонам. Нет, я не могла сдерживать слезы, даже ради него…
- Как это могло случиться? – спросила я. – Как? Как ты мог так поступить со мной? Ты меня совсем не любишь, совсем! Ты же убил меня только что, не спросив, хочу я этого или нет!
- Нет, ты будешь жить, долго и счастливо, - ответил Рома, не выпуская из рук моего лица. – Ты забудешь обо мне очень скоро, но все о чем прошу – побудь со мной еще немного, пока это возможно. Правда, теперь я не осмелюсь даже целовать тебя, потому что риск заражения все равно есть, но ощущение твоего присутствия – лучшее, что может быть.
- Дурак! Куда же я от тебя денусь! Я всегда буду с тобой, слышишь? Всегда! И на этом свете и на том! Я буду только с тобой, всецело. Я буду целовать тебя, я буду спать с тобой, я умру вместе с тобой!
Слезы как сумасшедшие катились у меня из глаз. Я больше ничего не могла сказать, я кричала, плакала, прижималась к нему, обнимала и боялась отпустить, как будто если я его отпущу, он исчезнет…
Мы решили снять комнату и пожить отдельно от всех, довольствуясь самым малым. Я больше не ходила в институт, а работала в магазине, чтобы, по крайней мере, нам было, что есть. Он, как и обещал, даже не целовал меня, но простые прикосновения рукой, которые мы могли себе позволить были самыми сладкими и желанными прикосновениями в моей жизни. Просто чувствовать его руку, вытирающую мои слезы – это было блаженством. Наша любовь была еще сильнее, чем прежде, но сейчас она была не возвышенным радостным чувством, а  чем-то  тяжелым  и  грустным, траурным. Ему  было  стыдно  и  больно  за  то, что  я  с  ним, а  он  такой  жалкий, беспомощный. А мне было стыдно за то, что я не удержала от падения в эту пропасть. Но циклиться на этом было некогда, ведь время стало роскошью для нас. Хоть наши дни проходили не так ярко и интересно, как может показаться, мы были счастливы. Днем он готовил обед или выходил на крышу смотреть на небо, которое так полюбил, а вечером мы садились вместе у окна и мечтали, как здорово было бы жить в домике на море с тремя детишками, любить и заботиться о них. Мы убеждали друг друга, что это еще непременно сбудется, и мы все успеем. А потом мы ложились в постель, иногда забываясь в разговорах до самого утра, а иногда сразу засыпая, греясь дыханием друг друга.
Так мы прожили всю зиму, а весной он умер, но не от своей болезни, а от передозировки. Конечно, это была  не  случайность, он  никогда  не  допускал  просчетов. Ничего  не  сказал, даже  виду  не  подал, лишь  оставил  записку «я  тебя  люблю, прости…» Не  прощу! Никогда  не прощу  его  за  это!
Серце мамы Ромы не выдержала, и вскоре после смерти Ромы умерла она. Похороны я взяла на себя, глотая поочередно валериан и пустырник, чтобы иметь возможность делать хоть что-то, потому что кроме меня некому было этим заниматься.
Когда все дела были закончены, пришел и мой черед. Письмо  в  конверте  уже  лежало на  столе. Там  просьба посадить на моей могиле мои любимые цветы и приходить  туда иногда. И  к  нему  тоже. И  еще  поставить  за  нас  свечки  в  церкви. А главное жить, жить дальше без меня…
 Записка  маме: «я  люблю  тебя, прости». Просто, без  лишних  слов, а  больше  и нечего  сказать. Зачем писать что-то трогательное человеку, которому итак будет нелегко.
Дождь  кончается, пойду  на  крышу…Может  в  новостях  покажут. Мама, ты  увидишь  меня  по  телевизоре! Ты  только  не  плачь, не  тревожься…Там  будет  лучше, ведь  я  буду  с ним. Завожу  в  плеере  последний  раз  его  любимую  песню. А  вот  мне  она  не  нравилась. Слишком  сентиментально, про  любовь. Первый  и  последний  раз  курю  сигарету, пью  клюквенный  сок. Вот это  кислятина..Звонит  телефон, но  мне  незачем  сейчас  говорить  с  кем-то. Только  с  Богом. Прошу  лишь  одного: чтобы  соединил  нас  с  ним  там, наверху.
Дождь  совсем  уже  затих, и  я  вижу  разноцветную  радугу. Боже, какая  красота…Мы  так  слепы. Проживаем  жизнь и  ничего  не  видим. А  ведь  чудеса  рядом  с  нами: в этой радуге, в этом дожде… Я  бы  хотела  увидеть  сейчас  море. Такое  бескрайнее, спокойное  и  глубокое, как  его  глаза, которые я тоже скоро увижу.