9. Как конь Чегодай грамоту получил

                (8.   http://www.proza.ru/2011/03/11/734)


Надоело однажды старому коню Чегодаю на хренотень смотреть, которая расцвела в колхозе пышно. Да и жаль стало неокрепших душевных жил юной зебры Чиниты, с которой сопряжён оказался общим хомутом. И раскрыл он глаза полосатой напарнице на глупую бестолочь их рабского труда – так ему представлялось по наивности. Привёл пример отважной пролетарки Клары Цеткин, положившей жизнь ради рабочего сословья. На битый час искупленья намекнул.

Ни на шаг не отходила от коня зебра Чинита всю смену, но узнали про крамольные речи в ту же минуту и новый председатель, воробей Марио, и попугай-криэйтор Сильвио. Кто мог такой слив информации свершить – никак ум не приложится. Разве что, вездесущий Пушкин спустил случайно.

Словом, просочилась до руководства информация и довела его до разжижения стула. И было с чего: пол под ногами у них и так конкретно шатался в результате гражданской смерти генерала Кабаныча, да непрекращающегося мозгового штурма. А тут теперь и грозный образ великой Клары встал во весь рост. Заперлись Марио да Сильвио в пустой кассе конторы на ещё два замка, заказав в сельмаге биогоршки по Интернету. Спасительная мысль пришла обоим одновременно: воробей набрал номер пенсионера-отца.

– Приветпапуль! Ятаксоскучился!
– Хватит чирикать, оглоед. Чё надо?
– Ты где счас?
– Да вот сидим с дядей Муаммаром, восточную головоломку решаем.
– А помоги мне мой ребус решить? Друг твой, Кабаныч, копыта откинул, и через то я в колхозе один против колхозников остался. Кассу мы уж всю сочли, так их, которые в цепях, как назло, голод начал томить.
– А где мой бывший водила Степаныч?
– Да я его… чик-чирик… на мясокомбинат сдал. Надоел он под ногами мешаться…
– Ну, в кого ты такой урод? У нас в воробейном роду таких отродясь не водилось. Верни его, кретин, если он жив-здоров.

Степаныч жив оказался, но не совсем здоров: замучился какие-то палочки Коха распространять среди работников убойного цеха. С предложением вернуться в председатели сразу смирился. Ну, и что, что кассу без него сочли: прежде-то и считать было нечего. Сел в свой кабинет напротив великой богини Клары, часто плакал, но держался молодцом.

Старый конь Чегодай сперва расстроился, когда узнал, что его тезис про час искупленья до начальства дошёл. На Пушкина коситься стал с подозрением. От расстройства ограничил свой протест ночным водружением знамени труда в крепкую цеткину длань. Но это, казалось бы, внутриколхозное событие, произвело сильное впечатление на тех городских ребят, кто хоронил останки генерала Кабаныча и маркетолога Эмчеса. Прибыли они в колхоз на двух больших машинах, узнали, кто инициатор памятника, да взяли Степаныча вместе с его палочками в оборот в качестве Казы. Воробью Марио за бдительность выдали секретные погоны и назначили Главным кумом мясокомбината. И повезло, наконец-то, Коню Чегодаю: вручили ему грамоту за активную гражданскую позицию, целую неделю сыпали по две полновесные пайки зерна и разрешили опять землю с поля в гурты возить.


                (10.  http://www.proza.ru/2011/03/14/1880)