Ледоход

 

    Занятия в школе я пропускал только по болезни. Но были такие дни ранней весной, когда ноги сами вели меня мимо школы. Такие прогулы школьники называли «ходить на поляну». Этими днями для меня был ледоход на Днепре. Мои поляны были ледяными. О них я мечтал в течение года.
    Река проснулась после зимней спячки и торопилась сбросить с себя ледяную шубу. Лёд подтаял, раскололся и двинулся вниз по реке неудержимым потоком, подгоняемый скупыми лучами мартовского солнца. Обломки льда различались по размерам – от массивных глыб до мелкой шуги, и по цвету – от грязно-бежевого до синего у воды. Прозрачный лёд сменялся ноздреватыми обломками.
    Я смотрел как зачарованный на медленно движущиеся льдины, кружащие, наползающие одна на другую и раскалывающиеся. В этом хаосе и нагромождениях осязалась невероятная мощь. Никогда река так не привлекает внимание и не будоражит чувства, как во время ледохода.
    Вместе с такими же лоботрясами, подобными мне, я любил кататься на льдинах. Для этого, прежде всего, требовалась соответствующая экипировка. А она у меня была в виде галош фабрики «Красный треугольник». Кроме того, обязательным условием были обезьянья ловкость и отчаянная смелость. А кто из пацанов откажет себе в таких качествах?
    Несколько ребят каталось на льдинах вблизи берега. Я положил в общую кучу свой портфель и присоединился к ним. Нам было весело балансировать на обломках льда, и от избытка чувств мы горланили во всю глотку. Но движение льда у берега сильно тормозилось, и это стало меня раздражать.
    Перепрыгивая с льдины на льдину, добрался до места с проворным движением. Я настолько увлёкся прыжками, что не сразу заметил, что дальше скакать некуда. Вокруг была вода, а к моей льдине примыкало только мелкое крошево. И тут у меня перехватило дыхание. Безмозглый дурак! Ведь я не умею плавать, а до берега далеко. Если сейчас свалюсь в воду, то и помочь мне будет некому, потому что пацаны далеко и вряд ли они сюда сунутся. Я запаниковал.
    В минуту опасности очень часто приходит верное решение, а оно состояло в том, чтобы для начала успокоиться. Я стал дожидаться момента, когда мою льдину прибьёт к другой, способной выдержать меня. Для успокоения придумал, что всего лишь играю в «классики» на асфальте, очерченном мелом, и главное было не наступать на черту. И я начал игру без права на ошибку.
    Пацаны кричали о чём-то с берега, но их слова до меня не доходили. А затем они сопровождали мой дрейф по берегу.
    И вот, я причалил к льдине, подставившей свой бок со стороны берега. Немедленно прыгнул на неё, выискивая и другие попутные. Постепенно расстояние между мной и берегом сокращалось. Но в один раз оступился и стал на край очередной льдины. Она наклонилась, и ноги стали скользить к воде. Положение было отчаянным, и только в последний момент новые галоши затормозили движение. Я удержался и восстановил равновесие, хотя при этом промочил ноги. Наконец приблизился к затору, а от него добраться до берега было несложно. Пацаны посчитали меня смельчаком, а у меня дрожали коленки.
    В общей сложности я продрейфовал около километра. Снял ботинки, растёр промокшие ноги шерстяным шарфом и побежал домой. До дома было далеко, тяжёлый портфель оттягивал руки, но таких мелочей я не замечал. Моя душа пела и ликовала. В школьные годы я часто простуживался, но в тот день даже не заболел. После этого случая прекратил опасные катания, и для компенсации прочел множество книг об арктических путешествиях.

    Вспоминаю другой эпизод, связанный с ледоходом на Неве.
    Я полюбил Петербург ещё тогда, когда он был Ленинградом. Я влюбился в него сразу и навсегда. А самым привлекательным местом в северной столице для меня стал Эрмитаж. Своим друзьям и знакомым задавал один и тот же вопрос: куда я сразу отправился при первом прибытии в город на Неве? И ни разу не получал верного ответа. А он был такой – Эрмитаж.
    Этот один из крупнейших музеев мира настолько поразил меня, что я безраздельно отдал ему своё пылкое юношеское сердце. Но, к сожалению, эта любовь не была взаимной. Скажу более того, для меня она едва не закончилась трагически. А дело было так:
    В один тёплый мартовский день я шёл с Дворцовой площади вдоль Дворцового проезда по направлению к Неве. На углу перед Эрмитажем разлилась широкая лужа. Чтобы не промочить ноги, стал обходить её у самой стены Эрмитажа. Вдруг сзади раздались треск и грохот, меня обдали брызги воды и осколки льда. Моментально я скакнул в лужу и огляделся. Рядом со мной покоились остатки огромной сосули, что сорвалась с крыши музея. Опоздай на мгновение, и некому было бы дописывать мой рассказ. Такая ледяная глыба запросто могла бы убить слона, да и киту не поздоровилось бы.
    Однако я несколько отвлёкся от темы рассказа, поскольку ледопад в неё не входит.
    Отряхнулся и вышел на набережную. Перед глазами открылся чудесный вид на Неву в разгар ледохода. На меня нахлынули необычайно яркие воспоминания далёкого детства. В городе, где я живу, протекает воспетая Пушкиным река Салгир. Он иногда замерзает, но на нём никогда не бывает ледохода. А тут такое роскошное зрелище!
    Грандиозное движение льда по Неве настолько меня заворожило, что я едва не забыл, с какой целью пришёл сюда. А цель у меня была единственная – Эрмитаж. В Ленинград я приехал в командировку, но, несмотря на большую занятость, выкроил день для посещения сокровищницы искусств.
    Всякий раз я ходил по Эрмитажу другим маршрутом, чем в прошлый раз, и всегда открывал для себя нечто новое. И в этом нет ничего удивительного, так как музей воистину необъятен. Я чрезвычайно благодарен всем создателям и работникам Эрмитажа от царя Петра Великого до смотрительницы Марьи Ивановны.
    Когда шёл по залам вдоль набережной, то не мог устоять против того, чтобы не полюбоваться ледоходом на Неве, так сказать, насладиться одновременно двумя чудесами – созданного людьми и природой.
    Я собрался перейти в другое крыло Эрмитажа, когда заметил на середине Невы одинокую фигуру в чёрном. Лёд не шёл сплошной массой, и между отдельными глыбами открывались широкие пространства воды. Мужчина, а вероятно это был он, скакал с одной льдины на другую. Какое безрассудство! И кому нужны подобное геройство и неоправданный риск?
    И тогда вспомнил себя в подобной ситуации. Что меня толкало на середину реки? Но ведь я был ребёнком, а это взрослый мужчина.
    Теперь не мог отойти от окна, устремив неотрывный взгляд на безрассудного героя. На набережной стали скапливаться зеваки. Возможно, в случае чего смельчаку помогут. Мне только оставалось наблюдать за ним, сжимая на удачу кулаки.
    Наконец мужчина прыгнул на последнюю льдину, а с неё на набережную. Толпа окружила льдоходца и о чём-то ему говорила. Мне это уже было не интересно, и я пошёл дальше. Я так и не узнал причину поступка неизвестного. В моём случае была очевидная глупость,  а что двигало им осталось загадкой.

    На всём протяжении двадцатого века многие кинорежиссёры обожали вставлять в свои фильмы кадры ледохода, которые символизировали собой перемены в жизни героя, течение времени и, конечно, для украшения. Это был сильный приём, и даже самый равнодушный зритель при этих кадрах вздрагивал и просыпался.
    На меня воспоминания о ледоходе действуют по-иному. Когда я долго не могу уснуть, то перед глазами возникает картина медленно движущихся льдин, кружащих, наползающих одна на другую и раскалывающихся. И я усыпаю, блаженно улыбаясь.