Современный литературный процесс - Тезисы

Воронежские писатели: ХХI век


Современный литературный процесс
и
творчество воронежских писателей


Тезисы творческой конференции


Октябрь 2008 года, г. Воронеж


Река Времени
Воронеж
2008

УДК 82.0
ББК 83(2Рос-Рус)6
С56

Воронежские писатели: XXI век
Руководитель проекта Евгений Новичихин
Ответственный редактор серии Екатерина Мосина
Художник серии Алина Мосина
Серия основана в 2007 году


 Современный литературный процесс и творчество воронежских писателей. Тезисы творческой конференции. Октябрь 2008 года, г. Воронеж. – Воронеж: Река Времени, 2008. – 64 с. (Воронежские писатели: ХХI век)


По количеству профессиональных писателей Воронежское отделение Союза писателей России сегодня остается одной из крупнейших организаций страны. Что организация представляет по творческому потенциалу? На этот непростой вопрос частично отвечает конференция, которая пытается обозначить основные направления развития воронежской литературы, соотнести их с современным литературным процессом. Эта конференция должна послужить делу развития полновесной литературно-критической мысли в Воронежском крае.



©Коллектив авторов, 2008.
©Редакционно-издательское оформление, «Река Времени», 2008.





Евгений НОВИЧИХИН,
секретарь правления Союза писателей России,
председатель правления Воронежского отделения СП РФ

Творчество писателей-воронежцев
и литературно-критическая мысль

Сегодня книги воронежских писателей стали выходить более-менее регулярно. Вот только часть произведений, изданных за последний год. У Виктора Будакова вышла книга «Подвижники русского слова», рассказывающая о вершинных явлениях отечественной литературы – от Сергия Радонежского и Михаила Ломоносова до Валентина Распутина и Евгения Носова. Она удостоена учреждённой недавно премии Воронежского отделения Союза писателей России «В прекрасном и яростном мире» как лучшая книга года. В авторитетном издании – «Роман-газете» – появился сборник повестей и рассказов «Сарабанда» Ивана Евсеенко, всегда следующего традициям отечественной классической литературы. В «Былом» Петра Сысоева выделяются не только проза этого самобытного автора, но и воспоминания о Евгении Дубровине, Николае Алёхине, Василии Белокрылове, Всеволоде Климове. Леонид Южанинов в книгу «У обрыва» вместе с повестями и рассказами также включил воспоминания – об Алексее Прасолове, Евгении Люфанове, Гаврииле Троепольском, Василии Белокрылове, других писателях. Ещё одна книга Л. Южанинова («Северный этап») содержит повести и рассказы, в том числе раннюю прозу, исторические портреты адмирала Колчака, генерала Каппеля и других выдающихся личностей.
У Владимира Невяровича вышла в Санкт-Петербурге книга «Певец святой Руси», посвящённая жизни и творчеству Сергея Бехтеева – замечательного русского поэта. Виктор Беликов создал своеобразный памятник хуторам. В своей книге «О былых хуторах покаянное слово» писатель размышляет о трагических судьбах русских деревень, попавших в разряд «неперспективных». Две историко-краеведческих книги – «И люди Твоя…» и «Немецкие колонисты в селе Артюшкино» –  выпустил Виталий Жихарев, давно зарекомендовавший себя как опытный документалист.
Среди самых последних новинок художественной прозы – книги повестей и рассказов Виктора Чекирова, Сергея Пылёва, повестей, сатирических рассказов, фельетонов и пьес Владимира Котенко.
Плодотворно работают наши поэты. Сборники новых стихов вышли у Станислава Никулина и Виктора Будакова, Александра Нестругина и Александра Лисняка, Игоря Лукьянова и Светланы Ляшовой, у Зои Колесниковой, Людмилы Кузнецовой, Алёны Поярковой, Валентины Карой. Станислав Никулин удостоен в этом году престижной Всероссийской литературной премии «Прохоровское поле».
К этому ряду необходимо добавить и серию книг «Воронежские писатели: ХХІ век», которую с конца прошлого года выпускают, изыскивая спонсорскую поддержку, Воронежское отделение Союза писателей России и книжное издательство «Река Времени». За это время в серии появились книги Юрия Гончарова, Виктора Попова, Ивана Евсеенко, Виктора Будакова, Евгения Новичихина, Петра Сысоева, Леонида Артёменко.
Если иметь в виду и солидное количество книг, выпущенных воронежцами – членами другого творческого союза – Союза российских писателей, то получится впечатляющий объём литературы для чтения и художественного анализа.
Немало произведений писателей-воронежцев появилось в последнее время и в журнальной периодике – прежде всего, разумеется, в «Подъёме». Нередко можно встретить писательские имена и на страницах областных газет. В первую очередь нужно назвать здесь Виктора Будакова, Ивана Евсеенко, Валерия Барабашова, Виктора Попова. При этом есть, к сожалению, в наших рядах литераторы, падкие на всевозможную газетно-журнальную «клубничку». Причины своих не удовлетворённых творческих амбиций они ищут не в своих произведениях и в самих себе, а в других. Видно, не дают им покоя сомнительные лавры современной жёлтой прессы и скандального шоу-бизнеса. Среди таких авторов выделяется Михаил Фёдоров. Читая его последние, с позволения сказать, «публикации» в «Литературной России», в журнале «Второй Петербург», нельзя не испытывать брезгливого недоумения. «Анализ» таких «произведений» можно сконцентрировать в одном слове – «Мерзость!».
Говоря о сегодняшней воронежской литературе, невозможно обойти молчанием и творчество талантливой молодёжи. В апреле мы впервые за многие годы провели областное совещание молодых литераторов, которое показало: и в Воронеже, и в области появилось немало новых способных авторов. Пройдёт время, и на них обязательно обратят внимание и читатели, и литературная критика. Среди них прозаики Павел Зябкин, прошедший чеченскую войну, Ирина Турбина – преподаватель французского языка, Анна Попова – студентка, Владимир Чернов из села Хреновое Бобровского района, священник Алексий Лисняк, молодой учёный Дмитрий Чугунов, инженер-конструктор ЗАО «Гидрогаз» Алексей Ряскин; поэты Александр Зайцев и Павел Глаголев – студенты, Вера Часовских из Бутурлиновки и другие.
Всё это вкупе составляет огромный литературный багаж. Жаль только, что он практически остается без серьезного литературно-критического анализа. Факт остаётся фактом: об иных воронежских писателях в Москве пишут гораздо чаще, чем в родном Воронеже. Редкие рецензии в местных газетах – вот и все, что можно здесь назвать. Некоторые такие публикации и рецензиями-то трудно назвать – обычные отзывы, часто поспешные и невразумительные. Когда-то Воронеж славился своими критиками, их серьезными работами. Во всей стране и за её пределами была известна так называемая «воронежская школа критики». Но время сделало своё дело: сегодня этой школы уже нет. Книгу литературно-критических и публицистических работ Вячеслава Лютого «Русский песнопевец», рассказывающую о значительных литературных явлениях современности, следует, видимо, отнести к исключениям из правил.
Оценка нужна и тому откровенному книжному хламу, который в наши дни появляется в великом множестве. Хорошо известно, что сегодня можно издать всё. Спонсоры бросают на такие никчёмные издания колоссальные деньги. Для их выпуска задействованы производственные мощности огромного числа типографий – даже районных, которые сплошь и рядом издают книги с нарушением закона. Немало у нас все-таки людей, которые считают, что если есть деньги в кармане, то они вправе решать, что хорошо, а что плохо. А общественной оценки такой, с позволения сказать, продукции – нет. А она должна быть. Молчание здесь просто преступно перед литературой!
Было время, когда Воронежское отделение Союза писателей привычно называли третьим в России после Московской и Ленинградской писательских организаций. По количеству профессиональных писателей мы и сегодня остаемся одной из крупнейших организаций страны. А вот что мы собой представляем по творческому потенциалу? Вопрос непростой. Но думаю, что наша конференция хотя бы частично сможет на него ответить. Следует отметить, что мы не навязывали никаких конкретных тем докладчикам – они их определяли самостоятельно, по своему выбору.
Опыта проведения конференций на такую тему в Воронеже, прямо скажем, нет. Объять необъятное мы, разумеется, не в состоянии. Но обозначить какие-то основные направления развития воронежской литературы, соотнести их с современным литературным процессом нам, думаю, по силам. Будем надеяться, что эта конференция послужит делу развития полновесной литературно-критической мысли в нашем крае.





Иван  ЕВСЕЕНКО,
секретарь правления Союза писателей России

Современная русская литература
и мировые вопросы

Чем дальше уходит от нас в прошлое XX век, тем отчетливей и яснее становятся видны его итоги: политические, социально-экономические, научные, культурные. Становятся более ясными нам и литературные итоги XX века.
 Ни у кого нет сомнения, что он был вторым золотым веком в развитии русской национальной литературы. Вровень с классиками XIX века встали классики XX-го, начиная от Блока, Есенина, Платонова, Шолохова и заканчивая Солженицыным, Беловым, Распутиным, Рубцовым. Об успехах и достижениях литературы XX века много написано критиками и литературоведами из волны шестидесятников, которые теперь по праву тоже считаются классиками русской литературы советского периода.
Но вот о просчётах русской национальной литературы XX века (и особенно второй его половины), увы, написано крайне мало, глухо и вскользь. В советские годы вроде бы как и не принято было об этом писать, запретительно. И не только идеологическим начальством, цензурой, а и цензором внутренним, нравственным, если можно так сказать, который, крепко засел в каждом писателе и критике второй половины XX века, а уж последней его четверти и тем более.
Один из таких роковых просчётов русской национальной литературы XX века заключается, на мой взгляд, в том, что она прошла мимо религиозного самосознания русского человека, то есть, образно го¬воря, мимо целой Вселенной. И как результат такого просчёта и невнимания (а скорее, заблуждения) наша литература перестала всерьёз интересова¬ться внутренним миром русского человека, загадочной русской душой. Перестала ставить в своих сочинениях вопросы мирового порядка, чем столь была сильна литература XIX века и чем она разительно отличалась от всех иных западноевропейских и американских литератур.
Объяснение роковому заблуждению русской литературы второй половины XX века есть. Зародилось оно и получило мощное развитие ещё в первой половине века XIX-го. Вскоре после публикации повести Ф.М.Достоевского «Бедные люди» Белинский воскликнул: «Социальности, социальности и ещё раз социальности!» Действительно, проблемы социального развития России стояли тогда очень остро (в ХХ веке стояли ещё острее; в XXI-м острота их не спадает). Литература была едва ли не единственной общественной силою, которая указывала пути их решения. К страстному призыву Белинского прислушались и пошли вслед за ним писатели из стана революционных демократов: Некрасов, Добролюбов, Чернышевский, Салтыков-Щедрин и многие другие. Русская национальная литература раскололась на два лагеря! С одной стороны, революционные демокра¬ты, а с другой – писатели пушкинской школы: Гоголь, Достоевский, Толстой, Тютчев, которые в своих произведениях, не уходя от социальных вопросов, как раз и занимались вопросами мирового порядка.
ХХ век в истории России был одним из самых жестоких и кровавых. Русскому народу довелось пережить две мировые войны, братоубийственную гражданскую войну, бездумную коллективизацию, равную гражданской войне, репрессии 30-40-х годов, немилосердный восстановительный период, а на излёте века ещё и крушение великой державы.
До мировых ли вопросов было советским писателям! Они всецело ушли в социальность, в гражданственность, стали реальной оппозицией существующей власти. Ведь, опять-таки, кроме писателей  будоражить эту закостеневшую власть было некому.
Острой постановкой социальных вопросов и сильна русская национальная литература второй половины XX века. Писатели-фронтовики написали поистине «Илиаду» и «Одиссею» Великой Отечественной войны, писатели поколения «детей войны» не менее значимую (к сожалению, до сих пор всерьез не прочитанную и по достоинству не оценённую) литературу о военном и послевоенном детстве. Такой литературы нет ни у одного другого народа мира, как из числа победителей во Второй мировой войне, так и из числа побеждённых.
С особой страстью и художественной убедительностью социальность прозвучала в произведениях писателей, называемых «деревенщиками».
 Казалось бы, на фоне изображения событий Великой Отечественной войны, тяжелейшего восстановительного периода, деревенских невзгод и страданий и можно было коснуться глубинных философских вопросов бытия не только русского человека, но и всего человечества, то есть мировых вопросов.
Увы, не коснулись, или коснулись в самой малой степени, робко и с оглядкой. Не последнюю роль сыграло здесь и то, что и писатели фронтового поколения, и деревенщики, и писатели поколения «детей войны» были воспитаны в духе воинствующего атеизма. Они жили под давлением и гнётом марксизма-ленинизма, который не разработал никакого учения о человеческой личности, о душе человеческой. Да и как он мог его разработать, когда яростно отрицал Бога, божественное начало в человеке, да и саму душу человеческую. Марксизм-ленинизм интересовали массы, а не Человек.
В детстве и юности от будущих писателей были сокрыты не только история христианства (впрочем, подлинная история России была сокрыта тоже), не только Библия и научные труды выдающихся русских религиозных философов, но даже такие шедевры мировой литературы, как «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя, почти весь Достоевский, Тютчев, подвергались осмеянию религиозно-нравственные искания Толстого (вспомним ленинские слова о «юродстве во Христе» Толстого).
Религиозным самосознанием русского человека советские писатели начали заниматься лишь в зрелом возрасте, когда их творческие силы и возможности просто по причине возраста уже начали угасать.
Конечно, несправедливым будет сказать, что русская национальная душа, религиозное самосознание русского народа в творчестве писателей второй половины XX века не исследовались вовсе, что мировые вопросы ими не затрагивались. Исследовались и затрагивались, но чаще всего опосредованно, можно даже предположить, интуитивно. Вер¬но изображая окружающую действительность  (все ведь вольные или невольные последователи  «натуральной школы» XIX века), они верно изображали и движения человеческой души. Но новые условия жизни в период тотального наступления технического прогресса, выход че-ловека в космос давали уникальные возможности заняться мировыми проблемами тоже по-новому. Советские писатели словно забыли, что русская литература всегда была занята в первую очередь вопросами мировыми, а не сиюминутными, повседневными. Она писала явления, а не частности.
Сейчас в литературу входит  (во многом уже и вошло и заняло ключевые в ней позиции) поколение, родившееся в последней трети XX века и практически не знающее, не помнящее классического периода советской власти. Оно воспитывалось более вольно и свободно, ему были доступны с раннего детства любые книги и учения, над ним не довлели идеологические догмы; в конце восьмидесятых годов была упразднена, наконец, и цензура. Мы вправе были ожидать от молодых писателей, что они как раз, и затронут в литературе проблемы мирового порядка и тем самым вернут её на истинно русский, пророческий путь. То есть станут в первую очередь продолжателями традиций Пушкина, Достоевского, Толстого, а потом уже Белинского и Некрасова.
К большому сожалению, этого пока не случилось. Почувствовав необузданную свободу, молодые писатели пошли не столько за содержанием, сколько за формой, стали поборниками модернизма, постмодернизма, сочинителями всевозможных манифестов и воззваний, за которыми, как показывает опыт нашей же, русской, литературы, ничего не стоит. Многие и вовсе соблазнились на сочинение убогих (но столь прибыльных) детективов, опустились до уровня массовой культуры, прежде в России никогда не поощряемой. Какие уж тут мировые вопросы?!
В молодой нашей литературе прослеживается ещё один существенный и крайне опасный недостаток. Она всё более и более теряет слиянность с народом, перестаёт быть выразителем его интересов, дум, надежд и чаяний, замыкается сама на себя, постепенно становясь литературой для литературы, и читается в основном представителями литературы. А ведь слиянностъ с народом всегда была главным достоинством русской национальной литературы. Из этого, несомненно, вытекал её интерес и к высокодуховному религиозному самосознанию русского народа, и к проблемам мирового порядка. Русский человек, как никакой иной, задумывался над устройством мира, над противоречиями и тайнами человеческой души. Его заставляла, подвигала на подобные помыслы православная вера, которая по существу и есть главный мировой вопрос. Даже когда вера у русского человека была преступно отнята, он не перестал думать об этом. А писатели перестали.
О слиянности русской национальной литературы с народом полнее и глубже всего говорил в знаменитой своей «Пушкинской речи» Достоевский, определяя роль и значение для нас Пушкина:
«И никогда ещё ни один русский писатель, ни прежде ни после его, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим, как Пушкин. О, у нас есть много знатоков народа нашего между писателями, и так талантливо, так метко и так любовно писавших о народе, а между тем, если сравнить их с Пушкиным, то, право же, до сих пор, за одним, много за двумя исключениями из самых позднейших последователей его, это лишь «господа», о народе пишущие. У самых талантливых из них, даже вот у этих двух исключений, о которых я сейчас упомянул, нет-нет, а и промелькнёт вдруг нечто высокомерное, нечто из другого быта и мира, нечто желающее поднять народ до себя и осчастливить его этим поднятием. В Пушкине же есть именно что-то сроднившееся с народом взаправду, доходящее в нём почти до какого-то простодушнейшего умиления».
Молодая наша литература (да в значительной мере и «старая») эти уроки Пушкина и Достоевского начинает постепенно забывать. Она перестаёт быть явлением большой государственной, державной значимости и важности. И если дело пойдёт у нас так и дальше, если литература не вернется к вопросам мировым, если не вспомнит о своей слиянности с народом, то есть, не вспомнит, зачем она существует и кому служит, то она рискует превратиться просто в словесное баловство, забаву ради забавы. Мировыми же вопросами тогда займутся литературы других народов. А мы окажемся на литературных задворках, и будем жить лишь воспоминаниями о великой русской литературе XIX и ХХ веков.



Виктор БУДАКОВ,
член Союза писателей России,
член-корреспондент Международной Славянской академии

Вызовы времени и писательская миссия

Некогда Экклезиаст сказал слова, ставшие своеобразной основой бытийного миропонимания: суета сует и томление духа, нет ничего нового под солнцем. И действительно, неспешный и вдумчивый взгляд видит всегда тождественность и постоянство в мире. Но Бытие есть Бытие, а время есть время, в реку Времени дважды не входят и суть времени – в постоянном изменении.
Последние полвека принесли столько изменений в мир, что он перестал быть собой и стал как бы собственным двойником. Господствует эпоха не столько перемен, сколько подмен. Главная подмена, произошедшая со значительной частью человечества, – это подмена духовно-нравственная. Добро престало быть добром, нередко его «замещает» зло, или, как говорил народный мыслитель и писатель Андрей Платонов, «добро и зло теперь могут являться в одинаково вдохновенном, трогательном и прельщающем образе». Красота как таковая (антично совершенная по формам, христиано-целомудренная по душевной наполненности) спешно и повсеместно вытесняется откровенно пошлыми её подобиями и муляжами. Об истине и справедливости забыли вовсе, подменив их мелко-прагматичными заботами, пустыми соблазнами непреображеной души. А масскультура – «культура без сердца»? Эта внесердечная, внедуховная, вненародная масскультура в тотальном, хриплом натиске хватко объединяется против классики и фольклорной культуры малых родин – как культуры истинной, высокой, духовной.
Особенно мучительно все эти подмены переживает русский народ, который из поколения в поколение жил стремлением к правде, добру и справедливости. Но на протяжении целого столетия – трагического для России двадцатого века – находясь в угнетённом состоянии поруганного национального достоинства, словно надломился и лишился лучшего в своем генетическом фонде и духовно-нравственном облике. И будто лишился сил противостоять мировому злу. То, что отчётливо видится сегодня, виделось ещё нашими великими земляками-воронежцами, ныне во всём литературном мире воспринимающимися классиками первого ряда. Речь, прежде всего, о Бунине и Платонове.
Бунин – строгий и честный изобличитель подмен, в чём бы они ни проявлялись: в общественной жизни, искусстве, семейно-бытовых отношениях. Истинные ценности, а не лукавые оценки. Правда, а не подобье правды. Он не находил правды ни в сменяющих друг друга и неизменно лгущих политиках; ни в шумно интеллигентствующих, из тех, кто «оставил церковь и поспешил в театр»; ни в фабрично-заводских, из тех, кому бы «не пахать, не косить, девкам жамки носить». Ни в литературных и иных «прогрессистах», тянущихся своими тенями затмить классическую традицию. Ни в «новаторах», чьи способности чаще всего «низкого качества, порочны от природы, смешаны с пошлым, лживым, спекулятивным, с угодничеством улице, с бесстыдной жаждой успехов, скандалов...». Ни в благотворительных программах финансовых воротил-мешков с кровавыми пятнами от погубленных судеб. Но он знал, что правда есть. Есть, по-старинному и по-вечному говоря, Божья правда. Как есть и Божий суд.
А Платонов, великий сострадатель человеку и травинке, всему доброму или сиротскому на земле, помогающий по-мудрому видеть мир и жить по правде? Разве он не – современник вечности? И, конечно же, наш современник. Он часто пророчески отвечает на многие вопросы, которые в неслыханных формах и объёмах проставил апокалипсический двадцатый век. Более того, и на сегодняшний день отвечает так, как если бы он среди нас и всё видит. Когда начиналась перестройка, и «разные акционерные либералы», «имея научное выраженье лиц», обещали народу триумфальный праздник от реформ, как бы следовало многим перечитать Платонова!
В «Чевенгуре» – в сцене, происходящей на моей малой родине, в донской слободе Старая Калитва, один неробкого десятка крестьянин говорит заезжему интернациональному устроителю: «Хлеб для Революции! Дурень ты, народ ведь умирает – кому ж твоя революция останется?» Вещие слова для всех переломных, костоломных революций – февральских, октябрьских, августовских...
Если сегодня посмотреть на отечественный мир взглядом наших классиков-земляков, то он подвинулся ещё ближе к трагическому обрыву (котловану, трясине, тотальному нефтяному болоту). Идёт угасание народа в его высших исторических измерениях: катастрофа души, распад нравственности, уход от светоносного Космоса в тьму техногенного порабощения человека. Язык престал быть носителем высших идей и смыслов, превратившись в обслугу вульгарной культуры. Природа изранена настолько, что из благодатной и величавой красоты тварного мира превратилась в среду обитания по обслуживанию мелких нужд «цивилизованного прогресса». Божья, народная земля, становясь заложницей цинично-прагматичных спекуляций «сильных мира сего», перестаёт быть и Божьей, и народной и теряет своё высшее христианское назначение. Память, как основа исторического и нравственного бытия народа, словно в худшие революционные времена, терзается и злоискажается под частными неблагочестивыми идеологическими манипуляциями заказных историков и краеведов.
Так в чем же миссия современного писателя, как и всякого настоящего писателя, про которого еще Гоголь сказал, что он обязан быть, прежде всего, нравственным учителем, не теряя при этом эстетического пласта, но делая красоту орудием нравственного преображения мира и человека?
Воронежский край, издавна богатейший историческими и духовными событиями, именами, вехами, всегда давал возможность русскому писателю сказать правду, народную правду. К ней подступались Кораблинов, давший художественную летопись воронежской земли на протяжении столетий, Троепольский, обозначивший нравственные искания современника, Прасолов, показавший трагический разлом души русского поэта и трагический разлом мира.
Реальные вызовы и драматические вопросы времени и сегодня воронежские писатели стараются не обойти стороной. Евгений Новичихин – поэт и публицист, остро чувствующий проблемы детства, словно бы оставленного взрослыми без нравственного, путь освещающего маяка, «без руля и без ветрил». Юрий Гончаров, художественно воссоздающий драматические страницы совсем недавней истории через реальные образы и лица. Иван Евсеенко, с основательной художественностью и сопереживательностью отображающий утрату корневых, органично-жизнеустроительных, домовитых начал русского быта. Владимир Невярович, видящий пути отечественного духовно-нравственного возрождения в подлинном следовании высоким православным ценностям, пишущий об этом убедительно и постоянно. Виктор Никитин, в художественной форме стремящийся к философскому осмыслению действительности. Леонид Южанинов, многие страницы своих произведений посвятивший трагическим вехам гражданской войны и плоскопричинной войны в душах наших современников. Виктор Беликов, лирично, правдиво и проникновенно воскрешающий ушедшие быт и бытие небольшой родной деревни и этим уже не дающий ей пропасть. Виктор Чекиров – со щемящей исповедью о послевоенной стране своего детства. И поэты обращаются не только к темам сугубо лирическим, но и в поэтических строфах говорят о сегодняшних социальных драмах, от которых душа не может не болеть.
Писательская деятельность – и самая свободная, и самая ответственная. Писателя нельзя принуждать выполнять «социальный заказ». Но если творец поистине талантлив и свободен, если он укоренен в историческом бытии отчего края как малой части Вселенной, и если страдания народа – его страдания, он всегда найдет точное соответствие между свободой и ответственностью, выполнив свою писательскую миссию, о которой говорил Гоголь.




Вячеслав ЛЮТЫЙ,
член Союза писателей России,
ответственный секретарь журнала «Подъём»

Второе дыхание

Современный литературный процесс отличается от прошлых эпох одним, очень определенным акцентом: нравственный поиск в литературных произведениях стал теперь вещью совсем не обязательной, и потому, как следствие, возникла почти неразрешимая проблема воссоздания «героя нашего времени» как человека, наследующего всё наше «вчера» и борющегося во имя дня завтрашнего со злобой дня сегодняшнего.

Современный литературный процесс состоит из событий и произведений, за которыми возникают писательские союзы двух во многом полярных толков. Это Союз российских писателей и Союз писателей России. В самых общих чертах можно говорить о следующих приоритетах в их творческой деятельности:
– углубление в общечеловеческое и индивидуальное в ущерб личностному и национальному – в массе сочинений авторов, членов Союза российских писателей;
– плач о порушенной России и надежда на её возрождение как мощной геополитической цивилизации в произведениях авторов, членов Союза писателей России.

Современный литературный процесс в гигантской степени оказался сориентирован на произведения не обременительные, развлекательные и практически не рассчитанные на повторное прочтение. Во многом он стал в подчиненное положение по отношению к цивилизации, которая сегодня предлагает человеку массу предметов одноразового пользования. И это служебное состояние нашей литературы является кризисным, ибо искусство цивилизацию не обслуживает, оно цивилизацию обязано одухотворять.

Современный литературный процесс делают явлением духовным во многом исключения из общего правила, которые свойственны писателям – как членам СПР, так и членам СРП. В настоящий момент есть ряд имён, которые в русле главных тенденций, исповедуемых СРП, привержены литературе нравственного поиска русского человека в связи с его Родиной – Россией. В то же время существует масса сочинителей, которые, находясь в числе ревнителей русской духовности и являясь членами СПР, не считают для себя зазорным написать и опубликовать вещи откровенно коммерческие, часто просто пошлые, очевидно не задумываясь над тем, что звание русского писателя обязывает автора избегать литературной продажи и нечистоплотности.

Современный литературный процесс в Воронеже находится в стадии своего формирования. Это во многом объясняется неинтенсивной издательской деятельностью, отсутствием деятельного внимания (или его явная недостаточность) к молодым авторам со стороны писательских союзов. Издательская политика не сориентирована на открытие новых имён, имеется острейшая нужда в специальном координационном совете, который бы занимался литературной политикой «на перспективу».

Современный литературный процесс в Воронеже за последние годы заметно оживился, однако говорить о нём как о некоей энергетике и некоем направлении ещё очень и очень рано. При поддержке властных структур области у нас есть все возможности сделать Воронеж литературной столицей Черноземья не по давней памяти, а реально, при свете нынешнего дня и с расчетом на будущее. Необходимо только включиться в деятельную работу всерьёз, не падая духом от ошибок и неудач. Первой вехой на этом пути стоит обозначить областное совещание молодых писателей, которое было проведено в апреле 2008 года.





Екатерина МОСИНА,
 главный редактор книжного издательства «Река Времени»

Преимущество мужской логики
(По поводу двух публикаций в русском литературном журнале «МОЛОКО»)

Как-то я услышала на канале «Культура» сказанную Эдвардом Радзинским смутившую меня фразу, но отображающую уровень культуры в нашей с вами стране, «где необразованность стала постепенно синонимом лояльности». (Я бы ещё добавила: где некомпетентность – это почти что «терпимость», а неумение доказывать свою точку зрения становится
«деликатностью»).

Эти слова вспоминаю, когда читаю некоторые высказывания о современном состоянии российского литературного процесса. На свой «большой вопросительный знак» я нахожу примерно такой ответ: «Кое-кто кое-где кое о ком кое-что пишет». Как человек, ценящий конкретность и прямоту, укажу на одну из недавних публикаций журнала «МОЛОКО». Это – интервью с известной писательницей Верой Галактионовой.

Русский литературный журнал «МОЛОКО» («Молодое Око») хорошо известен своим «отборным» кругом авторов. Не указывая на представителей других географических мест, назову наших, воронежских, публикуемых в этом Интернет-издании: И. Евсеенко, В. Лютый, В. Никитин, А. Нестругин и это не все наши земляки, время от времени появляющиеся на его страницах.
Встретила я здесь и имя своей давней коллеги по алма-атинскому издательству «Жазушы» Веры Галактионовой. Её интервью «глубокомысленно» названное «России без православия не бывает», напомнило мне и «галактионовскую» манеру ведения беседы, и задело своей женской «деликатностью».

По сути всё интервью – это грустные раздумья писательницы о состоянии и месте нашей отечественной современной литературы. Но Вера Григорьевна осторожничает, будто бы боится, или не решается называть конкретные имена, указывать «виновные» лица. Чего боится (и кого?) писательница-«одиночка» Вера Галактионова? Чего ей, именитой, одарённой премиями, прочно занимающей своё, далеко не крайнее, место в списке членов СПР, почти всеми признанной, не договаривать?

Суждения В. Галактионовой любопытны, отмечены печатью зрелости мысли и высоким уровнем интеллекта. Но, например, когда она говорит о народе, возникает мысль, что сама писательница ему недоступна, поскольку народ – то есть все мы с вами – чаще любит конкретику, а не фонтаны с мёртвой водой, извергаемые златоустами. (К счастью, народ, – к которому, похоже, В. Галактионова себя не причисляет, – сам решает, какая литература ему нужна).

Где же конкретика в интервью?
Боязнь лишний раз кого-то прорекламировать? (Ох, уж эта реклама!)
Или Вера Григорьевна не успевает отслеживать «процесс»? (В последнем – греха нет при её занятости собственным продуктивным творчеством).
Но эти недомолвки рушат имидж мудрой, глубокой писательницы.
И далее продолжает «чеканить» правду-матку: «...многие требования, которые предъявляют сегодня к современному творчеству сановные представители (курсив мой, – Е.М.) патриотического направления, так сужают поле деятельности художников, что наносят тем самым отечественной литературе, отечественному искусству в целом, едва ли не больший вред».

Общее место, но и оно наводит на грустные мысли о «беспризорности» нашей литературы и её «покинутости» государством. Ведь уже давно не стало «сановных представителей патриотического направления». В какое время живёт В. Галактионова? Где она этих «сановников» могла встретить в наши дни, когда до литературного процесса в стране никому нет дела, о чём справедливо заметила недавно в своей реплике, опубликованной в «Литературной России», наша землячка Лидия Сычёва. Да и саму литературу теперь, увы, не связывают с мерилом культуры человека. И упорные ползут слухи о том, что литературу исключают из списка обязательных школьных дисциплин.

В интервью затронуты многие болевые точки сегодняшнего литературного процесса: о рыночных писателях и истинных, о том, что «продажные» теперь так ловко мимикрируют, что их почти не отличишь от истинных, но только некие – «иные» – задачи позволяют различать ту тонкую грань, за которой скрываются истинные литераторы... и так далее, и тому подобное.

Как водится, писатель даёт рецепты, как и что надо сочинять. Как же без этого? Не упускает такой возможности и Вера Галактионова. Но надо ли распространяться по «мысленну древу» столь витиевато, чтобы в итоге... ничего не сказать? Например: «В последние годы у нас установлены странные мерки: художественное повествование должно сливаться с документальным едва ли не полностью и лишь слепо, бесконечно копировать то, что создано великими. В результате возник целый ряд бледных книг, очень правильных по идее, но художественно беспомощных». Во-первых, что это за ряд, какие произведения и чьи? А во-вторых, ещё Лев Толстой справедливо заметил (не могу отказать себе в удовольствии процитировать классика): «Со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения. Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное и интересное, что им случилось наблюдать в жизни». Так что, если рассказывать о жизни возьмётся истинный литератор, то у него и с художественным рядом всё в норме будет. И напрасно Вера Григорьевна боится, что «вспоминательный» – документальный – роман будет хуже придуманного. Тут я могу привести конкретный пример, поскольку читала и получила истинное удовольствие от маленькой повести воронежского писателя Юрия Гончарова «Княжна Джаваха», где мемуаристика подана столь художественно зрело, неуязвимо и бесспорно. (Хотя не могу согласиться с выбором эпиграфа и с беззастенчивым использованием чужого названия на обложке книги, но это уже детали).
Давно устарели понятия, как и об испуганных реализмом сановниках, так и о недоумках из народа, о которых говорит В. Галактионова: «А вот реализм таких сановников пугает как крамола. Великолепная сокровищница приёмов, извлекаемая из фольклорных наследственных наших глубин, ими не опознаётся вовсе, от этого сановники шарахаются, как от чего-то психоделического: «Сложно, народ не поймёт». Плохо думают они о нашем народе, литература для недоумков ему не нужна».

Почти всё правильно! И расставлено по полочкам. А главное – умнО и в традициях истинных «почвенников». Но вызывает досаду обилие лишних слов, наверное, рассчитанное на тех «недоумков» из народа, которым не хватит терпения дочитать её, Веру Галактионову, зачарованную собственной мудростью.
И как в тему не процитировать стихотворение Дмитрия Улаховича, названное им «Почвенники».

Тот сеял рожь, а этот – просо,
И оба делали умно.
Казалось бы, всё очень просто:
Ходи, разбрасывай зерно.

Это и литераторам некоторым в назидание можно сказать. Народ читающий – не недоумок, он – народ, у него меткий взгляд и чуткий слух: ни за что не станет пережёвывать чей-то «дирол» художественных упражнений, сам выберет себе писателей, сам уберёт взращённое ими зерно истины в глубины своей души. Только вот зависают строки поэта в воздухе:

Да где же нынче пахарь чуткий?
Куда ты, сеятель, пропал?

Другое дело – статья Александра Нестругина «Русская советская правда», которую также опубликовал литературный журнал «МОЛОКО». Образно и в то же время доступно Александр Гаврилович излагает свою «ностальжи» по утраченным временам. И как точно выражает при этом состояние многих сограждан: «Порой что-то мучит и никак не хочет себя явить. Так бывает со стихами, но не только с ними. Мучит не внятная, уже оформившаяся в сознании мысль, а ощущение. Ощущение это словами не выразишь: что-то подмывает, поднимается к горлу, как тошнота. И стоит потом, как незнакомец за дверью, молча».
И начинаешь понимать, что это не ностальгия – чувство эфемерное, преходящее, появляющееся почти случайно в глубинах человеческой натуры, а ПОТРЕБНОСТЬ – как воздух, как хлеб и вода – вернуть нашу национальную ПРАВДУ, без которой ЖИТЬ дальше НЕЛЬЗЯ. А как это сделать вне литературы? Без литературы?
Все мы и наши дети, и внуки – такие же, как и героиня, в разбираемой им книжке Любови Ковшовой «Отец и другие», а посему «может быть, не стоит нам так поспешно, чуть ли не демонстративно «отпадать» от того времени?
Стыдиться его…
Отрекаться от него…
Говорить, что мы «не оттуда…»
Крепко сказано! И в самое, что называется, «МОЛОКО» (цель, если кому не понятно).      
И продолжая, затронутые Верой Галактионовой темы об «истинных» и «рыночных» литературах и литераторах, не могу не процитировать дальше Александра Нестругина, поскольку он, мой ровесник, мой земляк, взращенный той же землей и крещенный той же речкой, что и я, мысли носит в себе те же, и боль у нас одна: «Бог у человека в душе, а не на знамени. Все мы дети одной Державы. И если не торгуем ею и своей совестью, все мы –  верующие. Осознание этого на уроне бытовом и бытийном не совпадает. И здесь нам просто не обойтись без помощи литературы. Это не обязательно должно быть эпическое полотно. Может быть, это будет всего лишь маленькая повесть, которой, как суровой ниткой, вдруг окажутся сшиты в единое целое разорванные времена.
Иначе, угадывая, ощущая своё кровное родство на уровне национально-государственной общности, мы – идеологически, мировоззренчески – завяжем себе глаза и разойдемся в разные стороны. И уведём за собой каждый свою обособленную маленькую правду – вместо одной большой. РУССКОЙ ПРАВДЫ. Без которой России не выжить».
И как точно! И как просто! И как ясно! Это вам – не женская «деликатность». Здесь – истинно мужская логика. И всё об одном и том же – о главенствующей роли литературы в национальном самосознании.




Владимир ВАРАВА,
доктор философских наук,
профессор ВГУ

О жизни, о времени и пространстве
(Отчий край в творчестве Виктора Будакова)

С меловых приречных холмов, тянущихся по правобережью Дона, открывается неизмеримая глубина времени и даль пространства. Как будто Вселенная раскрывает здесь свои неотмирные просторы, и всякий, хоть раз побывавший здесь, не может забыть это удивительное чувство захваченности самим мирозданием. Так и рождается чувство отчего края – на пересечении вселенского времени и пространства малой родины. 
Выросший в этих местах на юге Воронежской области, писатель Виктор Будаков впитал в себя благодатные дары малой родины – отчего края. Не случайно всё его творчество пронизано этой главной идеей. Поэт, публицист, историк родного края и отечества, общественный деятель, один из немногих современных писателей, обладающих органичным корневым мироощущением, он естественно и непринуждённо вписывается в духовный контекст Кирилло-Мефодиева наследия. Идея отчего края в его соотношении с большой Родиной и Вселенной – идея, проходящая через всё творчество писателя, исполненное в художественной стилистике «Слова о полку Игореве».
Литературное творчество Виктора Будакова во всей совокупности своих свершений есть реальное дело по сохранению национальной Традиции. Исключительная преданность отечественным духовно-культурным святыням и составляет главную (чрезвычайно редкую ныне) особенность писательской работы Виктора Будакова. Во всей тематической широте, лирической высоте и духовной глубине его поэзии и прозы, активной работе по сохранению и приумножению культурного наследия есть одна главная мысль, единящая творческие порывы писателя в один ценностно-смысловой центр. Об этом он сам говорит в стихотворении «Пращуры»:
    
   Если я не пойму былое,
Мне грядущего не понять!

Прошлое для писателя не только категория исторической памяти, но постижение бытийных основ мироздания. Прошлое в этом смысле становится вечным – спасителем жизни от разрушительной суеты скоропреходящего сегодня.
Много сил отдал и отдаёт Виктор Викторович Будаков на раскрытие культурно-исторической значимости творческого наследия выдающихся соотечественников, постижение их духовного облика. Эту работу писатель воспринимает как нравственный долг, как служение святыням отечественной культуры. В его размышлениях «Русская культура русской провинции» есть слова, раскрывающие духовную миссию русского писателя, его высшее бытийное задание: «От ветров времени никто не защищён. Но в любом времени среди мрака есть свеча надежды, есть ценности неоспоримые, подлинные, и важно не дать им утонуть в потоке подмен. И как важно уберечь их для будущего в смутные, переломные, агрессивные, но и усталые времена, каковыми являются наши недавние и сегодняшние дни».
Изъятию из мглы культурного забвения множества известных (ибо и они нуждаются в непрестанном памятовании) и малоизвестных имён нашего отчества и посвятил свою жизнь, ставшую служением культуре, Виктор Будаков. Действительно, в разное время он писал о Сергии Радонежском, Скорине, Ломоносове, Сковороде, Тихоне Задонском, Болховитинове, Жуковском, Пушкине, Боратынском, поэтах-декабристах, Веневитинове, Станкевиче, Лермонтове, Гоголе, Серебрянском, Кольцове, Никитине, Достоевском, Л. Толстом, Хомякове, Данилевском, Некрасове, Тютчеве, Фете, Лескове, Эртеле, Афанасьеве, Костомарове, Чехове, Суворине, Бунине, Рахманинове, Пришвине, Замятине, Булгакове, Платонове, Блоке, Есенине, Шолохове, Твардовском… И это еще не полный список.
В последнюю треть века, благодаря и его стараниям, названы, обозначены геополитические горизонты Снесарева, масштабность и значимость его деятельности для судеб России.
Как уже было сказано, совершенно особое место в творчестве писателя занимает реальность отчего края. Уже зрелый писатель, испытав на своем творчестве благодатное действие малой родины, скажет такие взвешенные и выстраданные слова: «отчий край, отчий дом – животворное начало, противостоящее суетному и бездомовному». И, пожалуй, есть некая закономерность в том, что ещё в семидесятые годы двадцатого века Виктор Будаков стал инициатором и создателем тридцатитомной, заслужившей всероссийское признание, книжной серии «Отчий край». Примечательно, что этот опыт был принят и в других регионах страны.
Редкостное свойство писателя – совмещать активную социальную работу с личным творческим деланием. Поэтому естественными и органичными для В. Будакова являются такие широкие социальные проекты и дела как проведение российского праздника «Воронежская литературная осень», создание Бунинского литературно-мемориального заповедника, открытие платоновской экспозиции, увековечение имён подвижников культуры и словесности через издание книг и книжных серий, присвоение имён улицам и библиотекам, открытие мемориальных досок, проведение снесаревских, кораблиновских, кубанёвских и прасоловских чтений, руководство Центром духовного возрождения Черноземного края и Воронежским областным литературным музеем имени И. С. Никитина, активная редакторская и издательская деятельность и многое другое, совмещённое с созданием собственных лирических, прозаических, историко-культурных произведений.
Одной из наиболее значительных книг писателя, в которой скрещены в едином смысловом потоке и жизненные и творческие линии, является книга «Великий Дон. Воронеж-град». Здесь поэзия и история встречаются, как встречаются незримые потоки Дона, происходит соединение несоединимого – времени и пространства в общей бытийной судьбе народа; отображенный исторически, философски, лирически, мир предстает как единое целое.
Совмещая различные духовные, интеллектуальные и художественные стремления воедино, Виктор Будаков обозначил жанр, который можно назвать «поэтическая история». Как раз «Великий Дон. Воронеж-град» и является наиболее полным выражением этого жанра.
Виктор Будаков, можно сказать, одарён метафизическим чувством отчего края, его благодатным влиянием на становление творчества. И это, наверное, не случайно. Ведь его малая родина, донское село Нижний Карабут – край поистине сказочной красоты. Уже по дороге в Россошь открывается необъятная ширь русской земли. Становится понятно, как родилась, пожалуй, главная метафора Виктора Будакова – «долгие поля». Это удивительно точное употребление слова, в котором происходит семантическое смещение; «долгий» – временная характеристика, применительно же к пространственной стихии поля, было бы уместнее употребить слово с пространственной семантикой, например, «длинный», «необъятный» или что-то в этом роде. Но именно слово «долгие» применительно к слову «поля» и образует то совершенно уникальное свойство русской природы, которое можно обозначить как неотмирность.
Русское поле действительно неотмирно, и его долгота – это не только горизонтально длящаяся даль, но и вертикальный подъём ввысь, в небеса, в трансцендентный горизонт вечности. Вот поэтому и «долгие поля», как знак перехода пространства во время, то есть в вечность. Глядя на эту вечную бесконечность долгого поля, так и хочется воскликнуть: «Чернозём уходит в небо!»
Близки сердцу придонские холмы и яры малой родины, где – Нижний Карабут и Кулаковка, Духовое и Семейки, Старая Калитва и Новая Калитва; ещё Россошь и Острогожск; да ещё задонские Казинка, Николаевка, Павловск. Но также близки более отдалённые холмы и лога, где расположен Воронеж. Это одна географическая и даже административная область.
Воронеж-град, как часть большой донской судьбы, историей насыщенное место. «Мой Воронеж – короткая вечность»… Автором раскрывается духовный, духоносный смысл города, освященный благодатным подвигом наших святых:

Воронеж словно в выси зван
В молитве тихой,
И с ним святитель Митрофан,
Святитель Тихон.

Публицистика писателя – также яркий пример преданности родному. В очерке «Город не за холмами» дана лирическая летопись Воронежа, начиная от 1177 года, времени бегства Ярополка на «Воронеж» – до современности. И всё ёмко, поэтично, образно, но одновременно информативно и насыщенно. 
Своеобразие подхода Виктора Будакова к теме отчего края в том, что он не ограничивается малой родиной – точкой непосредственного рождения. Географически он шире, а значит и духовные его пространства необъятнее. Отчий край – не только Нижний Карабут, не только Воронеж… Отчий край – это также духовные святыни нашего Отечества – Киево-Печерская Лавра, Троице-Сергиева Лавра, Оптина пустынь, Соловки, Коренная пустынь, Александро-Невская Лавра. Это и святыни культурные, связанные с именам наших великих писателей, тоже своеобразных святых для русской души, для которой Слово – всегда мудрость и наставничество, ибо и человеческое слово, если оно ответственно, связано со Словом Божьим. Поэтому возникают названия – Михайловское, Остафьево, Тарханы, Васильевка, Спасское-Лутовиново, Овстуг, Красный Рог, Карабиха, Спас-Угол, Ясная Поляна, Мелихово, Шахматово, Константиново. И всё это тоже ширь отчего края, который принимает вид духовно-культурной бесконечности.
В духовно-географическую орбиту писателя входят также Светлояр и заволжский Керженец, Кавказ, Урал и Сибирь, Украина и Белоруссия, и более того – Польша, Моравия, Чехия, Румыния, Германия, Италия... Во всех этих местах, как и ранее названных, писатель был и везде уловил приметы родного.
Особое место в творчестве Виктора Будакова занимает рассказ «Миронова гора» из одноименной книги. Это некое ностальгическое повествование о детстве, о его бесконечно-ускользающей и вечно-присутствующей непостижимой реальности. Сам образ горы – первое детское впечатление, всерьёз затронувшее душу ребёнка, через которое и произошло открытие мира.
Постоянно возвращая своих героев в детство, писатель прокладывает бытийную тропу, мост между прошлым и настоящим, то есть между Временем и Вечностью. Ибо это и есть единственный период в жизни, когда Бытие раскрывается сознанию в своей радостно-нетленной ипостаси, которая даёт возможность реального прикосновения к Вечности.
Именно детский взгляд на мир, которому открывается «непонятная, непостижимая жизнь», присутствует во многих рассказах писателя, создавая своеобразную стилистику повествования – несколько наивно-восторженную, искреннюю, доверчивую и грустно-тревожную.
Характеристика творчества Виктора Будакова в терминах «писатель и просветитель» представляется наиболее адекватной и органичной. Две грани, две ипостаси настолько глубоко вплетены друг в друга, что образуют собой некий творчески-общественный «перихоресис», выражаясь богословским языком. Говоря иначе, неслиянно-нераздельное единство. И это действительно редкое явление. Ведь в жизни, часто, эти грани не совпадают: есть много писателей, не являющихся просветителями, и есть просветители, честные и достойные труженики культуры, но не проявляющие художественных дарований.
Постоянно возвращаясь к идее единства славянского мира, Виктор Будаков, член-корреспондент международных Славянской и Кирилло-Мефодиевской академий, предлагает фундаментальное и перспективное направление, которое можно назвать в полном смысле слова славянским духовным, культурным, геополитическим проектом. Это издание духовных сочинений, альманаха «Славянский мир», журналов, книжных серий, сводов народных сказок, преданий, песен, фольклорных трудов; организация выставок картин, изделий народного промысла, поэтических фестивалей; создание Славянского Дома, в котором могли бы разместиться и этнографический музей, и библиотека, и славянский лицей, где бы полноценно преподавались курсы культуры и истории славян – засельников Черноземного края.
 Когда-то в юности, движимый искренними чувствами любви к Родине и несколько наивными упованиями на всечеловеческое братство, Виктор Будаков написал строки, суть которых и определила его жизненный и творческий путь:
Мир постигая как простор и сети,
Надеждой непонятной был томим:
Всех – и живущих и ушедших – встретить,
Я понимал, как много должен им…

Эти слова во многом оказались пророческими; в них родилась идея живой, органической связи основополагающих творческих координат Виктора Будакова. Здесь поистине жизнь и есть та Встреча, в которой и свет и мрак, и время и пространство, и живущие и ушедшие соединяются навечно в одном большом соборном космосе.
               




 Виктор НИКИТИН,
член Союза писателей России

Ад и Рай героя Ивана Евсеенко

Известно, что война калечит души людей. Это в равной степени относится и к победителям, и к побеждённым. Всегда внутри остаётся какой-то осадок, горечь причастности и потери. Не всем после её окончания удаётся войти в мирную жизнь без трудностей, заново вернуться к налаженному, продолжающемуся быту, к прежнему ритму, принять изменившиеся условия за нормальность, обыденность, то, что было, есть и будет всегда. Изменился уже сам человек, и на всё он смотрит другими глазами.   
Герой повести Ивана Евсеенко «Отшельник», десантник Андрей Михайлов, «всего лишь майор» в свои 42 года, – и это потому, что старался оставаться честным, не идти против совести, – возвращается после двухлетней отлучки домой. Возвращается после тяжёлого ранения в очередной своей командировке в Чечню. Домашнего тепла и уюта он не находит, а вдруг обнаруживает, что «он здесь теперь лишь пришелец, жалкий приживальщик». Видит, что он лишний человек даже для когда-то ему близких жены и дочери. Жена целиком погружена в успешную работу в банковской сфере, дочь выросла и уже почти не помнит своего отца, постоянно пропадавшего в различных горячих точках, выполнявшего то интернациональный долг, то долг перед Родиной. Отчуждение между ним и его женой с дочерью не случайно. Андрей понимает, что отчасти он сам виноват, даже потому уже, что не мог обеспечить им нормальную жизнь своим присутствием. А теперь в нём нет необходимости: «обе женщины, жена и дочь, почти демонстративно не замечали его, как будто он был всего лишь каким-то неодушевлённым предметом, столом или кухонной табуреткой, которые давно бы пора за ненадобностью и бесполезностью выбросить из дома...»
С одной войны Андрей вернулся на другую, только более изощрённую, возможно, не такую открытую, но одинаково безнадёжную для простых людей, которых преуспевшие в этой обыденной, бесстыдно практичной жизни считают «быдлом, существами низшего рабского толка». Война афганская, война чеченская, война за право жить и наслаждаться. Смерть навечно поселилась в душе Андрея, её картины никак не стереть из его памяти. Вот даже и по телевизору, замечает Андрей, «разговор только о смерти», либо криминал, стихийные бедствия, катастрофы, либо «бесконечные презентации, юбилеи, съезды и сборища мифических каких-то партий и союзов, шоу и бизнес-шоу, поистине уж напоминающие пир во время чумы».
Жена Андрея на пир попала, она готовит к нему дочь, и только Андрею в том месте, где «пахнет воровством», никак не ужиться.
Война ожесточает, заставляет совершать необъяснимые никакой логикой поступки. А ведь было время, когда Андрей «по наивности своей, по своему советскому воспитанию и относительной молодости решил, что подобные восточные жестокости могут быть только у душманов, людей грубых и тёмных, а уж у нас, на нашей советской стороне ничего похоже никогда не произойдёт – люди-то совсем другие...»
Андрей теряет веру в людей – вообще, как в род, как в смысл, как в оправдание жизни. Основания для пессимизма, как мы видим, у Андрея имеются – это его жизнь, его негативный опыт. Ему тяжело жить с приобретённым грузом, хранить чужую тайну – того же Климова, который, наверное, «по-прежнему любит Тургенева, Толстого, Достоевского, увлекательно рассказывает на уроках русской литературы... о «Детстве», о том, как два мальчика искали в саду заветную зелёную палочку, которая должна была принести им счастье...»
Андрей пытался понять самое низкое и высокое в человеке, как-то совместить эти начала для хотя бы приблизительного объяснения, но у него ничего не получилось. В нём нет веры, надежды, он сам уже наполовину мёртвый человек, отказавшийся от той жизни, что его окружает. Человек с чувством вины. И потому его бегство, его уход в отшельники приравнивается к спасению. С его бывшей женой и дочерью всё нормально, он безболезненно от них отделён, отрезан, они теперь могут вздохнуть с облегчением в новой семье. Он решает вернуться в своё родное село, к могилам своих родителей, оставленных в Чернобыльской зоне, – но «не ради жизни, а ради смерти».
Это бегство было бы сродни эскапизму, уходу в себя, если бы у него было продолжение, имелась длительность, но Андрей твёрдо решил закончить свою жизнь именно в таком, оставленном людьми, месте. В этом безлюдье, ненарушаемой глухоте ещё одной разновидности смерти – радиации, – ему будет легче вспомнить себя без ужасов войны, таким, каким он был в окружении отца и матери, утонувшей сестры Тани, многочисленной родни. Он приходит в пустое село Кувшинки, чтобы восстановить себя и свой дом в том счастливом, прежнем виде, и потому в нём нет ни капли сожаления, когда он расстаётся с городом и людьми.
Путь, который выбрал для себя Андрей, это дорога искупления. На этом пути он встречает убогого, просящего милостыню на улице, Васю Горбуна: «Бог тебя не оставит!» Эти слова «запали Андрею глубоко в душу каким-то странным неземным пророчеством. Можно было подумать, что Вася наперёд знает всю дальнейшую судьбу Андрея и вот загодя просит Бога не оставить его один на один со смертью в последние дни и минуты этой жизни».
Странным образом, мёртвое село, пронизанное невидимыми лучами смерти, говорит о жизни Андрею больше, чем любой населённый пункт, заполненный говорливой толпой. Это Рай без людей, каким только и может быть Рай, мир предметов, оживлённых прикосновением и памятью, – калитка, щеколда, ключ, топор, родительские иконы, колодец, детский велосипед, старинные часы, церковь, кладбище, баня, библия с пометками отца, его дневник, охотничье ружьё, патефон... Андрей возвращается в душевно тёплую мирную жизнь, жизнь без ненависти и насилия, без греха: «Из сеней, а потом и из горницы дохнуло на него родными до сих пор, оказывается, не выветрившимися запахами: русская громадная печь, на которой Андрей когда-то так любил греться, вдоволь набегавшись за день по сугробам и заметям на лыжах, а по речке на скользких коньках-снегурках, встретила его чуть приторным запахом пепла и хранящихся в загнетке березовых углей». Внешнее молчание этого, брошенного людьми не по своей воле, мира полно прежде высказанных слов и сокровенных образов, и таящихся, ждущих своего часа: «Одного только брёвна не понимают: почему это дом вдруг опустел, почему в нём уже столько лет не слышно ни мужских, ни женских, ни детских голосов, ведь действительно не сиротская же он могила для пришедшего сюда умирать изувеченного и измученного войнами и послевоенной беспутной жизнью последнего своего хозяина, потомка кузнецов и горшечников».
В этот Рай прилетают аисты, но также, напоминанием о смерти, в нём стоит и Партизанский дуб, на суку которого повесили ещё в другую войну, Отечественную, полицая Васю Горшкова; его последними словами, обращёнными к партизанам и односельчанам, было: «Перестрелять бы вас всех!» А родители предателя сожгли себя в бане, повторив все муки выданных им фашистам односельчан. Снова драма, ожесточение, ненависть, горе... Появляется убивец-старик, лишивший жизни любимую женщину и её сестру. Он рассказывает Андрею: «…сотворив страшное своё убийство, лишь возрадовался ему и даже возгордился, что не дрогнула у меня рука, что выше я теперь всех живущих, смертных людей». Во искупление своей вины старика тоже тянет к дубу.   
Обретённый было Рай, оказывается с изъяном, лишь только Ад напоминает о себе. Последним утешением для Андрея оказывается приход Наташи, его давней, ещё курсантской любви. Её образ – как надежда на счастливое, вопреки принятому решению, развитие событий, ещё один возврат в прошлое, в юность, у которой всё впереди. Но нелепый случай лишает их этой возможности: вторжение в зону беглого солдата с автоматом отнимает у Андрея его доброго Ангела.
Жизнь догнала его и здесь, достала в этом живом для него и мёртвом для всех остальных месте. Смерть догнала его и здесь, достала... Они напомнили ему о себе. Круг замыкается для Андрея в новом горе. Жизнь и смерть, смерть и жизнь. И он бежит от неё или за ней, чтобы спасти и себя, и затравленного дезертира...




Зоя КОЛЕСНИКОВА,
член Союза писателей России

Законы совести не стареют

В семидесятые-восьмидесятые годы, на мой взгляд, хороших русских писателей было больше... К сожалению, теперь на Чернозёмный регион приходится не так уж много достойных имён. Виктор Михайлович Попов – известный воронежский прозаик – один из них. У него более двадцати книг издано в разные годы в Воронеже и Москве. Моё поколение с книгами Виктора Попова выросло и повзрослело. Героев его рассказов, повестей и романов, таких, как «Живая защита», «Один выстрел во время войны», «Частный сектор», «Циклон», «Дни покоя», «Жизнь по карточкам» объединяет нравственная чистота, обострённое чувство справедливости. Только за последние восемь лет у Виктора Попова вышли в свет четыре книги: «Глухой неведомой тайгою», «Туман», «Тёмный лес», «Кокон».
В фантастическом романе «Дни покоя» особенно прослеживается позиция автора, совпадающая с мыслями и поступками его персонажа – профессора Ивана Андреевича Петракова. Это крайне неординарная личность, собирательный образ русского интеллигента, весь смысл жизни которого подчинён идее.
Призывая к общему разговору о культуре человечества, он приводит любопытный пример закона племени майя, у которых самым страшным преступлением считалось извращение исторических фактов. Когда последовало возражение, что древние законы устарели, – «Нет, – ответил профессор, – законы совести не стареют». Я считаю, что это ключевое определение творчества Виктора Попова.
Но вернёмся к герою романа профессору Петракову. Ни разу, ни в чём не изменил себе Иван Андреевич, что говорит о «трудном характере», когда от тебя требуют не профессионализма и организаторских способностей в научной работе, а бесконечного соглашательства и в итоге рабского выполнения приказа, уму и сердцу вопреки (события на острове Талум).
Но и в бытии своём профессор остаётся самим собой. Вспоминая свою жизнь, Иван Андреевич так же, как и в молодости, с такой же свежестью и пылкостью чувств обожает свою жену Марию, жалеет сына Артёма, восхищается директором своего НИИ, не подхалимски, а искренне, наедине с собой. Иван Андреевич – мудр и сентиментален. Он умеет радоваться жизни, а в этом тоже его особая мудрость.
Переименовав в дальнейшем этот роман в «Кокон», автор изменил концовку. Не погибает, а спасается профессор Иван Андреевич Петраков и спасает своего подопечного Роберта, над которым его принуждали проводить опыты на острове Талум. «Кокон» – это не просто фантастический роман. Здесь фантастика всего лишь как форма, в данном случае удобная автору форма жанра. Иван Андреевич Петраков – крупный учёный, человек большого ума, огромной воли и сильного характера. Помните у Шварца в «Обыкновенном чуде»: «Стыдно убивать героев, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных». Очень жаль прекращать, обрывать в самом расцвете сил такую насыщенную, плодотворную, а потому прекрасную и счастливую жизнь. Иван Андреевич – незауряднейшая личность. Его жизнь, конечно же, – подвиг на благо Отечества. Такому герою надо дать возможность как можно полнее реализовать себя. Ум и доброта, талант и доверительное отношение к миру – это и есть красота, которая спасёт мир.
Жизнь каждого человека – это «кокон». Мы сами не знаем, что из нас дальше получится – бабочка с красивым опереньем или так всё и замрёт – не развившееся, не реализованное. Человек – это сплошные вопросы. Преодоление «кокона» и есть жизнь. Выбраться, выйти за пределы того, что данному человеку якобы предопределено. Наше общество, любое – капиталистическое, демократическое, – это всё «кокон». Когда творческий человек начинает работать, он вынужден выйти за пределы своего замысла. А это значит, что всегда есть предпосылки для развития.
Автор книги «Глухой неведомой тайгою» в главных героях длит свой вечный поиск искушения истиной: посылает юношу (почти подростка) в зек-зону руководить лесоповалом, где ему оказалось тяжелее морально, чем в конце концов сбежать на фронт. Сбежать от давящих, довлеющих над тобой обстоятельств, что понуждают тебя поступаться совестью. Но совесть Бориса всё-таки побеждает.
Столь же непроста коллизия и романа «Жизнь по карточкам». Другой герой, Иван Гайдуков, проверяется на излом целой цепочкой причин, по которым его вынуждают поступаться своими идеалами добра, честности, чистоты чувств. Он сначала по-человечески жалеет, а потом влюбляется в Ольгу Скворцову. Любит её за гордость, красоту, нестандартность, страстность и даже некоторую странность.
Это одна из тех немногих натур, обладающих удивительным магнетизмом, когда рядом с ней мужчины перестают замечать других особ женского пола. Её непосредственность, искренность, обострённое чувство справедливости, её вселенская боль, засевшая в ней после немецкого лагеря, – всё это заставляло окружающих видеть мир её глазами и хотя бы пытаться жить по законам совести.
И погибает Ольга Скворцова не потому, что совершает чудовищный проступок, граничащий с преступлением, а потому, что её жизненные ценности не совпадают с философией окружающего пространства, которая сводится к самому главному закону: живи ради себя, блюди свои интересы, и тогда выживешь, и даже вполне благополучно.
Невозможно было существовать Ольге рядом с Афанасием. Её чрезвычайно ранимая психика обострена страшным надломом в концлагере. Она считает, что афанасии не должны жить больше на Земле, она их сравнивает с немецкими надзирателями. Ей не просто неуютно среди таких людей, она испытывает постоянную боль при соприкосновении с ними (адскую боль!). И чтобы прекратить эту пытку, она (не ведая, что творит), поджигает избу Афанасия после его очередного иудо-действия.
В книге «Глухой неведомой тайгою» герои, мне думается, отражают переживания, которые на протяжении всей своей жизни испытывает автор. Но самое важное в ней – любовь, немногословная, терпеливая, всепрощающая, которая бывает редко. Но бывает...Чувствуется, что автор ко всем своим героям относится с любовью, даже к якобы самым отъявленным негодяям. Создавая образ, только любовью можно вдохнуть жизнь даже в отрицательный персонаж. Здесь речь идёт о совестливой любви и её законах, истина которых в том, чтобы любить без ненависти, без ревности, без раздражения, без желания вмешиваться в то, что другой делает или думает, без осуждения, без сравнивания…
Если вы любите всем вашим сердцем, всем умом, всем вашим существом, когда вы полностью отдаете себя этой любви, ничего другого не существует. И герои книги идут к этой истине всю свою сознательную жизнь. И даже – после! И тайна сия велика есть. И здесь всё зависит от яркости таланта и духовного совершенства или стремления самого к таковому самого автора.
У литературы, прежде всего, воспитывающая роль. Литература не может быть только неким развлекательным действом. Дети наши и мы сами воспитаны на русской классике.
В советское время были профессиональные творческие союзы, к которым власть относилась лояльно или хотя бы делала вид, что так относится. Сейчас к нам такое же отношение, как к любой другой общественной организации: любителей пива или пчеловодов. И это очень огорчает. Очень хочется надеяться, что скоро всё изменится к лучшему. Но какое бы ни было к нам отношение со стороны государственных структур, мы писали и будем писать всегда, независимо ни от каких обстоятельств. Другое дело, что организационные формы могут быть разными, и при уважительном отношении к нам госчиновников было бы больше пользы от нашего творчества подрастающему поколению, которое сейчас почти совсем ничего не читает. Российская провинция всегда питала русскую литературу своими шедеврами, величайшим примером тому является «Тихий Дон» Шолохова. А без творческих союзов невозможно объединение писателей, художников, музыкантов.
Мы должны объединяться ради пропаганды художественного творчества, чтобы помогать друг другу. Любое дело нужно подкреплять Словом. Пусть это будет публицистика, исторические очерки, воспоминания, художественные произведения.
Чтобы помнить, знать, анализировать, надо непременно об этом написать. Чтобы карабкаться вверх, надо сложить крылья... Долгий, упорный, кропотливый труд – залог успеха серьёзного прозаика. В поэзии несколько иначе. Там необходим эмоциональный перехлёст, переизбыток, яркость образов, афористичность мысли... Хотя в обоих случаях без искры Божьей в литературе делать нечего. В этом тайна художника.
 

Елена РОГОВА,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры русской литературы ХХ века
и зарубежной литературы ВГПУ

Лирика Виктора Костенко:
 перспективы освоения писательского наследия

Виктор Никитович Костенко (1936-2006) хорошо известен в литературных кругах Воронежа как яркая, разносторонне одарённая личность: он был журналистом и прозаиком, поэтом и исполнителем песен. Его имя включено в «Воронежскую историко-культурную энциклопедию». Запись радиопередачи, встречи с читателями в библиотеке, работа над музыкальным диском и многие другие мероприятия, в которых участвовал В.Н. Костенко, являются свидетельством его активной творческой жизни.
Казалось бы, его писательская судьба складывалась относительно благополучно: далеко не всякий писатель и журналист ещё при жизни может получить признание читателей. Но одних благоприятных социально-культурных обстоятельств для этого явно мало – необходимы, в первую очередь, талант и актуальность проблем, поставленных автором. Что касается проблематики произведений В. Костенко, то об этом уже неоднократно писали и говорили: трилогия «Барак», «Коммуналка», «Особняк» повествует о жизни России в ХХ веке, о судьбе поколения, чьё детство пришлось на суровое военное время. Для нас, земляков В.Н. Костенко, эти произведения имеют особое значение, поскольку Воронеж занимает в них центральное место.
Что же касается таланта, то его голыми фактами творчества не измерить. Необходимо системное изучение всех составляющих художественного мира писателя, начиная с его ранних статей и стихов и заканчивая последними творческими замыслами. Немногие, например, знают, что у Костенко был задуман ещё один роман, правда, он был только начат: написано 12 глав, а на 13-й жизнь писателя оборвалась… По утверждению дочери писателя, Екатерины Викторовны, в рукописях представлена только треть нового произведения. А сколько ещё важного и интересного можно обнаружить в архивах! Даже поверхностное сопоставление лирических сборников В.Н. Костенко и его рукописей показывает, что неопубликованных стихов хватило бы ещё на сборник, а может быть, и не на один.
При жизни писатель издал единственную книгу стихов «Семицветие». В 2007 году, уже после смерти художника, вышла вторая – «Откровение», о которой в обращении к читателям сказано, что это издание – «практически полное собрание его (В. Костенко – Е.Р.) поэтических произведений». Отчасти это утверждение справедливо: по сравнению с первым сборником, во втором опубликовано почти на 80 стихов больше. Но дальнейшее исследование творческой лаборатории писателя показывает, что ещё значительная часть наследия остается неизвестной. Так, в записных книжках 1988-1991 гг. и рукописном варианте «Семицветия» обнаружены около 50 неизданных стихотворных текстов. Конечно, не все они равноценны, не все имеют законченный вид.
Однако эти материалы имеют немаловажное значение: во-первых, на основе записных книжек всего одного периода жизни писателя, мы видим, как рождается его художественное слово, как развивается мысль, какие этапы проходит стихотворение до своего окончательного вида. Так, сопоставление трёх источников (рукописного варианта «Семицветия» и двух изданных сборников) выявляет трансформацию названий некоторых стихов. Возьмём, к примеру, цикл «Такая бесконечная война»: один из стихов, названный в рукописи по первой строке «Мы дети ей», обретает название «Матери» в обоих сборниках; стихотворение «Здесь памяти суровый след» озаглавлено в книгах как «Чижовка»; название «В Воронеже полгода шли бои» меняется на «Реквием», а стихотворение «В канун восьмой мальчишеской весны…» в «Семицветии» названо «Отцу», а в «Откровении» – «Я ждал тебя, отец!»
Во-вторых, исследование записных книжек показывает, что многие произведения В. Костенко были написаны не сразу: один и тот же текст, разумеется, с определенными изменениями, можно встретить неоднократно. Так, стихотворение «Весенней ночью сердце бьётся гулко…» задумано поэтом в марте, а закончено в мае 1988 года; стихотворение «Нет, не горят, не сожжены мосты», соответственно, в июле 1988 г. и в январе 1989-го. Но установление дат создания отдельных стихотворений вряд ли могло быть самоцелью, здесь гораздо важнее другое: датировка позволяет исключить хронологический принцип компоновки отдельных лирических циклов и сборников, помогает понять их внутреннюю логику. Нередко одинаково названные циклы в разных сборниках отличаются и количеством, и составом текстов. Цикл «Мы», например, насчитывает в первой книге 12 стихотворений, во второй – 64. Некоторые стихи этого цикла были включены в последнем сборнике в «Стихи последних лет» («Россия», «Ссыпает осень медяки», «Страна Лимония»), другие – перенесены из цикла «Перекресток любви» («Бывают дни», «Взгляд потуплен» и др.).
Таким образом, можно наметить важнейшие перспективы изучения лирики В.Н. Костенко. Прежде всего, следует выяснить художественную логику лирических сборников и циклов, сопоставив их друг с другом и с материалами писательского архива. Кроме того, важной представляется работа над рукописями и выявление неизданного пласта произведений. Следующий этап – определение художественных особенностей лирики В. Костенко. Безусловно, его творчество органично входит в современный литературный процесс, представляя яркую и оригинальную страницу так называемой «традиционной поэзии». В связи с этим возникает необходимость проследить в стихах Костенко литературные традиции – пушкинские, лермонтовские, пастернаковские и др. Но культурная основа, на которой вырастает поэзия В.Н. Костенко, подпитывается мощной энергией автора, глубоко и остро переживающего жизнь – её радости и горести, любовь и разочарования, горечь потерь и величие обретений…
Искренняя и проникновенная поэзия В. Костенко является, по словам самого автора, «не только летописью, но и исповедью… души». Она не может оставить равнодушным человека, пытающегося понять жизнь и определить своё место в ней, сталкивающегося с испытаниями и ищущего опоры в добре, любви и творчестве… Всему этому нас учит «солнечное» слово В.Н. Костенко, отражающее современное мировосприятие, но ориентированное при этом на традиции русской классической поэзии.



Татьяна ТЕРНОВА,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры русской литературы XX века ВГУ

Рассказ Дмитрия Перевозова «День охоты»:
к проблеме жанра

Литературная ситуация конца ХХ века в большей степени, чем когда бы то ни было, характеризуется трансформацией, если не редукцией жанровых границ. Ещё А.Н. Веселовский в конце века XIX-го объяснил эту наметившуюся в ту пору тенденцию нашим общим культурным существованием в индивидуально-авторской эстетической фазе, пришедшей на смену нормативно-риторической.
Проблема размывания жанровых рамок свидетельствует не об упадке литературы, а о вечном споре традиции и новаторства, который, собственно, и задаёт динамику литературного развития. Так, частным вопросам жанровых трансформаций был посвящён «Круглый стол», проведенный в ходе XI Лотмановских чтений в 2003 году (см. журнал «Новое литературное обозрение» – НЛО [1], а также ряд других публикаций в том же издании [2].
Основания для подобных дискуссий о жанровых моделях даёт сам литературный материал, подчас неоднозначно, а то и вовсе проблематично дифференцируемый по привычным жанровым схемам. Это замечание в полной мере касается рассказа молодого воронежского писателя Дмитрия Перевозова «День охоты» (публикация журнала «Подъем», 2005, № 6).
Несмотря на успешный дебют (публикацию повестей «Самый быстрый самолет» в журнале «Подъём» (2003), «Долгие сборы» в журнале «Москва» (2005), имя Д. Перевозова, пожалуй, нуждается в представлении. А самое адекватное представление о писателе даёт критика. Здесь стоит отметить обзор Седьмого форума молодых писателей в Липках (2007), сделанный на страницах «Литературной России» Александром Титковым, где Д. Перевозов назван в числе наиболее талантливой двадцатки имён, подразделённых на «поколение 70-х» и «поколение 80-х» [3]. Д. Перевозов – лауреат премии Союза журналистов России (2002) [4]), критик, эссеист [5], кандидат филологических наук.
Рассказ Д. Перевозова «День охоты» провоцирует своим названием на вполне очевидное сопоставление его с традицией охотничьего рассказа. Более того, отсылка к тургеневским охотничьим пратекстам есть в самом повествовании Перевозова: «…опять вспоминалось читаное-перечитаное из тургеневских «Записок»: «Вы выходите на крыльцо... На тёмно-сером небе кое-где мигают звёзды; влажный ветерок изредка набегает лёгкой волной; слышится сдержанный шёпот ночи; деревья слабо шумят, облитые тенью. Вот кладут ковёр на телегу, ставят под ноги ящик с самоваром» [6]. Налицо литературоцентризм сознания персонажа-повествователя, у которого текстовый опыт предшествует реальному.
Тургенев интересен Перевозову не только и не столько как пейзажист. Тургеневский взгляд на мир воспринимается им как знак гармонии, мудрости человечески-природных взаимоотношений: «Тургенев с «Записками охотника» мне ближе других писателей. Ближе, помимо прочего, своей ненавязчивой, мудрой проницательностью вкупе с той трогательной, пусть немного наивной с точки зрения двадцать первого века, нежностью, с какой он описывал природу и людей как этой природы часть...» По мысли О. Земляной, такой подход вообще характерен для русской литературной охотничьей традиции: «Мы в этом мире, по большому счёту, охотники за тайной смысла жизни…» [7].
Тургеневский пратекст выполняет в повествовании Перевозова сюжетообразующую роль. Сюжет в его рассказе движется не фактологией охоты (собрались, поохотились, сварили суп из трофеев), составляющей фабульный уровень текста. На сюжетном уровне рассказ не об охоте вовсе, а о том, что произошло с человеком, человечеством с благословенных тургеневских времён: «Естественно, я подозревал, что со времён Тургенева многое изменилось, но чтоб настолько!» – констатирует повествователь.
В эпизодах охоты он не видит эстетики, а тем более не видит гуманизма: «В некоторых местах уже и травы не было видно из-за перьев, кишок, полузасохшей крови... М-да... Тургенев об этом не писал, у него: «Зелёной чертой ложится след ваших ног по росистой, побелевшей траве». Или ещё лучше: «Голова томно кружится от избытка благоуханий... Кустарнику нет конца...» И ведь всё осталось таким же: роса, трава, кустарник... Люди другие стали».
Именно отсылки к Тургеневу выводят повествование Перевозова на уровень, не контаминирующий с жанровой моделью охотничьего рассказа, в которой на первом плане должна быть фактически-трофейная и пейзажная сторона охоты. Д. Перевозов пишет, по преимуществу, пейзаж души повествователя. Отсюда начало текста, задающее психологическую интригу (желание разобраться, почему так…): «Холод жизни проникает в нас постепенно. Сначала леденеет кровь, затем костенеют суставы, лицо меняется (лишь по глазам узнаём себя на давнишних фотографиях); пальцы гнутся уже не так проворно, как раньше; сердце начинает пошаливать, бьётся с каждым новым ударом медленнее и, наконец, замирает, останавливается совсем. <…> Обычно холод сопутствует опыту старости, прячась за морщинами, за сутулой спиной, но у меня вот произошло иначе: всего-то двадцать два исполнилось, когда я впервые кожей, нутром прочувствовал, что он, холод, есть уже, оказывается, и во мне». Далее повествование развивается по реверсивной модели, обнаруживающей нелицеприятные стороны охоты (охота как повод для пьянства, жестокость охоты и последующего свежевания птицы). В финале эпизод инициации – умирания души, которое совпадает с первым водочным возлиянием: «А я, с непривычки, наверное, забалдел, чувствовал, как водочное тепло разливалось волнами по телу. Упарился. Говорят, обмороженным, перед тем как замерзнуть насмерть, тоже жарко делается...» Правда, причина этого возлияния у повествователя все же иная, чем у остальных охотников – это непереносимость страдания, о котором Перевозов не говорит, но которое показывает. А значит, и душа у него вполне живая… Важно, что эпизод этот совпадает с днём рождения: «В тот день мне исполнилось двадцать два... На охоту, сколько потом ни приглашали, я больше не ездил». Тем не менее, финал нельзя назвать благостным. За ним, монологически обращённым к началу текста, констатация собственной вины и за соучастие в охоте, и за неучастие в противодействии ей.
Явно выходящий за рамки охотничьего повествования, рассказ Перевозова тяготеет к новейшей литературной схеме, обозначенной Н. Лейдерманом и М.Липовецким как «новый автобиографизм». К этому потоку, восходящему к традиции Вен. Ерофеева и С. Довлатова, могут быть причислены тексты О. Павлова и С. Шаргунова. Новизна такой поэтики связана с резким нарушением «абсолютной эпической дистанции» описываемых событий: «Авторы таких произведений вспоминают повседневность, а не события, помеченные печатью «большой истории», и вспоминают не через много лет, а с достаточно близкой временной дистанции, превращая в персонажей мемуаров живых и активных коллег-современников <…>. Эти произведения также посвящены истории поединка личности с хаосом жизни, в данном случае – через построение родной современности как единственного, изнутри освоенного и наполненного субъективными смыслами и связями, только автору принадлежащего отрезка истории и вечности. Достоверность же личности автора (он же центральный герой), среды, персонажей придает этому философскому эксперименту реалистическую убедительность» [8].
Эти признаки «нового автобиографизма» не кажутся универсальными и напоминают о традиции лирической прозы 60-х годов (Ю. Казаков, Ю. Нагибин и др.). Но есть у «нового автобиографизма» и оригинальный момент, отчасти выводящий его за рамки литературы – это почти исследовательский интерес к чужому слову, активное использование цитации как приема. Именно так в рассказе Д. Перевозова, эксплуатирующего для раскрытия собственной идеи фрагменты тургеневского повествования.
Итак, в рассказе Д. Перевозова «День охоты» преодолевается жанровая модель охотничьего рассказа (фиксируется расхождение идей при совпадении фабульных клише). Новизна текста Перевозова, при всей его искренности, не в переакцентировке внимания с обстоятельств охоты на психологию человека (традиция Тургенева), не в обозначении антигуманности охоты и констатации расподобления отношений человека и природы (вспомним рассказ Б. Зайцева «Волки»). Принципиальная новизна в разработке охотничьей темы состоит в том, что она осознаётся как литературоцентричная. Точкой отсчёта для её разработки становится не реальная жизнь, а тургеневский пратекст. Рассказ, использующий прием цитации, тяготеет к тенденции «новый автобиографизм».
_____________
1. Комментарий: блеск и нищета жанра в современную эпоху (Стенограмма «круглого стола» в рамках XI Лотмановских чтений. Москва, РГГУ, 20 декабря 2003 г.) // НЛО, № 66, 2004.
2. Лейдерман Н.Л. Проблема жанра в модернизме и авангарде. (Испытание жанра или испытание жанром?) // Русская литература ХХ–XXI веков: направления и течения. - Вып. 9. - Екатеринбург, 2006. Ренье Ф. Тезисы к дисциплине, именуемой «литература» // НЛО,  № 59, 2003.
3. Титков А. Не липовая поэзия // Литературная  Россия,  № 43, 2007 г.
4. Костюков Л. Осень в садах Лицея // Литературная газета, № 44, 2002 г.
5. Перевозов Д. Зарытый талант. О Владимире Маяковском и о романе Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота». Подъём,  № 9, 2001.
6. Перевозов Д. День охоты // Подъём, № 6, 2005.
7. Земляная О. И.С. Тургенев об особенностях национальной охоты // Звезда,  № 10, 1998.
8. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: В 4-х тт. – Екатеринбург.  Т. 4. – 2001, с. 101.

Людмила КУЗНЕЦОВА,
член Союза писателей России

Профессиональная поэзия непрофессиональных поэтов

Говорить о поэзии трудно. Слишком уж субъективное это дело. Время для неё сейчас трудное – голодное и холодное, в прямом и переносном смысле. Поэтические книжки выходят мизерными тиражами, в магазинах они не покупаются, и поэты, в основном, просто раздаривают их друг другу. Но от этого хорошей поэзии меньше не стало, стало меньше читателей.
Здесь мне хочется сказать о тех поэтах, которые не являются членами Союза писателей, но пишут неплохие стихи. Верный признак хорошей поэзии – повторяющееся желание читать вновь и вновь. Эти авторы, ни на что не претендуя, просто иногда печатаются в периодической печати. Всех, конечно, я назвать не смогу, но те, которых перечислю ниже, вполне заслуживают этого. В разное время, в разговоре с разными людьми всплывали эти имена с подтверждением, что это действительно неплохие поэты, которые не выпячивают себя, они просто умеют хорошо писать и в основном существуют как поэты тихо и незаметно.
Первым хочется назвать Льва Коськова. О нём, пожалуй, трудно сказать, что он существует тихо и незаметно. Этот поэт, не являясь членом никакого Союза, хорошо известен в Воронеже и области. Уж кого-кого, а его постоянно приглашали вступить в наш Союз (подобные приглашения просто так не делаются), но он как-то не видит в этом необходимости. Просто выпускает свои маленькие книжки мизерными тиражами с большой поэзией. Он просто живёт и видит то, что не видят многие другие:

…И скворец распевает на ветке,
Вскинув голову как Мандельштам…

…И сквозь дорожный запах гари
Ломились в окна соловьи…

...Поэта делает эпоха,
Когда он ей необходим…

…Я не могу надёжную безвестность
Сиюминутной славе предпочесть…

…И жизнь твоя осмысленно течёт,
…Воронкой расширяясь в бесконечность…

Хочется ещё и ещё перечислять такие строчки, потому что, листая тоненькую книжку, на каждой странице нахожу стихи, которые перекликаются с моей душой и, надеюсь, не только с моей, но и с душой любого читателя, который прикоснётся к поэзии Льва Коськова. И, напоследок:

…И, подбородок, подперев рукою,
Я всё гляжу в густеющую тьму,
Откуда на меня глядит такое,
Что неподвластно воле и уму.

Совсем недавно открыла для  себя кантемировского поэта Леонида Шаповалова. Это самобытный поэт, со своим взглядом на мир, с изысканным подходом к рифмической структуре. Безукоризненное владение русским языком сочетается с огромным словарным запасом. Звучат его стихи совершенно естественно и доставляют истинное удовольствие. Жаль только, что автор до преклонных лет как-то умудрялся скрывать её – мало публиковался, у него нет ни одной книжки.

Александр Болдырев из села Елань-Колено Новохопёрского района – человек трудной судьбы, так как он является инвалидом. Он пытался однажды вступить в наш Союз, но не набрал достаточного количества голосов, хотя его стихи ничуть не хуже стихов некоторых членов СП.

…Она цветы несла из леса,
Тяжёлый и привядший сноп.
Она – себя несла из лета,
Усталая от плеч до стоп…

Сергей Бичёв из Каменского района. Его стихи в течение многих лет печатались в воронежских газетах. В них профессионально сконцентрирован сгусток сюжета. Вот одно, которое хочется привести полностью:

…Пахнет листьями, дымом, прохладой,
Век свой краткий отжившей травой,
Предрассветной пургой звездопада
И распаханной жирной землёй.

Пахнут тайной осенние зори,
Одиночеством пахнет простор,
Пахнет приторным варевом горя
Наш с тобой деловой разговор.

Ты сейчас и умнее и строже,
У тебя всё ещё впереди,
У меня же мурашки по коже
Да нешуточный холод в груди.

Станет легче, конечно, когда-то,
Только будет всплывать вновь и вновь,
Как у старой заброшенной хаты
Мы с тобой хоронили любовь.

Не знаю, где сейчас живёт Анатолий Смышников, но когда-то мы с ним жили в одном городе и даже на одной улице. В детстве вместе играли в прятки-догонялки. И вот теперь, читая его стихи в журнале «Подъём», приятно удивилась, что он, как и в юности, продолжает писать стихи. Не помню, какие стихи он писал тогда, но две строчки засели у меня в голове (не уверена в точности) – «…и целую я калитку, ведь её касалась твоя рука…». И вот проходит половина жизни, да что там половина, больше, наверное, и появляются совсем другие стихи:

В окошке храма чьи-то лица,
Огни дрожащие свечей.
Звонят к вечерне, снег искрится
В последнем проблеске лучей.

Мне этот вечер – как награда,
Как отпущение вины.
Здесь, за церковною оградой,
Сам воздух кажется иным.

Нет будней серого налёта,
Нет страха подлого в груди –
Лишь ощущение полёта
По неизвестному пути.

Коснусь я лба тремя перстами,
Взгляну на небо чуть дыша…
Там кружит голубь над крестами,
Как заплутавшая душа.

Светлана Руденченко – из Новохопёрского района. Сильная поэтесса. Хотя слово «поэтесса» какое-то не солидное и многими не принимается. Но что поделаешь, есть такое слово! В её стихах сквозит простая и искренняя интонация. Разумеется, простота и лёгкость – это следствие дарования. Вот, например стихотворение, которое скажет само за себя:

Монашек-дождь поминовеньем,
Едва угаданным на слух,
Прошёл, благословил мгновенье,
И откровеньем вспыхнул луг.

Прошёл он с посохом, незрячий,
Не поднимая головы,
И был, как будто предназначен
Лишь для души – не для молвы.

Но зной обид и огорчений,
Но искушений душный дым
Рассеял он не изреченьем,
А обаянием одним.
 
Дыханьем чистым и прозрачным
Коснулся опалённых уст,
Прошёл – и смотрится иначе
Большой смородиновый куст.

Читая такие стихи, читатель не ошибётся, не окажется обманутым. Такая поэзия заставляет задуматься, – о чём у поэта болит душа и чем он её врачует.





Марина СЛИНЬКО,
кандидат филологических наук, доцент кафедры
русской литературы XX века и зарубежной литературы

Первые шаги
(О работе «Союза Свободных Поэтов и Менестрелей» –
творческого объединения при Воронежской ЦГБ им. А. Платонова)

«Союз Свободных Поэтов и Менестрелей» – творческое объединение при ЦГБ им. Платонова, зародившееся в октябре 2006 года, для которого характерно стремление к синтезу искусств – литературы, театра, музыки. С самого начала и до сегодняшнего дня в «Союзе» царят равноправие и взаимопомощь. Официальными руководителями клуба голосованием на первом собрании были выбраны Маргарита Варенникова (автор песни «Свобода», которая позже стала гимном «Союза») и Мария Соколовская.
Свои собрания «Поэты и Менестрели» проводят в читальном зале библиотеки им. А. Платонова. Н. А. Серганова, заведующая библиотекой, предоставила клубу не только помещение, но радушный приём и помощь во многих сложных организационных вопросах, а также в расширении круга общения с другими творческими объединениями. Теперь здесь никто не услышит: «за оставленные в гардеробе крылья / Администрация ответственности не несет…» (А.Веретина). 
Символ клуба – оранжевое солнце (огонь) с голубыми крыльями (цвет неба) на белом фоне (цвет души). И Солнце «Союза» расправило крылья над ул. Феоктистова, 2, теперь порой унылый городской пейзаж не влияет на солнечное состояние души:

Небесная сталь чеканит себе лицо,
Присягает весне между двух стекол
И тонет в море каменных глаз,
Уличной пыли, прелой листвы,
Дохлых кошек и крыс.
А в черством воздухе жёлтых комнат
Ночует коронованный солнцем день…
Александр Дубровских, «Страница №7»
«Союз» впервые показал себя на студенческом гала-концерте «Золотая Осень» в городском Доме культуры (2006). Была представлена небольшая миниатюра («Мы – ого-го, да мы!.. Нас 14 раз показывали мельком по телевизору…»), пародирующая мелочность псевдопоэтов. В ВГПУ не раз слышали и слышат ССПиМ (выступали на 75-летии газеты «Учитель», участвовали в Днях поэзии, студенческих концертах).
Поэтов и музыкантов, не схожих характерами и жизненными позициями, объединяет желание творчески обсуждать проблемы, которые всегда волнуют молодых. Первые собрания проходили под банальными названиями «Яд равнодушия», «Любовь – свойство души», «Дружба» (это основные темы их творчества)… Каждая проблема рассматривалась без штампов. Ведь еще Э. Ремарк напоминал, что только самые часто задаваемые вопросы становятся «дешёвыми». Вспоминался и О. Уайльд: «Поэты так часто говорили о любви, что мы перестали им верить»… Говорить учились от души. И не важно, красиво или нет, в рифму или белым стихом, своими словами или строками созвучных авторов… По словам лидера объединения М. Соколовской, «иногда легче цитировать десять минут Ахматову, Маяковского, Есенина, Высоцкого, Окуджаву, Шевчука, чтобы было понятно, что ты чувствуешь (как было на одном собрании «Союза», когда вдруг, стих за стихом, начали разговор, и даже спор, читая стихи любимых авторов)».
13 декабря 2006 года для «Союза Свободных Поэтов и Менестрелей» не было обычным днём. Собрание в читальном зале библиотеки им. А. Платонова проходило не в полном составе: половина ребят впервые поехали на межрегиональный фестиваль «Ведрусский Посох» в Красногвардейск (в Воронеж С. Матыцин привёз Посох Скомороха, М. Варенникова – Поющий Посох, приз зрительских симпатий, а всем ребятам дали Посох Странника. Призы – книги, которые привезли ребята из Красногвардейска, «Союз» с благодарностью подарил фонду библиотеки). Но поездка не сорвала собрание ССПиМа! И вечером этого дня в стенах читального зала библиотеки им. А. Платонова говорили о Родине. По признанию ССПиМовцев им было важно понять, «что мы вкладываем в это слово? Не стало ли оно пустым звуком для нас? Что мы знаем о своей стране?.. За что любим Родину? На чём основывается эта любовь? Чем её доказать и нужно ли? Патриотизм, значит «просто убей иноверца»?» Обсуждались эти и многие другие вопросы. Члены объединения пришли к единой концепции: «Нужно думать о той земле, на которой живёшь. Петь песни и сочинять стихи, поэзия учит любить и забывать о ненависти» (вывод М. Соколовской):

Один был слеп. Он зрячих ненавидел
И отнимал способность видеть свет,
Который сам он никогда не видел.
Другой был глух. Он ненавидел звуки,
И вместе с первым отнимал он слух.
И говорил, используя лишь руки.
Был третий нем. Он ненавидел песни
И отнимал способность говорить,
Орудуя с соратниками вместе.
Четвёртый возвращал способность видеть
И песни петь, и слышать этот мир,
Но отнимал уменье ненавидеть.
Елена Садова, «Четверо»

Начались творческие будни-праздники. «Союз Свободных Поэтов и Менестрелей» был приглашён на фотовыставку Лаврентьева (2007), которая проходила в Музее-диораме, затем на гала-концерт.
На фестивале авторской песни и поэзии «Вега Весны» (2007) все члены ССПиМ, которые решили принять участие, прошли отборочный тур. П. Глаголев, член философского объединения «17 яблок», литературно-музыкального клуба «Река», «ССПиМовец старой закалки», получил первое место. Жюри высоко оценило и выступление А. Веретиной, читавшей «Иудейское».
Общественная жизнь «Союза» набирает обороты. О «Союзе» можно прочитать в газетах (в том числе и в городской фотогазете у площади Ленина), услышать по радио, увидеть сюжет по телевидению. С этим связано даже несколько смешных моментов, вошедших в историю клуба. Например, в газете «Антенна», не разобрав слова «Менестрели», написали «Союз Свободных Поэтов имени Стрелли».
ССПиМ знакомится с воронежскими маститыми поэтами. Он участвует во многих фестивалях (авторской песни и поэзии «Парус Надежды», «Рамонский Родник», ролевой «Время Легенд» и др.), в сборах «Поэтограда».
«Поэтоград» – клуб клубов, собирающийся в зале музыкальной библиотеки им. Пушкина. 27 сентября 2007 года там прошло «Бабье лето» – вечер женской поэзии, где каждой из участниц после выступления преподносилось, в том числе, ароматное зелёное яблоко за определенные личные и поэтические качества. От «Союза Свободных Поэтов и Менестрелей» участницей была М. Соколовская. Она получила яблоко за очарование, антураж и поэтическую смелость, а также два приза зрительских симпатий от литературных клубов «Молодые» и «На перекрёстке». А. Веретина получила приз конкурса, проведённого на одном из собраний «Поэтограда».
Концертом «Закон Открытого Сердца» «Союз Свободных Поэтов и Менестрелей» 7 октября 2007 года  отметил год своего существования. Концертная часть программы включала в себя презентацию, выступления официальных лиц, миниатюры, стихи, песни, игру на различных музыкальных инструментах (гитара, фортепиано, флейта, кларнет), вручение дипломов членам «Союза». Кроме того, концерт «Союза Свободных Поэтов и Менестрелей» стал презентацией его первого сборника «Закон Открытого Сердца», где были опубликованы стихи членов клуба.
Молодыми поэтами сделаны первые шаги, и этот талантливый «Детский лепет» (название стихотворения А. Веретиной) приятно слышать и видеть:

Добрый день. Я – скелет и двадцать пять килограммов мяса.
У меня нет концепции, цели… зато до чёрта причуд.
Я плыву без ко;мпаса, как говорят моряки – без компа;са.
Впрочем, всё это частности. Я не об этом сказать хочу.
А из окружающих лозунгов эгоизма
Можно выбрать любой: «Кто не с нами, тот против нас»,
«Возлюбите ближнего», «Ненавижу себя», «Организму
Не хватает кальция» и «Строй своё будущее сейчас!»
Но как в будущем жить, как думать о нём без опаски?
Можно просто перевести часы – и айда!
Но, увы, так ведь тоже случаются неувязки:
Я хотела идти на крышу – пришла сюда.
И сказать мне нечего, я здесь стою, по сути,
Просто так, без мотивов, за здорово живешь…
И от этого восприятия ведь не будет!
Когда нечего больше сказать, говорят: «Молодёжь…»
Молод ёж выставлять наружу свои колючки!
Я ж не спорю! Мои амбиции – напоказ.
Посмотрите в глаза мои – я, может быть, лучше!
Но не пробующим на зуб трудно понять на глаз.
Может быть, говорю нахально. Может быть, смело.
Попытаюсь пространную речь чуть-чуть обкорнать:
Если кто-нибудь понял, что я сказать хотела –
Расскажите мне после. Мне очень важно знать.

Талантливым участникам объединения есть о чём рассказать: о себе, о мире, как они его себе представляют. Стремление к диалогу, полилогу с реальностью, – важная черта ССПиМовцев. Они не избегают оценок и самооценок; хотят услышать от окружающих о себе. Юношеская аксиология важна, так как формирует основные принципы искусства ХХI века, открывающего многочисленные возможные миры человеческой души.


 Ирина КУЗНЕЦОВА,
сотрудник научно-методологического отдела
Воронежской областной юношеской библиотеки
им. В. Кубанёва

Значение литературных объединений в становлении молодых литераторов

Одним из направлений деятельности Воронежской областной юношеской библиотеки имени В. М. Кубанёва (директор Вяльцева Г.В.) является работа с одарённой молодёжью. В 2003 году при отделе «Абонемент» был создан поэтический клуб «Молодые». В его состав вошли школьники и студенты воронежских вузов, большинство из них – читатели библиотеки.
В библиотеке работает несколько клубов – литературное кафе «Лик», клуб авторской песни «Парус» и другие, поэтому название отражало не только юный возраст членов клуба, но и молодость самого поэтического объединения. Заседания клуба проходили шумно и интересно. Ребята приносили на обсуждение товарищей свои стихи, а потом и прозу.
В 2004 году вышел первый сборник клуба «Душа нараспашку». Конечно, этот сборник не предназначался широкому кругу читателей, а был выпущен маленьким тиражом для членов клуба. Ещё слабые, но светлые и очень искренние стихи стали первым опытом, который дал членам клуба необходимый стимул к дальнейшему развитию, совершенствованию своих творческих возможностей.
Появление сборника стало праздником и для ребят, и для коллектива библиотеки. Была организована и проведена его презентация, на которую были приглашены администрация библиотеки, родители и друзья молодых поэтов.
В 2005 году члены клуба приняли участие в областном литературном молодёжном конкурсе «Мы пишем сами о войне», в котором завоевали звание победителей. Рассказ Натальи Кашириной «Небо» был напечатан в журнале «Молодой Воронеж».
Ребята взрослели, взрослело и их творчество. В 2006 году появился второй авторский сборник клуба, который получил название «И прошлое станет стихами». Он был издан областной юношеской библиотекой. На презентацию этого сборника пришли профессиональные поэты и критики, которые приняли активное участие в обсуждении творчества молодых авторов.
В год Книги клуб участвовал в областном конкурсе «Книга в моей жизни». Рассказ Ирины Турбиной «Письмо неизвестному герою» и эссе Натальи Кашириной «Белый конь» были отмечены компетентным жюри.
С октября 2007 года началось тесное сотрудничество библиотеки с Воронежским отделением Союза писателей России. Писатель Виктор Чекиров стал постоянным гостем заседаний клуба. Он проводит литературные консультации, готовит ребят к участию в творческих конкурсах.
Апрель этого года стал знаменательным в жизни клуба. В газете «Коммуна» вышло литературное приложение, полностью посвящённое творчеству молодых авторов. А затем состоялось областное совещание молодых литераторов, организованное Воронежским отделением Союза писателей России, на которое были приглашены и многие члены клуба «Молодые». Они представили своё творчество на суд, как своих ровесников, так и профессиональных писателей. Их стихи и рассказы были замечены и одобрены.
Для ребят областное совещание молодых литераторов стало хорошей школой мастерства, добавило уверенности в творческих силах и, может быть, подготовило стартовую площадку их литературной деятельности. Ведь молодым очень важна помощь и поддержка профессионалов.
Теперь немного о самих ребятах, членах клуба.
Сначала их было только трое: Милена Тимошенко, Наташа Каширина, Миша Хрынин. Они были совсем юными, но каждый из них интересен и одарён. Милена училась в музыкальной школе по классу скрипки. Яркая и эмоциональная, она напоминала птицу на взлёте. Это она написала своеобразный манифест клуба «Я поэт из двадцатого века». Наташа занималась в художественной школе и замечательно рисовала. Рисунки девочки были похожи на её стихи: изящные, лёгкие, окутанные дымкой романтики. Правдолюб и философ, Миша искал смысл жизни, отражая это в своих ещё несовершенных стихах.
Затем пришли другие ребята: очаровательная Вика Марьяновская, сейчас она студентка пятого курса музыкального факультета ВГАИ. Эта девушка пишет интересные стихи, много читает, замечательно играет на фортепьяно. Она учится, работает, принимает участие в международных музыкальных конкурсах.
Валерия Соболева пришла в клуб студенткой экономического факультета. Она и её стихи покорили всех. Сейчас Валера – кандидат экономических наук. В Москве вышла её книга по экономике. Жаль, что это не книга её стихов.
Женя Шамильпан – студент юридического факультета. Он первым из ребят откликнулся в своих стихах на трагедию в Беслане.
Толя Шумилов, очень добрый и надёжный, как его стихи, активно участвовал в работе клуба. На него всегда можно было положиться, его так и называли – рыцарь Толька. Теперь наш рыцарь – аспирант института теоретической и экспериментальной биологии им. Франка в Москве.
Однажды заглянула в клуб Ира Турбина, да так и осталась. Принесла свои стихи, непобедимый оптимизм и звонкий заразительный смех. Сейчас она преподаватель французского языка, но продолжает писать и отдаёт предпочтение не поэзии, а прозе.
Самым молодым членом клуба стала Вика Клочкова. Она была ученицей шестого класса, когда пришла в клуб. Озорная, как сорванец, девчонка не убоялась старшеклассников и студентов и чувствовала себя с ними на равных. За каждое слово в своём стихотворении, она дралась, как львёнок, и каждый раз, появляясь на заседаниях клуба, объявляла: «Я такое написала! Класс! Мне нравится!» Теперь Вика девятиклассница и автор нескольких рассказов. С одним из них она выступала на семинаре областного совещания молодых литераторов.
Аня Попова, Серёжа Боронин, Андрей Гончарук, Женя Жаркова, Юля Галенко, Надя Леонова, Дина Евстратова, Галя Новикова, Лена Сибирко, Оля Честнова, Эльхан Ширинов – о каждом можно рассказывать и рассказывать.
Они теперь совсем взрослые. Кто-то уже не пишет, кто-то вышел из состава клуба по тем или иным причинам, кто-то заглядывает совсем редко из-за нехватки времени. На смену им приходят другие мальчишки и девчонки. Но чем же был и есть клуб в жизни этих ребят? Какова роль таких творческих объединений? Здесь, в клубе, они встретили друзей, здесь они учились читать свои стихи перед аудиторией, учились терпимости и чуткости, учились принимать критику и держать удар. Именно в таких объединениях оттачиваются мастерство, вкус, профессионализм. В коллективном обсуждении, пусть даже горячем и категоричном, приходит к молодому автору понимание качества своего поэтического или прозаического слова. А творческое соперничество? Какой это стимул для развития и роста.
Молодёжные творческие объединения имеют большое значение для становления личности молодого человека и его способностей. Это хорошая школа работы над собой и словом, возможность общения с профессиональными поэтами, писателями, критиками. Это возможность впервые увидеть свои стихи или прозу напечатанными, донести до читателя то самое сокровенное, что жгло душу, сделать первый шаг навстречу профессиональному литературному творчеству.



Содержание

Евгений НОВИЧИХИН. Творчество писателей-воронежцев и литературно-критическая мысль

Иван ЕВСЕЕНКО. Современная русская литература и мировые вопросы

Виктор БУДАКОВ. Вызовы времени и писательская миссия

Вячеслав ЛЮТЫЙ. Второе дыхание

Екатерина МОСИНА. Преимущество мужской логики. (По поводу двух публикаций в русском литературном журнале «МОЛОКО»)

Владимир ВАРАВА. О жизни, о времени и пространстве. (Отчий край в творчестве Виктора Будакова)

Виктор НИКИТИН. Ад и Рай героя Ивана Евсеенко

Зоя КОЛЕСНИКОВ. Законы совести не стареют

Елена РОГОВА. Лирика Виктора Костенко:  перспективы освоения писательского наследия

Татьяна ТЕРНОВА. Рассказ Дмитрия Перевозова «День охоты»: к проблеме жанра

Людмила КУЗНЕЦОВА. Профессиональная поэзия непрофессиональных поэтов

Марина СЛИНЬКО. Первые шаги. (О работе «Союза Свободных Поэтов и Менестрелей – творческого объединения  при Воронежской ЦГБ им. А. Платонова)....

Ирина КУЗНЕЦОВА. Значение литературных объединений в становлении молодых литераторов
 

Тезисы изданы при финансовой поддержке
управления культуры и туризма Воронежской области




Воронежские писатели: XXI век
Литературно-художественное издание

Современный литературный процесс
и
творчество воронежских писателей

Тезисы творческой конференции.


Редактор Е.Г. Новичихин
Корректор К.И. Косенко
Художественный редактор Е.И. Мосина
Технический редактор А.В. Мосина

Подписано в печать 25.07.2008. Формат 60х84/16
Печать офсетная. Гарнитура «TextBook C». Усл.-печ. л. 5,8
Тираж 500 экз. Заказ № …….

Издательство «Река Времени»
394000, Россия, г. Воронеж,
Главпочтамт, а/я 104.
Т. (4732) 76-45-93, 565-000, 8-915-5-838-838.

Отпечатано в типографии ООО «Норма»,
394042, Воронеж, ул. Минская, 16.