Если бы знать... Часть 1

«Если бы знать… если бы знать… если бы знать..» - эта фраза пульсировала в висках, настырно не давая ни о чем думать, и это было хорошо. Думать сейчас было нельзя, потому что думы будили воспоминания, и становилось больно – больно – больно… больно в сердце и в голове… Женька сразу же хваталась за таблетки, с некоторых пор она боялась умереть, а Славик был еще совсем маленький… Теперь ей казалось, что младший сын – это та ниточка, которая привязывает ее к жизни, без него ей незачем было бы жить. Славик закончил первый класс. Он был странным мальчиком – тихим и молчаливым, в своих кругленьких очочках он был похож на Гарри Поттера. Женька родила его поздно, в тридцать семь лет. Хотя сейчас многие в этом возрасте рожают. Разница в возрасте со страшим, Алексеем, была пятнадцать лет. С Алешкиным отцом Женька давно разошлась, но Алешка был его живым напоминанием, напоминанием еще об одной боли в ее жизни.
Женьке в этом году исполнится сорок пять лет, она и выглядит на сорок пять, иногда – старше… Это когда воспоминания становятся нестерпимо яркими, живыми, осязаемой тенью сгущаются вокруг когда-то близкие люди, и Женьке становится страшно, она боится, что ее воспоминания утащат ее от Славика, и ее мальчик пропадет без нее. Тогда она начинает руками разгонять эти тени и торопится поскорее проглотить спасительные пилюли, после которых тени исчезают, и она судорожно обнимает  Славика.
- Мама, мама, тебе опять плохо? – спрашивает Славик, гладя ее по голове.
- Нет, нет, родной, мамочке хорошо, ты же рядом, - отвечает Женька, глотая слезы и стараясь не всхлипывать.
- Мама, а папа скоро придет? – спрашивает мальчик.
- Да, да, - торопливо бормочет она, целуя его в макушку и поднимаясь.
То ли таблетки подействовали, то ли слова сына об отце, который, и правда, должен был скоро придти с работы, вернули Женьку к действительности. Она пошла на кухню, накрывать на стол к ужину. Накормить – это была ее главная заповедь, ее стержень, что бы не случилось, она должна была в первую очередь всех накормить. Она любила и умела готовить, красиво накрывала на стол, была гостеприимна и хлебосольна. Наверное, у нее это было в крови, передалось от матери. Женькины руки привычно двигались, доставая кастрюли, тарелки, бокалы… А память привычно открывала картинки детства, такие знакомые, и все-таки каждый раз немного иные…

1.

Женька была единственным ребенком в семье. Мать ее, красивая, статная женщина, вышла замуж за ее отца, сорокалетнего маленького щуплого еврея, когда ей было уже за тридцать. Это был ее второй брак. Первый раз она вышла замуж по большой и страстной любви, он был спортсмен, красавец и, как водится, бабник. Прожили они вместе лет пять, детей не нажили, мать не могла терпеть его измены и развелась с ним. Но любить его она не переставала никогда. С отцом они работали в одном отделе в НИИ  чего-то-там, и он был ее начальником. Мать была эффектной женщиной, высокой, стройной, густые темные вьющиеся волосы, большие карие миндалевидные глаза с поволокой… Она чем-то напоминала Незнакомку с картины Крамского. В ухажерах недостатка не было, но она почему-то выбрала этого немолодого еврея с многочисленной родней. В тридцать пять она родила Женьку. Отец был бесконечно счастлив. Он обожал жену и дочь. Женька очень рано поняла, что из отца она может вить веревки, и пользовалась этим с тех пор, как начала хоть что-то понимать, то есть лет с пяти примерно. Отец занимал хорошую должность, прилично зарабатывал, да и мать была неплохим специалистом, так что дочка ни в чем не знала отказа. Девочка была симпатичная, смышленая, в меру капризная. Одевали ее как куколку. Да она и выглядела как фарфоровая куколка – черноглазая, румяная, пухленькая, с длинными каштановыми локонами и огромным бантом на макушке. Когда Женька должна была пойти в первый класс, отцу дали вот эту трехкомнатную квартиру в новом четырнадцатиэтажном доме, в которой Женька живет и сейчас со своей семьей. Училась она хорошо, учителя ее любили, особенно гуманитарии, позволяли ей вступать с ними в дискуссии, поручали ей делать доклады и проводить своего рода семинары по литературе, истории, экологии. У нее все это неплохо получалось. Она любила быть в центре внимания, она привыкла к этому и воспринимала как само собой разумеющееся. Мальчики носили за ней портфели и наперебой приглашали в кино и в гости. Лет с двенадцати у Женьки начались конфликты с матерью из-за одежды. Мать старалась привить ей вкус в одежде, умение сочетать предметы одежды между собой по цвету, форме и назначению, но ее попытки были тщетны. Женька могла запросто надеть зеленую спортивную кофту, красную шелковую косынку и желтую юбку в складочку – ей казалось, что это очень красиво! Мать насильно заставляла ее переодеваться, Женька кричала, что она имеет право носить то, что хочет, в конце концов, мать расписывала ей права ремнем по заднице и закрывала в комнате, не пуская ее на улицу в таком виде. Но все их разборки проходили без отца. Когда приходил отец, Женька начинала ему жаловаться на мать, но мать все переводила в шутку, а отец, чтобы не сердить мать, смеялся ее шуткам, а Женьке говорил, что маму надо слушаться, и обещал ей купить новую игрушку или платье. В результате их скандалы с матерью продолжались, но отцу Женька ничего не говорила, только в очередной раз просила купить ей новый наряд, а мать не возражала. Женька не была красавицей, но она была симпатична, у нее к пятнадцати годам сформировалась прелестная фигурка с узкой спиной, длиной красивой шеей, маленькой, но прекрасной формы, грудью, тоненькой талией и широкими бедрами. У нее были длинные красивые ноги с узкой коленкой и тонкой щиколоткой, маленькой изящной ступней тридцать пятого размера. Каштановые волосы падали пушистой вьющейся волной до середины спины. Отец по-прежнему одевал ее как куклу, делал это с удовольствием, но в воспитание ее не вмешивался, полагаясь в этом вопросе на жену. Мать же держала ее в ежовых рукавицах, по-прежнему контролируя, как она одета, и не разрешая пользоваться косметикой. Женька нашла выход – она спускалась к подруге на первый этаж, там рисовала себе боевую раскраску и шла гулять в другой двор или на школьную дискотеку, а перед тем, как идти домой, у нее же все смывала. Какое-то время это сходило ей с рук, пока однажды мать не встретила ее на крыльце дома. Женька стойко вытерпела наказание ремнем, неделю не ходила гулять, а потом потихоньку принялась за старое.
Бабушка, мамина мать, стала жить с ними, так как была уже совсем плоха, ничего не помнила, и даже не узнавала свою дочь. Мать разрывалась между работой и домом,  едва успевая ухаживать за больной старушкой и справляться с домашними делами. Но по-прежнему в доме был культ еды, красивого застолья, гостям всегда здесь были рады. Отец потихоньку начал выпивать. Женька не знала, почему. Может быть, ему не хватало любви и внимания жены. Он всегда знал, что она его не любит. Бабушка умерла, когда Женька училась в десятом классе. Женька плакала, ей было очень жаль ее, бабушка была такая тихая, интеллигентная, никогда не кричала и уж тем более не наказывала Женьку, что бы та не вытворяла.  Через полгода умер отец – у него оказался рак желудка. Это был настоящий удар. Отец так любил и баловал ее, она купалась в этой любви, она садилась ему на колени, гладила его лысину,  целовала, а он готов был отдать ей все, весь мир. Она любила кормить его, когда он приходил с работы. Мать разрешала ей накрывать на стол, когда она должна была ухаживать за бабушкой, и Женька с удовольствием сервировала стол к его приходу, подражая матери. Это были их ужины, их вечера, и оба были счастливы. И вот он умер. Он унес с собой любовь. Он бросил ее, оставил, предал. Женька захлебывалась рыданиями и не понимала, кого она жалела больше – его или себя. Мать ей не было жалко – ведь она не любила отца. Женька с трудом сдала выпускные экзамены, но учителя, помня ее активность и старательность, сделали все, чтобы аттестат у Женьки был приличный, то есть без троек. Впереди был выпускной бал, а за ним – совсем другая жизнь, без отца, без его любви и без его зарплаты. Теперь они с матерью могли полагаться только на себя.