Если бы знать... Часть 3

3.

В начале июля мать выписали после операции домой. Она похудела, побледнела, но была веселой, шутила, подругам по телефону говорила: «Ну, вот, вырезали все женское хозяйство, и кто я после этого?». Подруги в ответ тоже весело шутили и смеялись, а потом перезванивали Женьке и спрашивали, как мать себя чувствует. Женька тоже очень похудела, уставала с непривычки, как никогда.   «Слава Богу, хоть каникулы», - думала она. Утром она готовила матери завтрак, потом бежала на работу. В обед прибегала домой, чтобы покормить мать и самой перекусить, благо, аптека, в которой она работала, была недалеко от дома. Вечером ей еще нужно было пробежаться по магазинам, потому что в восьмидесятых купить что-то вечером в магазине было большой удачей. Придя домой, нужно было покормить мать, помочь ей помыться, приготовить на завтра что-то на обед и ужин и навести какой-никакой порядок в доме. Ни о каких вечеринках и думать не приходилось, потому что под вечер у Женьки едва хватало сил доползти до постели.  Но всему, как известно, приходит конец.  Мать поправилась и вышла на работу, и Женька могла пойти на вечеринку. Мать строго-настрого велела ей быть дома не позже десяти, поторговавшись с ней, Женька отстояла время возвращения одиннадцать часов вечера, и ни минутой позже. Переодевшись во второй раз, так как мать , как обычно, забраковала то, что надела Женька, она выскочила из квартиры и вместе с подругой Олей, что жила на первом этаже, отправилась в гости.
Вот уже почти год Женька проводила время в одной и той же компании. В ней было пять человек, составляющих как бы ядро компании, и человек восемь-десять, которые появлялись время от времени, потом пропадали, потом снова появлялись. Женька и ее подруга Оля были самые младшие, все остальные были старше года на три-пять, а то и больше. Собирались всегда в квартире у Надежды, молодой женщины, не отличающейся строгостью поведения. Квартира была трехкомнатная, с потрепанными, обшарпанными обоями, потертым полом и вечно грязными окнами. Родители у Надежды умерли, когда ей было семнадцать лет, «отравившись алкоголем», некоторое время ее опекуном был дядька со стороны матери, но как только Наде исполнилось восемнадцать, она переписала ордер на себя и дядьку попросила больше не беспокоиться. У нее периодически жил какой-нибудь очередной «друг» и каждый вечер собиралась веселая компания. В этой компании нравы были, прямо скажем, очень свободными. Там можно было попробовать все: спиртное, начиная с пива и заканчивая водкой, травку и «ширево», иногда героин, и секс – хоть индивидуально, хоть группой, тем более,  что из мебели в квартире, в основном, были диваны и кровати, а комнат было целых три, да еще и кухня с ванной. Женька была в этой компании «белой вороной». Она пила только пиво, и то не много, к наркотикам не прикасалась и ни с кем не спала. Все в компании относились к ней, как к маленькой девочке и даже по-своему заботились о ней и баловали, чем могли. Во всяком случае, при ней сексуальных оргий не устраивали. Женька, возможно, никогда бы и не пошла в эту компанию, если бы мать в свое время не запретила ей встречаться с Надеждой, сказав, что она женщина легкого поведения и не их круга, хотя она была знакома с ее матерью, давала иногда той денег в долг, а после их смерти помогала Надежде,  навещала ее иногда, и сама же познакомила ее с Женькой.
Когда Женька с Олей пришли, компания была уже в сборе, и все были рады Женьке, все улыбались, обнимали ее, целовали, как родные. Женьке так не хватало их любви, пусть временной, ненадежной, так не хватало ласки, хотя бы мимолетной, что она, впервые после смерти отца, почувствовала себя счастливой. Их усадили за стол, Женьке налили пива, Оле – вина.  Рядом с Женькой сидел неизвестный ей молодой мужчина с усиками, симпатичный, широкоплечий. Он разглядывал Женьку в упор и улыбался.
- Вероятно, вы и есть Женя, - обратился он к ней.
- Вероятно, - дерзко ответила Женька и покраснела.
- А меня зовут Владимир, - представился он, - будем знакомы.
- Может, будем, а может, нет, - опять дерзила она в ответ.
- Ну, что вы, как ежик, колючками ощетинилась, - засмеялся он, - пойдемте лучше танцевать, - и протянул ей руку.
Женькина маленькая ладошка просто утонула в его большой, твердой  и какой-то надежной ладони. Владимир, как и Женька, почти ничего не пил, они протанцевали весь вечер, пока она не спохватилась, что ей пора бежать домой, чтобы не опоздать к назначенному матерью времени. Он извинился перед хозяйкой, спросил у Женьки  разрешения проводить ее, и они вместе покинули веселую компанию. Владимир проводил ее до самой двери ее квартиры, дождался, пока мать откроет дверь, поздоровался с ней, пожелал им с Женькой спокойной ночи и откланялся. Женька закрыла дверь и прижалась к ней спиной, ожидая от матери очередного нагоняя за то, что ее кто-то провожал. Но мать только молча, с каким-то непонятным удивлением, посмотрела на нее и спросила: «Кто такой?».  «Это Владимир, - ответила Женька, - сегодня познакомились».  «Видный парень, - сказала мать, и, помолчав, добавила, - осторожней только, он ведь старше тебя лет, наверное, на пять, нет?».  «Не знаю,» - ответила та и пошла в к себе в комнату. Она пребывала в некотором недоумении. Женька прекрасно знала, что она чертовски привлекательна. К тому же она хорошо танцевала медленные танцы, а уж в быстрых ей просто не было  равных: еще будучи школьницей, она отзанималась два года в школе современного танца, и теперь сексуальность ее движений не оставляла равнодушным ни одного мужчину. Мальчишки, а потом и парни, потанцевав с ней, непременно напрашивались в провожатые и при первом же удобном случае лезли обниматься и целоваться. Владимир же даже не сделал попытки ее обнять, а на прощание поцеловал ей руку. По дороге он рассказал ей, что работает в школе, преподает русский язык и литературу, и еще ведет классное руководство. Школа, в которой он преподавал, была рядом с Женькиным домом. Он так смешно рассказывал ей о своих пятиклашках, какие они уморительные и милые, как с ними интересно и весело, что Женька подумала: «Вот, везет же некоторым, у нас почему-то не было таких молодых и симпатичных учителей!».
Потом он читал ей стихи Блока и Фета, Тютчева и Пушкина, и, готово дело, Женькина душа растаяла, как шоколадка на солнышке, потекла вся сладкими густыми полосками к нему, внимая его веселому голосу и тая еще больше от его ласковых взглядов. И вдруг он ее даже не обнял. Сердечко ее колотилось, обмирало, хотелось поцелуев и нежностей, а он церемонно поцеловал ей руку и ушел. «Раз он пошел меня провожать, значит, я ему понравилась, - думала Женька, - может, он меня тоже считает маленькой и глупой, как своих пятиклашек?». Ей не спалось, она ворочалась с боку на бок, вспоминала их короткую прогулку, и ей хотелось, чтобы скорее наступил завтрашний вечер, чтобы Владимир снова пошел ее провожать, и тогда уж она ему скажет, что она совсем не  маленькая, ей уже исполнилось восемнадцать лет. В Женькино окно стучался рассвет нового дня, когда она, наконец, уснула.