Рыболовы и вертолетчики

               

     Многое, при нашей работе на Кольском полуострове, было связано с вертолетами. Именно благодаря этим винтокрылым труженикам, нам удавалось быстро добраться до места расположения рыболовного лагеря на Поное от Мурманска, или ближайшего населенного пункта, имеющего статус районного центра, Ловозера. Вертолетами доставлялись все наши грузы, от топлива и стройматериалов до больших, американского производства, металлических плоскодонных лодок и продуктов питания. На них же к нам прилетали и группы  рыболовов - туристов из разных стран капиталистического мира. Фирме нашей, правда,  приходилось львиную долю своих доходов отдавать Аэрофлоту именно за использование столь дорогой техники. Но без преувеличения  можно сказать, что практически вся наша жизнь там зависела от них. Вертолеты привозили нам сжиженный газ в баллонах для кухни и подогрева воды в душевых, и вывозили из лагеря в больших полиэтиленовых мешках мусор, чтобы затем отправить его на помойку. Так или иначе, вся связь наша с внешним миром, тем или иным образом осуществлялась там не без помощи вертолетчиков и вертолетов, на которых они летали. Первыми, кто сообщил нам в 91-м году о государственном перевороте в России, и последующем крахе коммунистического режима, были именно вертолетчики, прибывшие к нам из Мурманска с этой вестью и с новым  трехцветным флагом России.
    Помню первый год работы в фирме Гарри Лумиса, когда мы стали создавать лагерь на реке Поной, рядом с устьем его притока – р. Пачи.  Тогда все приходилось начинать с нуля. Это позже основные наши поставки продовольствия и различного лагерного снаряжения стали идти из-за границы, а тогда.... Был 1989 год. В нашей стране еще только-только начались какие-то перемены к лучшему. Смягчились наши международные отношения, к нам стали чаще приезжать иностранцы,  да и во внутренней политике произошли кое-какие перемены. Но все еще многое для нас  было пока недоступно. Большую часть товаров, необходимых для создания и осуществления деятельности рыболовного лагеря, в Кольской тундре, приходилось «доставать», в Ленинграде или Мурманске, прилагая неимоверные усилия. Да и опыта у нас в этой сфере деятельности было маловато. Ничего удивительного, что первый, построенный нами лагерь, на Поное, был довольно примитивным и совсем не соответствовал тем требованиям, которые, предъявлялись к подобного рода предприятиям. Наши собственные представления о необходимом комфорте были тогда совсем еще примитивными и диктовались теми условиями жизни, которые были в нашем малоразвитом социалистическом государстве. Да и сами наши работники, прибывавшие из Ленинграда или из Мурманска, рыболовы и охотники, были преимущественно людьми, привыкшими к суровым условиям полевой жизни, и потому не придававшими значение многим «мелочам». А в сфере рыболовного бизнеса, как впрочем, и любого другого, мелочей не бывает. Именно от них порой зависел успех в работе.
      Поскольку для иностранных туристов, в особенности американцев, необходимо было ежедневно принимать душ, в первом построенном лагере мы поставили самодельную душевую кабинку со стенками из палаточной ткани на деревянном каркасе. Над душевой кабинкой поставили столитровый бак из нержавейки (в котором я когда-то перевозил в багажнике своих первых «жигулей», мальков рыб). Ну а воду приходилось заливать в этот бак вручную из стоящего рядом дровяного титана, который приходилось топить чуть ли не полдня. Надо сказать, что «веселая» это была работенка. Слава богу, что хотя бы воду из реки нам удавалось закачивать с помощью электрического насоса, который питался от небольшого электрогенератора.
    Сейчас уже с улыбкой вспоминается наша полевая кухня с земляным полом, в первом лагере на Паче. Сколоченная из необрезных досок, с большим трудом приобретенных в Ревде, и доставленных сюда на подвеске вертолета КА-32, она продувалась насквозь всеми ветрами. Электричества не было, поэтому не было и холодильников. Пластмассовые ящики-кулеры, в которых мы обычно хранили скоропортящиеся продукты, держали холод лишь до той поры, пока там сохранялся снег. Ну а снег необходимо было привозить на тех же вертолетах из северных районов полуострова.  Воду для мытья посуды  приходилось греть в кастрюле на газовой плите. А все тарелки, чашки и кастрюли после пребывания на открытом воздухе уже через час покрывались слоем серой пыли.  Короче, все это существенно отличалось от любого, создаваемого по западным стандартам западного лагеря.
     Но вот однажды случилась беда. Один из вертолетов КА-32, Мурманского авиаотряда, обслуживавшего нас, разбился. У него заклинило редуктор. Погибли все три члена экипажа. Полеты вертолетов на время были запрещены. Ну, а мы оказались отрезанными от внешнего мира. У нас заканчивалось продовольствие, а наши немногочисленные клиенты, которым надо было возвращаться домой, застряли у нас на неопределенный срок. Незадолго до того, произошло еще одно событие, которое основательно изменило мою жизнь в лагере. Наш русский повар был уличен в хищении продуктов, доставленных из-за рубежа для питания клиентов. Он был уволен и срочно отправлен домой без выходного пособия. А, надо сказать, что тогда для нас многое являлось диковинкой. Такие вещи, например, как жвачка, кока-кола, или «сникерсы» были недосягаемой роскошью, Тогда это всё. как и многие другие западные  товары можно было купить только на сертификаты, боны, выдаваемые лицам, посещающим зарубежные страны, либо на валюту в магазинах «Березка». Вот наш повар и не выдержал такого искушения. Естественно, встал вопрос:  а кто же будет готовить всем пищу?  Поскольку ни у кого подобного опыта не было, я, предложил свою кандидатуру для выполнения  этой неблагодарной работы. И попал, как кур в ощип.
    Как раз к этому времени во всех кулерах растаял снег. Не было снега и под ближайшими сопками. Продукты наши стали постепенно портиться. А у меня не было даже уксуса, чтобы отмочить и отбить запах у уже попахивающих цыплят. И вот я стал разводить в воде сухой порошок лимонно-апельсинового сока и в нем отмачивать злополучных кур, а потом жарить их с огромным количеством всяческих специй, дабы перебить неприятный запах. Другую часть цыплят пришлось закоптить, чтобы как-то их сохранить, и пустить в дело. Как на грех, в это же время на кухне закончилось и растительное масло, на котором готовилась большая часть блюд. Поэтому жарить мне пришлось на единственно имеющемуся у меня в наличии,  свином жиру – смальце. Если бы наши американские клиенты, повернутые на холистероле, увидели, на чем им готовят пищу,  многие из них, наверное, получили бы инфаркт. Чтобы как-то избежать «провала» я постоянно держал на столе рядом с газовой плитой бутыль с водой, на которой было написано: «wagetable oil». Когда, заглядывавшие на кухню клиенты, заставали меня за жаркой, я срочно хватался за эту бутыль для имитации процесса. Но если бы они еще узнали, из чего я готовлю суп, большую часть из них точно бы хватила кондрашка. Являвшаяся для нас в те времена чуть ли не деликатесом, свиная и говяжья китайская тушенка  «Великая стена», считалась у американцев вообще не пригодной для еды, как и сливки, которые нам привезли в большом молочном бидоне по большому блату из какого-то совхоза. Но за неимением чего-либо другого, мне приходилось, выбрав по возможности из банок с тушенкой жир, отправлять их содержимое в кастрюлю, в которую я потом добавлял разные овощи, специи и даже – кусочки лосося.  Всю эту мою стряпню клиенты безропотно ели, и даже нередко хвалили, а обилие специй считали, наверное, особенностями русской кухни. Поскольку была уже середина июля, то нередко выручали растущие здесь же поблизости разные дикие ягоды. Чернику и голубику я, не жалея, подмешивал в тесто для  блинчиков. Короче говоря, выручал наш известный принцип: хочешь жить – умей вертеться. Никто с голода не умер, но дня, когда снова разрешат полеты вертолетов, мы ждали как манны небесной.
     На следующий год, наша команда, учтя опыт предыдущего сезона, перебралась ниже по течению реки Поной, чтобы создать новый лагерь в районе устья реки Рябоги. Теперь уже большую часть оборудования и товаров для лагеря доставляли из Ловозера. Сюда, в Мурманск, был переправлен забитый до отказа большой, сорокафутовый контейнер, прибывший из США через Финляндию. Все это имущество требовалось доставить по воздуху в строящийся лагерь, за три сотни километров.   Здесь на холме рядом с террасой, где начали устанавливать палатки и разные подсобные помещения, была удобная площадка для посадки вертолетов. Поэтому на замену КА-32 пришли более вместительные и практичные МИ-8. Сюда же прилетали и МИ-2 с небольшими грузами или небольшими группами людей. И вот тут мы начали более тесно знакомиться с ребятами – вертолетчиками. Часть из них уже постоянно жила рядом с нами в лагере, а наверху, у вертолетной площадки были поставлены шестикубовые цистерны для топлива: бензина для наших лодок и авиационного керосина – для  вертолетов МИ-2. А мы стали постепенно приобщаться к вертолетам, на которых многим из нас  приходилось «налетывать» почти по сотне часов за месяц. 
   Пробовали ли вы управлять вертолетом? Боюсь, что большинство на этот вопрос ответят отрицательно. Так вот, вспомните, пробовали ли вы когда-нибудь стучать себя одной рукой по макушке, а другой, в это же время, - поглаживать по животу? Не у всех и не сразу это получается. Так и полет на вертолете мне чем-то напоминает такое упражнение. После того, как ребята – вертолетчики, работавшие с нами в лагере Гарри Лумиса на реке Поной, несколько раз давали мне уроки по управлению вертолетом, я понял, что все эти голливудские штучки, когда герой фильма вдруг садится и начинает управлять вертолетом, как заправский асс – чушь и абсолютно нереальная вещь. Совершенно не представляю, как им можно управлять, не имея огромного опыта, или хотя бы инструктора под боком. Мне это представляется куда более сложным, чем, например, летать на легкомоторном самолете. И хотя пилотом я никогда не был, все же летать самому на небольшом одномоторном самолетике (тоже с инструктором, правда), мне приходилось. На самолете, по крайней мере, понятно как ты управляешь им с помощью штурвала и педалей, поэтому еще остается время и на приборы поглядывать. В вертолете же так просто все не получается. Здесь для тебя многое остается  загадкой. Я, например, никак не мог понять, к чему приведут те или иные мои манипуляции с органами управления вертолетом. А любое неверное движение руки может привести к аварии. Я уж не говорю обо всех этих нормативах в эксплуатации такой машины, которые обязательно надо знать. Ведь двигатель вертолета, в отличие от автомобиля, или самолета, работает всегда в режиме, близком к максимально допустимому. Чтобы не вывести его из строя, ты должен точно знать, как долго можешь позволить двигателю работать на оборотах в 90-95 и более процентов от максимальных.  Надо очень хорошо чувствовать машину. Необходимо знать какой шаг винта ты можешь задать, и при каких оборотах, одновременно регулируя газ... да и много чего еще.  Если у тебя необходимых навыков нет,  можно рухнуть на землю в два счета. К чему я все это говорю? Да к тому, что наши ребята - вертолетчики были действительно классными пилотами, и понять все это можно было, только прочувствовав самому те сложности в управлении аппаратами, на которых им приходилось летать. Может быть, на современных западных моделях все это делает теперь за пилотов компьютер, но в наших МИ-2, весь компьютер должен был умещаться в головах, пилотирующих их людей.
     Именно благодаря мастерству, в большинстве своем, молодых ребят-вертолетчиков, мы могли выполнять свои задачи и быть спокойными за безопасность свою, и наших иностранных клиентов. Не раз и не два нам приходилось успокаивать своих гостей в сложных ситуациях, в которые мы нередко попадали. Ведь на зарубежных моделях вертолетов, имеющих значительно большую мощность двигателей, не знают, что значит взлетать на вертолете с разбега, «ловя ветер». У нас же, загруженные до предела МИ-2 нередко взлетали, подобно гусям, разбегаясь по краю обрыва, а потом «ныряя» с него, чтобы набрать нужную скорость, чем приводили многих наших клиентов в трепет. Думаю, такого выброса адреналина, при полетах на вертолете, у себя на родине, они не испытывали никогда. Здесь же наши пилоты выжимали все возможное из своих стареньких и давно морально устаревших машин, показывая чудеса пилотирования. В ряде случаев наши пилоты даже шли на нарушение запретов на полеты, объявляемых эпизодически. Они взлетали и перемещались всего в нескольких метрах над землей, чтобы их не засекли радары. И это на скорости более ста пятидесяти километров в час.
    Первый раз мне довелось испытать мастерство одного из наших вертолетчиков, когда мы с четырьмя американскими клиентами и еще одним нашим (помимо меня) гидом, полетели на МИ-2 ловить рыбу на ближайший к нам приток Поноя, реку Пурнач. Высадив первую пару рыболовов с гидом на одном из участков реки, мы пролетели немного дальше и сели невдалеке от места, которое у нас уже было известно под названием «канал». Здесь река, после широкого разлива, как бы входила в протоку, зажатую в каменистые берега. В конце протоки были небольшие пороги, где часто можно было поймать приличного по размерам лосося. Вообще, все это место было одним из лучших на реке. После порогов река опять расширялась и приобретала тихое, плавное течение на протяжении нескольких сот метров. Поскольку из моих двух клиентов одна была - девушка, то лучшее место пришлось предоставить именно ей. Брат ее пошел забрасывать свою «муху» выше по течению. Почти на первый же заброс моей клиентки, Лизы Экман, был выход довольно крупного  лосося, который явно обозначал здесь, занятое им место. Это был крупный самец, уже начинающий приобретать темную преднерестовую окраску. Он делал выходы за «мухой» раз за разом, выскакивая при этом почти полностью из воды. Потом интерес его к ней ослабевал, и нам приходилось менять «муху» на новую. Но он все не хватал ее. Наконец, раздразнив его крупной яркой «мухой», мы поменяли ее на небольшую, довольно невзрачного вида. Тут уж наш лох(в этом названии нет ничего обидного, просто так рыболовы называют лосося-самца, в преднерестовый период) не выдержал и "заглотил" приманку. Лиза издала победный клич и начала с ним бороться. Лосось рвался, выпрыгивал из воды и все пытался освободиться от крючка. Но моя клиентка уже имела приличный рыболовный опыт, к нам в лагерь приезжала не первый год, и уже знала, как противопоставить себя этому "папаше". Она тянула на себя и подматывала шнур, когда появлялась небольшая слабина. Но, когда в очередной раз рыба размотала весь ее шнур и начала с катушки вытягивать baking (удлиняющий, подмоточный шнур), соединение их не выдержало, и лосось ушел вместе с «мухой» и всем нахлыстовым шнуром. Лиза стала ругать в сердцах своего отца, которому доверила связать шнур с бэкингом. – Лучше бы уж я это сделала сама, глядишь и рыба бы моя не ушла. Расстроилась она, конечно же, здорово. Ведь она считала, что вот-вот вытащит этого здоровячка на берег. Пришлось срочно заменять ее снасть и начинать все заново. Но того крупнячка, конечно же, мы уже больше не видели. К тому же Лиза очень переживала за этого лосося. Всё спрашивала, как он будет жить с крючком во рту, да еще с тянущимся за ним шнуром. Я как мог, утешал ее. И вот через какое-то время, метрах в пятидесяти вниз по течению,я заметил, на противоположном берегу, Лизин ярко-оранжевый шнур, плавающий на воде в небольшой заводинке. Перебраться туда вброд даже в моих высоких неопреновых вейдерсах (рыболовных штанах), было невозможно. Но очень захотелось проверить, а вдруг рыбина еще там, на крючке? Я переговорил с нашим пилотом, и мы решили, что я десантируюсь на ту сторону с зависшего вертолета, соберу шнур, а он меня потом снова подберет. Так и сделали. Я спрыгнул в воду через боковую переднюю дверцу, и подошел к плавающему на воде шнуру. Конечно же, рыбина уже освободилась от крючка (как я и обещал Лизе) и ушла. Смотав шнур (который стоил около тридцати баксов), и сунув его в карман, я забрался на большой камень, торчащий из воды. Вертолет снова завис надо мной, едва коснулся одним из шасси камня, и я забрался в него через ту же открытую дверцу. Проделанный нами трюк, вызвал бурю оваций со стороны Лизы и ее брата, наблюдавших за всей этой процедурой. А вертолетчик наш, Сергей, заслужил особую благодарность и похвалу за свое мастерство.
     В другой раз аналогичные действия мы проделали уже вдвоем с нашим сотрудником, Андреем Великановым, также работавшим на Гарри Лумиса. Правда, в тот раз нам пришлось действовать в гораздо более драматической обстановке. Вместе со своим исполнительным директором из Финляндии, Эеро Петтерсоном, мы вылетели на разведку новых мест в низовья Поноя на МИ-2. Управлял им уже другой пилот, Саша (они у нас время от времени сменялись). С нами был и двенадцатилетний сынишка Андрея, Глеб. И надо же было такому случиться: пока мы пытались что-то поймать там на свою нахлыстовую снасть, Александр дал в руки Глебу ракетницу. Глеб выстрелил из нее, но при этом ракета, не догорев, упала на противоположный берег и подожгла там сухую траву. Хорошо, что мы с пилотом вовремя заметили, поднимающийся там дымок. Дождей давно не было, а довольно крутой противоположный берег был сплошь покрыт зарослями можжевельника. Ничего хорошего в такой ситуации ожидать не приходилось. Пожар мог разгореться в любую минуту. Мы с Андреем срочно бросили свои удилища и запрыгнули в вертолет, чтобы перелететь на ту сторону реки, и  загасить там распространяющийся вверх по склону огонь. К нашему счастью на вертолете был зазубренный топор и какая-то лопата. Андрей и я выбросились с зависшего у самого берега вертолета в воду, откуда торчали многочисленные камни, а крутой берег был так близко, что за него можно было задеть лопастями. Мы поспешили к месту, где уже начинало разгораться нешуточное пламя.  Хорошо, что у меня, в  отличие от Андрея, уже был определенный опыт в тушении лесных пожаров. Мы забрались по склону  выше того места, где горел огонь. Андрею я велел  срезать лопатой грунт, покрытый сухой травой и бросать его в огонь, чтобы тот не мог распространяться дальше по земле, а сам стал рубить тупым, постоянно соскакивающим с рукоятки топором, кусты можжевельника и мелкие березки. Тем, кто знает какая твердая у можжевельника древесина, не надо объяснять, что задача у меня была не из легких. Срубленные кусты и маленькие деревца, попадающиеся здесь, на возможном пути продвижения огня, я тоже бросал в огонь. Где-то уже через час работы, нам удалось сначала локализовать огонь, а потом и вовсе справиться с начинающимся пожаром. Мы спустились вниз, и зашли по пояс в воду в ожидании вертолета. Когда он подлетел и завис над нами, мы по очереди забрались в него. Таким образом, благодаря тому, что мы вовремя заметили дым, а также мастерству нашего пилота, нам удалось избежать очень неприятного эксцесса. А Глебу был преподан хороший жизненный урок.
      Но самый, пожалуй, высший класс показал наш пилот с Ми-2, Николай Когин, к сожалению, уже много лет как от нас ушедший. Он был вертолетчиком, как говорят, от бога. Как-то раз с его участием у нас в лагере на Рябоге произошел один забавный случай. Один из приятелей нашего босса, Гарри Лумиса, Джон Вебстер, вернувшись из полета на рыбалку с Николаем, решил с ним выпить. Вечером, в большой обеденной палатке, где уже собрался народ, он подозвал меня и попросил ему переводить. Он предложил Николаю выпить с ним на брудершафт по-русски, по стакану водки. У всех на виду они выпили всю водку залпом. А надо сказать, что Джон был по габаритам примерно вдвое больше Николая. Оба с достоинством выдержали испытание. Но когда я сказал, что по-русски надо закусывать соленым огурцом, а не булочкой с арахисовым маслом, Вебстер предложил исправиться и повторить. Он срочно принес с кухни пару pickled cucumbers (маринованных огурцов) и налил снова обоим по полному стакану.  Николай тут же взял стакан с водкой в руку. Надо было видеть лица наших клиентов, с ужасом наблюдавших за всем этим шоу. Когда они выпили, одна из клиенток спросила: «Это наш пилот, который повезет нас завтра на реку?»  Я ответил, что, да! Тогда они запротестовали и заявили, что не полетят с ним завтра. По их мнению, такая доза была немыслима, а он назавтра будет совсем больной, и не сможет вести вертолет. Мне пришлось их успокоить. Я сказал, что сегодня же он летал!? Что он уже привык к такому. И действительно, назавтра он был как стеклышко и все, кто был с ним, были успешно доставлены на реку и обратно. А уже через пару дней он вообще совершил чудо.
    В этот день двое наших русских ребят, один из Питера, другой – Мурманский, должны были перегнать вниз по течению из лагеря на Рябоге, небольшую металлическую плоскодонную лодку, «Grumman», на один из наших рыболовных участков. Лодка эта была одной из первых, доставленных нам в лагерь из Америки, и ходила она под моим небольшим отечественным мотором «Ветерок-12». Как это водится у нас, ребята слегка выпили перед выходом и расслабились. Кончилось же их путешествие тем, что проходя через пороги, они не подняли мотор и зацепились им за камни. Лодку на сильном течении приподняло носом кверху и стало заливать с кормы водой. К нашему общему счастью, мы все это вовремя увидели, так как в это время возвращались на вертолете со своими клиентами с рыбалки в лагерь; и вез нас именно Николай Когин. Увидев такую трагическую картину – ребят, терпящих бедствие посреди бурной реки, я сказал Николаю садиться прямо на берегу, напротив. Попытавшись войти в воду в этом месте, я сразу понял, что из-за течения мне к ним не добраться – сносит. Тогда, недолго думая, Коля попросил меня всех высадить из вертолета. Когда все вылезли, Николай взлетел и завис прямо над ребятами, сидящими как зайчики, на сильно задравшемся носу лодки. Он открыл правой рукой переднюю дверку и, зависнув с ювелирной точностью,  на машине точно над носом лодки,  велел терпящим бедствие, забираться вовнутрь. Как зайцы, спасаемые дедом Мазаем, они пробрались по очереди в вертолет, и Коля доставил их живыми-невредимыми к нам. Не зная как поступить, поскольку пассажиров получалось уже не шесть, а восемь, и был явный перегруз, я хотел было, остаться здесь с еще одним наши гидом из Америки, Дэйвом, и ждать возвращения вертолета, но Когин решил, что заберет всех за один раз. Мы с трудом разместились внутри, и Николай, каким-то чудом разогнавшись по узкой прибрежной полосе, взлетел. А уже примерно через  час мы  все собрались за столом на ужин, и провозглашали тост в честь спасителя потерпевших кораблекрушение, за Николая. Вот такие у нас в России бывают простые герои.
    Кстати, за одного из таких героев, за Михаила, одного из вертолетчиков, работавших в те годы с нами, вышла одна наша работница, бойкая американская девчонка Джулия. Она прекрасно говорила по-русски еще тогда, когда я ее встретил во время моего пребывания в США в 1990-м году. Тогда она работала официанткой в одном из ресторанов в Портленде. Ей очень нравились все наши молодые ребята – вертолотчики (как она их называла), но выскочила она замуж все-таки за Мишку. Теперь полгода она проводила в Америке, а полгода - в Мурманске, где у нее была работа и куча друзей, в том числе, бывших соратников мужа. А ее Михаил и их дочка теперь прекрасно говорят как на английском, так и на русском языке.  Живут они, то тут, то там, но все же, по большей части, – в Америке. А сама Джулька уже говорит по-русски так, что не отличишь от нас, и даже слово ВЕРТОЛОТ она произносит теперь совершенно правильно. Правда, отряд вертолетчиков в Мурманске вскоре основательно поредел, поскольку там, в местном авиаотряде возникли серьезные финансовые проблемы. Многие ребята ушли. И, может быть, вовсе бы они исчезли, если бы не выручали иностранные фирмы, что капитально обосновались на водоемах Кольского полуострова, обслуживая богатых рыболовов со всего света. А вот Николай Когин, герой нашего рассказа, нелепо погиб под колесами какого-то мурманского лихача. Пусть земля ему будет пухом.
   Да, что можно сказать? - Вертолетчиком быть нелегко. А в нашем государстве - и подавно!
   
                R.V.  ,   Санкт-Петербург, 2009г.