Все по прежнему в Бухаре

Ёлка осыпалась окончательно.
Последняя хвоинка покинула ее уже лет пять как. Только сухой метровый ствол и отдельные сухие, ломкие веточки, плюс живучий запах хвои,- вот и всё, что могло напомнить в глубине Кызыл-Кумов о прошлом.
Он и не помнит – сколько лет уже живет здесь, в этой войлочной юрте.
Он даже не помнит – сколько ему лет.
Костер тлел, сжигая остатки саксаула, плохо здесь с топливом.
Но никогда не приходило ему в голову бросить в огонь это подобие дерева, этот жалкий остаток прошлого.
Как бросить в костер саму память? Память не горит.
Она может только умереть вместе с её носителем.
В его календаре не осталось событий - всё позади и счёт дням давно потерян.
Только один день в году, он втыкал посреди юрты остаток ёлки, украшал цветными тряпицами и начинал разговор со старым псом:
- Она была красива, Арслан, так красива, что я не мог поверить, что эта пери обратила на меня внимание.
В Бухаре много красавиц, Арслан. Но я видел только Фатиму.
Той зимой я приехал в город и удачно продал фигурки, которые сам вырезал из саксаула.
Ей понравился крылатый конь.
- Где ты мог видеть крылатых коней, - спросила она.
А я видел только её глаза над чадрой. Это - удивительные глаза. Добрые и грустные, как у старого бухарского еврея, и в тоже время - ясные и дерзкие. Казалось светят они даже через ткань паранджи.
И я сказал, что в её глазах я вижу все сказки мира. 
Эти глаза смеялись, а мы говорили, говорили и говорили.
Новый Эмир Бухары учился в Петербурге и, вернувшись, стал вводить новшества, нередко встречая сопротивление сторонников старого уклада.
Стало меньше палочных наказаний и казней, меньше податей, больше свобод для дехкан и ремесленного люда.
Впервые Бухара увидела невиданное колючее дерево, похожее на арчу.
Впервые в городе праздновали Новый Год, как в соседней Великой Империи.
Я купил одно небольшое колючее деревце – за большие деньги. Дух свободы? Нет, пока - ветерок.
Почувствовав дыхание свежего ветра, я послал сватов к отцу Фатимы.
Богатый бей отказал простому дехканину.
Тогда я похитил её, Арслан.
Аллах видит, мы любили друг-друга.
В моем кишлаке мы жили счастливо, до самой весны. Только до весны, Арслан.
Весной в кишлак прибыл бей со своими нукерами.
Их сабли не щадили ни малого не старого.
Не пощадил отец и дочь, посягнувшую на основы шариата.
Увидев мою любимую мертвой, мой нож прервал дыхание подлого бея и двух-трех его приспешников.
Сам я упал раненый, рядом с их окровавленными телами.
Я выжил, Арслан, но жить не хотелось.
Погрузив немудреный скарб на верблюда, удалился в пустыню - подальше от людей.
Здесь я могу вырезать свои сказочные фигурки.
Но жизнь! Жизнь осталась там - с моей Фатимой. Жизнь - не сказка, Арслан.

В Бухаре стало все по-прежнему - Эмира зарезали в его же дворце. Пойдём, старый друг. Я покормлю тебя, в честь праздника, чем-нибудь вкусненьким.